Полная версия
– Алиса, – обратилась я, к голосовому помощнику, – отключи будильник.
– Отключаю, – сладким голосом пропела умная колонка.
– Алиса, что у нас сегодня по плану?
– Встреча с заказчиком на 12–00, съемка трюка с мотоциклом для рекламы в 16–00.
– Спасибо. Включи кофеварку и «Арию», любимый сборник.
Обожаю командовать, пусть даже искусственным интеллектом. Отдав последние распоряжения безотказной Алисе, я пошлепала в душ.
Пока горячая вода смывала с меня остатки сна и монстра Матохи, я как-то неожиданно для себя погрузилась в воспоминания детства.
Кто я такая и откуда, мне неизвестно. Меня, едва появившуюся на свет, подкинули к дверям детской поликлиники. 13.05.2000 года, в тот самый день, когда по всей земле бушевали природные аномалии. В этот день, по слухам и газетным статьям, в мире творилось форменное безумие, поэтому заморачиваться и искать какую-то нерадивую кукушку, бросившую своего ребенка, никто сильно не стремился, были дела поважнее. Дети рождались как из рога изобилия, врачи сбивались с ног, принимая лезущих огромным потоком младенцев. Меня осмотрели на скорую руку и максимально быстро, без бюрократических проволочек, определили в дом малютки. Может, меня бросили, а может, мама погибла, едва произведя меня на свет – в общем, история умалчивает, а травить свою душу безответными вопросами я давно уже перестала. Спасибо, что донесли до больницы, а не оставили умирать в грязной подворотне или в вонючем мусорном контейнере. Май в Сибири теплом не балует, я могла просто замерзнуть насмерть.
Свое первое пристанище, дом малютки, в силу малого возраста я, конечно же, совсем не помню, а вот последующий детский дом – очень даже хорошо. Это был не милый домик с мягкой мебелью, вкусной едой, яркими красивыми игрушками и добрыми воспитателями, как хотелось бы надеяться. Скорее, это был эдакий филиальчик ада на земле. С монстрами-воспитателями и во главе с дьяволом – директрисой. Пока я жила в этом заведении, меня дико мучил вопрос: неужели на работу в такие заведения по специальному отбору попадают? Чем паскуднее человек, тем лучше? Иначе никак не объяснить, каким образом все эти нелюди попадали в такие места, где нужны теплые и заботливые люди, а на деле получались садисты, извращенцы и прочие лица с психическими расстройствами. Школа выживания повышенного уровня сложности. Слабые не выдерживали, они ломались и превращались в тени от людей. Я их не жалела, скорее, презирала: не имело значения, что они всего лишь дети – если попал сюда, то либо дерись, терпи удары, стиснув зубы, либо умри, третьего не дано. В самом начале, после перевода из дома малютки в детский дом, у меня не было бонуса в виде суперспособностей и выгрызать свое место под солнцем приходилось наравне со всеми остальными, без каких-либо привилегий.
Первые мои детские воспоминания – это мир запахов, тогда еще этот мир не населяли люди. Хлорка, въевшаяся во все клеточки моего тела, квашеная капуста, от которой до сих пор выворачивает наизнанку. Запахи каких-то мерзких лекарств, мазей и прочих медицинских препаратов, и где они только находили такие медикаменты. Будучи уже взрослой, я никогда больше не встречала таких запахов, хотя в силу своей профессии в медицинских учреждениях бывала регулярно. Потом мой детский мир, наряду с запахами, населили звуки. Недовольные злобные крики воспитателей, глухие удары по обнаженному телу, громкие рыдания и сдавленный приглушенный плач. Этот глухой плач был самым страшным кошмаром, мое детское сердце могло только догадываться, что так плакать можно только от самого глубокого отчаяния и непроглядной безысходности. Относительно тихо было только ночью – ну, такое себе тихо, конечно. Старшие дети развлекались сами, или кто-то развлекался с ними без их воли и согласия. Из некоторых комнат раздавался, тот самый приглушенный сдавленный плач. Эти звуки, пожалуй, были пострашнее криков воспитателей и побоев, от этого плача сжималось сердце, и тоска душила так, что невозможно было вдохнуть хоть каплю воздуха.
Когда в моем детском мире появились люди, я точно сказать не могу. Первый человек, которого я помню, это высокая, худая, с вечно недовольным выражением лица воспитательница. Она постоянно носила с собой тонкий короткий прутик и без раздумий и сожаления пускала его в ход при малейшем нарушении правил. А нарушения были повсюду: плохо заправленная кровать, пятно на одежде, громкий звук на уроке и прочее. Это орудие пыток испытали на себе все приютские дети, ни один не ушел от обжигающей боли удара. Жаловаться было некому и некуда, всем было плевать – школа жизни же.
Поначалу меня били много и часто: воспитатели, старшие дети и все, кто был сильнее. Я только сжимала зубы от злости и мечтала стать сильнее и ответить. Все закончилось примерно к моим семи годам, когда я поняла, что стала значительно сильнее и могу отвечать не менее жестко и больно, а может быть, и пожестче, и побольнее. Первыми отстали старшие дети после выбитых зубов, сломанного носа и отбитых внутренностей. За все мои драки я почти поселилась в карцере. Местная тюрьма – голое, холодное помещение с какой-то тряпкой вместо постели и гадкой едой раз в день. Но даже оно было лучше, чем моя комната в этом детском доме, здесь хоть никто не бил и не издевался.
Перевоспитать и сломать меня не получилось, избавиться от такого сложного ребенка тоже не вышло, и со временем от меня отстали и воспитатели. Репутация у меня сложилась уже такая, что даже взрослые не рисковали связываться со мной. В моем взгляде поселилось что-то такое, отчего даже взрослые предпочитали обходить меня стороной и не связываться с сумасшедшей девочкой.
Дни шли своим чередом, и жизнь в детском доме стала почти сносной. Мне исполнилось восемь лет, и в мою одинокую жизнь вошла она. В наш детский дом попала Даша. Ей, как и мне, исполнилось восемь лет, и, как позже выяснилось, мы родились в один кошмарный день. Даша попала в детский дом прямиком с больничной койки, на которую ее отправили мамаша с сожителем, врачи вытаскивали девочку с того света не один день. На ней не было живого места: все, что можно было сломать, сломано, зажито и снова сломано, куча внутренних повреждений, ссадин, синяков и ушибов. Как она вообще дожила до своих лет, было непонятно. И после всех пережитых кошмаров ее отправили в наш ад. Высшая божественная несправедливость.
Даша была очень хорошенькой, светло-русые вьющиеся волосы, серо-зеленые глаза кошачьей формы, маленький курносый носик и маленькие, но пухленькие губки. Такая худенькая и хрупкая, прозрачная, как привидение. В свои восемь лет я сразу поняла, чем ей грозит ее хрупкость и покладистость. Понимание того, что сделают с хорошенькой, неспособной защищаться девочкой местные жители, породило во мне доселе не испытываемые эмоции. Гнев, бешенство, несправедливость, обида – все это закрутилось вихрем и взорвалось в моей голове. Именно тогда во мне родился монстр, готовый убивать. Я дала себе слово, что девочку, так много пережившую, тронут только через мой труп. Костьми лягу, убью любого, кто посмеет к ней прикоснуться с нехорошими намерениями. И ее величество Судьба, видимо, увидев мою решимость, решила сжалиться над ребенком и подарила Даше первый в жизни счастливый билет: ее поселили в мою комнату.
Поблагодарив за этот подарок всех богов на свете, я стала яростно защищать Дашу. Первые же попытки заполучить столь лакомый кусочек не заставили себя долго ждать. Группа старшеклассников подкараулили Дашу в душе. Моя вина – отвлеклась и расслабилась. Меня задержали на выходе из комнаты, а Даша не стала ждать и пошла мыться одна. К моменту, когда я появилась в душевой, один из этих уродов уже крепко держал ее заломленные за спину руки, остальные окружив главаря, смеялись, в предвкушении садистского представления. Кровавая пелена заволокла мои глаза, и сознание отключилось, на сцену вышел мой личный монстр. Я не знаю, как мне удалось никого не убить и даже серьезно не покалечить. Я даже не помню, как действовала. Но, придя в себя, обнаружила четверых недоносков в крови и собственных экскрементах, они жалобно скулили и смотрели на меня со священным ужасом. А Даша, хвала богам, потеряла сознания и в счастливом забытие пропустила все страшное действие.
Слухи об этом инциденте как пожар разнеслись по детскому дому, и с тех пор меня стали не просто опасаться, а откровенно бояться, обходя стороной меня и на всякий случай Дашу. Такое положение вещей меня вполне устраивало. Кроме Даши, я не в ком больше не нуждалась.
Жизнь продолжала идти своим чередом до достижения мною тринадцати лет. Произошло то, что происходит, наверное, со всеми подростками в мире – перестройка организма, гормоны и… первая любовь. Я влюбилась, как мартовская кошка, в самого красивого мальчика в мире. В него были влюблены все девочки от малышек до самых старших, поговаривали, что и некоторые воспитатели не обошли его стороной. Ну, невозможно не влюбиться в статного красавца метр восемьдесят ростом, с копной густых волос цвета вороньего крыла, постоянно падающих на его прекрасные карие глаза.
Никита был пловцом, что весьма положительно сказалось на его фигуре. В свои пятнадцать лет он был сложен как Аполлон из греческого музея – видела его на картинке. Правда, самое интересное у музейного Аполлона спрятано под фиговым листком, а вот у Никиты в бассейне, да в мокрых плавках, было все очень даже хорошо видно. Девчонки разве что в обморок не падали, когда парень просто находился рядом. А его улыбка вызывала полную остановку сердца с инфарктом миокарда.
Сам парень менял девушек со скоростью звука и на момент моих душевных страданий встречался с красавицей Олей. Та еще стерва, постоянно доставала и обижала младших, отбирала еду и редкие подарки, которые по великим праздникам приносили волонтеры и представители различных фондов. Она тоже занималась плаваньем, имела фигуру под стать Никите, и вообще, выглядели они шикарной парой. Впрочем, ничего удивительного – самый красивый парень и самая красивая девушка.
Казалось бы, совет да любовь, нечего тут ловить. Ага, как же, только не для меня, у меня были свои понятия о прекрасном, и лично я считала, что лучше всего Никите быть, естественно, со мной. Хотя я к тому времени выглядела скорее гадким утенком: худая, плоская, с торчащими в разные стороны рыжими волосами. Но такие мелочи меня никогда не останавливали. Руки чесались, страсть как хотелось нахлестать по красивому, кукольному личику мерзкой девке, осмелившейся касаться моего кумира, и ноги ей переломать, чтобы не могла ходить рядом с ним.
Однажды после отбоя, лежа на скрипучей кровати, погруженная в свои сладкие садистские мечты, я не заметила, как уснула. И оказалась в душевой нашего бассейна. Было влажно и душно, повсюду пар, надоевший запах хлорки, шумела вода. Рядом с моей кабинкой плескалась Оля. Она так шикарно выглядела, льющаяся вода, казалось, ласкала и обнимала ее идеальную стройную фигуру. Меня охватило бешенство, кровь прилила к мозгу, а глаза снова оказались в плену красной пелены гнева. Сердце стучало так, что его удары били кувалдой по голове, вытеснив оттуда все мысли, кроме одной – убить эту тварь!!! Аж зубы свело.
Мой монстр снова вырвался наружу. Но в этот раз провалов в памяти не было, я прекрасно помню, ЧТО я делала и КАК. С размаху кулаком ударила в челюсть, раздался громкий хруст сломанной кости. Как в замедленной съемке, ее голова откинулась в сторону, из открытого рта хлынула кровь и какие-то сгустки. С громким, даже оглушительным звуком они упали на кафель, вода смыла кровь, и сгустки оказались выбитыми зубами. Медленно она оседала на пол, кровь быстро смешивалась с водой, окрашивая душевую комнату в алый цвет. Меня с головой накрыл туман ярости, я превратилась в палача. Не знаю, сколько это продолжалось, я как будто была не здесь, а наблюдала со стороны. Время то сжималось, то укоряло свой бег.
Когда я вернулась в свое сознание, вся душевая была залита кровью, вырванными волосами и еще чем-то, о происхождении чего думать как-то не хотелось. Оля мало была похожа на человека, скорее, на куклу, которая побывала в руках очень злого ребенка. На лицо смотреть и вовсе было страшновато, не было там лица, а только какое-то бесформенное месиво.
Было ли мне жаль? Испугалась ли я того, что сделала? Наверное, кто-то сейчас сильно разочаруется и скривится в гримасе отвращения, но нет, мне не было жаль, и страшно мне не было. В месте, в котором я воспитывалась, жалости не учили, только жестокости.
И проснулась я в отличном расположении духа, наполненная какими-то новыми сногсшибательными ощущениями.
После завтрака нам сообщили что Оля мертва, во сне у нее остановилось сердце. Никто так и не смог понять, почему у здоровой девочки-спортсменки вдруг, ни с того ни с сего, отказало сердце. Были разборки, приезжали какие-то комиссии, толпами ходили люди, опрашивая всех подряд, задавая глупые бессмысленные вопросы. Никто ничего не рассказал. Жизнь в аду быстро учит держать язык за зубами. Постепенно шумиха улеглась, не найдя более ли менее разумного объяснения случившемуся, смерть признали несчастным случаем. Никто, кроме меня, так никогда и не узнал, что же на самом деле случилось с Олей. Она была плохим человеком и никто, кроме Никиты, плакать по ней не стал.
Никита долго тоже не страдал, я крутилась постоянно рядом и была страсть как доступна, хоть и не прекрасна. Но была и еще одна проблема, нет, не подумайте, мой возраст тут совсем ни при чем. Тринадцать лет, конечно, не самый лучший возраст для отношений, но дело было вовсе не в возрасте. Но вот моя репутация – меня элементарно боялись, даже такие взрослые и спортивные парни вроде Никиты. Никита был очень даже неглупый парень и всю мою активность просек сразу же. Он, конечно, улыбался с опаской, но принимал мое внимание, а вот дальше, хоть убей, идти отказывался.
Я всю голову сломала – как же мне обратить на себя внимание, моего божества. Ворочаясь перед сном в своей максимально неуютной кровати, я придавалась романтическим фантазиям и… оказалась прямиком в одной из них. О, это был великолепный сон. Тростниковое бунгало на берегу океана, белый песок, лазурная вода, яркий красочный закат и шикарный ужин при свечах. Все это великолепие дополнял мой Никита, полностью готовый к употреблению. Это было великолепно, фантастически, феерично. Во сне Никита не стал сопротивляться моему напору. Он-то думал, что сон его. Все фантазии, все мыслимые желания стали в эту ночь нашей реальностью.
Связав сон про Олю и этот, я поняла невероятную вещь: я могу управлять снами и делать их своей реальностью. И… потеряла интерес к Никите. В одну минуту мой необыкновенный кумир превратился в обычного, хоть и симпатичного парня в то время как я вдруг стала невероятной и могущественной. Вот так закончилась моя первая, но так и не начавшаяся любовь.
С тех пор я часто затаскивала в свои романтические сны понравившихся парней, было круто! Но, как и все в этой жизни, мне быстро наскучило. Потеряв интерес к парням, я впала в депрессию. Меня ничто не радовало. Спала без снов, ела без вкуса и жила, чтобы просто жить. Пока меня не настигла новая страсть несколько другого характера.
Несмотря на все минусы нашего детского дома, были и весьма жирные плюсы. С нами очень много занимались спортом. Занимались, конечно, сильно сказано, скорее, это была еще одна игра на выживание под названием «выживи на тренировке». Я выбрала единоборства. Как оказалось на первой же тренировке, равных мне там просто не было – казалось, я родилась в боевой стойке. Природная гибкость, ловкость и скорость сделали свое дело, я очень быстро стала лучшей даже среди старших учеников. Тренер в своих влажных фантазиях уже видел меня в мировых чемпионах и изматывал меня больше и усерднее, чем всех остальных. Вот только, несмотря на все жесткие тренировки и явный отличный их результат, ездить на соревнования и выигрывать золото я не собиралась. Не то чтобы мне не хотелось признания и славы, я просто не могла оставлять Дашу здесь одну, без защиты. Даша стала моей манией и моей слабостью. Мне казалось, если я оставлю ее хоть на минуту, с ней обязательно случится, что-то плохое. Когда я теряла ее из поля зрения, сердце начинало глухо стучать, и меня накрывала волна страха и тоски. Я панически бросалась на ее поиски и когда находила, испытывала ни с чем несравнимое чувство облегчения и безмерного счастья.
Меня долго пытались заставить принимать участие в соревнованиях – уговорами, угрозами и шантажом, но я была непреклонна. После случая в душевой у меня во взгляде появилось что-то такое, с чем спорить никому не хотелось. Человеческий инстинкт самосохранения оглушительно кричал им, что не стоит трогать эту полоумную от греха подальше. В конце концов, меня оставили в покое, и тренер на меня попросту забил, отдавая предпочтение более сговорчивым, хоть и менее перспективным ребятам.
Второй моей страстью стали мотоциклы. Когда мне исполнилась пятнадцать, я научилась сбегать из детского дома так, что никто и не замечал моего отсутствия. Убедившись, что Даша сладко спит, я закрывала двери нашей комнаты и беззвучной тенью проскальзывала сквозь любые замки. Жажда новых знаний, приключений и изучения мира за забором не давала мне покоя. В одну из вылазок я наткнулась на группу молодых людей в старых полуразвалившихся гаражах. Они были веселые, молодые, какие-то абсолютно беззаботные, как будто из другого мира. Гаражи находились на отшибе, и ни звук мотора, ни громкая музыка, ни веселый смех не привлекали ненужного внимания. Но даже не сами веселящиеся молодые люди привлекли мое внимания, мой взгляд был прикован к мотоциклам. Эти хромированные блестящие монстры напоминали мне диких необъезженных мустангов, которых необходимо приручить. Наблюдая, как парни ставили свои байки на дыбы, я чувствовала, как мое сердце пело и плясало, мне срочно надо научиться так же.
Долго я не думала, мне вообще всегда плохо удавалось думать, я больше человек действия. Немного пошпионив из-за темного угла за компанией, я выявила главного и, виляя попой, пошла прямиком к нему. Ах, да, забыла уточнить, что к пятнадцати годам моя внешность претерпела глобальные изменения. Там, где прежде все было непропорционально вытянуто и угловато, теперь это приобрело нужные параметры и мягкую округлость. У меня выросла грудь, обозначилась попка. Волосы, раньше торчавшие как иголки у безумного ежика, стали длинными, вьющимися и приобрели медный оттенок. Не последнюю роль в моем преображении оказали изнуряющие тренировки и специальное питание.
При виде меня компания замерла в изумлении: наверное, нечасто к ним по ночам приходят малолетние красотки. Поздоровалась со всеми, но смотрела только на главного, поболтали о пустяках, опустив неудобные вопросы, кто я такая и почему шляюсь по ночам, и, наконец-то, заметила то, что от него ожидала – мимолетный, но полный заинтересованности взгляд на своей вполне сформировавшейся груди. Естественно, я наврала, что мне восемнадцать, да и Паше – так звали этого красавчика – было, по большему счету, безразлично, он строил из себя равнодушного главаря банды, плюющего на законы. Но это была только видимость, на самом деле я явственно чувствовала идущее от него волнение и неуверенность. Но имидж победил, и мне было позволено приходить, когда мне вздумается. Позже я сказала ему, кто я и откуда, и его волнение как рукой сняло. Никто не будет искать детдомовского ребенка и наказывать за него. В таком вот мире живем.
И в скором времени мы стали кататься вместе и встречаться. Паша великолепно разбирался и в мотоциклах, и в женщинах, охотно обучая меня этим наукам, и снова я оказалась весьма способной и прилежной ученицей. С большой пользой я провела последующие три года своей жизни. И как бабочка, махнув крылом, упорхнула в новый этап своей жизни. С Пашей я не попрощалась, просто исчезла. Не знаю, стал ли он меня искать, скучал ли. Сама я немного скучала, но время расставаться пришло, и было это время идеальным.
К восемнадцати годам я была мастером по нескольким видам единоборств и рукопашному бою. Могла с закрытыми глазами разобрать и собрать мотоцикл. И жаждала самостоятельной жизни.
При выпуске из филиала ада номер один на земле нам выделялись вполне пристойные, но очень маленькие квартирки. Где-то на окраинах Новосибирска, в Кировском районе, нам с Дашей достались квартиры в только что построенном по госпрограмме комплексе. Судьба в очередной раз протянула нам руку помощи: выпустили нас с Дашей в одно время и квартиры дали одновременно и в одном доме. Если бы не жизнь до этого момента, я бы подумала, что Бог нас любит. Но… но с учетом прожитых ужасов это было больше похоже на подачки. Да хрен с ним, мы не гордые, возьмем и спасибо скажем.
Получив долгожданную свободу и все полагающиеся права и обязанности вместе с ней, мы решили жить в одной квартире, а вторую сдавать. На нелегальных мотогонках благодаря Паше я скопила небольшую сумму денег, которой с лихвой хватило на ремонт и обустройство обеих квартир. Обязанности по дому распределились как-то сами собой: я зарабатывала, а Дашка готовила и наводила уют. К чему у нее, несомненно, был большой талант. Красивые чашечки, статуэтки, светильники ручной работы и прочее. Где она только их находила, ума не приложу. Выглядели все эти вещи дорогими дизайнерскими идеями и при этом создавали потрясающий уют и чувство собственного любимого дома.
Недолго думая, я собрала остатки денег и отправила Дарью учиться на курсы дизайна по интерьерам. И там она произвела фурор, природный талант раскрылся в полную силу, и, еще не закончив обучение, Даша стала успешным и востребованным в Новосибирске дизайнером. Я же к этому времени как-то случайно вошла в тусовку мотогонщиков и незаметно для себя стала каскадером по мототрюкам. Работа не постоянная, но весьма неплохо оплачиваемая, что меня полностью устраивало. Работать на кого-то пять дней в неделю с утра до вечера – это было совсем не мое. Мне нужна была никем и ничем не ограниченная свобода.
Жизнь снова потекла своим чередом, до очередного удара судьбы. Даша познакомилась с Егором. Серьезный, умный симпатичный мужчина, похожий на ботаника, мягкий, добрый и какой-то неуклюжий и невероятно милый. Он был на пять лет старше и на целую жизнь наивнее нас, прошедших школу жизни в детском доме. Они сошлись очень быстро. Их союз, казалось, был создан на небесах. У Егора была небольшая тихо умирающая фирма по изготовлению мебели, а Дашин талант вдохнул в нее новую бурную жизнь. Заказы посыпались, как из рога изобилия, вместе с финансовым благополучием. Даша все чаще и настойчивее заводила разговор о скором переезде к Егору, я сопротивлялась, как могла. Хоть мне и нравился Егор, мне казалось, что как только я отпущу ее, с ней опять произойдет что-то ужасное, а я буду далеко и не смогу защитить. На все ее благоразумные доводы и меня находились не менее благоразумные контраргументы. Но однажды скромная и кроткая Даша закатила мне бурный скандал с битьем посуды, мебели и меня, так что пришлось смириться с неизбежным и отпустить мою девочку во взрослую и такую опасную жизнь.
Один из летних дней выдался особенно чудесным. Ярко светило июльское солнце, дул легкий ветерок, было не душно и не холодно, что не характерно для Сибири. Даже зловредные мошки не донимали, как обычно, а спрятались, дабы не портить такой замечательный погожий денек. Мы с Дашей договорились встретиться на набережной, попить кофе на свежем воздухе. Даша прибежала, как всегда легкая, воздушная и невероятно красивая, в белом сарафане с яркими красными розами. Но что-то было не так: небольшие тени под глазами я заметила сразу и еще что-то почувствовала внутри нее, какую-то тень. И тень эта была живой.
Пока мы болтали ни о чем и обо всем сразу, я попробовала мысленно дотронуться до тени внутри Даши. И ощутила, что-то холодное и злое. Это холодное и злое, безмерно удивленное моими манипуляциями, попыталось дотронуться до меня в ответ. Холодные иглы чужой воли пронзили мою голову, стремясь добраться до самого мозга. Ощущение, мягко сказать, было неприятным. Я собрала мысли в кучу и со всей силы шарахнула по этим ледяным иглам. Удар оказался такой силы, что существо, почти вылетело из Даши. Я видела его как небольшой сгусток черной энергии, отделившийся на мгновение от подруги и тут же запрыгнувший обратно. Существо было ошарашено этой атакой и мгновенно спряталось где-то глубоко внутри моей подруги, я перестала его видеть и ощущать.
– Даша, ты хорошо себя чувствуешь в последнее время? – я бестактно перебила очередной ее рассказ.
– Не высыпаюсь, работы много, устаю, а в целом нормально, – ответила удивленная Даша. – А что?
– Да так, ничего. Выглядишь как раз не слегка, а сильно уставшей. Я переживаю. Отдыхай, пожалуйста, больше, – я улыбнулась ей и погладила по руке.
– Проект закончу, и мы с Егором поедем на Алтай на несколько дней отдохнуть, не переживай, я кремень и терминатор, – Даша хихикнула в ответ и накрыла мою руку своей сверху.
Тень внутри Даши заерзала и оскалилась, я ей явно не понравилась. Что ж, это было взаимно. Вот только что этим делать, я не знала. В том, что существо оказалось враждебным, не было никаких сомнений, оно явно вредило Даше, но я больше не могла до него дотянуться. И абсолютно не понимала, что с этим делать.
