Полная версия
Ледяной поход генерала Корнилова
Особенно опасная ситуация сложилась на Таганрогском направлении, где в то время действовал отряд полковника Кутепова численностью около 300 человек. Он состоял из сводных рот формировавшихся частей[6]. Отряд с боями постепенно отходил вдоль железной дороги к Ростову. На добровольцев наседали многотысячные части красных под командованием Р. Ф. Сиверса.
Красное командование имело точные сведения о количественном и качественном составе Добровольческой армии, о чём В. А. Антонов-Овсеенко в своих воспоминаниях писал: «На Таганрогском направлении против нас действовали, исключительно, части, так называемой, Добровольческой армии. Состав этой армии, по сведениям нашей разведки, определялся в начале января в 3–4 тысячи штыков – Корниловский полк, три отдельных батальона (офицерский, юнкерский и Георгиевский) 4 батареи, один эскадрон и технические части. Большая доля этих сил расположена была в Ростове… Но все усилия “спасателей России” оставались тщетными. Их ничтожная армия состояла исключительно из барских сынков, офицеров да юнкеров. Дрались эти господа умело и нагло. Но против них была сокрушающая сила массы, сознавшей свою правду»[30].
Уже в первых числах января, по данным В. А. Антонова-Овсеенко, 3-я колонна Р. Ф. Сиверса включала в себя: «…стрелковый полк 4-й кавдивизии, штурмовой батальон 17-го корпуса (400 штыков), отряд Петроградцев Трифонова – 900 штыков. Отряд в 300 штыков красногвардейцев из Екатеринослава с бронеплощадкой (2 орудия), 2 эскадрона драгун из 3-й кавдивизии и отряд Нежинских гусар. Харьковская батарея (4 орудия), батарея 17-го корпуса и батарея 3-й кавдивизии. Всего 700 солдат, 1200 красногвардейцев до 500 сабель, 20 орудий. Кроме того, в резерве до 4-х тысяч местной красной гвардии из Никитовки, Юзовки и других районов (1 Донецкий кр. гв. полк 3 бат. и отдельные дружины на рудниках)»[31]. В общей сложности около 6400 штыков и сабель при 20 разнокалиберных орудиях и бронепоезде. Правда, значительную часть группировки составляли разношёрстные отряды красной гвардии, боеспособность которых была значительно ниже, чем бывших регулярных армейских частей.
Слева фронт упирался в Азовское море. Несколько раз под покровом ночи красные крупными отрядами пытались обойти левый фланг добровольцев, но неизменно все их вылазки на лёд Азовского моря заканчивались поражением. Притягательная для красного командования идея скрытного обхода позиции белых кратчайшим путём имела ряд существенных изъянов: на зеркальной поверхности даже в темноте хорошо были видны фигуры людей, далеко разносились слова команд; кроме того, ледяная гладь не давала никакого укрытия от пуль. Береговые наблюдатели добровольцев всякий раз засекали движение неприятеля со стороны моря, а пулемётные команды, подпустив врага поближе, перекрёстным огнём выкашивали его ряды до последнего человека. После нескольких неудачных экспедиций красные отказались от этой идеи.
С фронта, вдоль железной дороги, основной ударной силой являлись бронепоезда красных, на которых были установлены морские дальнобойные орудия. «Имевшиеся в отряде трехдюймовые пушки не могли состязаться с шестидюймовыми морскими дальнобойными орудиями бронепоездов, – отмечал А. Ф. Долгополов. – При отступлении подрывной взвод Корниловцев методично взрывал все мосты, водосточные трубы, рельсы и стрелки. Красные, заняв местность, в спешном порядке чинили мосты, заменяли рельсы. Ночью небольшие отряды добровольцев пробирались в тыл большевиков и взрывали все исправленное»[32]. Быстро оценив обстановку, красные стали организовывать засады у мостов. Неудачные вылазки в свою очередь заставили добровольцев изменить свою тактику. Перед порчей железной дороги и мостов они сначала выявляли и уничтожали вражеские заставы.
Таким образом, фронтальные удары добровольцы отбивали, однако слишком неравный расклад сил не оставлял им шансов на успех, хотя и давал возможность выиграть время в надежде получить новое подкрепление из Ростова. Но время шло, а помощь не приходила. Измотанные в бесконечных боях одни и те же малочисленные добровольческие части пожарным порядком перебрасывались на наиболее опасный участок фронта – то под Новочеркасск, то в Батайск, то на Таганрогское направление. Возвращавшиеся с фронта казачьи полки чаще всего держали нейтралитет или переходили на сторону революционных войск. Казачьи дружины, сформированные в станицах, как правило, не проявляли стойкости. После первого же неудачного боя они, как правило, бросали фронт и расходились по домам.
Правый фланг добровольцев, ввиду малочисленности отряда, оказался почти совершенно открытым. Этим и воспользовались Р. Ф. Сиверс и В. А. Антонов-Овсеенко. План их действий сводился к следующему – крупными кавалерийскими частями глубоко обойти правый фланг полковника Кутепова и отрезать его части от Ростова, затем общими усилиями армии намертво прижать добровольцев дугой фронта к Азовскому морю и сбросить на лёд.
Стараниями В. А. Антонова-Овсеенко части Р. Ф. Сиверса активно пополнялись всё новыми и новыми отрядами солдат-фронтовиков, рабочих центральных районов страны и местных красноармейских формирований. «Я был весьма озабочен скорейшим сосредоточением сил для стремительного удара к Ростову, – свидетельствовал В. А. Антонова-Овсеенко, – пока калединщина не выпуталась из внутридонских смут. Всюду разослал я требования о спешной присылке подкреплений… Всего от Кудинского явились – отряд Московской красной гвардии (д-ра Знаменского) до 200 чел. с парой пулемётов, Рославльский отряд (до 200 чел. при 2 орудиях), “Железный батальон” и мортирная батарея (в 2 орудия) … Куда большее значение имели подкрепления, прибывающие с Северного фронта. Прибыли к 1 февраля 435-й Ямбургский пехотный полк, 2 февраля 3-й латышский Вяземский полк (до 400 штыков), 3 февраля 18-й Сибирский стрелковый полк, затем 13-й тяжёлый артдивизион (3 батареи по 4 орудия) и 5-я Сибирская артбригада (4 батареи), последняя подтянулась только к 20 февраля. Из технических частей прибыли 2 роты 12 железнодорожного и одна 24-го батальонов, прожекторная команда (направлена к Сиверсу), под конец – даже понтонный батальон, так и не использованный»[33]. В середине января белые оценивали силы противника уже в 10 000 бойцов. Продолжая их наращивать для удара по Ростову, к началу февраля красное командование по некоторым оценкам довело численность войск Р. Ф. Сиверса до 20 000 штыков и сабель.
«С северо-запада двигалась армия Сиверса (бывшего прапорщика), – писал А. Ф. Долгополов, – состоявшая из: 3-го Курземского и 6-го Тукумского латышских стрелковых полков; двух Интернациональных бригад, в которые входили военнопленные немцы и мадьяры, китайцы, латыши и балтийские матросы; отрядов петроградских рабочих; кавалерии – 1000 сабель; двух бронепоездов – 10 тяжелых и 32 легких орудия. 10 000 вооруженных рабочих присоединились к Сиверсу после захвата Таганрога»[34].
Этой группировке противостоял всё тот же отряд полковника Кутепова. Если силы красных постоянно наращивались, то численность добровольцев практически не менялась. На это указывает одна из сводок полковника Кутепова в штаб Добровольческой армии: «Наличный состав отряда – 265, убитых 2, раненых 6; немедленно прислать трехдюймовых снарядов, патронов и динамита. Красные беспрерывно заходят с севера. Идут упорные бои»[35].
Весь отряд помещался в одном поезде, состоявшем из 12 пассажирских вагонов, нескольких товарных и одной платформы с двумя трёхдюймовыми орудиями. В поезде находились все запасы оружия и продовольствия. Ели и спали добровольцы в вагонах. Кормили их экономно – продовольствия не хватало. Утром чаепитие с двумя кусками сахара и ломтем хлеба, в обед – борщ с мясом, а вечером чай с хлебом. Поезд и железнодорожная станция являлись главными целями красной артиллерии, но, к счастью, не случилось ни одного попадания.
Лобовые массированные атаки не приносили красным заметного успеха. У красных появилась регулярная конница, крупные части бывшей 4-й кавалерийской дивизии. Слабые партизанские отряды и сотня полковника Гершельмана в 50 шашек, прикрывавшие правое крыло, не могли противостоять этой силе. Используя преимущество в кавалерии, красные легко обошли добровольческий отряд с северо-востока и заставили полковника Кутепова, избегая глубокого охвата, к 27 января (9 февраля) оставить линию станции Бессергеновки и отойти на 10 вёрст на восток, к станции Морская.
При отходе со станции Бессергеновка весь отряд полковника Кутепова чуть было не погиб из-за предательства машиниста. Перед бегством с паровоза он потушил огонь в топке и испортил тормоз Вестингауза. Однако среди добровольцев нашлось несколько человек, кое-что понимавших в деле управления паровозом. Кое-как они развели огонь в топке, бросив в неё горящую паклю. Раздался хлопок, сопровождавшийся вспышкой. При этом экспериментаторы отделались лёгким испугом и обожжёнными руками и бровями. Но на этом их приключения не закончились.
Развели пары, и выяснилось, что на исходе вода и нефть – паровоз ходил на нефти. Испорченные тормоза не позволяли правильно пристроиться к водоналивному крану. После многих попыток всё же наполнили бак водой. Гораздо сложнее оказалось восполнить потребность в нефти. Приспособлений для её наливки на станции не оказалось, ведь паровозы Юго-Восточной железной дороги двигались на угле. Разыскали на запасном пути полную цистерну с нефтью. Человек сорок облепили её и перекатили на соседний с паровозом путь.
Наступила ночь. Из штаба то и дело прибегали адъютанты с требованием ускорить подготовку к отступлению. Нефть наливали вручную, передавая вёдра по цепочке. Уже глубокой ночью осторожно стали подгонять паровоз к поезду для прицепки вагонов. Из-за испорченных тормозов и неопытности «механиков» не обошлось без курьёза, «…как ни старались “механики”, – отмечал А. Ф. Долгополов, – паровоз с такой силой ударил стоящий поезд, что порвались телефонные провода; спящие попадали с верхних полок; многие, решив, что это нападение большевиков, выскочили из вагонов в одном белье с оружием в руках. Из Штаба прибежал адъютант с револьвером в руке, грозя застрелить виновных; ему было любезно предложено управлять паровозом, если он хочет»[36].
Ряд неудачных попыток прицепить к паровозу состав завершился, наконец, удачей, и поезд потихоньку двинулся к станции Морская. Вскоре среди офицеров нашёлся бывший студент-политехник, изучавший железнодорожное дело. Ему с нескрываемой радостью и вручили управление паровозом.
Развивая успех, 27 января (9 февраля) красные вновь повели массированное наступление вдоль железной дороги. Понимая всю тяжесть ситуации, штаб Добровольческой армии прислал полковнику Кутепову подкрепление – роту Корниловского полка в 100 штыков при двух орудиях 1-й Юнкерской батареи. Помощь пришла вовремя – целый батальон латышей 6-го Тукумского стрелкового полка по льду Азовского моря зашёл в тыл отряду полковника Кутепова, угрожая отрезать ему пути отхода. Прицельный пулемётный огонь добровольцев уничтожил весь батальон латышей. Лишь двое из них попали в плен.
Это были молодые рослые блондины, бывшие петроградские рабочие. Одетые в кожаные куртки, в офицерских сапогах, они держались хладнокровно и не просили о пощаде. Во время допроса пленные не скрывали, что они коммунисты, а к командиру отряда обращались подчёркнуто вежливо:
– Господин полковник…
Понимая, что перед ним убеждённый в своей правоте враг, полковник Кутепов закончил короткий допрос, резко повернулся и ушёл, махнув рукой.
Перед расстрелом пленные попросили закурить. Не обращая внимания на вопросы присутствующих и не выказывая волнения на своих побледневших лицах, они жадно курили взатяжку. Не докурив папирос, решительно отбросили их…
27 января (9 февраля) красные, безуспешно наседая пехотными частями с фронта, кавалерией повторили обход правого фланга добровольцев и вновь заставили полковника Кутепова пятиться назад на десять вёрст, теперь к станции Синявской. Отходя, добровольцы взорвали мост у станции Морская, основательно разворотили железнодорожные пути разрушили водокачки и сожгли дотла станционные здания. 29 января (11 февраля) Р. Ф. Сиверс телеграфировал В. А. Антонову-Овсеенко, что мост будет восстановлен только через 4 дня. Несмотря на это, его войска продолжали наступать по намеченному маршруту и завязали перестрелку с белыми уже у Синявской. Кроме того, он остро поставил вопрос о скорейшем подходе частей 4-й кавдивизии, чтобы очередной раз осуществить излюбленный манёвр – глубокий охват правого фланга противника. Белые по-прежнему не имели кавалерийских частей, способных противостоять 4-й кавдивизии красных.
Готовясь к масштабным боям на Ростовском направлении, В. А. Антонов-Овсеенко вызвал из Мариуполя часть 2-й воздушной эскадрильи лётчика Н. А. Ласкина. Она перебралась в Таганрог 1 (14) февраля. 4 (17) февраля из Мариуполя лётчик Рябов совершил налёт на Ростов и сбросил у вокзала несколько бомб. Н. А. Ласкин развернул в Таганроге бурную деятельность. На авиационном заводе В. А. Лебедева нашлось совершенно исправных 3 двухместных биплана Сопвича, которые славились своими аэродинамическими качествами и маневренностью. Красные лётчики произвели на этих аппаратах разведку в сторону Ростова, осуществили бомбометание и сбросили агитационную литературу. Во время полётов они зафиксировали подготовку обороны противника. Впереди станиц Синявская и Гниловская обнаружили линии окопов, оборудованные проволочным заграждением.
28 января (10 февраля) В. А. Антонов-Овсеенко телеграфировал в Петроград, в Совет народных комиссаров, о положении дел на фронте: «После разгрома калединцев у Матвеева-Кургана и тщетной попытки сдержать нас у Ряженое, калединцы выдержали двухдневный бой под самым Таганрогом, но под угрозой обхода правого фланга со стороны Дежниковки отошли, разрушая дороги и станции. Путь к Таганрогу очищен. Таганрог в руках красной гвардии. Таганрог свободен от калединцев. Наши продолжают наступление к Ростову. Калединцы пытались окопаться между станцией Морской и Синявской. С казачьей деревни казаки воспрепятствовали, калединцы сожгли деревню. Морская нами занята»[37].
Продолжая наступление, 31 января (13 февраля) войска Р. Ф. Сиверса после упорного боя заняли хутор Недвиговка и сразу же ощутили прилив крепко сколоченных, свежих сил у белых. «У противника обнаружился приток подкреплений, – отмечал В. А. Антонов-Овсеенко, – подошли незначительные, но бойкие отряды Назарова и Ильина, исключительно смелые части Корниловского полка (их отличие – на левом рукаве голубая нашивка с белым черепом и двумя костями накрест под ним), и сильные казачьи дружины станицы Гниловской»[38]. Особенно В. А. Антонов-Овсеенко торопил кавалерию, и к 1 (14) февраля передовые части 4-го уланского Харьковского полка вошли в село Генеральский мост, 2 эскадрона Новотроицкого драгунского полка заняли Султан-Салы, а 4 эскадрона с артиллерией того же полка взяли Петровскую.
Становилось ясно, что дни белого Ростова сочтены, хотя штаб Добровольческой армии ещё надеялся удержать город в своих руках. На рубеже станции Синявской к добровольцам пришло неожиданное подкрепление – около 200 казаков станицы Гниловской. К этому времени отряд пополнился ротой корниловцев в 100 штыков и двумя орудиями – взводом 1-й Юнкерской батареи.
31 января (13 февраля) добровольческие части полковника Кутепова перешли в контрнаступление у станции Синявской и отбросили красноармейский отряд Трифонова. Во фланг белым вышел латышский полк и вернул оставленные прежде позиции. Вслед за этим левый фланг красного фронта неожиданно атаковала казачья дружина станицы Гниловской. С распятьем на груди с ними в бой шёл священник[7]. Казаки потеснили у Ханженково стрелковый полк 4-й кавдивизии и захватили до 10 пулемётов и 7 походных кухонь. Тут же им во фланг зашли эскадроны 4-й кавдивизии и отбросили казаков. Добровольческий отряд вновь был вынужден поспешно отвести свои части ещё на 20 вёрст к востоку. Теперь фронт проходил вблизи станции Хопры у села Чалтырь.
«Поднялись казаки ближайших станиц (вернее, их искусственно подняли, так как настроение казаков было неуверенное), – писал Р. Б. Гуль[39] об итогах неудачного боя, – и хорунжий Назаров, начальник партизанского отряда, решил ударить с ними на село Салы… Разведки достаточной не было. Хорунжий бросился “на ура” и налетел на значительные силы большевиков с артиллерией. Казаков разбили. Они в беспорядке бежали, оставив под Салами раненых и убитых… Казаки разошлись. Их выступление только обострило положение»[40].
Серьёзно поредевший и уставший в череде боёв отряд полковника Кутепова продолжал цепляться за каждый хутор, за каждую станцию, но вести активные боевые действия он уже не мог. На станции Хопры его сменили части генерала Черепова, с 2 орудиями 2-го офицерского батальона и бронепоездом. По данным А. Н. Черепова[8], они включали в себя: Офицерский отряд полковника Симанского – около 200 штыков, Корниловский ударный полк – 200 штыков, 300 казаков станицы Гниловской и партизанский отряд сотника Грекова в 120 человек.
Несмотря на распутицу и порчу мостов, 3 (16) февраля разъезды 4-й кавдивизии установили связь с правым флангом отрядов Ю. В. Саблина. Таким образом, красные установили сплошной фронт, неудержимо надвигавшийся на Ростов и Новочеркасск.
В то же время революционные войска под командованием Ю. В. Саблина и части Донревкома на Новочеркасском направлении практически топтались на месте. К ним подошёл боеспособный отряд черноморских матросов под командованием А. В. Мокроусова, силой около 400 штыков при четырёх орудиях, расположенных на двух железнодорожных площадках. По настойчивому совету В. А. Антонова-Овсеенко, моряков сразу же направили на фронт и утром 26 января (8 февраля) они овладели станциями Лихая и Зверево.
Однако в целом действия частей Ю. В. Саблина и казачьего Донревкома не отличались решительностью. Не торопил их и В. А. Антонов-Овсеенко. Он намеревался занять Ростов прежде Новочеркасска, поскольку справедливо считал Добровольческую армию главным оплотом контрреволюции на Дону. Кроме того, Донревком явно без энтузиазма смотрел на присутствие революционных войск на территории Донской области. Отношения у красного командования с его лидерами складывались очень непросто, о чём следует сказать отдельно.
Ещё 7 (20) января революционеры попытались открыть в Воронеже так называемый «съезд трудового населения Дона». Однако, несмотря на энергичные усилия революционных активистов, прибывшего из Ростова С. И. Сырцова и приехавшего из станицы Каменской Е. А. Щаденко, привлечь в Воронеж представителей казачьих частей не удалось. Из сотни делегатов казаков оказалось всего около десяти.
Почти одновременно с этим событием, 10 (23) января в станице Каменской состоялся съезд фронтового казачества, на котором присутствовали представители 21-го полка, пяти батарей и двух запасных полков, о чём на следующий же день стало известно в Воронеже. Участники Воронежского съезда постановили объединиться с фронтовиками, и группа в 70 человек под руководством С. И. Сырцова и Е. А. Щаденко отправилась в путь. Однако значительная часть воронежцев отстала, и в Каменскую приехало около 30 человек.
Казачий съезд предстал перед ними в самом разгаре. Председательствовал на нём урядник гвардейской батареи Ф. Г. Подтёлков. Фронтовики горячо обсуждали политическую обстановку на Дону. Они подвергали резкой критике атамана Каледина и Войсковое правительство, но разжигать гражданскую войну явно не стремились, а склонялись к мирному решению конфликта с Новочеркасском. Такая внятная, миролюбивая позиция съезда не устраивала большевиков, которые составляли меньшинство среди делегатов, но голоса их активистов звучали наиболее громко. Особенно лютовали Кудинов и Стерхов. Распаляя страсти воинственными речами, они призывали казаков взяться за оружие, а не вступать в переговоры с властями. Атмосфера накалялась, но подавляющее большинство фронтовиков хотело мира, а не войны.
«Решение съезда приблизительно намечалось в сторону господствовавшего среди фронтовых казаков стремления мирно поладить и с “большевиками” и с правительством Каледина, избегнув гражданской войны, – писал В. А. Антонов-Овсеенко. – Это требование и предъявлял съезд правительству Каледина. В приветственных речах воронежские делегаты весьма осторожно пытались склонить казачий съезд к захвату власти»[41]. Выступил приехавший из Москвы большевик А. В. Мандельштам, с партийной кличкой «Одиссей». В своей горячей речи он сделал упор на взаимовыгодную экономическую связь Центральной России и Дона. Но и его призывы не тронули сердца казаков.
Основной причиной резкой перемены настроения делегатов стало оглашение перехваченного распоряжения атамана Каледина об их аресте. Выяснилось, что, узнав о съезде, он решил применить силу и двинул на станицу Каменскую 10-й полк. Большевики вновь воспрянули духом и развернули агитацию за решительные действия, и подавляющее большинство совещания приняло резолюцию о войне с атаманом Калединым. Избранному делегатами Донскому казачьему Военно-Революционному Комитету во главе с Ф. Г. Подтёлковым съезд поручил добиться от Войскового правительства прекращения боевых действий с советскими войсками, удалить с Дона Добровольческую армию и сложить полномочия.
В тот же день в Каменскую прибыл 10-й полк и после переговоров подчинился Ревкому.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Иначе этот боевой эпизод описан в воспоминаниях В. С. Эльмановича: «…произошел замечательный курьез, так как снаряд, выпущенный их пушкой, попал в их же паровоз, и в облаках пара, при воплях раненых, он с трудом попятился и уже больше не показывался. По-видимому, красные артиллеристы приняли свой паровоз за наш, то есть “свои своих не познаша”» (Эльманович В. С. Морская рота Добровольческой армии // Вестник первопоходника. № 12. Сентябрь 1962). – Примеч. авт.
2
Так в тексте. – Примеч. авт.
3
«Будущий “президент Донской республики”» – с нескрываемым сарказмом писал о нём А.И. Деникин. – Примеч. авт.
4
На тот момент ещё 80 чинов батальона находилось в различных командировках. – Примеч. авт.
5
Данные о потерях с обеих сторон, о трофеях, о количестве пленных, приводятся по материалам В.Е. Павлова (Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917–1920 годов. Книга первая 1917–1918 гг. Париж, 1962. C. 92). Однако данные эти расходятся с данными, что приводит в своих воспоминаниях участник боя С.М. Пауль: «В этом бою мы потеряли четырёх офицеров убитыми; потери “товарищей” достигали полутораста человек, и большинство из них расстрелянными» (Пауль С.М. С Корниловым // Ледяной поход. М.: Голос, 1993. C. 185). Сведения о трофеях в этих источниках тоже отличаются. Если В.Е. Павлов писал о 13 захваченных пулемётах, то С.М. Пауль отмечал, что добровольцам досталось 5 пулемётов (2 «Максима» и 3 «Кольт-Браунинг»), а 8 остальных красные сумели увезти с собой в поезде (Пауль С.М. С Корниловым // Ледяной поход. М.: Голос, 1993. C. 185) – Примеч. авт.
6
1-го офицерского батальона, 2-го офицерского батальона, юнкерского батальона, Георгиевского батальона, Корниловского полка, инженерной роты, морской роты, кавалерийского дивизиона полковника Гершельмана. – Примеч. авт.
7
Р.Б. Гуль писал, что «священника станицы Гниловской, взяв станицу, повесили большевики» (Гуль Р.Б. Ледяной поход (С Корниловым). Берлин: Издательство С. Ефрона, 1921. C. 38). – Примеч. авт.
8
Черепов А.Н. Зарождение антикоммунистической борьбы на Юге России // Вестник первопоходника. № 75. Декабрь 1967. На самом деле партизанский отряд сотника Грекова прибыл в распоряжение генерала Черепова позже, утром 4 (17) февраля. – Примеч. авт.