Гроссланд. Октагон

– Пойдём на запад. Если найдём безопасную комнату – отдохнём. Если найдём путь вниз – спустимся вниз. Вперёд.

Лифт привёз нас на широкую площадку, со сводчатым потолком. Нас окружает сама древность: пол и стены из полимерного протеина выложены кирпичом и местами оштукатурены. Стены помещения пронизаны разнообразными дверями и люками.

В подобных местах, обычно, можно легко обнаружить разнообразные довоенные ценности и диковинки – старинную технику, электронику, оружие, книги и прочее, но не в нашем случае. В нашем случае в Карго-хабе пусто. Сиротливые стеллажи сонливо смотрят на нас пустыми глазницами полок. Они ни о чём не спрашивают потомков своих создателей. Им просто грустно и одиноко. Нам тоже грустно. И, пожалуй, страшно.

Мы подходим к запертой двери, ведущей ровно на запад. Она не поддаётся – нужен ключ. Я пробую взломать замок отмычкой, но быстро понимаю, что замок не сувальдный, а соленоидный.

Что ж, попробуем ту, что пошире, она напоминает полукруглую воротину и ведёт на северо-запад. На наше счастье, она не заперта.

За дверью хищно притаился сводчатый коридор с множеством ответвлений вправо. Пара сотен шагов, и мы упираемся в дверь.

– Глядите, тут надпись – «Атмос».

Зуб прав. Надпись есть.

– Не уверен, что туда следует ломиться без допуска.

– У тебя же есть допуск?

– У меня карго-допуск, а тут нужен либо допуск одного из глав, либо сотрудника Атмоса, либо ещё кого. Иначе можем разбудить системы безопасности. Атмос – это один из самых важных узлов в этих коммуникациях.

– Тогда обойдём? На северо-восток?

– Не знаю, Зуб. В Атмосе точно будет выход на запад. Это такой же узел, как и Карго-хаб. Наверное, предполагалось, что в него должен был быть доступ отовсюду.

– И что будем делать?

– Можно рискнуть.

– Я – за. – Подаёт голос Егор.

– Я – тоже за, – кивает Леонид. – Тут лет двести не бывала нога человека. Если в подземелье и есть какие-нибудь системы охраны, то они давным-давно заржавели бы и рассыпались.

– Мы справились с оравой повстанцев. Теперь нам сам чёрт не брат. – Неуверенно протягивает Притчард.

– Тогда рискнём.

Терминал двери включился, но отказался принимать мою карту доступа. Петрович облегчённо вздохнул, но Зуб решил пнуть дверь. И она открылась. А над ней загорелся красный проблесковый маячок, обрамлённый стальной клеткой.

Мы переглянулись, и молча вошли внутрь.

Атмос впечатлял своими размерами: необъятная комната раздавалась влево и вправо гораздо дальше света наших фонарей. Потолок также был совершенно невидим. Всё обозримое пространство занимало фантасмагорическое переплетение труб, патрубков, лестниц, переходов, вентиляционных коробов, проводов и кабелей, щедро удобренных разнообразными в своих назначениях и калибрах датчиков и счётчиков. Атмос дышал своею непонятной механической жизнью: его нутро тихо гудело, щёлкало, урчало и шелестело.

– Я видел такое в пилонах, и межуровневых фундаментах Кржнестова… Это восхитительно! – Словоохотливый Леонид «Зуб» Максимилианов решил поделиться с нами искренним, практически детским, азартным восторгом.

– Не стоит нам тут задерживаться, ох не стоит. – Пропыхтел Притчард.

– Вперёд. Движемся направо, до первой двери. И смотрите в оба глаза, во все стороны!

Задерживаться, действительно, не следовало. Если система охраны исправна, то искать нас будут именно здесь.

Два километра. Мы протопали по Атмосу – генератору атмосферы, целых два километра, прежде чем нам встретилась открытая, пусть и изодранная в клочья какими-то когтями, и, видимо, оплавленная кислотой дверь.

Зуб удивлённо свистнул. Петрович очень грязно выругался. Егор промолчал.

– И что, мы пойдём туда? – Леонид скрывает первобытный страх за излишне саркастичным тоном.

– Лучше придерживаться плана настолько, насколько это возможно.

– Какого к чёрту плана, командир?! Мы хотя бы назад дорогу найти сможем?! А??!

– А зачем нам назад? Обратно в лапы к повстанцам? Покамест, я не вижу серьёзных препятствий. Что бы не разворотило эту дверь – оно очень хотело сбежать из Атмоса.

– Зуб прав, командир, лучше давайте поищем ещё один выход?

– А ты что думаешь, Егор? – Мой вопрос звучит в меру участливо, в меру равнодушно.

– Решай сам. До сих пор твои планы работали. – Сказано очень неуверенно.

– Это Подземный Гроссланд, братцы. Ладно, пройдём чуть дальше. Рядом с этим проходом нам точно не получится нормально…

Я замолчал на полуслове, и приказал жестом напарникам сделать то же самое. В привычном шуме Атмоса появился новый звук. Мерно цокающий, маскирующийся под такты большого реле, что висит над нами, и хлопанье вентиляционной переборки в стене справа. Умно.

Мы медленно начинаем пятиться вперёд. Напарники всё ещё смотрят в сторону двери, в чёрную, как сам страх, глубину Атмоса, под ноги и вверх, но не слышат цоканье – не их диапазон частот. Но слышу я. Этого достаточно.

Цоканье приближается. Шаги становятся уверенными и более чем целенаправленными. Маленькие индукционные копытца для перемещения по любым магнитным поверхностям.

– В ДВЕРЬ, ЖИВО!!!

Я стреляю вверх, в темноту, в источник звука. Фонарь на штуцере на мгновение выхватывает из темноты неописуемо уродливое механическое существо. Сочленения его жутких конечностей одновременно козлоподобны, антропоморфны и, к тому же, напоминают насекомое. Безобразная механоидная обрубленная морда отсылает к чему-то неправильному, давно забытому человеческой культурой. И потому, до оторопи, жуткому.

Бойцы ныряют в зев безобразной двери. Я захожу последним. Тварь бросается в погоню, но несколько метких выстрелов охлаждают её пыл.

– Что происходит?!

– Нас нашёл сторож. Бежим!

Новый коридор, начавшийся после жёванной двери, выглядит плохо – кирпичная кладка отсырела. Краска и побелка местами полопались, местами вздулись и облупились. В стенах обнажился арматурный каркас, кабели электропроводки, и водопроводные коммуникации. И всё это безобразно проржавело. Всюду грязь и местами встречается разбросанный то тут, то там хлам, ветошь, какие-то обломки мебели и инструментов. Зато он идёт ровно на запад.

Мы бежим, пока ребята не начинают выдыхаться. У Притчарда начинают заплетаться ноги. Оперативники не спят уже третьи сутки. Нам очень нужен отдых.

Спустя несколько десятков шагов мы находим очередной поворот, коих в данном туннеле в избытке. Но этот поворот ведёт в широкую комнату, заставленную столами и стульями.

– Похоже на столовую… – Подмечает Зуб.

– Отдохнём здесь. Дверь баррикадировать не будем, я не хочу, чтобы эта тварь нас тут замуровала. У нас есть несколько часов – контроматон попытается подкрасться к нам незаметно, поэтому будет медлить. Я дежурю первый, а вы отдыхайте.

Все молча соглашаются.

Удостоверившись, что радиационный фон в норме, бойцы раздвигают столы по краям комнаты, и устраиваются на полу, раскатав надувные спальные коврики из тонкого, но очень прочного самонадувающегося фибрина.

Перед сном мы решаем поужинать. Чтобы не привлекать сторожа запахом, еду разогревать не стали. На трапезу ушли последние кржнестовские консервы с микологической питательной массой. Их оставили напоследок, из-за неприятного тряпичного вкуса. Но более привлекательные мясные, гречневые и пшеничные консервированные каши, а также банки с грибным хлебом, найденные в подвале ратуши, единодушно решили открыть в следующий раз.

С едой покончено. Уставшие солдаты мгновенно засыпают, доверяя свои жизни бдительному мне. Лишь бывший член спецназа ГРОб, – Притчард долго ворочается, но, наконец, пусть и с трудом проваливается в беспокойный сон.

Я вслушиваюсь в тишину – тихо. Мертвецки тихо.

Спустя два часа приходит Зуб. Он предлагает сменить меня. Мне не привыкать к работе в условиях бессонницы, но я соглашаюсь. Ложусь на место Леонида – оно ещё тёплое. Надувной коврик превосходно защищает уставшее тело от холодного, чуть влажного бетонного пола.

Взвесив все «за» и «против», незаметно достаю мощный соленоидный пистолет. На всякий случай.

Спать не решаюсь. Минуты ожидания тянутся медленно. В оглушительной тишине, полной темноте и тревожном предчувствии нависшей над нами опасности они ползут ещё дольше.

Спустя два часа Зуба сменяет совершенно не выспавшийся Притчард. А ещё через два часа Притчарда сменяет Егор.

Меня обволакивает яркое ощущение неотвратимой беды. Образ чудовищного зловещего рока, засевший под кожей. Я слишком поздно различаю в тишине инфернальное поскрипывание, служащее леденящим кровь аккомпанементом знакомому цоканью. Шанс ещё есть. Нужно резко вскочить, и вырвать товарища из цепких когтей смерти.

Попытка почти увенчалась успехом, но мне не хватило нескольких долей секунды. Я начал тащить невезучего жандарма вглубь комнаты, но острый, как бритва длиннющий серповидный коготь, дотянувшись оконечностью лезвия, вспорол его туловище от плеча до пояса с противоестественной лёгкостью. Тварь пыталась перерубить жандарма пополам.

Истошный вопль раненного оперативника будит остальных. Ребята хватаются за оружие, и стреляют в дверной проём. Сторож уже не скрываясь ползёт по потолку. Он планирует покончить с Притчардом и Зубом спрыгнув на них. Они его не видят.

Мой пистолет делался до Великой Мировой Войны. Он должен с лёгкостью пробивать легкобронированную технику, и все средства индивидуальной защиты. В том числе, супер ионисторный патрон невероятно эффективен против контроматонов, которых толком не берёт даже единый калибр №2 наших штуцерных автоматов ГБ-8.

Соленоидный выстрел приходится в туловище чудовища. Зуб правильно оценивает ситуацию, и отпрыгивает назад, утаскивая за собою Петровича. Страж возмущённо визжит, зловеще сверкая левым окуляром, и молниеносно приземляется на пол, громко лязгнув сочленениями металлического скелета.

Оперативники успевают разрядить в него остатки магазинов, когда довоенное существо, встав на две козлиные ноги бросается к ним во всю прыть.

Я тоже довольно быстр – моё разогнанное тело сбивает робота с намеченного курса, но его лезвие успевает серьёзно задеть правую руку Притчарда, уничтожив, до кучи, его автомат.

Начинается неравная схватка. Существо, – гуманоидный двухметровый худощавый Страж Атмоса, напоминающий скелет, жутко визжит, и щёлкает своими педипальпами у основания кос. Оно сжимается в подобие пружины, и наносит удар в прыжке. Я перехватываю лезвие, и швыряю монстра в кучу столов, грамотно используя векторы приложения силы, центр тяжести робота и его инерцию. В последний момент, контроматон пытается поранить мою руку, резко сжав свою конечность, но, увы, он слишком предсказуем из-за старинного протокола рукопашной схватки для механоидов.

Куча столов превращается в груду обломков. Я поднимаю пистолет, который уронил, спасая товарищей, но не успеваю прицелиться – противник чрезмерно проворен. Тварь делает выпад, и внезапно получает пулю в туловище – Зуб приходит на помощь. Увернувшись, я контратаковал существо стулом. Благодаря Леониду, мне хватает мгновения, чтобы закончить прицеливание, и добить смертоносного стража выстрелом в туловище. В область за грудной бронеплитой, где располагается центральный процессор.

Всё кончено – стабилизированный страж Подземного Гроссланда, опадает на пол, словно марионетка с обрезанными ниточками.

– Какого дьявола тут происходит?! – Почти кричит Притчард, держась за изувеченную руку.

Зуб достаёт пакет для первой помощи, я снова бегу к Егору.

Он распластался на полу, лёжа лицом вниз. Жандарм потерял много крови, но его ещё можно спасти. Мои медикаменты немного отличаются от медикаментов в аптечках моих спутников. Вскоре, первый укол останавливает кровь, второй снимает боль.

Товарищи не верят своим глазам и не находят слов. Они лишь удивлённо светят фонарями на обезображенного Егора, который внезапно, к всеобщему облегчению, открывает глаза, и жадно, подобно рыбе, выброшенной на берег, глотает воздух.

– Притчард, Леонид… – Трясущаяся рука обвинительно показывает на меня. – Он не из Обервардена.

– Зуб, доставай физраствор – он потерял много крови.

– Уже.

Егор хватает запястье Петровича, и тянет его к себе.       Его глаза полны слёз.

– Скажите моей маме, что я люблю её. Он всех нас погубил!

– Тише, тише… – Машинально бормочет Зуб. – Всё будет хорошо…

Я заканчиваю реанимацию. Зелёный гель на время восстановит повреждённые ткани. Но лишь на два-три дня.

– Он всех нас убьёт! Меня завербовал Оберварден, чтобы я следил за этим самозванцем!

– Всё. Держи таблетки. Ешь по одной каждые пять часов, в течении трёх дней, иначе Зелёный гель расползётся.

– Что? Ты о чём? – Жандарм невидящим взглядом смотрит на своё тело, на затвердевший гель, и отказывается верить своим глазам. – У меня же была дыра на всё туловище!

– Она вернётся, если не дойдём до биотяга Фюрштандисов.

– Я умирал!

– Поживёшь ещё. – Я дружелюбно похлопал его по плечу, и начал осматривать руку Притчарда.

Молчание затягивается. Напряжение растёт. Мои спутники боятся и нервничают. После откровения жандарма, любой вопрос будет неправильным, и каждый ответ станет неверным.

– Так Егор прав? – Леонид беспощадно смотрит на меня своим прямым и честным взглядом. Он знает ответ – уже давно решил всё для самого себя. – Кто ты такой? Ты сектант? Шпион Гранд Концерна?

– Егор прав. – Мрачно отвечает Петрович. – Он явно не из Обервардена. Я нашёл это в штабе мятежников.

Он достаёт планшет из-за пазухи.

– Это стенограмма допроса. Видимо, их штабной радист оказался кротом. Его застали за передачей в эфир кода от сейфа. Парня долго пытали. Вот, смотрите, на этой странице он называет имя «Октагон». Звучит знакомо, не правда ли? Он пытался свалить всё на Оберварден. Но ему не поверили.

«Октагон» – мой оперативный позывной на время этого мероприятия. Не повезло радисту, мир его праху.

– Почему? – Скромно интересуюсь я.

– Потому что его пытал мутант-логик. Он вскрыл его сознание, и контролировал допрос. Ему показались странными воспоминания о вербовке. Было много мути и пробелов. Как после редакции памяти. И они решили, что бедняга работал на Тайный Сыск.

Всё верно решили, как и было запланировано.

– Я не сектант. Я служу Гроссланду.

– Тогда кто, merde-scheisse, ты такой?! – Вспылил Зуб.

Все они чувствуют себя обманутыми. Цинично обманутыми, страшно испуганными и бесконечно уставшими.

Тайный Сыск и Оберварден – самые властные организации Гроссланда. Нет в стране более уполномоченных, и в то же время, секретных структур. Так думали мои спутники до того момента. Так думают все граждане Единого Гроссланда. И так оно и есть, официально.

– Я тот, кто подчищает за вами ваши упущения, промахи и недоработки. Я делаю так, чтобы «Падений Розенбургского Дирижабля» случалось поменьше.

Мой ответ честен и прост, потому, его очень неприятно слышать. Впереди нас ждёт биотяг «Фюршатндисов», набитый агентами моего Бюро и первоклассными редакторами памяти. Если мои спутники узнают немного правды об истинном положении дел в стране – это снизит возникшее напряжение в отряде с минимальными рисками. В конце концов, это психически устойчивые взрослые профессионалы из отрядов специального назначения: Гросс Гвардеец жандармерии, Черный Череп Тайного сыска и бывший разведчик из армейского спецназа ГРОб. Пожалуй, они переживут небольшой срыв покровов.

Проклятые бюрократы… Зачем было документировать допрос, если ты уже вышел из системы? Разве не в этом смысл организации анархических сект?

– Ни Тайный Сыск, ни Оберварден, ни уж, тем более, – жандармерия, не справляются с проблемами Гроссланда. – Товарищи молчат. Зуб отвёл глаза, жандарм медленно, маленькими глотками, пьёт воду, которую нам лучше бы экономить. Но ему можно. Притчард задумчиво поглаживает остатки геля, что заполнили его рану. – Споровый Лес пожирает весь Гроссланд. Если его нет в Грацъовской губернии, это не значит, что его нет в других местах. Сектант – для вас это лишь броское слово, чтобы сажать и расстреливать неудобных людей. Но я знаю ваши личные дела наизусть – ни один из вас не видел живого мутанта, и о сектантах вы наслышаны лишь по жутким новостям, которые приходят из даже не с периферии соседних городов-крепостей, а вообще пёс-знает-откуда. Хотели правды? Вот это правда. Гроссланд огромен, но не бесконечен. И в нём уже стало тесно, даже без Споровых новообразований. И наша вылазка – бойня, которую мы устроили сосункам с пограничья. Этого Гроссланд даже не заметит. Ублюдки перестреляли бы друг друга, если не в эту Споровую бурю, так в следующую.

– Тогда зачем погибли наши товарищи?!! – Закричал Леонид. – Мы были уверены, что сражались за нашу страну!

– Вы и сражались, разве нет? И я сражался вместе с вами за моё отечество. И я готов умереть за него так же, как каждый из вас.

– Так ты, значит, за нас? – С издёвкой уточнил Зуб.

– Я за вас, за, Господа, Царя-Императора, и наше Отечество.

– Но на кого ты работаешь?

– Если мы выберемся отсюда – я скажу вам. Даю слово. Как ни крути, у вас нет выхода, братцы. Вам придётся снова довериться мне, если хотите спастись из этого подземелья, и вернуться в Кржнестов.

Снова неловкое молчание. Каждого посещают мысли о чём-то личном. О последних прожитых днях. Об удручающем настоящем и мрачном будущем. Они не верят мне. Может быть, даже не верят друг другу. Трудно вообразить, что в Гроссланде может найтись организация, стоящая выше всеведущего Обервардена, и всемогущего Тайного Сыска. Это совершенно бессмысленно, но каждый постепенно начинает осознавать, что их лидер – Октагон, действительно куда опаснее лучших специалистов Сыска и Обервардена. Каждый успел не раз лично убедиться в этом за время похода.

– Спасибо, что спас мне жизнь. – Нарушил тишину Егор.

– Пожалуйста – всегда рад помочь. – Просто ответил я.

Глава 3: Память и скорбь.

Торопливые сборы, небольшой перекус и долгий, очень долгий путь по заброшенному подземелью.

Шли молча.

Фильтры противогазов защищают тела от большинства известных губительных загрязнений воздуха, но они не способны спасти души от затхлого дремучего привкуса вековой тоски, что пропитала здешнюю застоявшийся атмосферу.

Порою мы встречали источники воды – ответвления местного водопровода, но пополнять из них собственные запасы пока что не решались. Впрочем, у нас есть необходимые очистительные приспособления и сканеры на случай, если всё же удастся преодолеть внутренний безотчётный страх.

Вероятно, эти коммуникации должны были спасать жизни сотен миллионов граждан в период печально известных ковровых ядерных бомбардировок и массированных химическо-биологических атак. Великая Мировая Война за восемьдесят лет изменила старый мир до неузнаваемости, отшвырнула науку на столетия назад, и истребила значительную часть жителей планеты.

Сердце обливалось кровью при мысли о том, насколько много усилий, времени, труда и средств наши праотцы угробили на постройку этого скорбного титанического памятника былого величия нашего государства.

Может кто-то и смог найти спасение среди этих медленно ветшающих хитросплетений комнат, залов, складов, туннелей, труб и проводов. Но явно не здесь. На наше счастье, за два десятка пройдённых километров мы не встретили признаков жизни.

Земля медленно брала свои, данные человеку во временное пользование, богатства назад. Давление грунта, вода и беспокойные глыбы камней, переваливаясь с боку на бок, медленно перемалывали наследие наших прадедов в пыль.

После четырёх часов блужданий, мне удалось найти требуемый, относительно знакомый путь, что несказанно обрадовало спутников.

Но даже он оказался недостаточно надёжным. Часто дорогу преграждали завалы. Пара нужных спусков оказались затоплены. Но обходных путей всегда хватало в избытке, будто мудрые зодчие прошлого предвидели все беды, с которыми столкнутся в мрачном будущем их потомки.

Спустившись на два уровня вниз с помощью канализационного коллектора и обесточенного грузового конвейера, мы неожиданно вышли к станции метро.

Своды транспортного узла богато украшала вязь из мраморных лиан. Каменные узоры филигранно опутали высокие стройные рельефные колонны из такого же ослепительно белоснежного камня. На колоннах покоились арки, плавно уходя в потолок.

Стены были украшены ионическим орнаментом и барельефами с группами людей на природе. Незнакомые, абсурдно просто одетые люди на каменных картинах с благородной тоской в красивых лицах смотрели в пустоту пространства, не обращая внимания ни на животных у своих ног, ни на вековые реликтовые деревья, что раскинули над ними узловатые ветви с почти живыми дубовыми и берёзовыми листьями. И даже жутко выглядящие потомки, с оружием в руках, не произвели на них никакого впечатления.

Потолок мерцал люстрами с хрустальным убранством, разбрасывая всюду тысячи преломлённых радужных отсветов от наших фонарей.

В глубине станции приветливо стоял поезд.

Наша радость вспыхнула бракованным фальшфейером, быстро сменившись горьким разочарованием – каждый шаг к долгожданному средству перемещения сопровождался ростом радиационного фона.

Интенсивность ионизирующего излучения увеличивалась по экспоненте, потому мы немедленно отступили.

Вернувшись на два уровня вверх, мы шли без отдыха уже более десяти часов. Поднимаясь и опускаясь, часто возвращаясь, упёршись в очередную запертую дверь, или завал. Это выматывало физически и морально.

Наконец, жандарм, полностью исчерпав запас внутренних сил, сначала отстаёт, а потом грузно и безмолвно падает на пол позади нас, распластавшись посреди широкого коридора.

Я объявляю привал.

– Дружище, ты как? – Зуб помогает Егору подняться.

Они вместе добрели до обшарпанной бетонной стены, с облупившейся краской непонятного цвета и ржавыми прожилками отсыревшей арматуры.

Леонид Максимилианов усадил жандарма на пол и осмотрел его рану. Гель уплотнился и твёрдостью своею стал неотличим от человеческой плоти.

– Хреново. Мутит, и голова кружится.

Гель не даёт подобных побочных эффектов. Это всё от нервов и усталости. Мог бы сказать я Егору. Но стоит ли?

– Выпей воды. – Я помог ему открыть флягу.

Скептически оценив место нашей нынешней стоянки, посреди большого коридора с низким потолком и разбитыми плафонами ламп, я, всё же, решил разбить полноценный лагерь.

Однако, в процессе организации примитивного быта меня вдруг посетило навязчивое и отчётливое тревожное предчувствие. Последовав внутреннему мироощущению, к удивлению спутников, я, сняв утомивший шею шлем, припал ухом к полу.

Кррррррак… Кррррррак… Кррррррак…

Моё сердце будто бы пропустило удар, на краткое мгновение попытавшись поддаться сумасбродному дикому ужасу, охватившему моё сознание. Я уже слышал этот шум раньше. Он идёт с верхних уровней. Это корни Спорового Леса грызут фундаменты между этажами Подземного Гроссланда. Нам придётся спуститься намного глубже запланированного, если не планируем встретиться с мутантами.

– Паршивая новость, шеф. – Зуб грустно выдохнул.

– Обойти не получится? – Спросил Притчард.

– Если мы слышим, как оно грызёт фундамент, то не получится. Уверен, скоро встретимся с разведчиками. Если только не спустимся вниз уровней на шесть-восемь.

Я ещё раз изучил придирчивым взглядом Егора. Его лицо вновь скрыто дыхательной маской, но, всё же, чувствовалось, что он измотан до предела.

– Отдохнём пару часов. Потом в путь. Время ужина, господа.

Туннель, в котором мы расположились, поражал бесконечной длиной, – наши фонари не доставали ни до его начала, что осталось в двух тысячах шагов позади, ни до конца.

Прямой и широкий низкий потолок венчали и овальные аскетичные лампы, в кожухах из ржавой проволоки, источавшие до омерзения слабое ничего не освещающее бледно-красноватое мерцание, напоминая тем самым мерзких тучных споровых гусениц. Вокруг них тьма подземелья казалась особенно густой.

В молчании мы долго сидели, и ждали, когда наши мышцы вновь напитаются силой для продолжения пути.

На первый взгляд мёртвое пространство подземелья, всё же жило своей странной, скрытой от наших глаз, жизнью. Периодически настороженный слух внимательно улавливал в тишине вечного сумрака то воду, капающую, будто бы, в большой полупустой резервуар, то тихий металлический скрежет, похожий на стон умирающего животного. Со временем ухо и без бетонного проводника начало различать каменный хруст растущего Спорового Леса.

Порою, оживала ржавая вентиляция, старательно продувая тоннель сырым, холодным, пробирающим до костного мозга воздухом. В такие моменты свет ламп становился совсем слабым, некоторые даже гасли, а налетавший из конца подземной дороги искусственный ветер, разочаровавшись от встречи с жалкими потомками своих создателей, невыносимо тоскливо завывал в воздуховодах, скрываясь где-то в начале туннеля.