Косинус судьбы

Анна никак не могла понять, почему мать Павла так равнодушна к Сереже, ведь считается, что внуков обычно любят больше, чем детей.

– Ты уже взрослая девочка и прекрасно знаешь, что почти в каждом правиле есть исключения, – в очередной раз наставляла ее Марина, с которой Анна поделилась своей болью. – Твоя свекровь – как раз такое исключение. К тому же учти, что Павел все-таки ее сын, а Сережа – твой, то есть, невесткин. Вот и вся разница!

И это, пожалуй, было самым верным объяснением поведения Нинель. Эх, почему же родители Анны так рано ушли из жизни?! Они даже не увидели своего внука. А ведь у него могли быть замечательные дед и бабка, уж они-то точно любили бы мальчика.

После той истории Павел не появлялся у Анны примерно с полгода, даже не звонил, но деньги исправно переводил по почте. Впервые после размолвки он пришел к ним в день рождения Сережи, конечно же, в сопровождении мамы. Сын обрадовался ему, ведь детские обиды так коротки, а простой ребячьей радости всегда хочется. И снова все вошло в свою колею. Но прогулок с отцом больше не было. Да и у мальчика вскоре началась новая жизнь, он стал школьником.

Все годы, пока Сережа рос, Анна с тревогой наблюдала за его поведением, боясь обнаружить в характере сына отцовскую бесхребетность. Старалась привить парню чувство ответственности за свои слова и поступки. На десятилетие подарила щенка овчарки, чтобы и ответственность за других была ему не чужда. Приветствовала его увлечение спортом и тихо радовалась, что, кроме внешности, сын не перенял от своего отца абсолютно ничего, разве что доброту и отходчивость. Но это он вполне мог взять и от нее самой. Павел же продолжал существовать в роли мужа и отца лишь номинативно, находясь чуть в стороне, двигаясь параллельно их жизни. Он не особо интересовался успехами сына, не выражал удовлетворения его спортивными победами, казалось, не замечал уже и саму Анну, да и навещал их все реже. Он так и жил с мамой, витая в облаках исторических фактов и гипотез. И пока она за ним ухаживала, был вполне доволен своей жизнью. А мимолетные романы со студентками, в которые те его периодически втягивали, посягая на свободу и достаток завидного жениха (беда ли, что женат, жену-то всегда можно отодвинуть), завершались после первой же встречи с Нинель Васильевной, которая сразу давала понять, кто главная женщина в его жизни. И вдруг, буквально на днях, эта главная женщина слегла. Инсульт, паралич и все вытекающие из этого последствия. Встревоженный и растерянный, Павел позвонил жене и, ничего не объясняя, умолял срочно приехать. Она попыталась отказаться, ссылаясь на внучку, с которой они в тот момент шли в зоопарк. Не может бабушка вот так неожиданно менять планы, это очень огорчит Ассоль. И тут он, едва сдерживая рыдания, рассказал о случившемся. Пришлось вернуться, оставить Асю на соседку и поехать на другой конец города. Увиденное потрясло Анну. Женщина, чьей воле подчинялась жизнь ее мужа, да и, в какой-то степени, ее самой, лежала пластом, не имея возможности ни двигаться, ни говорить. Глаза смотрели на Анну с мольбой. О чем она хотела просить ее? Помочь встать на ноги? Позаботиться о сыне? Или молила о прощении за свое бесцеремонное вторжение в ее жизнь? Хотя последнее вряд ли. Не тот она человек. Павел надеялся, что Анна возьмет на себя уход за свекровью. А как она это сделает? У нее ведь внучка! Пока карантин в группе не снимут, Анна себе не принадлежит, она занята Асей. Робкое предложение мужа совместить заботу об обеих и приезжать сюда вместе с внучкой Анна решительно отвергла. Она не станет ломать привычный график ребенка, да еще и погружать его в постоянную атмосферу печали и безысходности. И мысленно добавила: тем более в угоду женщине, для которой по большому счету никогда не было дела ни до внука, ни до правнучки. На растерянном лице Павла явно читалось, что отказа он не ожидал. О том, что можно нанять сиделку, мужчина даже и не думал, это ведь стоит денег. А принимать серьезные решения без мамы он так и не научился. Привыкай, малыш, мамочка не вечна, – усмехнулась Анна, конечно же, опять мысленно. Произнести это вслух она не смогла бы, таким жалким и подавленным выглядел ее муж. Теперь каждый вечер, сдав Асю вернувшимся с работы родителям, она ехала к свекрови, чтобы наготовить еды на весь следующий день, потому что нанятая сиделка от кухни отказалась наотрез. Павел с благодарностью принимал заботу Анны, она лишь иронично улыбалась – вот и пришло ее время, пришла пора заменить мужу маму.

– Бабуль! Диана уходит! – голос внучки вернул ее в реальность, и Анна поднялась, чтобы попрощаться.

– Ты ведь завтра снова придешь? – заглядывая подружке в глаза, спросила Ася.

– Нет, Ассолька, прости, не смогу, мне нужно уехать, но это ненадолго, – улыбнулась Диана. – А когда я вернусь, мы обязательно встретимся.

– Я буду ждать тебя тут, в песочнице!

– Договорились!

Чем эта чужая женщина так притягивает малышку? Что Ася в ней увидела? Неужели ребенок так тонко ощущает ее внутреннюю свободу, о которой и сама Анна почему-то стала часто задумываться в последние два дня? Или внучка чувствует в ней родственную душу? Ведь Диана ведет себя практически так же, как и Ася. Большой ребенок, спрятавшийся под ворохом яркой одежды.

Звонок телефона прозвучал настойчиво и резко. Анна отошла в сторонку от песочницы, где по-прежнему гудел ребячий рой, и сквозь крики малышни услышала тревожный голос Павла.

– Мама… она… ее… – рыдал муж в трубку.

– Когда? – спросила Анна, поняв, о чем тот пытается сказать.

– Только что…

Глава 4 Мужчины

Все хлопоты, связанные с похоронами свекрови, Анне пришлось взять на себя. Павел, конечно, пытался ей помочь, но толку от него никакого не было. Зато Сергей стал главной опорой матери в эти печальные дни. Ассоль он оставил на жену и тещу, взял на работе отгулы и несколько дней пожил с отцом, потому что тот не мог оставаться в квартире один. На девятый день, как положено, посетили кладбище, накрыли стол, помянули покойницу. Когда все было убрано и помыто, Сергей с матерью стали собираться домой.

– А ты-то куда? – удивилась Анна, увидев, что Павел тоже надевает куртку.

– Домой, – ответил тот. – Не могу же я теперь тут оставаться!

Немой вопрос в глазах жены заставил его смутиться.

– А разве не здесь твой дом? – уточнила она.

– Это мамин дом, – промямлил муж, потупившись. – И мой, конечно, тоже. Но я не могу здесь. Без нее. Мне плохо одному. Все напоминает о маме. Сережа ведь не может больше жить со мной, ему на работу выходить пора. А как же я? Ты ведь тоже одна… Мы могли бы вместе…

Как же ей хотелось сказать что-нибудь хлесткое, обидное, но, посмотрев в его несчастное лицо, Анна лишь кивнула и вышла из квартиры. Сергей помог отцу донести до машины сумку с вещами, которую тот собрал заранее. Надо же! Он все предусмотрел. Не предупредил ее, не спросил разрешения. Он просто решил вернуться домой. Просто в гости к мамочке сходил. Погостил там три десятка лет, а теперь вернулся. Возрадуйся, жена! И что ей теперь делать?

– Ты зачем его пустила?! – возмущалась на следующий день Марина, заскочив к подруге, пока Павел был на работе.

Несмотря на пенсионный возраст, он по-прежнему преподавал в своем институте, хоть и ездил туда всего пару раз в неделю.

– Он, можно сказать, бросил тебя с маленьким ребенком, сбежал от трудностей, всю жизнь прожил в свое удовольствие у мамкиной титьки, а сейчас решил повесить на тебя заботы о себе любимом. И не наглость ли это? – продолжала возмущаться подруга.

Анна вздохнула. Марина была права. Безусловно, права. Но не выгонять же его теперь! Формально Павел по-прежнему ее муж, отец ее сына, в общем, не чужой человек, и она просто обязана поддержать его в трудную минуту.

– Ничем ты ему не обязана! Разве что погубленной жизнью! Но решать в любом случае тебе.

Анна долго потом прокручивала в голове это разговор. Она ни в коем случае не считала свою жизнь погубленной. Павел просто освободил ее от своего присутствия, дал возможность жить своей жизнью, без оглядки на него. Да, ей было непросто, но она полностью сосредоточилась на сыне, растила его в любви и заботе, воспитала в нем мужчину, что едва ли было бы возможным, присутствуй в их жизни Павел. А уж если кто и погубил ее, так это ловелас по прозвищу Курагин. Это он вынудил ее навеки отключить в себе живые человеческие эмоции, запретить влюбляться, чтобы больше никогда не страдать из-за мужчин. И даже хорошо, что потом на ее пути встретился именно Павел, которому не нужны были ни страсть, ни всепоглощающая любовь, ни сама Анна.

Из глубин прошлого всплыла история ее единственной любви, которую она всячески старалась забыть. Было это на третьем курсе. Девушка влюбилась в молодого доцента с кафедры математического анализа. Щеголеватый красавец был слаб до женского пола, и практически на каждом новом потоке у него появлялась юная любовница. Но Аннушка-то этого не знала! Да и не было у нее опыта в амурных делах. Охочие до меткого словца студенты дали ему прозвище Курагин. То ли по аналогии с именем (звали его Анатолий Васильевич), то ли по неисчислимому количеству Наташ Ростовых на его счету, наивных дурочек с разбитыми сердцами. В него и в самом деле невозможно было не влюбиться. Лекции обаятельного преподавателя были искрометны и приправлены ироничными замечаниями, улыбка – обезоруживающей, а озорной блеск в его жгучих, цвета горького шоколада, глазах, казалось, никогда не исчезал. Началось все с банальной просьбы Анатолия Васильевича помочь ему составить тематическую картотеку по учебной литературе, и Анна вызвалась в числе прочих, тем более что за это был обещан зачет по одной из сложных тем. Несколько дней четыре студентки после занятий разбирали всевозможные учебники и пособия, заносили их в отдельную канцелярскую книгу, и на каждый экземпляр заводили карточку. Задерживались допоздна. Нудная работа постепенно охлаждала пыл добровольных рабынь, каковыми они себя ощущали, и к концу недели студентки отсеялись одна за другой, махнув рукой и на зачет, и на красивые глаза преподавателя. Осталась лишь Анна. И вот однажды поздним вечером, когда она уже собиралась пойти домой, Анатолий Васильевич и угостил ее чаем, разлитым в изящные фарфоровые чашки, в которые тут же добавил по ложечке коньяка. Самое время немного расслабиться. Анна не смогла отказаться. А он так интересно рассказывал ей про свою научную работу, смотрел таким томным взглядом, что уходить совсем не хотелось, и Аннушка не заметила, как оказалась в его теплых объятиях. Долгий поцелуй совершенно лишил ее почвы под ногами. И разума тоже. Все произошло неожиданно и довольно стремительно, прямо на канцелярском столе, древнем, массивном, обтянутом поношенным зеленым сукном. И откуда только он тут взялся, динозавроподобный раритет позапрошлого века? Это потом, по прошествии времени, она с иронией подумает, сколько же упругих ягодиц годами полировали старое сукно стола, а тогда лишь краснела от смущения и счастья. Она влюбилась! Она любима! Ей достался самый умный, самый красивый и самый лучший из мужчин. Жена? Так он же с ней разводится, остались пустые формальности. Да-да, скоро он будет свободен и вот тогда, тогда…

Их связь длилась примерно полгода. Анна с нетерпением ждала заветных слов, мечтала о свадьбе, о детях, о счастливой жизни. Про развод они больше не говорили. Ей неудобно было спрашивать, а он молчал. Но однажды в воскресенье, случайно забредя в незнакомое кафе в чужом районе в расчете на чашку горячего кофе, она обнаружила там Анатолия Васильевича с вызывающе яркой девицей. Они сидели за небольшим круглым столиком, он держал ладони девушки в своих и смотрел ей в глаза именно так, как обычно смотрит на нее, Анну, когда они остаются наедине. Неужели это его жена? Не может быть. Злые языки утверждали, что она значительно старше его, а эта молода и хороша собой. Анна села в укромном уголке, заказала кофе и стала наблюдать. Ее била дрожь, она едва сдерживала себя, хотелось вскочить и подойти, или нет, лучше поскорее убежать отсюда. А может, все-таки подойти и поздороваться как ни в чем не бывало? Но едва ли у нее хватит сил, да и смелости тоже. Он что-то говорил, девушка внимательно слушала. Слов было не разобрать, но интонация! Интонация была знакома до боли. Анатоль Курагин собственной персоной! Слезы появились неожиданно, и мир вокруг покрылся расплывчатыми пятнами. Анна неловко взялась за кофейную чашку, та выскользнула и упала на пол. Осколки звонко разлетелись по влажной плитке. На звук обернулись все посетители кофейни, подбежал юркий официант. Последнее, что Анна увидела, прежде чем уйти, это взгляд любимых глаз, недоуменный и слегка растерянный. Больше она не заходила на кафедру, на лекциях Анатолия Васильевича сидела, потупив глаза, и вообще, старалась обходить его стороной. Никто не знает, чего ей это стоило. Да и он не делал никаких попыток объясниться, что терзало бедняжку еще сильнее. Тогда она решила для себя, что никогда ни в кого не станет больше влюбляться. Просто не позволит себе этого. И замуж вышла, уповая на тихую, спокойную жизнь, без лишних страстей и треволнений и твердо зная, что страдать из-за Павла ей не придется.

С того момента, как Анна окончила институт, с Анатолием они больше ни разу не встретились. До недавних пор, когда она его не сразу и узнала. Дело было в зоопарке жарким летним днем. Они с Асей стояли у вольера с обезьянами, и внучка, громко обсуждая поведение забавных животных, заливисто смеялась. Вопросы, которые она то и дело задавала бабушке, были не лишены детской непосредственности и часто ставили Анну в тупик или вводили в смущение. Внучку интересовало все, что она видела: и почему у обезьян попы голые (вот в цирке, например, им штанишки надевают), и с чего вдруг вот та черненькая дразнится, язык высовывает (совсем не воспитанная, да?) и зачем им такие длинные руки, даже длиннее ног, это ведь неудобно. Стоящий неподалеку мальчик, подхватывал Асины вопросы и переадресовывал их своему деду. Дед с улыбкой поглядывал на Анну и молчал. Благородный профиль, седая «профессорская» бородка, белая бейсболка, скрывающая часть лица. Но когда он заговорил, внутри нее все сжалось в комок. Она узнала этот голос! Бархатистый, с мягкой хрипотцой, он звучал так же молодо, как и много лет назад.

– Бабуль, смотри, они целуются! – громко воскликнула Ассоль.

– Они целуются! – повторил мальчишка.

– У них любовь, да? – уточнила внучка. – Я знаю, когда целуются, это любовь!

– Это любофффь! – радостно провозгласил малыш.

– А почему бы и нет? – отозвался дед. – Всем в этом мире правит любовь. Правда, Аннушка? – повернулся он, и сердце ухнуло с небывалой силой – глаза цвета горького шоколада смотрели на нее в упор.

Господи! Да что же это такое? Почему она так разволновалась? Все в прошлом, все забыто. Или нет? Не хватало еще, чтобы давление подскочило. Она легонько кивнула, сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, пытаясь восстановить душевное равновесие.

– Пойдем к слону, – потянула она за собой Асю, инстинктивно спеша скрыться из вида, убежать, спрятаться, затеряться в толпе. Но внучке совсем не хотелось уходить из обезьянника.

– А хочешь к бегемоту? – продолжала бабуля тянуть Асю за руку.

На бегемота малышка согласилась, бросила взгляд на паренька и послушно пошла с бабушкой. Но мальчик не собирался отставать, он тут же потянул за ними деда. Тот лишь развел руками, словно говоря, что он не виноват, уж не обессудьте. Так и перемещались они по зоопарку от одного вольера к другому. Дети быстро нашли общий язык и уже весело щебетали. Анна немного успокоилась, завязался разговор, непринужденный, тихий, не касающийся прошлого. Говорили о погоде, о внуках, о животных, на которых любовались в тот момент. Потом все вместе лакомились мороженым в летнем кафе возле фонтана под крики обезьян и хлопанье голубиных крыльев. Расстались тепло, почти по-дружески. Долго потом Анна перебирала в голове детали той неожиданной встречи, корила себя за выказанное волнение, которое, конечно же, было подмечено Анатолием, в этом она ничуть не сомневалась, а ей не хотелось, чтобы он думал, будто что-то значит для нее до сих пор. Он был по-прежнему хорош, подтянут и строен, возраст отнюдь не портил его, а скорее, наоборот, добавлял какого-то едва уловимого шарма. Рядом с ним ей почему-то было неуютно, тревожило ощущение собственной ущербности. И долго потом Анну съедала неловкость за раздавшуюся с годами фигуру, за это простенькое ситцевое платье, совершенно старушечье, как будто у нее и надеть-то больше нечего, за собственное смущение и растерянность. Да чего вдруг она занялась самоедством? Она и есть старушка, уже перевалившая за шестой десяток. Это сколько же тогда сейчас Анатолию Васильевичу? Семьдесят? Да, где-то около того. Павел значительно моложе, он ее ровесник, но выглядит, пожалуй, наравне с Анатолием. С той лишь разницей, что ни шарма, ни харизмы у него и в помине нет, зато есть знатная лысина на полголовы и отвисшее брюшко.

Глава 5

Про свадьбы-женитьбы

Конечно же, сейчас Павел внес в ее жизнь массу неудобств. Привыкшая жить одна, Анна то и дело ощущала напряжение от присутствия рядом другого человека, хоть и поселила его в отдельную комнату. По утрам теперь ей приходилось готовить для мужа плотный завтрак, к которому его приучила заботливая мамочка, к возвращению его из института на плите должен был стоять горячий обед. А совместные ужины и прогулки перед сном вовсе выбивали ее из колеи – изображать дружную семью не было никакого желания, к тому же беседы на исторические темы, которые Павел мог вести часами, ее уже утомили. Те дни, когда он не ездил в институт, стали для Анны сущим адом. Он постоянно находился рядом, и она всякий раз придумывала себе повод улизнуть из дома, то в магазин за продуктами, то внучку навестить. Но Павел тут же увязывался за ней, чем еще сильнее выводил из себя. К тому же, он был совершенно беспомощен в бытовых вопросах и постоянно обращался к ней с мелкими просьбами. И Анне приходилось их исполнять: чинить разошедшиеся по шву брюки, гладить рубашки, стирать его белье. Вся ее жизнь теперь вертелась вокруг него. Раздражение, которое муж в ней вызывал, все нарастало, и она терзалась в сомнениях, как ей поступить. Выгнать его не позволяли элементарные нормы приличия, но и чувствовать себя ущемленной совсем не хотелось. Она так хорошо жила одна, зачем ей все это?

– А давай его женим! – пошутила однажды Марина, даже не предполагая, что попала в самую точку.

Примерно через месяц совместной жизни Павел, смущаясь и краснея, словно боялся обидеть Анну, сообщил, что возвращается домой. И добавил, почти заикаясь, что хотел бы получить развод. Оказывается, он решил жениться. От неожиданности Анна плюхнулась на диван и попросила подробностей, она ведь должна знать, в какие руки отдает своего пока что мужа. В конце концов, она чувствует ответственность за него перед Нинелью Васильевной, царствие ей небесное. И Павел рассказал, что у него давно был вялотекущий роман с одной из аспиранток, которая младше жениха почти на тридцать лет. Но мама ничего не хотела слышать об этом, памятуя историю с предыдущей аспиранткой. Хотя, если уж по совести, то та трагедия произошла из-за нее же самой. Было это лет двадцать назад, Павел был еще мужчиной хоть куда, и студентки продолжали в него влюбляться. Роман с молодой аспиранткой был внезапным и стремительным. Звали ее Соней. Однажды девушка пригласила Павла познакомиться с родителями. Виктор Степанович, отец Сони, встретил его с распростертыми объятиями, засиделась дочь в девках, чего уж там, давно пора ее замуж отдать. А мать, Елена Ильинична, как стояла, так и застыла в первый же момент, едва взглянув на Павла, даже слегка напугала его. Все разъяснилось потом, когда она показала портрет своего мужа, снятый много лет назад. Сходство между Павлом и молодым Сониным отцом было просто поразительным: изгиб губ, форма носа и бровей, открытый взгляд голубых глаз – все было абсолютно одинаковым.

– Ого, видать, покуролесил кто-то из моих предков, – посмеялся Виктор Степанович. – А фамилия-то у тебя какая, женишок? Как теперь моя дочь именоваться будет?

– Лулукян, – с улыбкой ответил Павел. – Софья Лулукян она будет.

Мужчина спал с лица и повторил по слогам:

– Лу-лу-кян?

В первый момент Павел подумал, что тот каким-то образом знаком с Анной, и теперь понял, что женишок-то женатый. Он уже готов был заверить Сонину семью, что скоро оформит развод, но Виктор Степанович вдруг спросил:

– Мать твою как зовут?

– Нинель Васильевна Лулукян, – растерянно ответил Павел.

– А родился ты когда? – вскинул брови мужчина, а услыхав ответ, стукнул кулаком по столу и злобно проговорил:

– Вот ведь зараза Нинка! С дитем от меня сбежала!

Все притихли в недоумении, и в наступившей тишине нервно прозвучало:

– Ты, Павлуха, похоже, мой сынок, и Сонькин, стало быть, брат! А потому не бывать вашей свадьбе!

– Этого не может быть, – попытался возразить Павел, – мой отец – Сетрак Лулукян. Он умер еще до моего рождения.

– Конечно! Года за три до твоего рождения! – снова ударил тот по столу – Ты у мамаши своей документик о смерти ее мужа попроси, пусть покажет.

Соня, бледная и растерянная, едва сдерживала слезы. Павел молча смотрел на нее, не зная, что сказать, а отец громыхнул в сторону дочери:

– А ты не беременна ли?

Та отрицательно замотала головой.

– Ну и слава богу! А то невесть до чего могло дойти! – выдохнул он. – Инцеста нам только не хватало!

Павлу ничего не оставалось, как откланяться в полном смятении.

Зато с мамой он поговорил очень даже серьезно. Гнев его плескал через край, и смущенная Нинель Васильевна вынуждена была открыть сыну тайну его рождения.

Спустя пару лет после смерти горячо любимого мужа, когда боль утраты слегка притупилась, Нинель, поддавшись уговорам подруги, согласилась поехать на воды. Как же это звучало! Поехать на воды! И не какие-нибудь, а Кавказские минеральные. От этих слов веяло неким дворянским шиком. Собирая чемодан, Нинель ощущала себя чуть ли не аристократкой в седьмом поколении. На самом же деле отдых был самый что ни на есть пролетарский. Курсовки в город Железноводск, выбитые подругой в профкоме, давали им право лишь на оздоровительные процедуры и питание. А вот жить пришлось на частной квартире, находившейся довольно далеко от бювета, воду которого им обеим прописала нервная молодая докторица в день их приезда. Ванны, грязи, массаж – все это было у Нинель впервые и воспринималось, как нечто невероятное и к ней, молодой женщине, совсем не относящееся. Вот, например, старички и старушки, что, шаркая ногами, передвигались по тенистым дорожкам терренкура, они да, они заслуживали такого отдыха и лечения. Но Нинель! Она чувствовала себя немного не в своей тарелке, и подруга постоянно тормошила ее, не давая зацикливаться на таких, как она считала, мелочах. Они много гуляли, исследуя местность, ездили на экскурсии в горы и в соседние городки. Ущелья, горные тропы, серпантинные дороги, сочная майская зелень и многовековые каменные пласты. Что может быть лучше этого? Невольно вспоминалась Армения и их неспешные прогулки с Сетраком. Но уже без надрыва и боли, а лишь с легкой грустью. И даже смутное желание перемен шевельнулось в душе. Пожалуй, впервые со дня смерти мужа. Тогда-то и встретился ей Виктор, рабочий парень из далекого уральского города, комсомольский активист, шутник и балагур. На одной из экскурсий завязалась непринужденная беседа, а вскоре подруги уже знали, что парень холост, что живет с мамой в Свердловске. Его интерес к Нинель был очевиден. И вот они уже гуляют вдвоем, потому что заботливая подруга каждый день придумывает новый повод куда-нибудь ускользнуть. Уезжая, Виктор предложил Нинель стать его женой. Она растерялась, не хотелось обижать хорошего человека отказом, но и сделать такой шаг она не была готова, а потому попросила немного времени на раздумья. Три месяца активной переписки и настойчивые предложения переехать к Виктору все-таки возымели свое действие. Да еще и неизменные советы подруги. Как можно упускать такой шанс? Сама она ни за что не отказалась бы. И Нинель решилась. Но прежде необходимо съездить в Армению на могилу первого мужа. Подруга ворчала, уж не за благословением ли покойника она собралась? А хоть бы и так. Хоть бы и за благословением.

И вот молодая вдова уже стоит у могильной плиты. Долго стоит, погрузившись в свои воспоминания. Перебирает в памяти ускользающие моменты прошлой жизни и мысленно разговаривает с Сетраком. По сути, лишь тогда она и жила, когда он был рядом. Даже когда боролась с его смертельной болезнью, когда в изнеможении склонялась к его подушке, когда прислушивалась к его дыханию во сне – жив ли еще? Это все равно были лучшие ее дни. Все остальное и жизнью-то назвать нельзя. Тихие шаги за спиной заставили вздрогнуть и обернуться. Подошел бывший свекор. Нинель растерялась. Она ведь так и не простила его за отказ дать сыну почку и никак не ожидала его тут увидеть. А он как будто даже не удивился ей. Кивнул и молча остановился рядом.