Полная версия
Главная роль
Главная роль
Маргарита Мартынова
Иллюстратор Олеся Ковалева
© Маргарита Мартынова, 2023
© Олеся Ковалева, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0050-1683-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Этот вечер в Императорской академии музыки запомнился многим любителям комической оперы. Давали самую популярную постановку последних лет – «Дезертира» Пьера-Александра Монсиньи, которая за последние десятилетия не сходила с театральных подмостков. Но сегодня парижскую публику взволновало не это: на сцене в роли Луизы появилось незнакомое ранее лицо. Юная белокурая особа с великолепным голосом, чуть дрожащим от волнения, поразила зрителей, и в антракте во всех уголках здания обсуждение этого события составляло конкуренцию обычным для французского света разговорам об успехах Наполеона.
Окна и зеркала театрального фойе усиливали блеск стен, придавали особенную мощь колоннам и рельефность – потолочным узорам. Несколько женщин, все как одна – в бархатных платьях лилового и фиолетового цветов с золотым шитьем – размахивали веерами и театральными программками сегодняшнего вечера, умудряясь почти не перебивать друг друга.
– Но в программе была заявлена Аннет Болье! Надеюсь, она здорова?
– Какой голос у этой милашки! Дорогая Мари, вы слышали что-нибудь подобное? Какое роскошное сопрано!
– Но кто же она?
– Ох, никто не знает. Все впервые видят это создание на сцене…
– Надеюсь, что Аннет все же здорова, такая замена очень неожиданна для меня!
– И все-таки, кто эта девушка? Какой яркий тембр! Кто-нибудь может сказать, кто это?
И такие вопросы перед началом нового акта звучали отовсюду – на парадной лестнице и в танцевальном фойе, возле окон и в проходах зала. А в стороне от толпы со счастливой улыбкой на лице за всем этим оживлением следил темноволосый молодой человек.
Предзакатное воскресное солнце медленно наползало на Париж. Украшало своими лучами церковные шпили, улыбалось аллеям парка Тюильри, обнимало платья дам на бульваре Итальянцев, клубилось в пыльных улицах квартала Маре и пыталось заглянуть в нищие комнаты жителей предместья Сен-Мартен. Впрочем, последнее казалось почти безлюдным. Обитавшие там мелкие рантье, алхимики и потерявшие состояние опустившиеся парижане в этот день наводняли собой кабаки Вожирара. Шум, гул, зловоние, кислое вино – неизменные детали воскресного отдыха тех, кого трудно было причислить к лощеным истинным парижанам. В Сен-Мартене не бывало случайных прохожих, а, если бы таковые возникли, они бы постарались побыстрее покинуть это место, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. В арках серых домов и в дверях кабаков прятались продажные женщины – такие же тусклые, невыразительные и ничтожные, как и все вокруг.
Впрочем, не все. Женская фигура отделилась от стены, осмотрелась по сторонам и мелкими шажками побежала дальше по улице. Нет, эта особа не могла быть жительницей этого района: одно только платье выдавало в ней состоятельную парижанку: высокий лиф, прямая длинная юбка с нижними оборками, дорогая ткань. Девушка передвигалась почти бесшумно: легкие кожаные туфли на низком каблуке скрадывали ее шаги. Светло-русые волосы были аккуратно собраны.
Незнакомка остановилась и набрала воздуха в легкие, повертев головой по сторонам, и прикусила губу. Выражение ее еще детского лица было растерянным. Кажется, она не знала, куда идти. Громкий пьяный хохот, донесшийся из кабака напротив, заставил ее вздрогнуть и попятиться. Под ногами что-то оказалось, раздался пронзительный кошачий вопль, девушка испуганно взвизгнула, прижав к груди узкие ладони, и бросилась бежать, едва не поскользнувшись в луже помоев. Не разбирая дороги, она свернула в арку и наткнулась на какого-то мужчину. Пахнуло дешевым кислым вином.
– О! – ухмыльнулся пьяный, хватая ее в объятия. – Добрый вечер, красавица!
Рядом прогремел дружный хохот. Компания из троих подвыпивших мастеровых, у одного из которых на лице расплывался огромный синяк, разглядывала девушку с нескрываемым интересом.
– Пустите меня, месье! – дернулась та.
Эта фраза вызвала приступ пьяного смеха у всех троих.
– Месье! Пустите ее! Деточка, ты потерялась?! Мы тебя проводим! Жильбер, в какое место проводим мадемуазель?!
В лицо девушке дыхнули смесью дешевого табака и прокисшего вина. Она сделала попытку вырваться, отчаянно мотая головой, но, поняв безрезультатность этого, изловчилась и с силой вцепилась зубами чуть повыше локтя державшего ее мастерового. Тот отвратительно ругнулся на всю улицу и разжал объятия. Девушка бросилась бежать, поскользнувшись в грязной зловонной луже, и лишь чудом удержалась на ногах. Оборачиваться она боялась, сердце неистово колотилось.
Судя по топоту и шуму, за дерзкой беглянкой началась погоня. Прижимая ладонь к груди и держа второй рукой подол платья, она свернула в очередную грязную улочку и… остановилась как вкопанная. Перед ней был тупик. Шершавая стена полуразвалившегося дома угрюмо смотрела провалом темного кирпича. Пахло гнилью и нечистотами.
Девушка сжалась в комок, беспомощно оборачиваясь, и сделала вперед пару шагов, сомневаясь, как поступить. Путь назад был отрезан. Еще секунда – и пьяные мужчины поймают ее…
… – Беги! – вдруг прозвучал рядом бодрый мужской голос, и толстая палка с металлическим наконечником опустилась на плечи одного из тех, кто уже обступил несчастную. Не пожелав даже понять, откуда пришла так кстати подвернувшаяся помощь, молодая особа побежала в обратном направлении, пользуясь тем, что между ее преследователями и внезапным защитником началась драка. Если бы она обернулась, то увидела бы рослого мужчину в грязно-зеленой блузе старьевщика, который, с поразительной для преклонных лет ловкостью, отбивался палкой от пьяных мастеров. За минуту с легкостью оглушив всех троих, он побежал следом за девушкой, слегка шаркая подошвами сапог.
Впрочем, виновница переполоха не успела далеко убежать. За поворотом она в очередной раз поскользнулась, упала и ушибла колено, и, в тот момент, когда неожиданный спаситель нагнал ее, девушка, прихрамывая, неловко семенила, вздрагивая от каждого долетавшего до неё звука.
– Давай руку! – сказал старьевщик, поравнявшись. – Нужно уйти подальше от этого места!
И схватил пыльной широкой ладонью ее узкую белую кисть. Не обменявшись даже взглядами, они побежали вперед, оставляя за собой погружавшийся в вечернюю темноту квартал.
Когда впереди показались первые уличные фонари, старьевщик шумно выдохнул и обессиленно опустился на землю. Они были на небольшом холме перед Сеной, которая казалась черной из-за надвигающейся вечерней темноты. Небо было серовато-желтым. Пахло сыростью и гнилью. Какое-то насекомое совсем рядом издавало громкие шуршащие звуки. Откуда-то лилась музыка.
– Спасибо! – пискнула девушка, разглядывая своего неожиданного спасителя.
Это был самый обычный старьевщик, которыми был наводнён Париж. Неровная, местами грязная борода обрамляла широкое лицо, покрытое пылью и морщинами, серо-зеленая блуза широкого кроя доставала почти до колен. Стоптанные на одну сторону короткие сапоги без голенища дополняли облик. Некогда стильная шляпа теперь напоминала пожеванный цилиндр и его края уныло свисали, наползая на лоб. Старьевщик улыбался, закинув за плечо свой огромный мешок. Широкая палка с металлическим наконечником, так удачно пригодившаяся в драке, служила ему вместо посоха.
Девушка села рядом с ним на землю, изучив свое испачканное платье, и слегка поморщилась, видимо, вспомнив все произошедшее несколько минут назад.
– Ты заблудилась? – отеческим тоном спросил ее спаситель, смотря на простиравшуюся перед ними Сену.
– Нет. Я… Прогуливалась…
– Там? Это странное место для прогулки приличной девушки… – старик оценил ее взглядом. – Ты же не там живешь…
– Живу на Шоссе д'Антен, – ответила та сухо. – Я гуляю по Парижу.
Старьевщик еле слышно вздохнул, слегка склонив голову к плечу, и аккуратно изучил свою юную спутницу. Едва ли можно было ей дать больше восемнадцати лет: слегка пухлые губы, округлое лицо, белые руки с изящными пальцами художницы, миниатюрный профиль. Поймав его взгляд, девушка чуть смутилась.
– Как вас зовут? – вдруг спросила она.
– Жак. А тебя?
– Арабелла.
– Какое редкое необычное имя, – произнес старик, но какого-то удивления в его словах не было.
– Как у мамы, – произнесла девушка. Она опять взглянула на свое грязное платье, потом – на пыльного старика, но то, что вертелось у нее на губах, осталось невысказанным. Повисло молчание. Музыка, доносившаяся до них, прекратилась.
Жак, неловко кряхтя, сменил позу, в которой сидел, и сказал:
– Не мое дело, зачем такая дама ходит в тех местах, где ей лучше не показываться. Но, надеюсь, что впредь ты будешь осторожнее, и будешь прогуливаться где-нибудь в других кварталах…
Арабелла бросила взгляд на темнеющие воды Сены, потом повернулась к собеседнику.
– Извините за мой вопрос, но вы ведь не родились старьевщиком, правда? И не всегда жили вот так…
Тот поскреб лоб под полями обвисшей шляпы.
– Нет. Когда-то у меня была торговая лавка…
– И вас обманули? – вдруг заинтересовалась девушка. – Мошенники? Плохие инвесторы?
Жак слабо улыбнулся:
– Давно это было, мадемуазель. Давно…
Арабелла снова посмотрела на Сену.
– Я же могла тоже быть сейчас среди всех людей… – сурово сказала она, имея в виду предместья бедняков. – Поэтому, стремлюсь понять: вдруг там кому-то нужна помощь. А, может быть, я могу сделать что-то для вас? – девушка вдруг оживилась и схватила старьевщика за широкую грязную ладонь. – Вы помогли мне, я могу отблагодарить вас!
Глаза ее заблестели, озаряемые мыслью. Арабелла стянула с запястья золотой браслет и попыталась вложить его в сильную руку Жака.
– Это стоит больше, чем несколько дней вашего труда!
– Нет, мадемуазель, я не могу, – отказывался тот.
– Возьмите!
– Нет, Арабелла, – твердо покачал головой старьевщик и положил браслет на колени девушки. – Я же не смогу продать эту вещь, взгляни на меня. Никто не поверит, что я не совершил кражи или не получил обманом эту драгоценность. Меня могут задержать даже…
Внезапно поняв справедливость его слов, та вздохнула и надела браслет обратно на руку.
– Я не подумала, извините. Я хотела как лучше…
– Ты не парижанка ведь? – вдруг спросил Жак, утирая нос засаленным рукавом.
– Нет, – как-то просто ответила Арабелла. – Мы с отцом жили в предместье Лиона. Здесь я всего полгода…
Старик потер рукавом колено, оттирая грязное пятно.
– Скоро совсем стемнеет. Тебе надо домой, родители волноваться будут.
– У меня нет родителей. Меня никто не будет искать, – девушка встала. – Но надо идти домой, вы правы…
Старьевщик взглянул на ее хрупкую фигуру и захлопал по карманам своей блузы:
– Далеко же идти… Тебе нужна мелочь на фиакр.
– Нет-нет, – Арабелла тронула его за плечо. – Не нужно! Я пойду пешком, – она вдруг хихикнула. – Посмотрите на мое платье! Ни один кучер не согласится посадить к себе такую грязную пассажирку, – и вдруг подала Жаку руку. – Держитесь, я помогу вам встать!
Тот на секунду замешкался.
– Полагаешь, я уже так стар?
Арабелла проигнорировала его вопрос, продолжая с улыбкой протягивать ему узкую ладонь. Жак, чуть покряхтывая, схватил руку девушки, и, помогая себе своей палкой, поднялся с земли. Несколько секунд они смотрели друг на друга: юная девушка в перепачканном помоями платье и пожилой старьевщик, опиравшийся на свою палку. Потом Арабелла еще раз улыбнулась, сказала «спасибо» и быстрым шагом пошла по улице, стараясь держаться в тени домов.
Она ни слова не соврала своему новому знакомому. Она и правда жила в Париже всего полгода, приехав сюда после замужества. Французская столица кишела сплетнями, случаями, разнообразными слоями общества, другой жизнью – и всё это было неинтересно девушке, которой только должно было исполниться восемнадцать. Арабелла искренне испугалась ситуации, произошедшей с ней сегодня, но это не заставило ее избегать бедных районов. Она шла домой с мыслью, что еще вернется.
Квартал Шоссе д’Антен, куда сейчас направлялась девушка, располагался на правом берегу Сены, недалеко от бульвара Итальянцев, ассоциирующегося у парижан не иначе, как с показом мод. Арабелла уже успела оценить странное для нее позерство: все тамошние жители старались перещеголять друг друга в модных веяниях, выставляя напоказ шелка и драгоценности. Ежедневно сам бульвар Итальянцев был наводнен дамами, сверкающими изысканными платьями, которые при этом бесцеремонно глазели по сторонам, а некоторые даже выносили стул и гуляли таким способом, часами не вставая с места.
Оказавшись на улице Мучеников, Арабелла осмотрелась по сторонам, борясь со странным ощущением, что за ней кто-то идет, но, никого не увидев, облегченно вздохнула и свернула к двухэтажному особняку с позолоченными узорами на фасаде. Немного подумав, она обошла дом с другой стороны и толкнула дверь, ведущую на кухню.
Девушку встретила тишина, впрочем, как и всегда. Здесь не было голосов или веселого смеха, но здесь также не имели место быть ни званые ужины, ни семейные ссоры. Большой особняк, обставленный массивной мебелью в темных тонах, казалось, лишь терпеливо взирал на все происходящее. Со стороны кухни плыли запахи, напомнившие Арабелле о том, что она давно ничего не ела.
– Мадам? – услышала она женский голос слева от себя и вздрогнула.
– Добрый вечер, Матильда, – сказала девушка, стараясь казаться невозмутимой.
– Подавать ужин? – лицо пожилой служанки не выражало никаких эмоций.
– Я могу поесть на кухне… – ответила Арабелла, слегка пожав плечами. Ей давно было все равно, о чем думают слуги в этом доме.
– Дело в том, что месье Генрих был занят и ещё не ужинал… – сказала Матильда прежним тоном.
Арабелла захватила воздух носом, изменившись в лице. На служанку она не взглянула.
– Ах, хорошо. Подавай. Я переоденусь и спущусь…. – бросила она и быстро пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. На секунду задержавшись на нижней ступеньке, девушка напряженно взглянула в сторону кабинета мужа. Заметив, что дверь плотно закрыта, она вздохнула с еле уловимым облегчением, взяла со столика зажжённую свечу и быстро поднялась наверх.
Только оказавшись в своей спальне, Арабелла ощутила внутреннее облегчение и кинулась снимать грязное платье, морщась от неприятного запаха.
В противоречие всей обстановке особняка, комната самой девушки казалась будто невесомой. Отделанные в розово-золотой цвет стены, потолок с белой лепниной, сиреневые гардины в тон прикроватным шторкам, наличие повсюду бронзовых статуэток и цветов в вазах, задвинутый в дальний угол мольберт: все будто намекало на то, что хозяйка спальни – особа романтичная и юная. В дальнем углу была дверь в будуар – именно туда и направилась Арабелла, чтобы переодеться.
Оставшись в одном нижнем белье, девушка заглянула за шкаф, вытащила оттуда картину, изображавшую седого мужчину во фраке, осмотрела ее с довольной улыбкой и осторожно убрала на прежнее место, потом устало села на кушетку. На ее лице появились нотки печали, взгляд устремился в пустоту.
В дверь спальни постучали.
– Мадам!
– Да, Матильда! – крикнула Арабелла, выходя из будуара.
– Я хотела спросить, помочь ли вам переодеться… – лицо высокой нескладной служанки снова ничего не выражало.
– Нет, спасибо. Я сейчас надену платье и спущусь…
– Месье Генрих ждет вас внизу, – сказала Матильда давно заученным тоном. – С вашего позволения…
После ухода горничной Арабелла сделала гримасу, показывающую раздражение, погрузила руки в чан с водой, служащий для омовения, потом направилась к шкафу с платьями.
…Генрих Дюпен медленно прогуливался возле лестницы, периодически бросая взгляд на второй этаж. На его высокой крепко сложенной фигуре отлично сидел коричневый фрак. Безупречно выбритое лицо подчеркивало прямой подбородок и выдавало ум и образованность своего хозяина. Из-под прямых темных бровей печально смотрели синие глаза.
Услышав шаги на лестнице, он вздрогнул и поднял голову.
– Добрый вечер, Генрих, – холодно сказала Арабелла, медленно спускаясь по лестнице, затем протянула мужу руку, и оба они прошли в столовую, не сказав ни слова, и не глядя друг на друга.
Ужин проходил в гнетущем молчании, нарушаемом лишь звоном приборов. Арабелла медленными движениями нарезала мясо в тарелке, стараясь не смотреть на супруга, сидящего напротив, и понимала, что аппетит ее покинул. Генрих же несколько раз украдкой взглянул на супругу, потом поскреб бакенбарду и спросил:
– Как прошел твой день?
– Спасибо, хорошо, – ответила Арабелла, не поднимая глаз. – А у тебя? Дела идут хорошо?
Любой посторонний наблюдатель уловил бы сарказм в этом вопросе. Генрих сжал губы и нехотя ответил, кивнув.
– Да. Финансируем кораблестроительство в Нанте…
И снова воцарилось молчание. Легкий звон столового серебра нарушал эту ледяную картину. Пламя большой люстры придавало синему платью Арабеллы пурпурный отблеск.
По окончании ужина Генрих поцеловал жену в лоб с пожеланием приятных снов, проводил взглядом девушку, поспешно поднимавшуюся наверх, затем скрипнул зубами и в бешенстве стукнул кулаком по лестничным перилам.
Часы на соседнем соборе пробили полдень. В гостиной небольшого дома на окраине Лиона сидело двое мужчин.
– Честно говоря, я не очень люблю риск, – джентльмен средних лет в уже вышедшем из моды черном костюме откинулся в кресле и посмотрел на своего гостя.
– Там, где требуется успех, риск неизбежен, месье Гуро, – молодой человек в начищенных до блеска туфлях поправил свои манжеты. – Но, поверьте, я знаю цену своим предложениям. Просто так я не вкладываю денег, их у меня не так уж и много…
– На самом деле, я знаю, что такое финансовые вопросы. Я хорошо понял, что именно вы хотите до меня донести, Генрих.… Позвольте, я к вам чуть фамильярно, как старший по возрасту, – Жорж Гуро слегка подался вперед. – Дело не в моей трусости, но, позвольте, я буду нескромным до конца. Сколько вам лет, молодой человек?
Тот чуть прищурился и сделал витиеватый жест рукой, словно демонстрируя неофициальность этой беседы.
– Двадцать пять.
– Вы женаты?
– С прошлого месяца – да, – на лице Генриха Дюпена появилась открытая улыбка уравновешенного человека, которого ничуть не задевали подобные вопросы.
Его собеседник кивнул своим мыслям и снова откинулся в кресле.
– В этом и может крыться проблема. Я понимаю, вы молоды, полны энергии и планов. А у меня дочь, еще дитя, и у неё нет матери, – Жорж Гуро ущипнул себя за баки. – Мне тревожно…
Генрих перекинул ногу на ногу, оперевшись на подлокотник дивана, и потер гладкий подбородок.
– Месье Гуро, позвольте. Эту фразу вы сейчас произнесли так, будто я авантюрист. Я, собственно, имел целью своего визита рассказать вам кое-какие факты…
– Прошу прощения, господа, – прозвучал за их спинами женский голос. – Вы просили заварить чай вместо вина…
Немолодая женщина внесла поднос в гостиную.
– Я могу сама, – русоволосая девочка лет семи протянула руки, и прежде, чем кто-либо сумел ее остановить, схватила сразу две чашки и понесла их к дивану, на котором сидел гость. Тот повернулся всем телом, видимо, желая отодвинуться и не мешать, и нечаянно задел ее плечом.
Раздался звон битой посуды. Поднялась паника. Генрих, на которого выплеснули горячую воду, выругался от неожиданности и вскочил с места, размахивая руками. Дама, принёсшая поднос, схватила полотенце и кинулась вытирать костюм гостя, охая и извиняясь. Напуганная случившимся девочка в ужасе отпрянула.
– Арабелла! – сердито крикнул отец, вскакивая с кресла. – Что ты натворила?! Ты зачем вообще мешаешься здесь?! Немедленно иди в свою комнату и не выходи оттуда!
И без того перепуганный ребенок, заливаясь слезами, бросился к лестнице, спотыкаясь на ступеньках.
– Зачем вы так, – мягко сказал Генрих, отряхиваясь. – Это же еще дитя. Она хотела помочь… И не волнуйтесь за меня, это плотная английская ткань, я в полном порядке…
– Доброе утро, мадам, – приветствовал Арабеллу пожилой лакей с франтоватыми усами, когда она спустилась вниз. – Прикажете подавать завтрак? – и прибавил: – Месье Генрих ждал вас, но вы не просыпались, и он был вынужден уехать…
– Хорошо, Франк, – сказала девушка, сохраняя невозмутимый вид, и после завтрака снова поднялась в свою комнату. При дневном свете ее спальня казалась еще более романтичной, через распахнутое окно в комнату проникали теплые лучи июньского солнца. Пройдя в будуар, Арабелла, как и накануне, вынула картину из-за шкафа, взглянула на неё, пробормотала: «Папа был бы горд» и убрала полотно обратно, убедившись, что оно не бросается в глаза постороннему. Потом задумалась.
Вчера ей повезло с неожиданным спасителем. Но это не меняет всей ситуации и не остановит ее. В этих бедных районах наверняка десятки приличных женщин, которые прозябают в нищете по ряду причин, и у неё есть отличная возможность им помочь. В любом случае, будто бы у нее было какое-то другое занятие. В этом доме никому нет до нее, Арабеллы, дела, она лишь часть общей картины – не более того. До смерти отца она жила на окраине Лиона, у нее были подруги, со многими из которых она общалась с детских лет, она разводила орхидеи в маленькой оранжерее, любила загородные поездки и фермерские поля. В детстве она даже ухаживала за собственными канарейками и держала в подвале щенков.
Париж был ей чужд и холоден с нею. Разговоры о моде, излишнее, по мнению Арабеллы, щегольство, чрезмерная сухость окружающих, натянутая любезность – все это вызывало у девушки тоску и усиливало чувство одиночества.
…Арабелла уже час гуляла по пассажу, разглядывая горы продаваемых безделушек. Её комната и так была уставлена всевозможными поделками и статуэтками, но ей всегда хотелось приобрести что-нибудь еще, раз уж она полностью свободна в своих покупках. Французская столица даже спустя шесть месяцев пребывания, все равно казалась ей странной и оттого манящей не менее ядовито. Контраст, создаваемый городом, привлекал ее сильнее с каждым днем, девушка словно стремилась что-то понять и заставить Париж признать себя. Вот Тюильри, утопающий в зелени, и веселый смех прогуливающихся дам в расшитых позолотой и бархатом платьях, но чуть дальше – и вот он, тот Париж, по тротуарам которого текли помои, и где бродячие собаки рылись в горах мусора вдоль мостовых. Арабелла содрогалась, но не могла отказать себе в тайном желании все больше изучить этот загадочный город. Предместье Сен-Мартен – прибежище низших слоев Парижа, и свалка Монфокон – вот, что так сильно манило ее еще детское любопытство. Но до сих пор она не набралась смелости идти туда в одиночку. Вчерашняя попытка осуществить задуманное показала ей, что все может быть куда сложнее, чем ей кажется со стороны.
Вдруг Арабелла вздрогнула и отошла от прилавка. В толпе гуляющих по пассажу людей промелькнула мужская фигура, которая показалась ей знакомой.
– Франсуа? – пробормотала она, замирая на месте. – Неужели это он?
И, подхватив подол платья, девушка поспешила догонять мужчину в синем костюме, довольно бесцеремонно расталкивая всех локтями. Глаз с объекта преследования она не сводила, и с каждым шагом все более убеждалась в том, что не ошиблась, но тут:
– Арабелла! Арабелла Дюпен! Добрый день, дорогая! – прозвучал рядом с ней слащавый женский голос, и девушка остановилась, подавляя навалившееся раздражение. Незнакомец в синем фраке направился к лестнице, ведущей вниз, и скрылся из вида в считанные секунды.
– Мадам! – растянула Арабелла губы в улыбке, пытаясь вспомнить, как зовут женщину, которая сейчас без умолку сыпала на неё фразами, выражающими отношение к платью и внешнему виду самой девушки. Все эти многочисленные семейства, с которыми был дружен Генрих Дюпен, Арабелле ничем не запомнились. Она, как и полагалось в ее случае, навещала этих людей, посещала званые обеды и ужины, но ей было мучительно скучно и тяжело поддерживать общение в этом новом для себя кругу. При каждом удобном случае девушка стремилась сбежать ото всех. Кажется, в одном из недавних визитов она ускользнула на террасу от общества именно этой болтливой особы, чтобы поиграть с ее же болонкой.
– А Генрих? – от мыслей Арабеллу отвлекло упоминание имени мужа. – Генрих здесь?
