Последний шедевр

– Значит пойдем туда вместе, – твердо сказал Аспис. – Проедусь по ним так, что мало не покажется.

– А что за перемена настроения от предложения поискать до желания пытать организаторов? – Я переложил телефон в другую ладонь и зажал его между щекой и плечом.

– При встрече обсудим.

– М-да.

– Меньше слов, больше дела. Отправь мне адрес их офиса и забирай автодом с парковки. Встретимся там.

6

– Стойте! – воскликнул смотритель, когда дверь галереи распахнулась так, что едва не пробила дыру в противоположной стене, ударившись в нее ручкой. Я едва успел поймать ее, чтобы меня не убило ее закрывающейся дубовой створкой.

– У меня назначена встреча, – безапелляционно ответил Аспис.

– Начальник просил не беспокоить…

– Я сказал, у меня назначена встреча. – Аспис резко развернулся в сторону смотрителя, который торопливо бросился вслед за моим другом, чтобы попытаться его остановить. Полыхнув взглядом черных глаз, Аспис словно пригвоздил бедного пожилого охранника к месту и кивнув мне, продолжил чеканить тихую обстановку галереи своим армейски широким шагом.

Решительно щелкнув ручкой кабинета, он вошел внутрь. Не здороваясь и не дожидаясь встречных вопросов, бросил на стол сидевшего внутри директора распечатанную фотографию полотна, которое прислала нам Белозерова.

– Что вы тут делаете?! – Мужчина, сидевший за столом поправил очки и отодвинулся подальше, вжимаясь спиной в стул. – Что за ненормальное поведение?!

Я торопливо прикрыл за собой дверь кабинета и прижался спиной к деревянной поверхности. Если кто-то попытается сюда зайти, я постараюсь его задержать.

– Михаил Александрович, я пришел сюда за ответом, мне глубоко плевать, если мое поведение идет вразрез с нормальным. – Аспис кивнул на распечатанный снимок холста. – Чью картину вы продали Белозеровым?

– Почему я вообще должен с вами разговаривать? – Михаил Александрович пытался бодриться, но в его голосе улавливались нотки нервной дрожи. – Информация о моих клиентах конфиденциальна.

– Вы продали семейной паре проклятое полотно, – перебил его Аспис.

Михаил Александрович тихо усмехнулся, но этот смешок был больше похож на лопнувший шарик.

– Уважаемый… как вас…?

– Неважно.

– Хорошо. – Михаил стиснул шариковую ручку так, что побелели костяшки пальцев. Вжавшись в свое кресло как в последнюю опору, он посмотрел на распечатку. – Вы же знаете, что проклятие – это всего лишь легенда, которая позволяет приписать значительное количество нулей к ценнику картины. В теории, конечно…

– Теории я привык ставить под сомнение, – резко ответил Аспис. – Включая свои собственные, если факты говорят об обратном.

– Голубчик, какие факты…

– Белозерова впала в кому. Мне звонил ее скептичный муж и умолял спасти супругу. Он ведь совсем недавно приобрел полотно на вашем аукционе.

По моей спине побежал холодный пот, я словно врос в тот участок пола, где стоял, не в силах что-то сказать. Белозерова впала в кому?! Быть того не может, еще утром с ней все было хорошо.

– Я…

– И вы прекрасно знали, что, черт возьми, предыдущий владелец полотна хотел от него избавиться, а не передать следующей семье. – Аспис сверкнул глазами. – Имя предыдущего владельца. Быстро.

– Антон Земских, – упавшим голосом произнес Михаил Александрович. Над его верхней губой выступили капли пота. – В мире не существует никаких проклятий, этого быть не может!

– Тем не менее вы назвали мне фамилию. – Аспис открыл дверь и на мгновение задержался в проеме. – А мир, уважаемый директор, вообще очень абсурден и жесток. Если я узнаю, что из под вашего молотка уйдет еще одно полотно с дурной историей, которая будет подтверждаться фактами, то следующая наша встреча состоится в более уединенном месте. И я уже не буду выбирать выражения.

– Вы мне угрожаете?

– Всего доброго, Михаил Александрович.

Аспис хлопнул дверью с такой силой, что в кабинете со стены сорвалась какая-то рамка, громко лязгнув об каменный пол.

Мы молча покинули галерею, и, вопреки моим опасениям, никто не старался остановить нас на обратном пути. Усевшись на пассажирском сиденье автодома, я тут же включил кондиционер. Аспис рядом несколько раз попытался неудачно пристегнуться, и ругнувшись, щелкнул замком так громко, что едва его не сломал.

– Ты мне не сказал, что Белозерова в коме, – решился нарушить тишину я.

– Сказал же – при встрече обсудим. – Аспис нервно постукивал пальцами по рулю.

– Уверен, что дело в полотне?

– А ты думаешь, что кома на ровном месте случается от переизбытка счастья в личной жизни? – огрызнулся он. – Конечно, в полотне.

Я уткнулся в телефон.

– Что ты там ищешь? – спросил он, сменив грозный тон на более усталый.

– Адрес Антона Земских. Проблем не должно быть, человек известный, живет недалеко.

– Поехали. У нас мало времени.

Я ввел адрес в GPS на панели, и Аспис вдавил педаль газа в пол. Земских Антон точно так же, как и Белозеровы принадлежал к касте богатых мира сего, поэтому жил в своем собственном особняке. Подобные дома находились в каждом городе на тихих улочках, петлявших возле центра города, все еще находясь поближе к городской жизни, но прячась за высоченными заборами в тишине просторных дворов.

– Что ты нашел про художника Аристова? – спросил я, когда мы свернули с запруженного машинами шоссе на более уединенную улицу.

– Девушку с портрета зовут Алина, – отозвался Аспис, не сводя пристального взгляда с дороги. – Огромная любовь художника, которая умерла, и Аристов, не вынеся душевных страданий, написал ее портрет, чтобы образ жил вечно.

– Знакомый расклад, – задумчиво сказал я. – Призрак, заключенный в портрете, хочет на свободу, поэтому громит все вокруг.

– Это не единственная картина на моей памяти, которая хранит в себе душу умершего человека, – возразил Аспис. – Зачем ей смерть хозяйки дома?

– Месть.

– За что?

– За… – Я прервался на полуслове, стараясь сопоставить факты из биографии с действиями мстительного призрака. – Не знаю, за что она может мстить Ольге, которая ни в чем не виновата.

– В головоломке не хватает деталей. Нам нужно выяснить у Земских, зачем он избавился от портрета настолько быстро и неосторожно, что холст тут же ушел с молотка.

Особняк Антона Земских казался опустевшим и совершенно заброшенным. Если бы не горевший внутри свет и не мужчина, стоявший на крыльце, я бы подумал, что это место покинули в страшной спешке, а потом природа взяла свое, запутав сад тяжелыми лозами и высокой травой.

– Вы по какому поводу? – обратился к нам мужчина с крыльца, когда мы с Асписом покинули минивэн.

– С кем имею честь? – Аспис сменил холодный тон на чопорную вежливость.

– Дворецкий. Вы хотели видеть хозяина?

– Да, мы по поводу полотна, которое он отдал в картинную галерею, – спокойно ответил Аспис. – Можно нам пройти?

– Хозяин сейчас в саду, – мягко ответил дворецкий. – Почему вас заинтересовал портрет?

– Потому что его продали в семью, и он снова начал убивать. – Слова Асписа повисли в летнем спокойном воздухе как едкий дым. – Вам что-нибудь об этом известно?

– Если дело настолько важное, то я мог бы поделиться своими наблюдениями.

– Мой напарник пообщается с Антоном Земских, а я бы с удовольствием остался здесь и задал вам пару вопросов. – Аспис подтолкнул меня вперед. – Будь, пожалуйста, аккуратнее в выражениях и постарайся узнать как можно больше.

– Я же не ты.

Дворецкий кивнул и указал мне в сторону сада, который хоть и выглядел как заброшенный островок дикой природы, но былое величие фонтанов, резных скамеек и оград все еще проглядывалось через темно-зеленую пелену растительности. Скрипнув калиткой, я прошел через небольшой цветник и очутился на поляне за домом. Слева – высокая холодная каменная стена дома, справа – сгорбившаяся фигура хозяина, склонившегося над чем-то, что мне не удавалось разглядеть.

– Вы Антон Земских?

Хозяин обернулся. Его пустой взгляд и безвольное лицо не выражали никакой тревоги или любопытства, он словно смотрел сквозь меня, а затем его внимание снова вернулось к…

– Это памятник вашей жены? – спросил я, кивая на надгробие. – Примите, пожалуйста, мои соболезнования.

– Я слышал ваш разговор с Николаем. – Стиснутые губы Антона слегка дрожали. – Это правда, что Михаил Александрович перепродал портрет вместо того, чтобы его уничтожить?

– Правда.

Земских замер, словно борясь за следующий вздох. Цепочка на его шее покачнулась, в летних отблесках сверкнуло обручальное кольцо, которое он носил поближе к сердцу. Потерев грудь ладонью в том самом месте, где памятная вещь касалась тела, Антон с трудом опустился на садовую скамью и жестом призвал меня сделать то же самое.

– Если вы поклянетесь уничтожить портрет, то я расскажу все, что знаю. – Антон бережно коснулся обручального кольца на цепочке. – Я не хочу, чтобы вы перепродали его кому-то еще.

– Как бы сказал мой друг – наша преданность человечности сильнее преданности чему бы то ни было.

– У вас очень мудрый друг.

Легкий порыв летнего ветра зашумел в листве деревьев, зашептал в траве и цветах, словно старый сад облегченно вздохнул.

– Вы, наверное, знаете, что модель Аристова погибла при невыясненных обстоятельствах.

– Да, мой друг мне уже сказал, хотя про невыясненные обстоятельства слышу впервые. – Я замолк, стараясь подобрать слова. – Ваша жена…

– Она впала в полуобморочное сознание и через пару дней скончалась. Сразу после того, как мы принесли портрет с аукциона.

– То же самое сейчас происходит с новой хозяйкой картины. Как вы думаете, чего желает портрет?

– Я не знаю, – бесцветно отозвался Земских. – Почему бы ему было не убить меня? Этот призрак с портрета словно мстил счастливой в браке женщине. Она ведь не виновата, что я ценил искусство превыше осторожности.

– Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– Вы уже это говорили. – Земских отвернулся, скорбно взирая на надгробие. – Больше мне нечего вам рассказать. Есть только огромная просьба избавиться от полотна как можно скорее. Будьте аккуратней, в нем есть какая-то притягательность, которая однажды помешала мне.

– Конечно. – Я поднялся со скамьи. – Я ничем не могу вам помочь, но единственное, что мы точно сделаем – убедимся, что картина больше никому не навредит.

– О большем я и не прошу.

Покидая сад, я обернулся на сгорбленную фигуру Антона Земских. Он снова занял свой молчаливый пост возле надгробия жены. Тяжело вздохнув, я двинулся к воротам, где мы оставили свой минивэн. Аспис и дворецкий Николай стояли на крыльце и курили. Дворецкий что-то мрачно рассказывал Аспису, явно завершая свой монолог. Заметив меня, Аспис торопливо затушил сигарету и коротко попрощался с новым знакомым. Не сговариваясь, мы двинулись к минивэну, я залез на пассажирское сиденье и вжался в спинку, словно прячась там от беспросветных последствий той истории, которые я увидел собственными глазами.

– Алину кто-то убил, – наконец сказал Аспис. – Поэтому, чтобы избавиться от привидения, нам придется сжечь портрет.

– Да, Земских говорил, – вяло отозвался я, поворачиваясь к окну.

– Ты в порядке?

– Картина в самом деле убила его жену. – Я поджал губы. – Когда слышишь об этом от других, то это не настолько трогает, как когда общаешься с горюющим супругом. Это несправедливо.

– Не ищи справедливости в этом мире, Гарри, – сказал Аспис, выруливая на шоссе. – Есть только причины и следствия. Искусство не терпит наивности. А жизнь, к сожалению, ей полнится.

До пострадавшего от проклятия поместья мы доехали довольно быстро. Как только минивэн въехал на подъездную дорожку, дверь сразу же распахнулась, и на крыльцо, запыхавшись, выбежал уже знакомый нам Белозеров. Воротник его рубашки помялся, словно костюм был уже далеко не первой свежести. Оно и понятно – состояние жены выбило педантичного скептика из колеи.

– Слава Богу! – воскликнул он, неестественно быстро для своей комплекции подбегая к минивэну и стискивая руку Асписа мощным рукопожатием. – Ольге все хуже, врачи ничего не могут сделать. Она сейчас в больнице под наблюдением, но…

– Где портрет? – спросил я, перебив поток нервной болтовни, она бы сейчас никак не помогла.

– Я запер его на чердаке, но это не помогло. Жене все хуже.

– Нам нужно его увидеть, – резко сказал Аспис. – Убийство не дало упокоиться душе Алины, пристанищем для которой могло стать последнее ее изображение.

– Конечно, я отведу вас, – словно на последнем издыхании произнес Белозеров. В глазах убежденного скептика померкла всякая надежда. Он был готов спрятаться от портрета, в ценность которого еще пару дней назад верил гораздо больше, чем в ценность жизни своего любимого человека.

Мы двинулись в сторону дома. Поднявшись по винтовой лестнице, вошли в душную чердачную комнатку. Белозеров шагал позади, круг его фонаря скакал по выцветшим белесым обоям, мы с Асписом возглавляли процессию.

– Он здесь, – выдохнул Аспис и безошибочно повернулся в сторону портрета за несколько мгновений до того, как яркий луч фонаря прыгнул на холст, освещая печально-прекрасный портрет Алины. Фотография, присланная Ольгой, не передавала того невыносимого тянущего чувства в грудной клетке, которое появилось у меня при взгляде на полотно. Глядя на холст, освещенный лишь подрагивавшим светом фонаря, я прерывисто вздохнул. Пейзаж и девушка на нем словно шевелились, ее призрачная гибельная красота просачивалась в мой мозг, поэтому мне пришлось решительно тряхнуть головой.

Помни про притягательность!

– Времени нет, Аспис, – сдавленно произнес я, заметив, что друг тоже медленно проваливался в пленительные мрачные чары полотна. – Нужно его сжечь.

– Сжечь? – придушенным тоном переспросил Белозеров. – Как сжечь?

– Если холст стал могилой духа, то другого варианта у нас нет. – Аспис крепко ухватился за раму портрета и решительно снял его со стены. Повернувшись в сторону выхода, внезапно столкнулся с растерянной нерешительностью Белозерова, который не спешил отойти в сторону. – Какие-то проблемы?

– Она же стоит целое состояние…

– Хотите проверить, добьет жену или нет?

– Но ведь так не бывает! – Белозеров прервался. – Проклятий не существует, это просто не может быть картина!

– Факты не перестают существовать от того, что их игнорируют, – бескомпромиссно парировал Аспис. Костяшки его пальцев, стискивавших раму, побелели. – Факты не зависят от того, верите вы в них или нет. А с последствиями вашего отрицания приходится бороться другим людям.

– Да ведь вы понятия не имеете, о чем говорите! – вызывающим тоном выкрикнул Белозеров.

Аспис втолкнул картину в его одеревеневшие ладони, и локти совершенно обескураженного мужчины еще крепче впечатались в ребра.

– Подавитесь своим холстом. Не забудьте достать черный костюм для похорон жены, когда ваша бессмысленная упертость отступит. – Оттолкнув опешившего Белозерова, он двинулся к двери. – Гарри, мы уходим. Шевелись.

Протиснувшись мимо притихшего и громко сопевшего Белозерова, я тоже поторопился к выходу. Как это обычно бывало, уйти далеко нам не позволил окрик одумавшегося хозяина полотна.

– Остановитесь! – Негодование сменилось досадой от собственного бессилия. – Делайте все, что нужно. Пожалуйста, спасите Олю.

Вечерело. Белозеров самостоятельно вынес портрет на задний двор и просто следовал указаниям Асписа. Я стоял как последний дурак, сцепив руки в замок и глядя на портрет, прислоненный к железному штырю, который мы достали из ящика с инструментами в фургоне. По коже бежали мурашки, проклятое изображение словно пригвоздило меня к траве. Белозеров, скукожившись и поджав губы, стоял рядом.

– Господи, скорбящие родственники собрались.

Раздраженный голос Асписа резко скинул с меня плотное покрывало таинственного очарования. Открыв пластиковую канистру с бензином он постарался равномерно облить холст горючей жидкостью, а потом ругнулся, когда после неудачного взмаха перепачкал брюки. Ловко достав из кармана пиджака пачку сигарет, он зажал одну в зубах, чиркнул зажигалкой и с удовольствием прикурил.

– Гори ясно, чтобы не погасло. – Затянувшись сигаретой, он бросил зажигалку в портрет Алины.

Пламя взвилось в воздух. Хотя я знал, что полотна плохо горят, пропитанная бензином рама сразу же вспыхнула как сверхновая звезда. Белозеров испуганно отшатнулся и замер в воинственном ожидании, словно оттуда должен был выпрыгнуть мстительный призрак. Аспис усмехнулся.

– Вы надеялись на детонацию? – уточнил он, снова затягиваясь и выпуская в воздух сизый сигаретный дым.

– Не думал, что это будет настолько быстро и просто. – Белозеров смотрел на холст, охваченный пламенем с долей разочарования и беспомощности. – Что дальше?

– Нам пора ехать, а вашей жене в скором будущем станет намного лучше, – отозвался я и постарался улыбнуться. – Все самое страшное позади.

Хозяин полотна остался у костра, коротко нас поблагодарив. Словоохотливость в подобных ситуациях была свойственна немногим, поэтому мы не стали инициировать разговор и, попрощавшись, двинулись к минивэну.

Наша работа здесь была закончена.

6

На обратной дороге Аспис подбросил меня до бара и сказал, что встанет неподалеку от окраины города на берегу реки. Пообещав прислать адрес сообщением, он заверил, что такси туда точно доедет, попросил не напиваться и уехал.

Мне смертельно хотелось поужинать в людном месте, а Аспису хотелось ровно противоположного.

Сегодня был будний день, поэтому аншлага в баре не наблюдалось. По кремовым стенам тянулись дубовые полки с алкоголем, черный квадрат меню с меловыми записями продуктов и цен, ряд высоких барных стульев вдоль стойки. Внутри висел тяжелый теплый запах пива, перемешивавшийся с сигаретным дымом. Двое мужчин играли в бильярд возле громадного радио, еще несколько человек сидели за столиками на диванчиках с высокими спинками. Шаркая ногами, я добрался до стойки и плюхнулся на первый свободный стул. По телевизору, висевшему на кривой подставке, крутили новости. Ничто так не убивает любовь к человечеству, как хотя бы десять минут просмотра новостей.

Я заказал пива и куриных крылышек. Не замечая никого и ничего вокруг, осушил пару стаканов еще до того, как притронулся к еде. Дождавшись, когда алкоголь начнет расслаблять тело, я повернул голову, чтобы оглядеть бар.

Совсем рядом сидела молодая рыжеволосая девушка в светлых джинсах и розовой футболке. Она разложила на стойке большую книгу с лощеными страницами и мечтательно их перелистывала. Сначала мне показалось, что это модный журнал, но, присмотревшись получше, я узнал в книге один из путеводителей по местной графике, живописи и скульптуре. Необычная литература для бара. Пиво уже хорошо ударило мне в голову, поэтому я решил высказаться.

– Будьте осторожнее с картинами.

Девушка подняла на меня зеленые глаза, словно не понимая, к ней ли я обращаюсь. Припав к стакану, я отпил еще пива и вздохнул.

– Осторожнее? – переспросила она. – Почему?

– Иногда картины хранят в себе мрачные тайны. – Я уставился на тарелку куриных крылышек. – Извините, выпил. Увидел, что вы листаете эту книгу и не смог заставить себя заткнуться.

– Все в порядке. – Девушка улыбнулась. – Вы правы, у некоторых картин очень мрачная история.

– Просветите меня. – Я повернулся к девушке и нелепо оперся локтями на стойку, чтобы подпереть подбородок руками. Она хихикнула и перелистнула страницу.

– Сразу ничего не приходит в голову. – Девушка явно заинтересовалась моим предложением поделиться наблюдениями. – Ну, например, я знаю картину «Луга Асфоделя».

– А-а-а, это на которые смотришь и проваливаешься в картину? – хмыкнул я. – Миф.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – Я вгляделся в надпись вверху страницы. – Здесь написано, что путеводитель по местным художникам. Есть что-нибудь интересное?

– Да, я знаю одну местную легенду. Но это всего лишь слухи.

– Обожаю слухи. Я весь внимание.

Девушка снова рассмеялась и перелистнула несколько страниц, выискивая нужное полотно.

– Много лет назад в этом городе жил психически нестабильный мужчина, который убил свою любовницу. – Девушка нахмурилась, вспоминая, на какой странице было необходимый ей холст. – Многие считают, что он просто боялся гнева жены.

– А он не боялся?

– Не было у него жены, а любовница его отвергла. – Девушка, наконец, прекратила листать и развернула книгу ко мне. – Вот. «Муза в саду»… Вы в порядке?

Меня словно пригвоздило к месту, по позвоночнику пополз могильный холод. С лощеной страницы на меня грустно смотрела Алина, склонив голову и словно обвиняя в недальновидности. Художник не запечатлел умирающую возлюбленную.

Он сам ее убил. И бедная девушка даже после смерти не могла выносить чужого женского счастья.

Из оцепенения меня вырвала вибрация телефона в кармане. Выудив его одеревеневшими пальцами, я прочитал всего два предложения, которые Аспис отправил мне вместо нового адреса расположения минивэна в мессенджере, и кувалда осознания окончательно прибила меня к земле.

«Сгоревшая картина сама вернулась на место, Белозеровой стало еще хуже. Я еду».

7

«Муза в саду». Рама портрета покрылась копотью, но полотно осталось целым и невредимым. По словам хозяина, он видел, как картина сгорела в огне, а потом поднялся на чердак и в ужасе обнаружил, что Алина вернулась на свое место.

– Никто точно не мог поднять его наверх? – еще раз с нажимом спросил я.

– Гарри, отстань ты от него, – оборвал меня Аспис, не дав Белозерову и рта раскрыть. – Ты же понимаешь, что он не стал бы тушить костер и доставать оттуда холст. Не стал бы?

– Нет. – Белозеров отрицательно помотал головой.

– Не стал бы, – тихо повторил Аспис, разглядывая портрет.

Хозяин поместья перекрестился и спрятал лицо в ладонях. Мы простояли на чердаке возле картины, казалось, целую вечность.

– Как вы узнали, что модель с портрета была убита? – упавшим голосом спросил Белозеров, наконец разрушая тишину.

– Девушка в баре показала мне одну книгу, – ответил я. – Она сказала, что это всего лишь легенда, но…

– Но теперь легенда похожа на правду, – мрачно закончил Аспис. Его темные глаза все еще были прикованы к девушке с холста. – Портрет – не единственное, что связывает ее с этим миром. Поэтому он и не сгорел.

– А что еще? – спросил Белозеров.

– Понятия не имею. – Аспис повернулся ко мне. – Гарри, сходи, пожалуйста в фургон, принеси мой дневник наблюдений. Там под обложкой целый склад описаний разных артефактов.

Я кивнул и покинул чердак. В доме было темно, свет никто не зажигал. Спустившись по винтовой лестнице, двинулся в сторону выхода, прикидывая, куда Аспис мог положить свой фолиант с распечатками и картами. Кажется, в последний раз он был на верхней полке над нашими кроватями.

Внезапный звон и дребезг заставили меня резко обернуться. Звук был такой, словно где-то в доме только что разбилось окно.

– Вы это слышали?! – громко спросил я у своих спутников, но ответа не получил. В гостиной, где еще недавно было очень душно и тепло, внезапно появился сквозняк. Ветер просочился сквозь разбитое окно, надувая белую штору как огромный парус. Все еще не понимая, что произошло, я шагнул вперед, пытаясь разглядеть на белоснежном мраморе осколки. Пол отливал идеальной чистотой, сквозняк продолжал решительно трепать шторы. Остановившись возле подоконника, я поспешно отдернул колыхавшуюся занавеску. По спине побежал холодный пот. Окно было абсолютно целым, ветер тут же стих.

Стеклянный треск повторился. Быстро обернувшись и пошарив взглядом по темноте, я заметил в другом углу комнаты высокое резное зеркало. Не отрывая взгляда от окна, я двинулся вперед, вслушиваясь в каждый шорох. Ветра больше не было, штора перестала приподниматься. Непонимающе покачав головой, я повернул голову и обмер.

В резном зеркале напротив меня стояла девушка с черными пустыми глазницами, облаченная в одежду с поблекшими украшениями. Руки ее окончательно истлели, а весь вид излучал смерть. Заметив меня, она попыталась рвануться вперед. Позади нее вверх тянулись истлевшие доски, а впереди словно прорисовывался такой же высокий деревянный забор.

Призрак не хотел нападать. Он хотел выбраться.

– Гарри!

Я протянул руку и сделал шаг вперед. Девушка постучалась в стекло с той стороны и, поняв, что это ловушка, оглушительно закричала. Я согнулся и зажал уши руками. Зеркало разлетелось на мелкие стеклянные брызги, а оглушительный отчаянный крик обрушил меня на колени, словно ударив в живот.

– Гарри!

Крепкая хватка Асписа в районе предплечья. Он оттянул меня от зеркала, с которым я едва не соприкоснулся лбом. Упав на пол, я попытался отдышаться и успокоить колотившееся в груди сердце. Слегка приподнявшись на руке, обнаружил, что зеркала передо мной больше не было, а пол усыпала блестящая стеклянная крошка.