Злые вороги грозят России! Медлить нельзя!! Время ее героев… Том 6. Герои России той поры от Сабанеева до Фролова-Багреева

В столь узком месте, каким оказался холм Мюльберг «косая атака» Фридриха II оказалась малоэффективна: прусский король так и не смог использовать во всю мощь свои превосходящие силы пехоты и конницы.

Обороняться на узком месте всегда легче, чем атаковать! Теперь ему по сути дела приходилось начинать все сначала.

…Фронтальную атаку на центр русских позиций – Гросс-Шпицберг – который теперь стал флангом, король повел лично! Там – на «Голгофе» прусской армии – творилось нечто библейское!

Картечная шрапнель от первыми вставших на его пути солдат генерал-поручика Панина, в мгновение ока срезала всех адъютантов Фридриха. Половина разодетой свиты в напудренных париках была перебита или ранена ружейным огнем и гранатами русских. Под королем был убит, прошедший с ним все его кампании, белый в яблоках конь по прозвищу Сципион. Фридрих вернулся из той «эпической» атаки на… простой солдатской кобылке! В нескольких местах прострелен мундир, а свою знаменитую треуголку – окуренную порохом «участницу» стольких походов и сражений – он потерял: ее сбило русское ядро! И вот уже более двух веков она хранится в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге, как ценнейший военный трофей…

Гросс-Шпицберг был густо усеян телами королевских гренадер. Русские так и не поддались ни на шаг. Их ужасные единороги продолжали равномерно изрыгать на пруссаков груды ядер и смертоносной картечи. Изнуренные, забрызганные кровью пехотинцы возвращались ни с чем, ни смея поднять глаза на своего короля. Во многих полках уже сменилось по несколько командиров. Разгрома не получилось, хуже того – не получилось ничего! Король, занервничав, стал допускать непростительные для своего дарования ошибки…

Словно обезумев, погнал он снова свои войска в атаку!

Затем в третий раз!!

Потом в четвертый!!!

Штыковыми контратаками гренадеры генерала Берга и князя Долгорукого, все время подкрепляемые Салтыковым резервами генерала Панина и бригадира Брюса, раз за разом отбрасывали осатанело рвавшихся на гору храбрых пруссаков. Обратно возвращались уже не люди, а какие-то обезумевшие ошметки кровавого мяса…

Совсем потеряв рассудок, Фридрих неврастенично бросил с юга в пекло центральной позиции русских свою козырную карту – кирасир, драгун и черных гусар прославленного фон Зейдлица! Вздыбив коня и салютуя палашом своему королю, бесстрашный рубака, мрачно усмехнулся:

– Это наша последняя атака, господа! Удачи всем, кто вернется из нее!

…Грозная лавина лучшей конницы Европы, взметая клочья покрытого пороховой гарью дерна и окровавленный песок, в обход горящего Кунерсдорфа понеслась в свою последнюю атаку…

Берега кунерсдорфских прудов мгновенно расцвели тысячами разноцветных мундиров, запестрели вороными, серыми, гнедыми и булаными конями. «Старина» Зейдлиц не ошибся: рванувшиеся было на противника, его удальцы вынуждены были постоянно лавировать между прудами, сбросили скорость, и попали под шквальный огонь вражеской артиллерии. Узкие проходы между прудами с каждой минутой все больше и больше загромождались трупами людей и лошадей. Черные гусары, шедшие последними, перепрыгивали через эти препятствия на своих легких вороных скакунах. Быстро потеряв темп и стройность боевых порядков, сотни кирасир, драгун и гусар утратили свою ударную силу…

Наперерез рассыпавшимся по всему склону прусским кавалеристам плотной стеной аллюром скакали, ведомые генерал-поручиком Румянцевым, русские кирасиры на огромных белых конях. В багровых лучах предзакатного солнца зловеще блеснули взметнувшиеся вверх клинки длинных палашей и кривых сабель. А затем все потонуло в столбах, взметнувшей к небу желтой пыли и сизых тучах сгоревшего пороха, криках, стонах и ругани с треском и грохотом налетевших друг на друга кавалерийских лавин…

Понеся большие потери, великолепная прусская кавалерия, покатилась назад. Прославленный Зейдлиц был тяжело ранен. Командир кирасир подполковник Бидербее попал в плен к казакам. От его могучих кирасир остались «рожки да ножки»!

Фридрих еще пытался спасти положение, направив с севера – со стороны болот – резервных драгун принца (Е. Ф. Г.? или Ф.Е?) Вюртембергского и гусар генерала Путткаммера на центр русской позиции. В смертельном порыве те взлетели на холм, но русская пехота генерала Панина и австрийская Лаудона, штыками, отбросила прорвавшихся, а орудийные залпы превратили их в горы свежего «фарша». Принц Вюртембергский вернулся весь исколотый, а Путткаммер и вовсе полег смертью храбрых. Сменивший их генерал Дубислав Фридрих фон Платен (23.8.1714 – 7.6. 1787) предпринял последнюю попытку шальным кавалерийским наскоком взять центр русской позиции и… не вернулся из этой последней бесплодной атаки пруссаков, но жив остался.

Остатки совсем недавно лучшей в Европе кавалерии во весь опор уносили ноги.

Только теперь русско-австрийские войска перешли в общее контрнаступление. С барабанным боем гигантской лавиной двинулась на отступающего врага придержанная опытным Салтыковым в резерве до поры до времени основная масса русско-австрийской кавалерии.

…Потерявший рассудок Фридрих оглянулся назад: там за его спиной, стояла лейб-гусарская сотня ротмистра Притвица – его личная охрана – бравые наездники на великолепных белых конях. Король не сказал им ни слова, он только вытянул руку, показывая, куда им скакать и где… умирать…

Они поскакали и почти все пали: кого порубили, а кого просто потоптали и лишь единицы – израненные, на окоровавленных лошадях, все же, вернулись…

Пруссаки повсюду были разгромлены и обратились в бегство… Преследование их свежими гусарами Лаудона и Тотлебена продолжалось до темноты… Но на большее союзники были не способны из-за больших потерь и усталости…

Фридрих II был в отчаянии. В бою под ним были убиты еще две лошади и вся его одежда была иссечена пулями, а он, словно заговоренный, не получил ни единой царапины. Возле него пали все адъютанты. В диком отчаянии, вонзив свою шпагу в землю, он скрестил на груди руки и прокричал: «Когда все бегут, я один остаюсь на месте! Неужели для меня здесь нет ни одного русского ядра!» И наконец ядро нашлось… оно на излете поразило его очередного (четвертого по счету) коня, а ружейная пуля ударила королю в бок…, но попала в золотую готовальню (табакерку?), которую король всегда носил в кармане мундира. В который раз в этом страшном бою смерть пощадила Фридриха. Жалкие остатки отступавших конвойных лейб-гусар капитана Притвица ценой своей жизни едва успели спасти его от казаков и русско-австрийских кирасир.

Правда, энергичного преследования организовано не было. Это спасло Фридриха, который послал в Берлин письмо с описанием всего случившегося.

Впоследствии возник миф о якобы присутствующих в том письме таких панических фраз: «Все потеряно! Спасайте двор и архивы! <<…>> Спасайте королевскую фамилию!.. Прощайте навеки…» А ведь всего несколько часов отделяло эту записку от посланной ранее в Берлин с известием о победе над русскими!

…Кстати, это был единственный случай, когда Фридрих на войне полностью утратил самообладание. По самым ошеломляющим сведениям, потери пруссаков равнялись – 25.623 человека, в том числе – 540 офицеров (1 генерал убит, 6 генералов ранено): 7.627 убитых (6.271 убитых и 1.356 пропавших без вести); 11.342 раненых, 4.599 (4.555 солдат, 44 офицера) пленных, 2.055 дезертировавших, 172 [85 полевых, 15 гаубиц, 72 полковых (3- и 6-фунтовых)] орудия [потеряны также все захваченные в начале сражения русские орудия – от 105 до 164)] 27 знамен и 2 штандарта.

На самом деле не все пропало!

Вскоре выяснилось, что хотя прусский король и потерял от 14 до 20 тыс. (по одним сведениям: из них 7.627 убитыми, в том числе, трех генералов и много офицеров – цвет его офицерского корпуса; 4.542 пленными, 2.055 дезертирами; по другим данным: 6.052 убитыми, 11.139 раненными, 1.429 пропавшими без вести и 2.055 переметнувшимися либо разбежавшимися) и массу боеприпасов (910.255 ружей и 1.250 палашей в армейском обозе), но у него, все же, уцелело 18 тыс. человек, а это – чуть меньше половины армии.

…Между прочим, сравнительно быстро на реке Шпрее у Фюрстенвальда ему удастся довести численность своей армии до 30—33 тыс., включая легкораненых, но способных держать оружие в руках…

Рассказывали, что после битвы Фридрих ночевал в полуразвалившемся крестьянском шалаше. Не раздеваясь, бросился он на клок соломы на голом полу. Всю ночь прусский король метался в бреду, отдавал команды, руководил, проклинал. Утром оставшиеся в живых приближенные едва его узнали. Это был… старик, чьи отрывистые, бессвязные, почти бессознательные речи показывали, что он близок к помешательству.

При Кунерсдорфе Фридрих совершил слишком много ошибок непростительных для полководца его класса. Он не провел обстоятельной кавалерийской разведки, не учел всех особенностей окрестностей Кунерсдорфа, слишком понадеялся на «косую атаку», которую в тех условиях применять было бесполезно. А русские – в очередной раз показали ему, что такое «стойкие оловянные солдатки», которых мало убить – их надо еще повалить…

Раньше прусский король ненавидел и презирал русских, теперь «старый Фриц» их стал бояться. В результате одержанной победы дорога для наступления союзников на Берлин оказалась «распахнутой». Пруссия оказалась на грани катастрофы.

Но он зря волновался – Елизавете Петровне уже недолго оставалось править Россией. Расхаживавший по Зимнем дворцу в окружении прусских капралов и сержантов, долговязый великий князь Петр Федорович, без пяти минут император России Петр III, считал Фридриха своим кумиром. Он разговаривал почти исключительно по-немецки, читал только прусские газеты, носил перстень с портретом Фридриха и открыто желал ему побить русских. Слыша о победах союзников над прусским королем, он только смеялся: «Это все неправда, мои известия говорят иное…»

Да и Салтыков не решился идти на Берлин до которого оставалось всего лишь 50 километров: союзная армия не получила достаточной помощи со стороны Австрии и понесла большие потери – 16.512 чел. Причем, основной урон пришелся на долю русских – 13.477: 2.614 убитыми и 10.863 раненными, в том числе, 566 офицеров; австрийцы – 2.291: 893 убитыми и 1.398 ранеными, в том числе, 116 офицеров.

Правда, по другим данным потери союзников могли быть чуть либо чуть ниже: 15.768 чел. – 3.507 убитыми, 12.261 раненными (682 офицеров, в том числе, ранены 3 генерала и 2 бригадира, контужен 1 бригадир); либо даже чуть выше – 16.818 чел.: 3.060 убитых (из них – 2.614 русских, 446 австрийцев), 1.150 пропавших без вести (в том числе, 703 русских, 447 австрийцев), 12.302 раненых (из них – 10.864 русских, 1.438 австрийцев).

…Между прочим, Салтыков в оправдание столь больших потерь в своем донесении императрице Елизавете Петровне писал: «Что делать! Король прусский дорого продает победы над собой!» А в кругу близких ему соратников философски констатировал: «Еще одна такая битва и я принужден буду сам доставить реляцию в Петербург»…

Оглушительная победа русских над Фридрихом при Кунерсдорфе – одна из самых ярких побед в славной истории русского оружия – произвела огромное впечатление во всех европейских столицах.

Если для Фридриха II битва при Кунерсдорфе чуть не стала настоящей катастрофой, то Салтыкову победа в ней дала уважение и почёт. Командующий за неё был произведён (18 августа 1759) в фельдмаршалы и награждён медалью с надписью «Победителю над пруссаками», которой потом наградили всех оставшихся в живых участников сражения. Австрийская императрица Мария Терезия преподнесла ему в подарок перстень с бриллиантом и портсигар, инкрустированный бриллиантами.

Сам победитель Фридриха Великого ясно осознавал свою роль в той знаменательной победе: «Это не я, матушка! Все это сделали наши солдатики!» – отвечал Салтыков императрице Екатерине II, пожелавшей увидеть победителя Фридриха Великого.

Кунерсдорф стал вершиной его полководческой карьеры. В этой битве он использовал традиционно русскую военную тактику – переход от жесткой обороны к стремительному наступлению.

Непоколебимая стойкость русских в обороне, умелое маневрирование резервами и артиллерийским огнем (навесной стрельбой русских мортир и единорогов) сыграли решающую роль в отражении методичных атак пруссаков.

Правда, через 4 дня после кунерсдорфского разгрома Фридрих с огромным изумлением и невероятным облегчением узнал, что русские и австрийцы не используют своей победы для нанесения завершающего удара и, вместо того, чтобы идти на Берлин, уходят в совершенно другом направлении. Воодушевлённый этим «репримандом неожиданным», прусский король пишет своему брату Генриху Прусскому, что случилось «чудо Бранденбургского дома» (под Бранденбургским домом подразумевалась прусская королевская династия – бывшие курфюрсты Бранденбурга.): враг, перейдя Одер, не решился на вторую битву, чтобы закончить войну, а ушел в сторону.

Так или иначе, но победы при Кунерсдорфе было не достаточно, чтобы русско-австрийская коалиция достигла окончательной победы. Отсутствие последовательности в действиях союзников, а также противоречившие один другому приказы, поступавшие из Вены и Санкт-Петербурга, фактически свели все достижения Салтыкова и Лаудона на нет. Австрийские военачальники неохотно шли на контакты с русской армией, опасаясь, что России может достаться вся слава после победы в войне. На Берлин союзники, как известно, не пошли, добить врага тоже не решились.

Во время боевых действий в районе Померании вся тяжесть боёв фактически лежала на плечах солдат Салтыкова, так как маршал Даун во время каждой из атак всячески уклонялся от необходимости координирования действий с русскими. Вскоре Салтыков поссорился с австрийским фельдмаршалом Дауном, который гнал вперед Салтыкова, а свои войска щадил, выделяя тому лишь 10-тысячный корпус Лаудона и 12-тысяч генерала Гаддика. Салтыков, заявил, что «если граф Даун не станет действовать наступательно, то российская армия непременно пойдет обратно в Познань» и, не мудрствуя лукаво, отвел свои войска на переформирование. Воевать в Силезии за интересы австрийцев он не собирался, боясь слишком далеко оторваться от своих продуктовых баз в Восточной Пруссии и Польше, более того, утратить их.

…Кстати сказать, Фридрих явно ошибался, когда говорил, что последствия Кунерсдорфа будут хуже, чем само поражение: он ставил себя на место врагов, а это оправдано только в том случае, если имеешь дело с равными. Салтыков же при всей своей смелости относился к тем полководцам, которым Ее Величество Капризная Госпожа Удача лишь изредка дарит славные победы, плодами которых они не успевают либо не умеют воспользоваться: «Не по Сеньке – шапка?». За кампанию 1759 г. Салтыков положил на полях Восточной Пруссии 18 тыс. русских мужиков (в том числе, убитыми и раненными 480 старших офицеров!), но войны так и не выиграл, да наверно в силу сложившихся обстоятельств и не мог…

Несогласованность и медлительность армий русско-австрийской коалиции давали прусскому королю отличную возможность действовать. Фридриху II удалось быстро реорганизовать свою армию и восстановить снабжение прусской армии.

В итоге боевые действия возобновились.

Уже 28 сентября 1760 г. генералу Курту Тотлебену с его 8-тысячным корпусом удалось войти в Берлин. Однако вскоре его корпус вместе с 11,5-тысячными войсками генерал-поручика Захара Григорьевича Чернышёва и 14-тысячным корпусом австрийского фельдмаршала Франца Ласси (1725—1801) [старшего сына известного русского генерала-фельдмаршала ирландского происхождения, графа Петра Петровича Ласси и брата российского генерала от инфантерии Бориса (Морица) Петровича Ласси (1737—1820)] отступили из города, чтобы соединиться с армией Салтыкова, когда стало известно о перемещении к Берлину сил Фридриха.

Салтыков испытывал в связи со сложившейся ситуацией большое разочарование. Из-за необходимости согласования между собой различных приказов, поступавших из Санкт-Петербурга и Вены, он оказался фактически не в состоянии своими силами организовать решительное наступление, которым мог бы разгромить Фридриха II. Оказавшись в клубке сложных дипломатических интриг, Салтыков под предлогом обострения грудной болезни по собственному прошению сдал команду обратно Фермору и в конце 1760 г. отбыл в Познань.

На этом его военная карьера по сути дела и закончилась: огромная ответственность придавила его?

В течение некоторого периода времени жизнь бывшего главнокомандующего протекала спокойно.

Император Пётр III, взошедший на престол в 1762 г., официально завершил войну с Пруссией. При новом императоре Салтыков оставался в бездействии.

Екатерина II в 1763 г. восстановила старого фельдмаршала на службе, наградив золотой шпагой, инкрустированной бриллиантами.

В 1764 г. Салтыков получил назначение сенатором и московским генерал-губернатором. Он возглавлял Московскую дивизию и являлся лицом, ответственным за Сенатскую контору города. Период нахождения Салтыкова на посту градоначальника отмечен позитивными изменениями в жизни Москвы. При нём было открыто множество новых почтовых отделений, проведена реконструкция Головинского и Коломенского дворцов. Был также капитально отремонтирован имевший до того множество повреждений мост через Москву-реку, отремонтированы Оружейная палата и рассыпавшаяся от ветхости Белогородская стена, ускорено получение строительных материалов для возведения Воспитательного дома (работы лично контролировала Екатерина II). В апреле 1764 г. Салтыков доложил в Санкт-Петербург об открытии Московского воспитательного дома. Стремясь обеспечить жителей города достаточным количеством пищи, он также снял запрет на ввоз хлеба и регулировал деятельность частных хлебопекарен. Он также ужесточил ввоз вина в Москву (количество достаточного для потребления городом алкоголя было оценено в 575 тыс. вёдер) и стремился искоренить азартные игры. В 1765 г. Салтыков участвовал в инициированной императрицей акции сжигания «вредных для общества» книг.

В 1771 г. в Москве вспыхнула эпидемия чумы и в условиях стремительного распространение заразы, волнений в народе, отсутствия войск и неодобрение при дворе мер, принимаемых им, хладнокровный в бою фельдмаршал Салтыков совершил роковую ошибку! То ли он растерялся, то ли психанул, но так или иначе, он уехал в свое подмосковное село Марфино. Хотя после убийства взбунтовавшимся быдлом архиепископа Амвросия победитель Фридриха Великого поспешил вернуться в Москву, но разгневанная императрица уволила его 13 ноября в отставку.

Участник трех войн – война за Польское наследство, русско-шведская война (1741—1743) и Семилетняя война, победитель самого Фридриха II Великого, генерал-фельдмаршал, граф Пётр Семёнович Салтыков ушел в свой Последний Солдатский Переход – Бессмертие – в возрасте 74 (75?) лет, 58 из них отдав армии, достойно прослужив трем царицам, или как потом спустя века съёрничал поэт Максимилиан Волошин «распутным бабам и хахалям ихним».

Похороны фельдмаршала прошли довольно незаметно. Московское начальство забыло даже оказать умершему должные воинские почести, пока граф П. И. Панин, оппозиционно настроенный к Екатерине II, не приехал в Марфино и сам не встал у гроба на дежурстве, в парадном мундире с обнажённым палашем, громко сказал: «До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почетного караула для смены».

Елизаветинский генерал-фельдмаршал (1759) Петр Семенович Салтыков, как и его единственный сын, павловский генерал-фельдмаршал (1796) Иван Петрович Салтыков, был погребён в Спасской церкви села Никольское Ростовского уезда, построенной в 1708 г., чьи могилы в советское время были вместе с храмом уничтожены.

За абсолютно неказистой внешностью Петра Семеновича Салтыкова скрывались здравый смысл, энергия, осторожность, хладнокровие, решительность и сообразительность в минуту опасности, умение видеть всю картину боя своими глазами, нестандартность действий и, конечно же, глубокое знание возможностей и психологии русского солдата. Долгие годы этот типичный кропотливый трудяга, буквально, по крупицам собирал «мозаику» своего военного искусства.

Его звездный час наступил в Семилетней войне, в которой он одержал самые крупные и яркие победы во славу русского оружия в этой одной их самых продолжительных общеевропейских войн XVIII века…

Свечин 2-й, Александр Сергеевич

(1755—1801) – генерал-лейтенант (27 января 1800 г.).

…Он – брат генерал-майора (23 января 1799 г.) Алексея Сергеевича Свечина 3-го (1755—1814)…

Происходил из дворян Тверской губернии. Родился 20 января 1755 г.

В 1766 г. в возрасте 11 лет поступил на военную службу в артиллерию, откуда был переведён в лейб-гвардии Измайловский полк, затем в лейб-гвардии Семёновский полк.

В чине капитана участвовал в русско-шведской войне 1788—90 г.

24 мая 1790 г. во главе роты Семёновского полка отличился при отражении нападения шведского отряда (4 тыс. чел.) генерала Армфельта (Gustaf Mauritz Armfelt) на Саватайпольский пост.

1 января 1795 г. – полковник, переведён в конно-гренадёрский Военного Ордена полк.

7 октября 1797 г. – командир Малороссийского кирасирского полка.

3 марта 1798 г. – генерал-майор, шеф Московского драгунского полка.

В 1799 г. под командованием генерала Александра Михайловича Римского-Корсакова сражался против французов в Швейцарии, отличился при прикрытии отступления русских войск после поражения при Цюрихе.

26 сентября 1799 г. под командованием генерала Александра Львовича Воинова прославился блестящими кавалерийскими атаками в сражении при Дисенгофене.

27 январ 1800 г. произведён в генерал-лейтенанты.

30 мая 1800 г. вышел в отставку.

Умер обладатель орд. Св. Георгия IV-го кл. (27 мая 1790 г.) («Во уважение на усердную службу при шведском наступлении 24 мая на Саватайпольский пост, когда отличным мужеством ободрил подчинённых и поспешествовал к получению победы») 18 марта 1801 г. в Санкт-Петербурге в возрасте 46 лет.

Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Свечин 3-й, Алексей Сергеевич

(1755—1814) – генерал-майор (23 января 1799 г.).

…Он – брат генерал-лейтенанта (27 января 1800 г.) Александра Сергеевича Свечина 2-го (1755—1801)…

25 февраля 1798 г. – полковник, командир кирасирского Военного Ордена полка.

23 января 1799 г. – генерал-майор, шеф Киевского кирасирского полка.

До 1805 г. состоял при командующем Провиантского депо военного комитета.

Умер 28 февраля 1814 г. в возрасте 58 лет.

Свечин, Никанор Михайлович

(1772—1849) – генерал-лейтенант (22 августа 1826 года),

…Он – двоюродный брат генерал-лейтенанта Александра Сергеевича Свечина 2-го и генерал-майора Алексея Сергеевича Свечина 3-го…

Родился 3 июля 1772 г. в селе Дубровка Новоторжского уезда Тверской губернии.

В младенчестве записан в лейб-гвардии Преображенский полк.

Получил домашнее воспитание.

Затем обучался в Благородном пансионе Твери.

22 января 1791 г. вступил на действительную службу подпрапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка.

14 декабря 1798 г. – прапорщик.

Осенью 1805 г. в чине поручика принял участие в походе в Моравию, но из-за травмы правой руки, полученной при падении с лошадью с моста на лёд 10 ноября в Ольмюце, не смог участвовать в сражении при Аустерлице.

В 1806 г. занимался обучением рекрутов резервной армии в Вильно.

С 1807 г. служил в составе батальона лейб-гвардии Преображенского полка в Финляндии близ города Вазы.

Весной 1809 г. в чине гвардии капитана участвовал в боевых действиях против шведов.

27 января 1810 г. – полковник, летом того же года возглавил 2-й батальон Преображенского полка.

Участвовал в Отечественной войне 1812 г. в составе 1-й бригады генерал-майора барона Григория Владимировича Розена 2-го 5-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Николая Ивановича Лаврова 1-й Западной армии, отличился в сражениях при Бородино и при Спас-Купле, а также при преследовании неприятеля до Березины.

В 1813 г. сражался 20 апреля при Люцене и 8—9 мая при Бауцене, 16 августа 1813 г. в бою у селения Гисгюбель, находясь в авангарде войск графа Александра Ивановича Остермана-Толстого, стремительной штыковой атакой опрокинул неприятеля (граф Остерман-Толстой рукоплескал Свечину, восклицая «Браво!», а потом заявил ему, что «никогда не видел такой блистательной атаки» и подарил нижним чинам 2-го батальона 150 червонцев), в сражении под Кульмом 17 августа 1813 г. находился в жарком бою в течение 10 часов, а на следующий день участвовал в пленении корпуса генерала Вандамма, за что получил личную благодарность императора Александра I-го, австрийского императора Франца и прусского короля Фридриха Вильгельма.