Речные разбойники

«Я победила. Я победила?»

Чувства Линь Чун обострились, вонзаясь в нее, словно мириады крошечных лезвий. Ощущения навевали воспоминания – лес, гладкость божьего зуба Лу Да в ее руке… Но ведь в этот раз она была без него, как же так случилось? Да и сам артефакт закрылся, а его действие не прекратилось. Почему же оно не прекратилось?..

Она не осмеливалась оглянуться. Что успели заметить наблюдавшие за их поединком? Все произошло очень быстро; углядел ли кто-нибудь, что она даже не коснулась посоха Лу Да? Заметила ли это сама Лу Да? Она уже ведь и так восхищается боевыми навыками Линь Чун; возможно, ей подумалось, что движение было настолько быстрым, что она не успела ухватить его взглядом. Они были слишком близко друг к другу. Навряд ли она заметила.

Зато наверняка засекла Чао Гай, Линь Чун в этом не сомневалась.

Слева от нее заржала лошадь.

Линь Чун обернулась, чтобы взглянуть. Всадники. Этих людей она не знала и не видела раньше – женщины, разбойницы, новоприбывшие разбойницы, безусловно, видели исход поединка. Впереди шла их предводительница, смуглая и статная, тон кожи и черты лица выдавали в ней представительницу юго-западных народов, а жесткие вьющиеся волосы были скорее каштановыми, нежели черными. От нее веяло внушительностью и харизмой, что притягивало взгляды. Даже в седле она держалась по-царски, будто заставляла события подстраиваться под нее, не прилагая к тому ни малейших усилий.

Она кивнула кому-то вне поля зрения Линь Чун, а после развернула лошадь и направила ее по тропе; остальные всадники устремились вслед.

– Впечатляюще, – послышался чей-то голос.

Ван Лунь.

Линь Чун насилу сумела подняться, к своему стыду, не обойдясь без опоры в виде алебарды. Накрывший ее странный поток чувств, наконец, схлынул, уступив место опустошающей усталости. Ей нужно было присесть или даже прилечь.

Ван Лунь пересекла тренировочное поле, направляясь к Линь Чун и ее побитым, павшим противникам, ее разодетая помощница бежала рядом. Чуть поодаль от них следовала и Чао Гай.

– Весьма впечатляюще, – повторила Ван Лунь, приблизившись к ней. – Теперь я понимаю, почему ты зовешься наставником по боевым искусствам. Но как же жаль, воистину жаль, что наши припасы так ограничены. Они рассчитаны только на тех, кто уже живет здесь, понимаешь ли.

– То есть места для меня нет? – догадалась Линь Чун, с силой выдавливая воздух из ослабевших легких. Она совершенно не сомневалась, что Ван Лунь лгала.

– Ох, у нас возникнут сложности, набери мы еще больше ртов, – ответила Ван Лунь, разводя руками, будто бы это все объясняло. – У нас на попечении сейчас более трех дюжин человек, которые снуют туда-сюда. Мне бы хотелось, чтобы и твоему боевому таланту здесь нашлось место, не сомневайся. Разумеется, мы окажем тебе достойный и радушный прием и снабдим всем необходимым перед тем, как ты отправишься в дорогу.

«Это была не проверка, достойна ли я остаться, – поняла Линь Чун. – Она хотела понять, представляю ли я для нее угрозу. И я провалила проверку, одержав победу. Теперь она не позволит мне здесь остаться».

– Вне всяких сомнений, припасов с последних двух уловов более чем достаточно, чтобы принять дорогого друга благородной госпожи Чай, – вмешалась Чао Гай самым рассудительным голосом в мире. – Ты не забыла, сестрица Ван? Благородная госпожа Чай дала самую высокую рекомендацию и очень просила принять наставника Линь в наши ряды.

– Ах да, и лучше бы нам не пренебрегать ее мнением, верно?

Каким бы издевательским ни был тон Ван Лунь, Линь Чун почувствовала в этих словах долю правды. Та дворянка, Маленький Вихрь, пользовалась здесь влиянием. И ей нужна была Линь Чун с ее навыками, и она знала, что это уязвит Ван Лунь…

– Я бы не посмела злоупотреблять вашим радушием, раз я так нежеланна здесь, – сказала Линь Чун, а после выпалила: – Дайте мне немного времени, чтобы восстановить силы, и я уйду, вернусь к благородной госпоже Чай. Быть может, она предоставит мне кров.

У нее и в мыслях не было говорить ничего подобного. Она даже не была уверена, что вообще хочет здесь оставаться. Но она не собиралась позволять этой гнусной бабенке думать, что у той есть власть над ней.

Она никогда и никому больше не разрешит подобного.

– Ая-я-яй, – прошипела Ван Лунь себе под нос. – Ладно, хорошо, но только потому, что тебя так хорошо рекомендовали. Однако! Разумеется, сначала ты должна пройти испытание.

– Без проблем, – отозвалась Линь Чун. – Что от меня потребуется?

– Голова, – ответила Ван Лунь, а после загоготала. – Голову мне принеси. Любая сойдет! Хочешь, спустись к дорогам – ну, как только поправишься, конечно, – найди случайного путника. Мне нужно понимать, действительно ли ты с нами. Я ведь тебя совсем не знаю.

– Я не собираюсь убивать кого-то, чтобы потакать твоим прихотям, – приглушенно ответила Линь Чун. – Ну вот, теперь ты знаешь меня немного лучше.

– Если позволите, – вмешалась Чао Гай, – я предложила бы вот что. Наша дорогая благородная госпожа Чай передала нам очень ценную информацию, что зять императорского советника Цай Цзина собирается доставить ему на день рождения подарки. Где-то через месяц все это золото и серебро, драгоценные каменья и жемчуг – целые повозки с ними – отправятся из Даляня в столицу, да еще и по столь опасным, буквально кишащим разбойниками дорогам! Наш смышленный У Юн разработал отличный план, как освободить этих бедных гонцов от их тяжкого бремени. Я подумывала взять несколько наших бойцов и забрать эти ценности себе, чтобы распорядиться ими несколько иначе. Думается мне, Цай Цзин был бы рад узнать, что подаренные ему сокровища достанутся тем самым людям, которых его сборщики налогов обдирают как липку.

Ван Лунь скрестила руки на груди:

– Ну и славно, так и поступи. А наставник по боевым искусствам тебе на кой понадобилась?

– Я думаю, наставник Линь прекрасно вписалась бы в нашу команду, и это отлично подошло бы в качестве испытания – так не за случайными путниками охотиться будем, а на тех, кто действует по указке Цай Цзина. Осмелюсь предположить, этот вопрос и волнует Линь Чун.

Ван Лунь посмотрела то на одну, то на другую, а после, очевидно, не сумев придумать никаких возражений, сплюнула на землю. Плевок пришелся в сторону Линь Чун – не прямо под ноги, разумеется, но кристально ясно продемонстрировал ее отношение.

– Делай то, что задумала, – сказала она Чао Гай. – Я жду результатов. И очень надеюсь, что по завершении вашего задания я буду купаться в золоте и жемчуге.

Чао Гай слегка склонила голову. Ван Лунь развернулась на пятках и пошла прочь, увлекая за собой свою помощницу.

Стоило им скрыться из виду, Линь Чун позволила себе обессиленно опереться на рукоять алебарды. Она не была уверена, что смогла бы самостоятельно устоять на ногах, даже если попыталась бы. Чао Гай вмиг оказалась рядом, чтобы поддержать ее.

– Цай Цзин? – слабым голосом спросила ее Линь Чун. – Вы на золото императорского советника глаз положили? И ты хочешь, чтобы я в этом участвовала.

Ей доводилось встречаться с советником Цаем лишь мимоходом, чему она очень благодарна. Цай Цзин был… могущественным, неприкасаемым, почти как сам император. Словно бог или демонический зверь из легенд.

– А разве есть лучший вариант? – вслух рассуждала Чао Гай.

Линь Чун не нашлась с ответом. Она была уверена только в одном:

– Я не собираюсь никого убивать.

– Ох, не стоит так тревожиться. Либо кто-нибудь из нас убьет кого-нибудь в пылу битвы, и мы дадим тебе голову, чтобы ты бросила ее к ногам Ван Лунь, либо, что более вероятно, план сработает без помех, мы обойдемся без отрубленных голов, а она, утопая в золоте, даже не вспомнит про это.

Линь Чун понятия не имела, что ответить на все это. Быть может, это все пустые разговоры. А если же нет…

Если же нет, то сейчас, в любом случае, не время об этом думать. Мысли обо всей гнусности подобного она прибережет на потом, когда сможет наедине с собой все обдумать.

На земле со стоном перевернулась Лу Да, а младший Жуань, наконец, освободил ногу и подскочил с земли:

– Знатная получилась битва, сестрица Линь. Ну ты и зверюга! Эх, наверное, надо Волшебного Лекаря позвать, верно говорю?

– Мне не нужно… – начала Линь Чун.

– Да он про нас говорит, – простонала Лу Да. – Сестрица моя, ты такая бессердечная богиня войны! Снова у меня из-за тебя куча синяков. Не будь мы названными сестрами, давно бы тебя поколотила.

Несмотря ни на что, Линь Чун не смогла сдержать легкой улыбки:

– Ты и пыталась. Дважды.

И во второй раз… Во второй раз у нее должно было получиться!

Она хотела расспросить об этом Чао Гай, ведь та обучалась заклинательству и была охотницей за нечистью, значит, наверняка должна была что-то знать… В сознании Линь Чун все еще кружились отголоски всего этого, они, словно эхо, отражаясь от каждой поверхности снова и снова, становились сильнее.

Но она не хотела говорить об этом при других, даже при Лу Да. Лучше уж пускай думают, что ничего странного не произошло.

И да, ей не помешало бы прилечь.

– Я провожу тебя обратно в твою комнату, – сказала Чао Гай, словно прочитав ее мысли. Хотя, вероятно, это было очевидно, ведь Линь Чун сейчас буквально на нее опиралась.

– Спасибо, – пробормотала Линь Чун.

– Вот только… если у тебя еще осталось немного сил, то Сун Цзян как раз хотела встретиться с тобой.

Линь Чун моргнула. Дважды.

Мир остался прежним: нечетким и все более ' чудным, но осязаемым и настоящим. Это был не сон. Так женщина верхом на лошади – это…

– Поэтесса Сун Цзян? – прохрипела она. – Знаменитая поэтесса Сун Цзян… здесь?

Глава 8

Чао Гай привела Линь Чун другой тропой к постройке, больше походившей на небольшой приемный зал. За дверью стояла широкоплечая коренастая женщина, которая, судя по виду и комплекции, могла бы головой каменную стену пробить.

Линь Чун признала в ней одну из всадниц. Плечи как у кузнеца, кожа даже темнее, чем у ее предводительницы, с которой она ехала, а цвет лица почти темно-рыжего оттенка, взгляд свирепый и недоверчивый. За поясом у нее были заткнуты два боевых топора, огромные, больше чем в половину ее роста, тяжелые, из толстой стали, с настолько хорошо заточенными лезвиями, что сверкали на солнце.

Женщина сердито посмотрела на них:

– Чего вам надо от сестрицы Сун?

– Это Линь Чун, наставник по боевым искусствам, – по-светски представила ее Чао Гай, будто они сидели за чашкой чая. – Сестрица Линь, это Ли Куй, она известна также как Железный Вихрь. Стоит тебе увидеть ее с этими топорами в действии, и ты сразу поймешь, почему она носит такое прозвище.

Ли Куй нахмурилась еще сильнее:

– Вас, любительниц подлизываться, спрашиваю: чего забыли здесь? Отвечать собираемся, а?

– Сестрица Ли очень ответственно подходит к своим обязанностям, – улыбаясь, пояснила Чао Гай Линь Чун. А после повернулась к Ли Куй: – Сестрица Сун высказала желание встретиться с Линь Чун, как только ее состояние улучшится.

Ли Куй сделала вид, что едва сдерживает рвоту, но все же отступила в сторону.

Внутри постройки собралась небольшая группа людей, они что-то обсуждали, но самое почетное место, напротив входа, оставалось пустым. Некоторое время обе пребывали в замешательстве: Чао Гай пыталась усадить туда Линь Чун, та упорно отказывалась до тех пор, пока не осознала, что если не сядет, то упадет там, где стоит.

Она поднялась, чтобы поклониться Сун Цзян и остальным, среди которых признала лекаря Ань Даоцюань, еще двух незнакомых ей людей и, разумеется, смуглую женщину, которая прибыла во главе всадников, – наверняка это и есть та самая Сун Цзян. Кроме характерной для уроженки юго-запада внешности и потрясающего обаяния, Сун Цзян, как была наслышана Линь Чун, обладала талантом приковывать к себе внимание публики, что часто сравнивали с неким феноменом, дикой стихией. И если бы подобная репутация нуждалась в дополнительных подтверждениях, никто из рассказывавших о Сун Цзян не забыл бы упомянуть, сколь щедрой и внимательной к людям она была, как развернула деятельность по оказанию помощи женщинам, страдающим от бедности или от издевательств их мужей; как выкупала проституток и находила им работу в качестве служанок или домоправительниц… Принципы жэнь она соблюдала до того праведно, что люди клялись, что у нее наверняка выросла голова феникса и она может избавить от болезни или бедности одним лишь прикосновением.

В последнем Линь Чун сильно сомневалась.

Но когда несколько месяцев назад Сун Цзян исчезла, жители столицы не могли судачить ни о чем другом. Убили, говорили одни. Другие твердили, что она оказалась виновна в тяжких преступлениях и власти заставили ее исчезнуть, чтобы унизительные судебные разбирательства не запятнали ее репутацию. Третьи с уверенностью заявляли, что она вознеслась как богиня и обрела бессмертие. И каждый такой слух был чуднее предыдущего.

Но теперь видеть эту женщину вживую и так близко… Сун Цзян сидела у окна, свет падал на ее волосы и одежду, подчеркивая нереальность ее образа, от которого было сложно отвести взгляд. Все эти преувеличенные и приукрашенные слухи теперь казались сущим преуменьшением.

Линь Чун поймала себя на том, что думает о собственной матери, которая тоже была уроженкой юго-западных земель, и от этих мыслей у нее защемило сердце. Но на этом сходство заканчивалось, а воспоминания Линь Чун о матери были такими далекими, что поблекли и размылись, точно картина, угодившая под дождь, но она все равно дорожила ими. Линь Чун унаследовала отцовские черты лица и его фамильное имя, и случилось так, что теперь чаще всего она вспоминала о матери с болезненным содроганием, когда невежественные столичные жители отпускали колкости в сторону юго-запада в ее присутствии. Сколько раз она слышала, как те кричали (ложь, до чего гнусная ложь!), что выходцы юго-западных провинций не были по-настоящему преданы Великой Сун или что все приезжие из тех краев были непроходимыми тупицами. И сейчас при виде Сун Цзян мысли о матери неведомым образом… казались чем-то прекрасным.

Она в первый и последний раз склонилась в глубоком поклоне перед поэтессой.

– Вы, должно быть, Сун Цзян, известная почти во всех провинциях. Вас называют Темной Дочерью Империи, а о ваших талантах ходит множество слухов.

– Верно, – голос Сун Цзян мелодично переливался. – Хотя я попрошу тебя не называть меня так. Мне не нравится это прозвище.

Линь Чун склонила голову:

– Прошу меня извинить. Я слышала, вас также зовут Благодатным Дождем? Потому что к вам обращаются, когда нужно уладить разногласия, и, как всем известно, вы делитесь своей удачей с теми, кто в том нуждается… Еще раз извините, я так много о вас наслышана…

Быть может, виной тому была усталость, но в этот раз она чересчур разговорилась. Пришлось заставить себя замолчать.

Сун Цзян беззаботно рассмеялась:

– Я всего лишь поэтесса, женщина без особых талантов. Давай-ка я тебя лучше познакомлю с У Юном, нашим премудрым Тактиком, и Цзян Цзин, которую мы зовем Волшебным Математиком, – она настоящая волшебница во всем, что касается расчетов и чисел. Ну, а с Чао Гай и нашим лекарем Ань Даоцюань ты, разумеется, уже успела познакомиться.

У Линь Чун уже голова шла кругом от количества новых лиц и имен, но каждому из них она кивала и старалась запечатлеть их в памяти. Как наставник по боевым искусствам она могла запоминать огромное количество учеников, но только если видела их в деле: невольно она уже классифицировала для себя обитателей этого разбойничьего стана по их оружию и боевому стилю. Ху Саньнян с двумя саблями и арканом; Ли Куй с ее тяжелыми боевыми топорами; братья Жуань, которые вооружены лишь палицами да кулаками…

Ань Даоцюань обратилась к Сун Цзян. Ее движение не ускользнуло от внимания Линь Чун – руки беловолосого лекаря, казалось, не переставали двигаться, вращаясь друг против друга. Но смысл этого жеста стал ясен, только когда остальные присутствующие повернулись к ней, словно она позвала их вслух.

– Верно, благодарю, – ответила Сун Цзян и пояснила Линь Чун. – Сестрица Ань напомнила, что тебе по-прежнему нужно хорошенько отдыхать, чтобы восстановить силы, поэтому постараюсь закончить нашу беседу побыстрее. Я видела, как ты встретилась с Ван Лунь на тренировочном поле.

Вопрос заставил Линь Чун насторожиться, развеяв атмосферу странного очарования.

– Да, – ответила она.

– Ван Лунь основала нашу общину, – поведала Сун Цзян. – Первое время здесь жили лишь несколько мошенниц, которых разыскивали власти. Большинство из них убиты в предыдущих стычках, но теперь мы используем более эффективные методы, благодаря таким талантам, как наш Тактик, – она кивнула в сторону У Юна. – Мы и сейчас сражаемся, но действуем грамотнее. Со временем те из нас, кого ты здесь видишь, решили создать клан разбойников, которые отличались бы от обычных бандитов с большой дороги… Неважно, как мы пришли сюда – по стечению обстоятельств или ведомые целью, – нами движут иные стремления.

– И что же это за стремления? – проявила интерес Линь Чун.

– Справедливость.

Слова Сун Цзян прозвучали громогласным манифестом.

– Чао Гай уже говорила об этом, – вставила Линь Чун.

– Я буду с тобой откровенна, наставник Линь. Ты нам очень пригодилась бы.

– Мои таланты в наставничестве весьма посредственны… – по привычке начала Линь Чун.

– Ты меня не так поняла. Твои наставнические таланты поразительны, бесспорно, и я уверена, что ты достаточно сообразительна, чтобы догадаться, каким образом человек с такими умениями помог бы принести благо стране. Но еще ты как женщина высокого положения и хорошего воспитания стала бы образцом для подражания для самых… непросвещенных из нас.

Неприятное чувство захватило Линь Чун, особенно после того, как она совсем недавно вспомнила о своей матери… Ее мать была бедной. Отец за спиной не имел сильного клана и не занимал высокого положения.

– Боюсь, вы ошиблись на мой счет, – возразила она. Слова эхом отдавались в ее ушах. – Я всего лишь ученый чиновник. Ни на знатность, ни на престиж я не претендую.

Сун Цзян махнула рукой:

– Ты выдержала имперские экзамены, вполне хватит. Давай поговорим начистоту, сестрица Линь. Наша боевая мощь велика и постоянно растет, и, чтобы ее направлять в нужное русло, необходима твердая рука. Одной Ван Лунь для этого уже недостаточно.

Линь Чун задумалась о Лу Да. Пусть эта неудавшаяся монахиня и обладала порывистым нравом, но у нее было самое доброе сердце из всех, кого Линь Чун повстречала за долгое время.

«Даже если она кого-то убила? Даже если она снова, не терзаясь муками совести, кого-нибудь убьет прямо у тебя на глазах? И скольких еще она убьет, будучи членом этой шайки бандитов? Даже зная об этом?»

Ответ был положительным. Эта группка людей с ученым говором и дворянской манерой держаться, команда из охотника за нечистью, поэтессы, математика и лекаря, претендовала на моральное превосходство, но все, что у них имелось, – это высокое происхождение. Линь Чун, быть может, и разделяла их мнение о Ван Лунь, пусть ее и возмутило, что они рьяно принялись чернить имя своего главаря перед новичком, но если они совершенно серьезно позиционировали себя как вершителей правосудия, то и остальные, подобные Лу Да, тоже должны были находиться в этом зале. И неважно, бранились бы они, чавкали за столом, умели ли читать, писать или же играть на лютне.

– Ты имеешь в виду таких, как твоя преисполненная чувства долга сестрица за дверью, – обмолвилась Линь Чун, стараясь смягчить тон. Наверняка Железному Вихрю были здесь не очень-то рады, а потому велели оставаться снаружи вместе с ее грубостью и боевыми топорами. – Они не дети, чтобы их воспитывать.

Глаза Сун Цзян сузились:

– Ты говоришь о Ли Куй. Я понимаю твои подозрения насчет нас, что мы судим слишком строго или слишком поспешно, несмотря на то, что сами находимся в таком же положении. Давай-ка я проясню: именно про Ли Куй я и говорю. Сестрица Ли любит убивать. Она убивает забавы ради, просто потому что это приносит ей радость и удовольствие, или же потому что она до этого не могла наубиваться вдоволь. Она бы и старика, и ребенка убила – ей нет разницы. Но клятва верности, которую она мне принесла, делает ее оружием, направленным только против злодеев. Так она становится лучше. Она становится хаоцзе, настоящим героем.

Линь Чун не нашлась, что ответить на это, особенно когда Сун Цзян обращалась к ней с превосходством и фамильярностью. Капельки холодного пота выступили у нее под бинтами.

– Сунь Эрнян, с которой ты познакомилась сегодня, – помощница Ван Лунь, ее кличут Людоедкой. Та еще хуже. Она вместе с мужем – он тоже с нами был, пока не убили, – владела постоялым двором, где убивали людей.

«Нет».

Линь Чун слышала о таких местах… но то были лишь слухи…

– Верно, – продолжила Сун Цзян. – Они убивали путешественников, чтобы запастись свежим мясом для своих супов и паровых булочек, которые продавали первым подвернувшимся посетителям. Далеко не все здесь – образцы добродетели… Но каждый из них может таковым стать при хорошем руководстве. И мы стремимся к тому, чтобы наша община стала маяком, который направит этих людей на правильный путь.

Линь Чун пошевелила языком в пересохшем рту:

– Тогда что тебе нужно от меня?

Сун Цзян улыбнулась:

– Лишь твоя поддержка. Останься вместе с нами и как наставник по боевым искусствам помоги обитателям Ляншаньбо стать безупречными. Мы спасем многие жизни, если на то будет воля империи.

Воля империи… Линь Чун поразилась странности этого расхожего выражения, а точнее, тому, как Сун Цзян упомянула его здесь, в подобном контексте… Учитывая, что империя буквально сделала бы все возможное, чтобы арестовать и осудить их всех…

«Вот кем я теперь стану? – размышляла Линь Чун. – Предательницей? Изменницей, которая будет тренировать убийц и людоедов?»

Сун Цзян, будто бы прочитав, что за мысли тревожили ее, заверила:

– Каждый здесь предан нашей Великой Сун и государю. Каждый. Мы стремимся улучшить империю именно из любви к ней.

Для Линь Чун это звучало вполне разумным объяснением.

И очень красивым. Она хотела поверить в него, хотела поверить, что она может восстать и бороться, оставаясь при этом верной подданной империи.

Ань Даоцюань снова жестами решила напомнить им о физическом состоянии Линь Чун, и Сун Цзян кивнула ей и встала, чтобы поклониться:

– Я слишком перенапрягла тебя, наставник Линь. Прошу, поразмысли над тем, что я сказала тебе. Я верю, вместе нам удастся сотворить великое благо.

Линь Чун позволила Чао Гай помочь ей подняться, выдавив из себя вежливые, заученные слова прощания. Но прежде чем они достигли дверей, она остановилась и обернулась к Сун Цзян.

– Могу я спросить, – обратилась она, – как ты сюда попала?

– Я убила своего мужа, – очень спокойно ответила Сун Цзян.

Разрозненные мысли роились в голове Линь Чун: как же Сун Цзян могла считать себя лучше, разве она хоть чем-то отличается от местного преступного сброда? И вдобавок все это смешивалось с неверием и шоком от того, что именно Сун Цзян сотворила такое!

– Я не обижусь, если ты спросишь меня, почему, – промолвила Сун Цзян, заметив, как стушевалась Линь Чун.

– И почему же?

– По той же причине, почему мужей частенько и приходится убивать. Но законы, к сожалению, не признают прав жены, – Сун Цзян слегка улыбнулась, словно они обменялись какой-то личной шуткой. – На мое счастье, друзей у меня водилось много, и я была вхожа в разбойничий стан Ляншаньбо. Число наших последователей по всей империи постоянно растет. Нас куда больше, чем тебе довелось здесь встретить.

Вроде благородной госпожи Чай или хозяйки постоялого двора – Маленького Вихря и Сухопутной Крокодилицы. Их клички, казалось, наполнились новым смыслом – стали тайными прозвищами героев ночи. Сун Цзян, или Благодатный Дождь, вне всяких сомнений, была заодно с разбойниками Ляншаньбо долгие годы, и никто об этом не знал. А ее поклонники и читатели видели лишь, как она помогала людям.

Линь Чун не была уверена, что голова ее кружилась только от физического недомогания.

Глава 9

– Вот здесь вы и будете заниматься исследованиями.

Лу Цзюньи опасливо оглядывала широкое низкое здание, затерянное в глубине Центрального района Внутреннего города Бяньляня. Огромное помещение напоминало пещеру, внутри тянулись ряды стоек и полок, которые несколько тихих, запуганных слуг заполняли бумагами, чернилами, оборудованием и бесчисленными свертками с алхимическими веществами. Сердце Лу Цзюньи трепетало от предвкушения – наверняка на этих полках она сможет найти все минеральные формулы, к которым когда-либо мечтала прикоснуться.