Разговор с человеком, которого нет

– Как тебя зовут?

Так невыносимо хочется узнать имя этого… красавца? Человека, что сидел напротив меня? Человека, что решил со мной познакомиться? Человека, к которому я чувствую большую симпатию? Как зовут этого… нет, даже не человека – ангела.

Хочу произносить это имя во снах и наяву каждый миг, хочу ласкать его, как ребёнка, хочу знать великую тайну, хочу всегда его помнить, хочу мечтать об этом имени, хочу жить ради этого имени…

Ради этого парня.

– Дэ… – он запинается от смущения. – Дэн Абель.

Боже, как же оно ему подходит. «Д» идеально описывает его нос, «Э» чётко отражает уши, а «Н» – его лицо, тело, тепло в нём. Из этих трёх букв можно так легко составить такого красивого человека, так просто закрыть глаза и представить его в голове – вот он, сын небес, воплощение добра и уюта. Странно, что я так мало знаю Дэна, но так много уже о нём представляю и сама что-то придумываю – говорит либо глубокое отчаяние, либо писательский опыт, либо… сам факт того, что ко мне хоть кто-то подошёл. Протянул руку.

И улыбнулся.

Я так долго этого ждала. Искала во всех людях, искала и искала, но тут внезапно нашёлся только один – совершенно случайно. Разве это не судьба? Разве это не то счастье, которое оно мне приготовила? Так не хочется разочароваться, так не хочется впадать в сомнения, так не хочется боли.

Надежда – глупое существо, но именно оно всегда идёт с нами до конца.

– Эй, Дэн…

Произносить его имя так волнительно, так непривычно, так… здорово. Будто что-то сокровенное, нечто очень трепетное – словно даришь подарок самому любимому человеку и видишь его искреннее счастье. Так же по-настоящему радостно и у меня на душе, будто пью долгожданный горячий шоколад и наслаждаюсь самым солнечным днём. И хоть сейчас на самом деле идёт дождь, внутри впервые расходятся тучи.

– Что?

Дэн оборачивается после двух шагов по пешеходному переходу и глядит на меня так странно, что на секунду я всё же сомневаюсь, можно ли ему хоть что-нибудь рассказать. Он ведь совершенно незнакомый мне человек, который каким-то образом нашёл мой дом, а теперь нашёл и меня на улице. Может, он шпион? Может, маньяк? Дэн ведь реально может быть опасен, но… чем? Он слишком милый, слишком стеснительный, слишком… добрый. Да, добрый. Смех вместо криков на мой водяной выстрел, искреннее желание помочь, возвращение телефона, а теперь и предложение куртки от дождя – всё это никак не подходит под описание какого-нибудь убийцы. Актёрская игра? Скрытые мотивы? Желание разбить сердце?

«Все предрассудки – страхи человека, а страхам не стоит завладевать твоей жизнью».

И тут же внезапно решаюсь и быстро догоняю его.

– У тебя случалось такое, что в один момент ты вдруг резко решил измениться или изменить всю свою жизнь?

На секунду застывшее выражение лица от задумчивости – и вновь расслабленная улыбка на губах.

– Нет, наверное.

– А у меня да.

– И как? Получилось? – спрашивает Дэн с такой надеждой, будто переживает за меня больше, чем за себя.

– Нет, – горестно вздыхаю, осматривая небольшие домики белого цвета, что знакомы с самого детства.

– Почему?

Мы идём настолько близко друг к другу, что я целиком и полностью ощущаю его вздох огорчения.

– Такие желания недолговечны – они приходят после крупных ссор, особенно с мамой или с братом, когда ты полон решимости наконец-то всё исправить или начать делать что-то по-другому. Я часто думала, что «всё, больше не буду такой весёлой и шумной» или «всё, я больше не буду делать это, я изменюсь» и так до бесконечности. Но из этого практически так ничего и не вышло. Чувства проходят, воспоминания тухнут, а вмести с ними и желания. Думаю, такие мысли далеко не одну меня посещают, но получается ли выполнить эти общения у других? Существуют ли такие? Наверное, лишь единицы имеют достаточно силы воли, чтобы выполнить подобные общения. Жаль, что я не отношусь к таким.

Бах! – и я сталкиваюсь со спиной Дэна, когда тот внезапно останавливается. Это случайное прикосновение к нему… дарит нечто невообразимое. Чувство того, что всё можно, всё будет хорошо, всё получится…

И его тёмные глаза – как подтверждение жизни.

– Всё происходит из-за чувств, – Дэн кончиками пальцев касается своей груди напротив сердца. – Иногда они, наши чувства – ничто, по сравнению со всем остальным миром и его проблемами. Иногда очень хочется что-то изменить словами, но это зачастую не выходит, отчего желания разбиваются вдребезги. Иногда стоит отпустить, а не бороться. Иногда веришь в чужое счастье больше, чем в собственное. Иногда страх сильнее разума. Иногда проще согласиться, чем разбираться в ситуации полностью или изменить мнение другого человека. Иногда стоять на развилке – сущий ад, ведь ты не знаешь, что выбрать. Иногда звёзды не сходятся и для какого-нибудь зодиака слишком трудный день. Иногда мешают люди, а с ними – и весь мир. Иногда просто быть самим собой очень непросто. Иногда боишься попробовать, рискнуть, узнать, что там за завесой предрассудков. Иногда сначала смеёшься от бессмысленного сообщения, а позже это же сообщение добивает тебя. Иногда отчаянно хочется всё изменить, зажить заново, другим человеком. Иногда очень трудно. Больно. Невыносимо. Но мы справимся, слышишь? – улыбается, держит за плечо и всеми силами хочет мне помочь. – Мы справимся. И тогда все «иногда» разобьются вдребезги о наше счастье.

Мы слишком много говорим, долго, обо всём и ни о чём. Странное общение, не повседневное, новое – словно мы коснулись тайного мира, который от одного неправильного слова может разлететься на кусочки. Будто мы стали чем-то иным, что разговаривало на своём языке, как фэйри, говорящие только правду. С Дэном даже не хочется сказать «а какая разница» и прервать свои слова на половине пути. С Дэном хочется говорить, говорить и говорить. А затем – долго и долго слушать его красивый голос, ещё совсем недавно потерявший мальчишескую звонкость. Им хочется заполнить всё пространство, обклеить стены, как обоями, повесить гирляндой на ёлку, заморозить в холодильнике, чтобы потом пить с лимонадом рано утром в жаркий день.

Только его слова заставляют меня сделать следующий вдох.

Только его голос.

– Почему ты тогда улыбался?

Дэн сразу понимает, о чём я говорю – радужка становится на тон темнее, брови слегка хмурятся, что-то тревожное пробегает по его лицу. Но это лишь секунда – уже в следующую он набирается решимости сквозь неловкость и идёт дальше, мимо аккуратных домиков.

– Я слушал голосовые сообщения от моей маленькой сестрёнки, что осталась там, в моём родном городе в Англии. А я ценю каждое её слово, каждый её порыв любви ко мне, каждое голосовое или видео. Я буду долго учиться здесь, пока сестрёнка там будет расти и скучать по мне, а я – по ней, – он вдруг останавливается и со скорбью хочет перевести в мою сторону взгляд, но быстро смущается. – Извини, что я тогда не смог сдержать улыбки.

– За что извинить? – притворяюсь дурочкой, однако Дэн качает головой, из-за чего влажные каштановые волосы падают на лоб.

– Я видел, что тебе тогда было очень больно. Я видел, что ты почти плакала, а я… я улыбался. Прости, пожалуйста. Я хотел к тебе потом подойти, но… ты ушла раньше.

– И всё же ты пришёл ко мне.

– Как видишь, – он до сих пор не решается на меня посмотреть. – И не только потому, что хотел вернуть тебе телефон. Я хотел узнать, почему девочка, что сидела напротив меня, хотела плакать.

«И умереть», – не говорю это, но чётко вспоминаю тот момент в автобусе. Чернота закрытых век – а перед взором уже тот вечер, то заходящее солнце за окном и полупустой автобус, то одиночество с грустной песней в наушниках, та боль после новости о переезде лучшей подруги в другой город, тот красивый парень напротив меня… А сейчас уже рядом. Так близко. Так странно встретить незнакомого человека больше одного раза… и стать наконец знакомыми. А может, дальше – больше.

Это чудо.

Распахиваю веки – дождь прекращается, тучи постепенно расходятся, уступая место летнему солнцу, согревающему прохладу мокрых щёк. Дэн не угадал, что дождь надолго, в этот раз погода – как вселенский мудрец – повинуется мне, услышав мои мысли и узрев в сердце трепещущую надежду на что-то хорошее в будущем, на… любовь.

– Тогда было больно. Очень больно.

Дэн видит, что я не хочу об этом говорить. Он всё видит во мне. Будто уже давно знает мои самые тайные мысли…

И это окажется действительно так.

К сожалению.

17

– Я так рад, что сегодня вышел на улицу.

Дэн мило морщится, улыбается во весь рот, подставляет лицо обжигающим лучам солнца, что вылезло почти сразу после дождя. Поразительно, как точно погода описывает моё внутреннее состояние. Внутри действительно стало светлее. А присутствие рядом Дэна – как второе солнце.

– А была какая-то причина, по которой ты мог и не выйти?

– Возможно, – пожимает он плечами. – По гороскопу сказали, что сегодня самый подходящий день для общения с интересными личностями.

Вот он, первый звоночек. А я его так благополучно проигнорировала.

– Я для тебя интересная личность? – слегка удивляюсь, не ожидая такой прямолинейности.

– Конечно! – Дэн задорно подмигивает. – Все Скорпионы интересные личности.

– Откуда ты знаешь, что я Скорпион? – настороженность к новому знакомому никуда не делась.

– Наоми сказала, – как ни в чём не бывало сдаёт сводную сестру он.

– А ты…

– Телец, – отвечает Дэн быстрее, чем я задаю вопрос. – Говорят, что Телец и Скорпион идеально друг для друга подходят.

Я невольно заливаюсь краской, хотя Дэн от такого заявления тоже становится красным.

– В гороскопе много что говорят.

– Но всегда правдивое, – настаивает Дэн, убеждённым взглядом смотря вперёд, на дорогу мимо домиков. – Сегодня и правда удачный день для Тельцов, и сегодня я действительно познакомился с тобой ближе, а утром состоялся разговор с родственниками.

– Так разве это не ты следуешь указаниям гороскопа, а не он за тобой? – не улавливаю я до конца сути.

– Это всё звёзды, – Дэн тыкает пальцем в постепенно голубеющее небо. – Они мной руководят. И всеми нами.

Тень в его глазах – вот что мне не даёт до конца ему поверить. Что-то глубоко внутри с ним не так. Возможно, что там, где-то между клапанами сердца, где-то в провалине души, он сам не верит в свои слова. Стоит ли подцепить это и вытащить оттуда? Скорее всего, будет крайне нелегко. Причина, травма, вера – всё это с чего-то началось, раз Дэну оказалась нужна такая почва под ногами, точнее звёзды над головой. А может, мне вовсе показалось. Но у каждого человека всё же есть своя история.

Хватит ли мне сил помочь ему, если я даже не могу помочь самой себе?

– А как ты нашёл меня?

Дэн пристыженно глядит вниз, делая вид, что изучает росшие в клумбах цветы, которые капельками от дождя светятся в лучах и переливаются в неизвестной человечеству игре.

– Я… шёл к твоему дому.

– Зачем? – удивление перемешивается с приятным ощущением того, что я кому-то интересна.

Нужна.

– Я хотел проведать, как ты, – Дэн кидает на меня короткий взгляд. – Хотел узнать, всё ли с тобой хорошо. Вчера мы толком с тобой и не поговорили, ведь ты облила меня водой, – на секунду мы вместе усмехаемся, – но… просто я хотел узнать, что тебя огорчило тогда…

– Я…

– Знаю, я уже спрашивал буквально полчаса назад, и я… – он мнётся, не зная, с какой стороны лучше подойти, – вовсе не рвусь узнать ответ, просто… так мало людей стало показывать свои настоящие чувства на публике, даже если им очень больно, а ты почти это сделала… и меня это и восхитило, и заинтересовало, и опечалило – ведь с тобой что-то не так. У тебя не всё хорошо. И я просто хочу сделать так, чтобы у тебя всё стало хорошо.

Господи, как он чуток.

Боже, это так странно, что какой-то незнакомый человек разглядел во мне за пару встреч больше, чем люди, живущие со мной бок о бок несколько лет. Это так странно, что кто-то вообще увидел мою боль корме меня самой и по-настоящему её переживал, принял, понял. А главное – хотел помочь. Это так странно… почему? Потому что таких, как Дэн, – единицы во всём мире. Душевную доброту топчут либо в школе, либо в семье, либо в обществе. Над ней будут смеяться, кричать, что она слабая, издеваться, бить и высокомерно говорить о том, что человек просто не видел жестокости. Но вот же она, жестокость – повсюду. Во всех людях. В животных. В природе. Везде.

Где тут взяться доброте? А главное как ей выжить?

Но Дэн… ох, этот мальчик как-то смог удержать её в себе. И более того – проявить во всей красе, не боясь мнения общества.

Не это ли свобода?

– Но… зачем тебе?

– Такова натура Тельцов, – отвечает он с таким видом, будто это очевидно.

– А ещё есть какая-то причина? – не чувствую я полного ответа.

Дэн забавно закатывает глаза.

– Эх, вечно Скорпионам нужны причины.

– А если…

– Это просто страх? – он останавливается и всем телом поворачивается ко мне, а затем неожиданно берёт меня за руки, как священник при виде нового посетителя церкви. – Я ведь не дурак, понимаю, что всё это выглядит очень подозрительно: какой-то парень возвращает телефон, а теперь ещё и пристаёт на улице и несёт всякую несумятицу. Я понимаю, что это страшно, особенно девушкам в современном мире, но… поверь, я действительно не желаю тебе вреда и вообще ничего плохого. Просто захотелось помочь, потому что… я в этом городе совсем недавно и у меня нет никого из знакомых, корме Наоми. А тут такая возможность с кем-то познакомиться, а не просто подойти вдруг на улице к кому-то…

– Я тебя понимаю.

От смущения он начал уже мямлить, поэтому я решила сказать ему короткую правду.

– Да? – его тёмные глаза на пару секунд встречаются с моими серыми.

Прекрасные мгновения. Прекрасные прикосновения. Прекрасный голос. Прекрасный мир.

Всё просто прекрасно.

– Это действительно страшно. Я тоже боюсь подойти к кому-либо. Вообще многого боюсь…

– Сейчас вообще страшно жить в таком мире, какой он сейчас.

Окидываю взглядом людей, небо, домики, лужи, автобусы, деревья – такой большой и яркий городок в эту секунду. Кажется, я впервые вижу Оснабрюк таким – живым. Или это я наконец-то протянула руку на воздух из земли своей могилы? Как сложно. Как сложно определиться. Со мной всегда всё непросто – словно в чём-то жуткий, а в чём-то по-своему классный, странно-бредовый сон, где спрятан определённый посыл. Но вот какой он? Каждый человек, проснувшись, не всегда помнит сны, лишь некие ощущения или образы – так и же со мной, во всех я оставляю лишь нечто неясное. Мало кому под силу ещё и понять своё видение. А понять меня?..

Так страшно быть так никогда никем и не понятой.

Даже самой собой.

– Знаешь, что ещё страшно? – мысли текут, уносятся всё дальше и выше, пока не окружают весь мир. – Женщинам страшно рожать детей. Да, это больно. Да, это большая ответственность. Да, это тяжёлая жизнь впереди и уйма хлопот. Но страшно не это, страшно то, в каком мире потом будут жить эти дети, наши дети. Вот я смотрю иногда на грудных детей, которые через два десятка лет станут моего возраста, и думаю: что их тогда будет ждать? А меня? Какими они будут через двадцать лет? А мир? А люди? Вот что страшно – представить будущий мир. Если уже сейчас экономика угроблена, экология ни к чёрту, что бы люди ни изобретали, ресурсов всё меньше, а людей всё больше, слишком много моральных проблем и выборов, которые влекут за собой чересчур много ответственности, то что будет потом? Что будет через двадцать, тридцать, пятьдесят лет? Доживу ли я до того времени? Или всё будет лучше? Хотя мало верится.

– Почему? – Дэн слегка сбит с толку, но внимательно меня слушает.

– Да всё просто: что случилось с нами за эти двадцать лет? Появились телефоны и много чего ещё, что значительно облегчило наши жизни, но в то же время усложнило их (социальные проблемы, интернет-общение и статус, множество обязанностей и так далее), но мир от этого не стал лучше, лишь ещё более загруженным. Если раньше люди общались только в живую, то сейчас знакомства или ссоры в интернете очень часто влияют на нашу реальную жизнь. И это тоже страшно. А что будет влиять на наших детей через двадцать лет? Смогут ли они с этим справляться? В какое дно упадёт человечество?

– А не слишком ли много мыслей о будущем? Почему бы пока просто не жить здесь и сейчас?

– Хотелось бы, но… понимаешь ли, для моей мамы долг каждой женщины – родить ребёнка, иначе она будет слишком «скучно» жить, а точнее её жизнь будет неполноценная. А я, как женщина, тоже должна по сути когда-то родить детей, ведь с каждым годом я всё больше к этому подхожу, но… не знаю, хочу ли я детей. Они забавные и милые, но… мне будет слишком страшно за них. Если мне уже не хочется жить в этом мире, какой он сейчас, то захотят ли мои дети жить в том мире, который будет тогда? Есть ли в этом смысл?..

– Почему тебе не хочется… жить? – мгновенно теряется Дэн, бледнея.

О Господи, нет.

Нет-нет-нет.

Нет, Дэн, ты не сможешь. Прости, но ты не сможешь.

Н-е-т.

И вместо ответа я убегаю прочь.

**

…но не насмерть.

Сраное проклятие. Или заговор тёмных богов. Насмешка судьбы. Плевок алкоголика.

Какая разница, что именно дало Кинану «бессмертие», которое нахрен ему не сдалось. Даже не умереть теперь по-хорошему. Крылья дали ему быстрое заживание переломов и ран – более крепкий организм теперь не так легко свести к смерти.

Чёрт побери.

Они поделились с Кинаном шансом выжить, но совершенно не поделились возможностью летать. Слишком тяжёл? Кинан похудел на пару десяток килограмм – теперь лишь кости да чёрная кожа. Короткие крылья? Интернет говорил обратное. Мало силы? Слишком высоко? А может… просто поверить в себя? Принять себя… другого?

Ха, что за бред.

Кинан всегда себя ненавидел. Ему говорили многие, очень многие долгие речи, лечили таблетками и психиатром, уговаривали, меняли, топтали, угрожали, ненавидели, любили, дружили – с ним делали всё возможное, но ничего не помогло. Упрям и мрачен – Кинан ещё не встретил того человека, который бы изменил эти качества. Во всех встретившихся людях тоже не хватало света.

Его просто не существовало.

И Кинан точно это знал. Он всегда замечал все детали.

Глаза выдавали людей – как бы ни блестели огнём, как бы в них улыбка ни произносила «мы справимся», страх таился в червоточине зрачка.

Смех заразителен, шутки оригинальны, улыбки до ушей, энергии столько, что она передавалась окружающим – такие люди всегда веселы, но Кинан с трудом мог заглянуть им в глаза: они избегали зрительного контакта, почёсывая запястья.

А что там на бледной коже, стоило ли говорить?

Люди, пытавшиеся помочь всем, стали так добры, что готовы были оказать помощь даже самому паршивому человеку. Морально поддерживали в трудную минуту и лучезарно улыбались, лишь бы тот перестал унывать, – а ведь никто не спросит, что у них самих на душе. Такие люди слишком белы для этого мира, Небеса звали их – они шли на красный свет и никогда не смотрели по сторонам на пешеходных переходах.

Как же хотелось покинуть этот бренный мир.

А были такие, кто любил всех и вся. Они обожали животных, уважали людей, не смотря на их пол, ориентацию или цвет кожи, говорили всем самые тёплые и бодрящие слова. Они ходили на все секции и кружки в школе, при любой возможности выходили на улицу или на ночёвку к друзьям. Всё что угодно, лишь бы подольше побывать вне стен «дома».

– Почему ты не идёшь домой?

Но Кинану так никто и не отвечал, лишь мягко улыбались, поправляя горло свитера, чтобы свежих гематом в форме ладоней не было видно.

Болью не делятся. Ею давятся в одиночестве.

Много говорили о тех, кто был похож на старую шкатулку, от которой не найти ключик: загадочно улыбались, любили говорить «возможно» и всегда заинтересовывали других. На таких кидали взгляды, ведь они никогда не любили телесный контакт, а от любого прикосновения вздрагивали, будто обжигались огнём, хмурили брови и расширяли глаза. А потом – неловко улыбались.

Лишь бы никто ничего не заметил.

Когда-то Кинан сам знал тех, кто всегда был душой компании: рассказывали самые смешные истории, быстро говорили и веселили окружающих шутками, много мечтали и фантазировали, будто в мире всё возможно. Они долго спали, любили выпить и были вовсе не прочь побаловаться наркотиками.

Что угодно, лишь бы сбежать от реальности.

Кинан замечал это и ему было жаль – и себя, и всех остальных. Насилие никогда не даст человеку почувствовать полный вкус жизни. Лишь ощутить горький осадок на кончике языка. Сблевануть и свернуться калачиком в углу – темнота скроет от ненужных глаз. А душевная темнота… погубит.

Она же погубила Кинана. Она же подтолкнула к убийству Розмари. Она же заставила его взять в руки самокрутку. Она же скинула его с крыши, напоив надеждой.

Темнота всех убивает.

– На помощь!

Кинан резко вскочил на ноги, но тут же покачнулся: тело всё ломило, крылья сильно смяло, а после выкуренной травки разум ещё не до конца вернулся в прежнее состояние. Знакомый голос всё звал и звал на помощь где-то за углом узкого переулка, а Кинан с трудом переставлял ноги. Каждый шаг – преодоление себя, как рождение заново. В голове ни единой мысли, лишь стойкое желание спасти того, кто истошно звал на помощь. С чего бы? Кинан не знал. Как спасать? Тем более.