Булгаков. Разговоры со Сталиным. Пьеса для чтения

Снова звонок. Булгаков сердито берет трубку. Откуда-то сбоку неожиданно появляется Любовь Евгеньевна. На другой половине сцены за происходящим следит Сталин.

Дело было так: я при этом присутствовала, позвала его к телефону. Я как раз дома была () на кухне. Да, на кухне. Вот он тут сидел… лежал после обеда () Спал. Я его разбудила. Вот так… Вот, к телефону… () И я всё-всё слышала. Телефон висел в коридоре, и я сняла трубку и я ответила на звонок. Да. Але! Попросили его, я позвала: Миша! () Но я весь разговор слышала! От начала до конца! Пока кроме меня никто не слышал. Как слышала? Ну, у нас такая отводная трубка была от аппарата () Да, вот так. Мы все время им пользовались. Да. Обычное дело. А он замахал так руками заполошно, Любаша, Любаша, – ну, чтобы я тоже послушала () Ну вот, он и говорит, возмущенно так: Любовь Евгеньевна. Оглядывается, хватает фартук, надевает. Забирает у Булгакова трубку, отодвигает его от телефона, он в недоумении разводит руками. Подтаскивает его обратно к телефону. Кричит как будто вдаль, в другую комнату, и при этом отдает трубку стоящему рядом Булгакову. Берет со стола какие-то заколки, веревочки, коробочки, мгновенно чудесным образом превращает их в телефонный наушник, соединенный с телефонным аппаратом, прикладывает его к уху. Машет руками, Булгаков вздрагивает, в изумлении смотрит на нее, она, не обращая на него внимания, продолжает увлеченно рассказывать.

Какого ЦК? Что за дурацкие шутки? Булгаков.

А ему по телефону: Михаил Афанасьевич Булгаков? Любовь Евгеньевна.

Да, да Булгаков.

Сейчас, мол, с вами товарищ Сталин будет говорить. Ну, Миша сначала не понял ничего, переспрашивает. Любовь Евгеньевна.

Что? Сталин? Сталин? Булгаков.

(). Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, Михаил Афанасьевич. () Или, может быть, так: здравствуйте, товарищ Булгаков. Не помню уже точно. Любовь Евгеньевна с грузинским акцентом Без акцента

Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Булгаков.

(). Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… Я извиняюсь, товарищ Булгаков, что не мог быстро ответить на ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. А может быть, правда – вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели? () Прямо так и сказал: что, говорит, мы вам надоели? ) Может, действительно, вам уехать за границу? () За границу! А Миша так растерянно… помолчал немного, и говорит: Любовь Евгеньевна с грузинским акцентом Без акцента. (С акцентом. Без акцента.

Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может. Булгаков.

().Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре? Любовь Евгеньевна с акцентом

Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали. Булгаков.

(). А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами. Любовь Евгеньевна с акцентом

Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить. Булгаков.

(). Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего. () Вот так все и было. Только я слышала, больше никто. Ой, просто помереть можно, никто не поверит! Подумают, я вру. А почему обязательно вру? Любовь Евгеньевна с акцентом Без акцента.

Любовь Евгеньевна сует в руку Булгакову телефонную трубку, снимет фартук, хватает шляпку и быстро убегает.

А помнишь, я тебе позвонил? () А ты не поверил, перезванивал потом на коммутатор, проверял, откуда звонок. А? Не поверил? Сталин. Показывает на телефонную трубку в руках у Булгакова.

(). Дык, Иосиф Виссарионович, мало ли… Олеша вон любит шутки шутить, да мало ли еще кто, от них только и жди. И потом, по теории, сторонником которой я являлся, событие такое произойти не могло совершенно. Булгаков смущенно

И что это за теория такая? Сталин.

Имеются в Москве две теории. По первой, у нее многочисленные сторонники, я нахожусь под непрерывным и внимательнейшим наблюдением, при коем учитывается всякая моя строчка, мысль, фраза, шаг. Теория лестная, но, увы, имеющая крупнейший недостаток. Так, на мой вопрос: «А зачем же, ежели все это так важно и интересно, мне писать не дают?», от обывателей московских вышла вот такая резолюция: «Вот тут-то самое и есть. Пишете Вы Бог знает что и поэтому должны перегореть в горниле лишений и неприятностей, а когда окончательно перегорите, тут-то и выйдет из под Вашего пера хвала». Но это совершенно переворачивает формулу «Бытие определяет сознание», ибо никак даже физически нельзя себе представить, чтобы человек, бытие которого составлялось из лишений и неприятностей, вдруг грянул хвалу. Поэтому я был против этой теории. Булгаков.

Теория занимательная. Сталин.

Есть другая. У нее сторонников почти нет, но зато в числе их был я. По этой теории – ничего нет! Ни врагов, ни горнила, ни наблюдения, ни желания хвалы, словом – ничего. Никому это не интересно, не нужно, и об чем разговор? У гражданина шли пьесы, ну, сняли их, и в чем дело? Почему этот гражданин, Сидор, Петр или Иван, будет писать и во ВЦИК, и в Наркомпрос, и всюду всякие заявления, прошения, да еще об загранице?! А что ему за это будет. Ничего не будет. Ни плохого, ни хорошего. Ответа просто не будет. И правильно, и резонно! Ибо ежели начать отвечать всем Сидорам, то получится форменное вавилонское столпотворение. Булгаков.

Любая теория, даже самая остроумная, требует подтверждения фактами и серьезного анализа. Иначе из правильных предпосылок можно делать совершенно неправильные выводы. Вот, возьмем первую из упомянутых теорий. Отказываться от нее только на том основании, что из правильных предпосылок делаются ложные выводы, совершенно не стоит. Каковы же правильные предпосылки? А вот они: творчество драматурга Булгакова было в повестке чуть ли не десятка заседаний Политбюро. Ты понимаешь, Булгаков, что такое заседание Политбюро и какими вопросами оно занимается? Политбюро занимается вопросами политическими, вопросами всесоюзного уровня. Какая предварительная работа проводится перед тем, как вынести вопрос на рассмотрение Политбюро? Ты человек от политики далекий, газет советских не читаешь… Сталин.