Братья Карамазовы. 3 том. 3 Книга

– Да мне, в некотором смысле, уже известна одна такая мысль у вас.

– Какая?

– Вы царя хотите убить. Эта мысль опасная и вредная.

– Почему вы так решили? Да, одного убил, и ты убийца, убил миллион, скажем, и ты герой-повелитель, завоеватель, Наполеон, и тебя все славят и кричат ура. Такая философия вам угодна?

– Мне угодно, чтобы вы вернулись к Екатерине Алексеевне, потому как, с вашими домыслами, вы ее совсем забыли, а она страдает без вас. Она достойна простого человеческого счастья, которое вы ей составить, я смотрю не в состоянии.

– Какое счастье? Счастье в том, чтобы лгать друг другу? То есть я должен, по-вашему, осознать, что я тварь дрожащая и взыскать с Николая II, за убийство им моего отца права не имею? И с этим всем составить счастье Екатерине Алексеевне? А возможно ли оно тогда подлинное-то счастье? То есть, мы с Екатериной Алексеевной, должны как все, делать вид благополучной супружеской пары, и врать себе, и друг другу, и всем окружающим, убеждая их в том, что все мол замечательно у нас – любовь и благодать. Это вы мне предлагаете?

– Убийство грех и смертный грех. Вы тогда в Царствие Небесное не попадете. Стоит ли оно того, ваша-то месть. Смирение и кротость, добродетели Господни, о которых вы похоже забыли.

– На это я вам отвечу словами моего отца, когда он был еще молод и жил в Скотопригоньевске. Так вот, он говорил тогда с совсем еще юным Алексеем Федоровичем:

«Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится, что когда я сам доживу до того момента али воскресну, чтоб увидать Его, то и сам я, пожалуй, воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее дитяти: «Прав ты, Господи!», но я не хочу тогда восклицать. Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к «боженьке»! Не стоит потому, что слезки его остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что они будут отомщены? Но зачем мне их отмщение, зачем мне ад для мучителей, что тут ад может поправить, когда те уже замучены? И какая же гармония, если ад: я простить хочу и обнять хочу, я не хочу, чтобы страдали больше. И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. Не хочу я, наконец, чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами! Не смеет она прощать ему! Если хочет, пусть простит за себя, пусть простит мучителю материнское безмерное страдание свое; но страдания своего растерзанного ребенка она не имеет права простить, не смеет простить мучителя, хотя бы сам ребенок простил их ему! А если так, если они не смеют простить, где же гармония? Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу. Я хочу оставаться лучше со страданиями неотомщенными. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и неправ. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю».

Так вот, я не хочу, с убийцей своего отца обниматься, и не хочу видеть, как он будет обниматься с Николаем II, в вечной гармонии, в вашем Царствии Небесном. Потому что никак не искупить ему убитых им, ни за что, ни про что шестьсот с лишним человек и страданий их близких, в связи с их смертью. Ибо такая же как я вошь. Возможностей у него таких нет, хоть и помазанник божий. Просто является символом, как моя шляпа, которая возомнила себя головой, только и всего, а по сути-то все одно клоп. Титул что, он для людей только значимый, но не для Бога. Там чинов и положений нет, туда все голые уходят. Даже, если его в святые произведут, все одно, это будет только для нас смертных, и только, а как оно для Господа-то выйдет, только одному Ему известно, нам-то, это не дано знать. И исходя из всего, я также, как когда-то отец, говорю: вот Ему, в вашем лице, что билет туда возвращаю и покорно прошу принять его, и не судить меня, ибо я человек и право имею, дарованное Им же!

– У вашего отца и у вас эвклидов ум. Я должна вас известить, что эвклидова геометрия не верна. И придет то время, когда мы с Алексеем Федоровичем миру откроем совсем другую, новую геометрию. А у вас по-простому, если сказать, дебит с кредитом не сходится и потому Царствие Небесное вам ненужно стало. Весьма простое умозаключение. Но Царствие Небесное, это лишь человеческое обозначение нематериального мира, не парк аттракционов, в который билеты продают. Воскресают все, и вы в том числе, но вот преосуществитесь ли вы в нем, это вопрос. И это, если и произойдет, то будет помимо вашего желания, а сообразно вашим способностям души и тому опыту общения и восприятия нематериального мира. Уж поверьте мне. А вообще с вами можно дискутировать на эту тему всю ночь и до утра, но у меня нет столько времени, уж простите меня.

Поймите, нельзя о метафизике рассуждать категориями человеческого уклада жизни, в загробном мире совсем все по-другому, там нет никаких иерархий, понятия высшего и низшего. И Христос не царь, каким Его все время хотят представить. Христос больше царя. Да и не смешивайте вопросы нравственности и морали с верой в Бога. Нравственность и мораль, опять же категории человеческого понятия о жизни, дающие человеку приобщения еще при этой жизни к миру нематериальному, тогда как, сама вера в Бога и Сам Бог, есть совокупность естества жизни, лишенное этих понятий. А значит рассуждать о грехе в отношении Царства Небесного или мира нематериального, куда переходит человек некорректно. Это все равно, что требовать рассчитать радиус у квадрата.

Что мы скажем про Моисея, который спустился с горы Синай со скрижалями Господними, и увидев, что часть его народа поклонилась золотому тельцу, повелел вырезать всех отступников включая и их детей? Что, говоря простым языком, Моисей теперь в Царствие Небесное не попадет, но позвольте, он же только что с Богом напрямую говорил?