Друзья познаются в огне

Леонид Андреевич Андреев

Друзья познаются в огне

© Андреев Л.А, 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

* * *

Часть 1. Афган

Глава 1

– Мне плевать, что вертолёт не готов к полёту, главное, чтобы он был готов к вылету!!! – брызгая слюной, кричал в трубку полевого телефона командир вертолётного отряда подполковник Чернов: – Ты меня понял, Каленин? Вылет через пятнадцать минут и ни секундой позже!

Подполковник в сердцах выругался и бросил трубку телефона на стол. Затем, немного подумав, обратился к экипажам двух вертолётов.

– Слышали?! Ни черта они не могут! То у них деталей нужных нет, то регламент по эксплуатации вышел, то, блин… А ну их! – Командир махнул рукой и выскочил из палатки, крикнув по дороге: – Не расходиться, я скоро вернусь! Вот паразиты! Ну, я им сейчас покажу кузькину мать!

Члены экипажей старшего лейтенанта Артосова и старшего лейтенанта Еноткина продолжали стоять в командирской палатке, отрешённо глядя по сторонам, в ожидании командира.

Еноткин повернул к Артосову голову и тихо произнёс:

– Ну что, Алексей Андреевич, похоже, прольётся сегодня наша кровушка…

– Типун тебе на язык! Ты что такое мелешь, тем более в присутствии экипажа? – тоже тихо ответил Артосов.

– Да брось ты, Лёха, – уже громче произнёс Еноткин, чтоб его слышали все. – Ведь в самое пекло летим.

Лётчик-оператор Василий Новиков из экипажа старшего лейтенанта Артосова вкрадчиво проговорил:

– Если летим за Дарьяновым с его ребятами, значит, точно в самое пекло. Потому что духи давно за ним охотятся, он им поперёк горла встал. Что ни вылазка, то у духов проблемы и полна задница огурцов, в смысле покойников.

– Ладно, хватит бакланить, сейчас придёт командир и всё объяснит. Возможно, и не за Дарьяновым летим.

– Хрен редьки не слаще, – всё так же упаднически произнёс лейтенант Еноткин.

– Сам ты хрен, – разозлившись, произнёс Артосов. – Не нравится – пиши рапорт, уволят. А так, без надобности, нечего воду мутить раньше времени и экипаж настраивать. «Духи, духи»… Испугался, что ли?

Еноткин зло глянул на Алексея и сквозь зубы произнёс:

– Да пошёл ты! Уволишься с этого Афгана, как же! Разве что на тот свет.

Артосов окончательно разозлился и уже хотел отвесить Еноткину словесную оплеуху, но в палатку буквально ворвался командир.

– Так, братцы, техника готова, слушай боевой приказ. Оба экипажа летите в ущелье Хрустальное на выручку штурмовой десантной группы, возглавляемой капитаном Дарьяновым. Там всех забираете – и назад. Идёте на малой высоте и друг друга прикрываете, чётко и слаженно. Я всё время буду на связи. Вопросы?

– В каком состоянии десантная группа капитана Дарьянова и какова обстановка на данный момент? – спросил Артосов.

– А разве я не сказал? – рассеянно произнёс командир.

– Нет, товарищ подполковник, не сказали, – язвительно произнёс Еноткин.

– По радиостанции Дарьянов сообщил, что полчаса назад он со своей группой вырвался из боя с духами и сейчас отходит, – зло взглянув на Еноткина, процедил подполковник Чернов. – Далеко ушли. Так что вам особо опасаться нечего. И чем быстрее вы вылетите, а не будете здесь рассусоливать и бакланить, тем лучше для вашей же безопасности.

– Разрешите идти! – отчеканил Алексей.

– Разрешаю, это касается всех. Кстати, Алексей, капитан Дарьянов – твой друг?

– И не просто друг, товарищ подполковник, а друг детства.

– Вот и замечательно, друзей надо выручать. Всё, выполняйте приказ.

Еноткин хотел ещё что-то уточнить, но безнадёжно махнул рукой и вышел вслед за Алексеем, бурча себе под нос:

– Как же, далеко ушли. От этих сволочей уйдёшь, как клещи прицепятся.

С Еноткиным Алексей много раз вылетал в паре на боевые задания. Он, конечно, парень нудный, с неуступчивым характером, но всё ж таки надёжный и уж если полетел, то будет прикрывать и биться до конца.

При подходе к вертолётам к Алексею подскочил совсем молодой зам по ИАС (заместитель командира по инженерно-авиационной службе) майор Каленин и, как бы оправдываясь, проговорил:

– Алексей Андреевич, на вашей машине электрический указатель поворота отказал, а в запасе его нет, да и командир приказал без него… В общем, наорал тут.

– Авиагоризонт в порядке? – на ходу спросил Алексей майора.

– Исправен.

– Ну, тогда всё нормально, справимся.

– Ну, добро, командир, удачи вам и возвращения!

Поднимая пыль и песок, два боевых вертолёта Ми-24 медленно поднялись и взяли курс на ущелье Хрустальное.

Глава 2

Капитан Дарьянов, командир десантного подразделения, был ранен осколком гранаты в левое плечо, но ничем не показывал, что страдает и нуждается в помощи. Напротив, бодро и даже чуточку весело подгонял своих бойцов, которые полчаса назад чудом вырвались из плотного окружения душманов.

– Ну что тащитесь, как на субботник? Представьте, что к горячим девкам идёте, пошевеливайтесь, а не то другие хлопцы займут ваше место.

– Товарищ капитан, давайте я перевяжу вам плечо, ведь кровь сочится, – сочувственно произнёс сержант Воронов, по совместительству фельдшер группы.

– Вся не высочится, ты лучше продолжай приглядывать за Марченко, смотри, он скоро совсем с носилок сползёт.

Затем капитан обратился к бойцу с переносной радиостанцией:

– Верёвкин, ещё раз передай наши координаты в центр и что мы уже подходим к ущелью Хрустальное. Там есть широкая поляна, как раз для наших вертушек.

Капитан Дарьянов только сейчас понял, что вляпался по самые уши, потому что на этот раз духи тщательно выследили его группу и заманили в ловушку, так усердно расставляемую ими уже в течение нескольких месяцев. Дарьянов, опытнейший командир боевого десантного подразделения, не первый год воюющий в Афганистане, внутренне переживал и не мог простить себе этого провала, возможно, из-за своей неосмотрительности или не до конца проверенной информации о противнике. Больше всего он переживал за своих ребят, безоговорочно веривших в своего командира и готовых идти с ним в огонь и воду.

В бою с многочисленным противником подразделение десантников дерзко вырвалось из неминуемого окружения, уничтожив с десяток моджахедов. Но при этом группа сама имела тяжелораненого и несколько раненых. Моджахеды перегруппировались и продолжали преследовать десантников, идя по пятам. Нужно было быстро уходить. Но всё же основное спасение должно было свалиться с неба. И если вертушки задержатся хотя бы минут на пятнадцать, то это будет конец. Потому что с других направлений в ущелье спускались новые группы бандитов, и в какой-то момент капкан должен был захлопнуться. Об этом Дарьянов думал про себя, поздно поняв коварный замысел противника, а своим чудо-богатырям продолжал улыбаться и ободряюще покрикивал:

– Уж больно скучно вы идёте, мужики, затянуть бы сейчас песню, да эти шакалы услышат.

С особым переживанием капитан думал и о вертолётчиках, которых он невольно подвергал неоправданному риску, опоздай они на несколько минут. В глубине души он верил, что за ним обязательно прилетит его крылатый друг детства Лёха Артосов со своими боевыми товарищами.

Вертолёты летели знакомым маршрутом, едва не касаясь земли, потому что на равнине повсюду были понатыканы «хищники» со стингерами, денно и нощно выслеживающие свои жертвы. Пролёт на низкой высоте не давал им возможности быстро привести в действие переносной зенитно-ракетный комплекс и чётко прицелиться. По идее, вертолёты должны были вовремя прибыть в ущелье и в запасе ещё должно остаться несколько минут.

Неизвестно, что думал в этот момент Еноткин. Наверное, гундел о своей неудачной судьбе. А вот Алексею Артосову, командиру боевого вертолёта, на память приходили светлые мысли. Он думал о последнем своём доме в части, откуда его направили в Афган. Алексей жил полной жизнью, и на данный момент у него было всё: друзья, любимая работа, танцульки, девушки – в общем, всё то, что нужно молодому, неженатому парню.

Он вспомнил про Петьку Дарьянова, своего друга детства, спасать которого они сейчас летели.

Петька Дарьянов – их Дартаньян, буйная головушка. В его мировоззрении понятие «жизнь» ассоциировалось с понятием «круговорот». С самого начала своего бурного детства он умудрялся попадать в такие передряги, что его бедные родители съели не один пуд успокоительных и сердечных лекарств. Самым громким его выступлением был побег во Вьетнам в начале семидесятых. Начитавшись газет и насмотревшись телевизора, Петька лет в девять удрал спасать несчастный вьетнамский народ, изнывающий под игом всемирного империализма. Его отловили где-то под Иркутском, исхудавшего, грязного и оборванного, но с неистребимой верой добраться до Вьетнама и отомстить американцам. Повзрослев, Петька не растерял своих положительных качеств: помогать обездоленным и стараться быть справедливым везде и всюду. И, чтобы закрепить эти ценные качества своего характера, Пётр впоследствии поступил в десантное училище, чтобы быть на пике всех острых ощущений. Дела на личном фронте у него шли с переменным успехом, поскольку, несмотря на то что он был парень видный и привлекательный, его оголтелая целеустремлённость в достижении поставленных задач сводила на нет хрупкие и нежные поползновения многих девушек добиться его расположения. Несмотря на твёрдый и чисто мужской характер, Петька имел небольшую слабину. Эта слабина была его страстным увлечением, как сейчас принято говорить, хобби. С самого мальства он страстно любил мастерить… кукол. Но не смазливых девочек-пустышек, а весёлых русских петрушек, расторопных солдатиков и всяких леших и домовых. И несмотря на то что ему порой было стыдно перед мальчишками, он не бросал своего любимого занятия…

Неожиданно в наушниках раздался сильный треск, а затем истошный крик Еноткина:

– Лёха, мы падаем!!! Спасай, если можешь!!!

Артосов накренил свой вертолёт и стал всматриваться в то место, где был ведомый. Его взгляду открылась жуткая картина. Вертолёт Еноткина с перебитым хвостовым винтом вращался вокруг центральной оси и медленно проваливался к земле.

– Ах, суки, всё ж попали, – со злобой процедил Алексей.

Но тут же истошно закричал уже стрелок-оператор Василий Новиков:

– Командир!!! Уходи от стингера!!!

Ещё не видя, откуда был запущен стингер, Алексей произвёл резкий противоракетный манёвр влево. И удачно: с диким свистом мимо кабины, чуть не задев лопасти, пронёсся снаряд и ушёл в небо.

– Командир, я вижу эту суку! – вновь по рации закричал стрелок. – Развернись, я его прихлопну из пулемёта, а то уйдёт.

– Да чёрт с ним, Вася! – в свою очередь, закричал Алексей. – Надо спасать Еноткина и его товарища.

От полного разрушения и взрыва вертолёт Еноткина спасла низкая высота. Тем не менее он всё равно сильно ударился о землю. От него отлетели хвостовая балка и все лопасти. Сам же фюзеляж несколько раз перевернулся и, покачавшись на левом шасси, окончательно упал набок, чудом не взорвавшись.

Быстро снизившись, Алексей посадил машину недалеко от останков вертолёта Еноткина. Не выключая двигателей, Алексей с Василием, пригибаясь, побежали к машине. По дороге увидели Еноткина. Его вырвало вместе с креслом, а голову снесло лопастью. Не теряя времени, в надежде, что жив хотя бы второй пилот, они подбежали к перевёрнутому вертолёту. На их счастье, так и случилось. Они освободили стонущего лейтенанта и столь же стремительно побежали обратно, таща раненого за руки и за ноги. Времени было упущено минут десять. Алексей попытался связаться с центром и доложить о тяжёлой потере, но так и не смог. Всё трещало, свистело, и на связь выходили совсем не те, кому надо. Что оставалось делать? Приказ никто не отменял. В буквальном смысле плюнув на радиостанцию, он поднял машину и продолжил полет к цели, но теперь уже один.

Глава 3

В ущелье Хрустальное, в центре широкой поляны стоял капитан Дарьянов со своими «орлами» и на чём свет стоит материл авиацию, а также сухопутные войска и морской флот, вместе взятые.

Когда Алексей приземлился, он накинулся на него чуть ли не с кулаками и, перекрикивая шум винтов, заорал в самое ухо:

– Лёха, почему только одна вертушка, вы что, охренели?! Я же три «крокодила» заказывал, да и «грачи» не помешали бы. Вот паразиты, а? Ведь сейчас с минуты на минуту здесь будут эти шакалы!

– Еноткина только что сбили! – в свою очередь заорал Алексей. – Давай грузись и полетели!

– О боже! – застонав, произнёс Дарьянов. – Но у тебя кишка тонка всех взять, не выдержит твоя колымага. Хотя бы Ми-8 прислали. А ну вас всех к чёртовой матери! Идиоты. Ребята, готовься к бою!

– Ты что орёшь?! Я, что ли, распределял? – в свою очередь разозлился Алексей. – Забирайтесь, куда сможете, попробую поднять всех, только тяжести оставьте.

– Чёрта лысого ты поднимешь! Забирай раненых и дуй!

Капитан отошёл, продолжая ругаться. Алексей подскочил к нему и резко развернул.

– Ты что раскомандовался? Пока что ещё я командир экипажа, и мне лучше знать, поднимет моя машина всех или нет. А ну, быстро размещайтесь в вертолёте, чего время терять?!

Если честно, то Алексей блефовал и действительно не знал, поднимет вертолёт всех или нет. А что было делать? Не бросать же их на растерзание кровожадным духам?

– Тяжести оставьте, – повторил он вновь.

– Как же, захотел! Я скорее голым полечу, чем автомат брошу.

Несмотря на тревожную обстановку и опасное положение, Алексей рассмеялся и громко прокричал:

– Ну и сверкай своей задницей, только забирайся побыстрее.

Десантники как смогли разместились в вертушке, оставив всё снаряжение снаружи, прихватив только автоматы и боезапас. Их не было разве что на шасси и в хвостовой балке. В грузовом отсеке слепились так, что даже дышать было трудно. Снаружи никого не осталось.

Натужно взревели двигатели, лопасти готовы были обломиться, выгнувшись на большой угол. Вертолёт медленно-медленно начал подниматься, груз был закритическим.

В любой момент Алексей ожидал, что либо несущий винт отвалится, либо они просто не поднимутся из-за тяжести. Но машина, как бы понимая всю ответственность, сжалилась и из последних сил стала медленно уносить их из этого чёртового ущелья с красивым названием Хрустальное. Они вновь шли на малой высоте. Сосредоточившись на полёте, Алексей вдруг ощутил, как с вертолёта началась стрельба. Сначала из подвижной пулемётной установки ударил его стрелок Василий Новиков, а затем послышались автоматные выстрелы из окон грузового отсека. Он глянул вниз и обомлел: повсюду были духи, они со всех сторон бежали к еле летящему вертолёту и стреляли по нему. Несколько пуль уже прошили стекло, резко запахло керосином. По-видимому, был перебит топливопровод, что сразу же отразилось на управляемости. Двигатели начали работать с перебоями, и вертолёт неуклонно потащило вниз. Чтобы не переводить несущий винт в режим авторотации при остановке двигателей, Алексей плавно посадил вертолёт. Полёт не состоялся. Алексей немедленно сообщил по радиостанции в центр о их бедственном положении, вызвав помощь.

Выскочив из вертолёта, десантники мгновенно окопались и заняли круговую оборону метрах в десяти от вертушки. Теперь их не так просто было вышибить оттуда. Моджахеды, сосредоточившись, предприняли попытку атаковать с нескольких направлений, но десантники умело собирали силы в нужном месте, положив уже немало противников.

Бой был тяжёлый. Каждый из оставшихся в живых мысленно попрощался со своими близкими родственниками, да и с самой жизнью. А что оставалось делать, нужно было продолжать драться и, возможно, погибнуть. Не сдаваться же на милость духам? Милость которых заключалась в том, что тебе перережут горло, а не дадут мучиться с распоротыми кишками.

Окопавшись возле вертолёта, десантники и экипаж продолжали оказывать яростное сопротивление уже около получаса. По гражданским меркам это так мало, а по военным – это целая жизнь, причём не одна. То тут, то там рвались гранаты, пущенные духами из гранатомётов. Духи уничтожали их издали, потому что знали, что «шурави» просто так, за понюх табака, свою жизнь не отдадут, а тем более десантники, которых они боялись как чёрт ладана. Десантура и вправду сражалась отчаянно. Ребята дрались до последней секунды, до последнего патрона, до последнего усилия, с помощью которого ещё могли держать в руках автомат, гранату или нож. Эти чертяки своей несгибаемой стойкостью «заражали» всех вокруг, в том числе и экипаж вертолёта, поддерживая прежде всего морально. Глядя на их действия, складывалось впечатление, что возле тебя идёт не смертельный бой, а обыкновенные учения и что минут так через десять всё славно закончится и все двинутся на разбор полётов и далее – в столовую.

В очередной раз, не сумев в лобовой атаке выбить десантников со своей позиции, духи притащили откуда-то миномёт и стали остервенело обстреливать вертолёт, стараясь добить десантников и экипаж до прихода помощи, точнее до прилёта. Вой и свист падающих мин, от которых уже нельзя было нигде укрыться, всё ближе и ближе приближался к подбитому вертолёту. В этой ситуации уже ничего нельзя было сделать и оставалось только держаться, держаться и держаться, либо с честью умереть за свою Родину и этот чёртов, проклятый Афганистан.

К Алексею подполз раненый капитан Дарьянов. Зажимая левой рукой рану на груди, из которой медленно сочилась кровь, он закричал ему на ухо, перекрикивая грохот разрывающихся мин:

– Старлей, похоже, мы накрылись одним местом. Эти сволочи долбят нас со всех сторон, и нет никакой возможности прорваться и вынести раненых. Я это к чему, – капитан сделал небольшую паузу, силясь перетерпеть очередной приступ боли. – Они тебя не тронут, Лёха, ты летун. Они тебя хорошо продадут. Да ты не смотри на меня так зло, а лучше слушай дальше. Если действительно тебе посчастливится и ты выживешь, заскочи ко мне в Воронеж, адрес ты знаешь…

Он не успел договорить: совсем рядом разорвалась очередная мина, ударив по корпусу вертолёта градом осколков, а людей, вжавшихся в землю, засыпав черно-бурой землёй.

Алексей медленно поднял голову, всматриваясь в окружающее пространство. Глаза слезились, на зубах скрипел песок. Казалось, что все попали в преисподнюю и вот-вот свершится Страшный суд. Безысходность положения была очевидной. Они были окружены превосходящими силами противника, который методично уничтожал их издалека, не оставляя ни единого шанса вырваться и выжить.

Вновь Алексей услышал хриплый голос Петьки Дарьянова:

– Так вот, Лёха, запомни этот адрес и крепко-крепко расцелуй мою доченьку Мариночку и скажи, что её папка будет любить её всегда и везде.

Дальше он уже говорить не мог. По его иссечённому грязью и пылью лицу текла кровь, а губы изредка подрагивали.

– А это передай ей от меня. – И капитан, оторвав от окровавленной груди ладонь, дрожащей рукой протянул небольшой целлофановый пакетик, в котором хранился капитанский погон с наклеенной цветной фотографией его семьи. – Жене скажи, что дороже и…

В очередной раз капитану не удалось договорить. Мина разорвалась в трёх метрах от него. Дарьянову в долю секунды оторвало две ноги по колено. Алексея же взрывной волной со всего маху впечатало в борт вертолёта. Да так, что он сразу раздвоился. Одна его половинка, с остановившимся сердцем, так и осталась лежать впечатанной в борт вертолёта, другая же медленно отделилась и как-то странно стала плавать вокруг вертолёта, то поднимаясь, то опускаясь. Удивительно, но ему не было больно. Напротив, он ощутил какое-то спокойствие и равнодушие к происходящему вокруг. Он стал зрителем этого безумного кино. Вокруг рвались мины, а он спокойно проплывал сквозь грязно-серые разрывы, ни чуточки не травмируясь. От вертолёта уже ничего не осталось. Он был разорван в клочья и горел. Вокруг него лежали убитые и раненые бойцы.

Медленно, по-воровски, подошли духи. Раненым они вспороли животы, а у убитых отрезали уши. Подойдя к капитану Дарьянову, они долго рассматривали его кровоточащий обрубок. Петька пришёл в сознание и приподнял голову. От неожиданности духи отскочили, а затем, осмелев, подошли вплотную и, хохоча, стали наступать ему на обрубки ног. От того, как взревел капитан, казалось, весь мир перевернётся. Неизвестно откуда в его руке появилась граната. Вырвав зубами чеку, он хотел швырнуть её в своих врагов, но силы покинули его окончательно, и рука с зажатой гранатой опустилась на землю. Духи отскочили, но многих это не спасло. Раздался взрыв.

Кто никогда не был на войне, считает, что знает о ней всё. Кто хоть немного там побывал, считает, что не знает о ней ничего, точнее не хочет знать. Потому что память отказывается помнить всё то страшное, что там происходило. И лишь во сне, когда память спит, война подло, исподтишка вползает в душу спящего человека и, смеясь, начинает прокручивать свои кровоточащие фильмы, вновь и вновь воскрешая смерть и горькие потери.

Затем очередь дошла и до Алексея. Обнаружив его первую половинку под оторванным куском обшивки фюзеляжа, духи тут же выволокли её оттуда и стали пинать ногами. Алексею вдруг стало жалко самого себя, и его вторая половинка невольно слилась с первой, опустившись с высоты. Боже, какую он испытал при этом боль! От сильного удара в грудь его сердце снова заколотилось, и к нему вернулось сознание. Как ни странно, он услышал русскую речь.

«Этого не трогать! Он лётчик, мы его хорошо обменяем или продадим».

А дальше всё рухнуло в бездну…

Глава 4

В земляном погребе, меньше всего напоминающем самое примитивное убежище для человека, Алексей очнулся от сильной боли в ноге. Чавкая грязью, он попеременно вытаскивал из грязной вонючей жижи то одну, то другую руку. Мерзостный воздух, который ударил ему в нос, произвёл на него тошнотворное действие. Чтобы хоть как-то помочь своей больной ноге, Алексей медленно повернулся на спину и попытался разглядеть, в чём заключалась травма, которая причиняла сильную боль. Он согнулся и стал осторожно ощупывать правую ногу. Кость была цела, но ниже колена образовалась опухоль, и это причиняло большие страдания.

Неожиданно сверху открылась решётчатая крышка, и вниз, прямо на него, сбросили пленного. Алексея пронзила острая боль, и он вновь потерял сознание.

В очередной раз он очнулся уже не в яме, а в каком-то помещении, напоминающем барак. Его левая нога была загипсована ниже колена, а правая туго стянута бинтом. Вокруг было множество кроватей, но в помещении он находился один. Вернувшееся сознание моментально напомнило о безысходном положении пленного. Всё тело ныло от какой-то общей боли, которая пульсировала, то усиливаясь, то отпуская. Он застонал. В барак вошёл человек в афганской одежде. Но по мере того, как он приближался, Алексей отчётливо различил, что это не афганец. Более того, когда он присел на соседнюю кровать, его европейское лицо показалось знакомым. И пока он стал возиться с какими-то бумагами, Алексей начал усиленно вспоминать, где он мог видеть этого человека, но так и не вспомнил.

Алексей не узнал Сашку, зато тот его прекрасно узнал:

– Ну что, Лёха, здравствуй, – тихо и как-то отрешённо произнёс второй друг детства, волею судьбы заброшенный в этот чёртов Афган и волею случая оказавшийся здесь. Усмехнувшись, он добавил: – Что, не узнаёшь Арамиса?

Да, Алексей действительно не узнавал Сашку Арамцева, некогда молодого красавца, непревзойдённого покорителя девичьих сердец, от которого только и остался игривый взгляд и гордо откинутая назад голова. В остальном перед ним сидел худощавый, полуоблысевший мужик в афганской одежде, которая смотрелась на нём как на корове седло. Сашка глядел на Алексея и тоже узнавал и не узнавал того. Ведь прошло много времени, когда они виделись в последний раз, ещё в Омске, на Родине.

– Узнаю, узнаю, – медленно, на выдохе произнёс Алексей. – Ты что ж, служишь этим головорезам?!

– Ой, только, пожалуйста, без пафоса, – саркастически произнёс Сашка. – Лёха, не корчи из себя дурака-замполита, уж я-то знаю, ты им никогда не был. И принимай жизнь такой, какая она есть. Да, я служу им, и в данной ситуации не тебе об этом судить. Сейчас твоя главная задача – поскорее унести отсюда свои больные ноги, если не хочешь пафосно сдохнуть во имя великой родины, которой в данный момент на тебя нас… или наплевать, как тебе угодно. Как она наплевала на меня, когда бросила необстрелянного танкиста на съедение этим бандитам и скотам.

И Сашка нервно расхохотался, захлебнувшись собственным смехом, после чего долго и болезненно кашлял.

– Ты этот монолог для себя произнёс, Санёк? – спросил Алексей, когда он прекратил кашлять и начал дрожащей рукой засовывать в рот какие-то таблетки. – Или ты полагаешь, что твоё трусливое мировоззрение – последняя инстанция для человека, попавшего в плен? Ошибаешься, Саня, ошибаешься. Я не пафосный замполит, в этом ты прав. Однако скажу тебе, возможно, в последний раз. Если ты однажды надел офицерские погоны, то через них ты надел на себя весь груз того, что было с нашей Родиной и армией, которую ты клялся любить и защищать, принимая присягу. И чем меньше таких подонков, как ты, тем меньше груз позора и предательства на офицерских погонах. И поверь, мне тоже страшно умирать, но, в отличие от тебя, я не пойду к ним пресмыкаться и не побегу спасать свои больные ноги.