Тайный цензор императора или Книга пяти мечей

Но слуга все не унимался, тем временем накладывая себе вторую миску каши и тоскливо подводя итоги:

–Вчера мы остались без ужина и горячего чая. Даже скот кормят лучше, чем нас: три раза в день! – подчеркнул он. – Вся здешняя еда невкусна и пресна. Не могу я жить без лука, чеснока и грибов. Но самое главное – как можно жить без мяса и вина?!!

–Да уж, – внезапно поддакнула Фэй Фэй, ткнув ложкой в выпирающий живот слуги. – А это вот что такое здесь?

–Трофеи, – с гордостью ответил слуга, попытавшись втянуть живот, ситуация правда не сильно изменилась внешне. – Необходимые запасы на зиму.

–Только вот нормальные люди держат их в кладовых.

–А я ношу с собой. На всякий случай. Вдруг пригодятся, – подмигнул он. – В жизни нужно быть ко всему готовым. Особенно к голодным временам.

После завтрака цензору помогли облачиться в сяньфу. Перед выходом на улицу Фэй Фэй раскрыла зонт, укрыв голову цензора от дождя и в непогоду они вместе направились сначала по личному делу цензора, потом по намеченному вчера общему плану действий. Нужно было сначала кое-что проверить – весьма незначительную вещицу.

Послушники как раз приступали к уборке помещений, кто-то подметал территорию внутренних дворов, кто помладше мыли полы, ползая на карачках. Обойдя ведро с мутной водой, цензор окликнул послушника, вытирающего пыль с перил.

Молодой парнишка лет шестнадцати бухнулся на пол и начал спешно кланяться, убирающиеся рядом с ним, повторили данный жест уважения, цензор велел всем подняться и показал пареньку монетку. Тот взял аккуратно пальцами с коротко постриженными ногтями и внимательно рассмотрел ее с обеих сторон.

– Впервые вижу. Это не наша монета. Мало того, я не могу прочитать, что написано на обратной стороне, – сказал юноша, бегло осмотрев монетую

–Здесь изображен монах? – спросил цензор, не до конца уверенный, что разобрал изображение.

–Чиновник, судя по головному убору. И Дракон рядом, – предположил монах, возвращая монетку назад.Первый раз вижу такую странную форму у монеты. Может где-то в провинциях используют такое..

–Мне тоже подобное не встречалось ранее. Хорошо, а не было ли ничего необычного в день убийство тайского посла?

–Мы молились в келье. Ничего не видели.

–Ладно, можешь возвращаться к своим обязанностям, – цензор отпустил паренька, так и не получив ответа на свой вопрос, зато возникли новые. Он направился, чтобы найти настоятеля монастыря Ша ЛиХанг Чэн и задать ему один вопрос.

О еще не дошел до места назначения, как внезапно его остановил окрик. Кто-то звал его по имени, которым его звали в детстве. Голос этот даже спустя долгое время показался ему невероятно знакомым. Он обернулся к звавшему его человеку, бегущему для встречи, несмотря на немолодой возраст. На вид ему было лет пятьдесят пять, его борода и виски были поседевшими. Мужчина был хорошо сложен, статен, спину держал ровно, а в темно-карих глазах блестели заинтересованные искорки любопытства.

– О, кого я вижу здесь! Сяо Пинь![1] Не мог не вспомнить младшенького в семье! Последний раз я видел тебя совсем мальчишкой, а сейчас вижу мужчиной! Сколько уже минуло лет?

Шэн Мин честно пытался вспомнить, кто так хорошо помнил его.

– Отец всегда говорил про тебя, что ты далеко пойдешь. И вот, смотрите, господин еще такой молодой, а уже служит при императорском дворе, да еще на высокой должности! Мандарин первого ранга?

Цензор кивнул. Этот кто-то так хорошо знал его отца, находясь с ним в приятельственных отношениях. Возможно, они были близкими друзьями по работе, и цензор начал перебирать всех друзей и знакомых отца – на это уйдет много времени, которым он не располагает.

– Лэй Чан, – представился тот, но и чиновник вспомнил его – Лэй Чан был лучшим другом его отца, министра дипломатии, они часто засиживались до поздних вечеров, выпивая по девять чашек чая.

– Нынче я в отставке, должен был прибыть для встречи с делегацией тайского посла, но болезнь подкосила меня и я провалялся в кровати полторы недели и в итоге опоздал с прибытием сюда на несколько дней. А тут такая беда произошла… как только я получил письмо с имперской печатью – тотчас же прибыл сюда.

Улучив в его монологе паузу, цензор признался, что тоже вспомнил «дядю из прошлого», поспешил представить свою телохранительницу и сообщил, что с ним приехали его помощники для расследования дела и что он рад любой оказанной помощи, будь то совет или информация.

Лэй Чан кивнул и продолжил свою речь:

–Все-таки не зря я напомнил императору о твоих выдающихся способностях в изучении языков. Поэтому Верховный цензор рекомендовал для этой важной миссии именно тебя. И смотрю, ты уже в курсе дела, раз прибыл сюда еще вчера.

Как-будто сам цензор не знал этого, но похвалу из чужих уст всегда приятно слушать. Дело в том, что сызмальства его отец часто брал его с собой в деловые поездки, в том числе, за границу территорий Китая. Отец брал сына в качестве секретаря и помощника, и сопровождал его везде, в итоге он побывал на территориях Ниппон[2], Кори[3], Сиам[4], где сын обучился этим языкам: разговорной речи и письменности. Помимо этого, он узнал еще несколько диалектов китайского языка.

Поэтому, неудивительно, что Император передал ему часть полномочий на время обострения политической ситуации и конфликта интересов между разными государствами. Если кто-то и мог в государственном секретариате справиться с данной ролью, то только помощник Верховного цензора мандарин 1 ранга Гуань Шэн Мин. Конечно, в подобных делах опыта и знаний у Верховного цензора было гораздо больше, но Верховный цензор Чжун Чэн был уже стар – у него ныла спина и поясница, в последнее время у него даже появилась хромата из-за плохо сгибающихся суставов. Так что по состоянию здоровья и весьма почтенного возраста он никак не подходил для данного поручения. Положение первого помощника Цензората, хорошие рекомендации, непревзойденный талант и способность к языкам, его служба без нареканий – все это способствовало его дальнейшему продвижению и поручению подобных важных государственных дел, подведомственных органам цензората.

–Самое главное ты уже знаешь. Нам нужно суметь предотвратить политический скандал, и именно для этого мы и здесь. Я так боялся, что скандал разразиться, хорошо, что печать пропала и тайцы еще не успели передать скорбную весть своему королю.

«То, что одним хорошо – для других плохо» – подумалось цензору.

–Конечно, это чрезвычайно происшествие. Подписание соглашение откладывают. Боюсь я скандала, вернее того, что за ним последует – войны. Император прислал сюда войско. Хорошо, что солдаты за стенами – на душе как-то спокойнее. Боюсь, что местные не успокоятся, а люди из делегации все-таки обнажат мечи. Кто-то ведь хотел показать нам, что выбранный им способ убийства не случаен. Это свадьба, назначенная императором – не угодна Будде, то есть Небесам. Выяснить бы кому именно…

Обстановка была напряженная. Тайская делегация ходила свободно по храмовой территории, но бросала косые и гневные взгляды. Было понятно, что посла убили, чтобы предотвратить бракосочетание китайской принцессы и тайского принца. Их ждал итог: скандал готов был разразиться в любую минуту, раз произошло убийство, подписание соглашения откладывалось, грозящие пока неясными для обеих сторон последствиями. Пока что китайцам удалось сохранять нейтралитет, а тайцы еще могли сдерживать гнев, но, сколько еще продлиться их терпение?

–У меня к Вам вопрос, Лэй Чан. Вам незнакома эта монетка?

Бывший министр вгляделся в монетку долгим взглядом и перевернул другую сторону.

–Вас интересует что здесь написано?

–А Вам это известно?

–Еще бы. Это редкий диалект тайского языка. Используется только в северной провинции. На обороте начертано: «Когда чиновник служит закону, то дракон, которому он служит – его защищает. Когда милостивый и сострадающий чиновник служит не только закону, а во благо своего народа – то равен он дракону. Такое государство ждет защита и благополучие».

–Спасибо, – цензор спрятал ценную вещицу в карман.

–Погодка, конечно, не для моих старых костей.

Дождь из моросящего становился полноценным.

–Ох, я же забыл свой зонт. Какие у вас планы? Есть подозрения?

– Пока нет. Нужно опросить больше людей. Мой слуга отправился на кухню, чтобы поболтать с монахами.

–Тогда я схожу, попрошу зонт и присоединюсь к Вам, Шэн Мин. Куда Вы направитесь сначала?

– Навестим бдящего среди ночи. [5]

Когда телохранительница и цензор, прячась под одним зонтом приблизились к воротам храма, через которые они вчера проехали, и из темноты донеслось ворчливое:

–Не выпускаем! Ни по каким уважительным причинам! – и из каморки выскочил вчерашний недовольный сторож – сегодня он оказался сутулым и горбатым со страшным косоглазием, один глаз смотрел в одну сторону, второй – в другую.

Они встали под аркой ворот, спрятавшись там от дождя, позволив зонтику хоть ненадолго просохнуть.

– Есть ли необходимость повторно представляться?

Сторож слишком быстро говорил, сбивчиво, непонятно. Кроме того, у него была слишком подвижная жестикуляция, проявлялась периодически излишняя эмоциональность: размахивал руками, повышал тон голоса, часто моргал.

–На память пока не жалуюсь.

–Значит, помните меня?

–Таких одноглазых еще поискать…

Цензор, словно не заметив оскорбления, продолжил:

–В ночь убийства кто-то просился выйти за ворота?

–Недавно кто-то просил. Да постоянно приходят.

–Кто же?

–Да всякие. Послушники в основном. Им веселья подавай городского, вина, девок.

–В ночь убийства Вы были тут?

–Помню, была страшная гроза в ту ночь. Я ушел спать.

–Кто-то же заменял Вас в ту злополучную ночь?

– Меня заменял дежурный монах. Поэтому не могу сказать, что в ту ночь я ничего не видел. Видел, конечно, – старик заулыбался, – красочные сны в теплой кровати, – от теплых воспоминаний сторож рассмеялся, выглядя уже безумным.

–Значит, ворота все время были закрыты и никто после той ночи не выходил.

–Это верно, – у сторожа задергалось левое верхнее веко.

– Значит, ничего странного не происходило за эти дни? Никто не просил вас открыть ворота, обещая серебро или даже золото.

–Почему не просили? Просили, протягивая какие-то металлические пластины, утверждая, что это тоже деньги, ну я им не поверил. Считают, раз меня тут безумным считают, то я и в деньгах совсем не разбираюсь. Пусть приносят золото, но у них даже серебра не было.

–Когда это было и кто приходил?

–Двое мужчин. Ничего не говорили, пришли с лошадьми, протягивали пластинки и указывали на выход – только совсем дурак не поймет, что им нужно то было.

–Опознать их сможете, если увидите?

–Нет, темно было. Лиц не разглядел.

–Значит, ничего необычного в день убийство или после не видели?

–Да здесь и в другие дни необычного хватает. Особенно в Голубую луну…[6] храм то построен на кладбище, – у сторожа начались лихорадочные судороги.

–Странное место для кладбища…– задумалась Фэй Фэй.

–И то верно подмечено. Места за чертой города не хватает, замучишься рубить лес бамбука. Раньше городские хоронили здесь. За чертой города Гуанчжоу весь бамбук срезали. Это место для могил родственники вычищали, да бросили.

–Поэтому в ночь Голубой луны здесь начинается фестиваль голодных призраков. Духи по всей горе разбредаются на 15-ю ночь 7-го лунного месяца. Та ночь была нечестивой, неудивительно, что такое святотатство духи натворили, – сторож вдруг рассмеялся.

–Вы верите, что тайского посла убили духи? – вмешалась в разговор Фэй Фэй.

–А кто же еще? – удивленно спросил сторож.

–А вы случайно не выпили лишнего? Может примерещится всякое…

Гуань Шэн Мин перевел взгляд на свою спутницу, которая могла выпить много кувшинов и не захмелеть. Цензору же в силу причин пришлось отказаться от употребления напитков, возбуждающих и спиртных напитков после отравления змеиным ядом.

Если старик прикладывается к вину, то неудивительно, что призраки ему мерещатся..

–Ну Вам лучше знать чего именно, может быть сливового вина? – предположила женщина.

Вы бы видели их!

–А Вы их видели? – тут же отреагировал цензор. – Как выглядели этих призраки?

– Этих голодных и ненасытных призраков! Их трудно не заметить! Особенно в 7-й лунный месяц непочтительные сыновья не воздают должное своим давно умершим предкам, из-за чего в ночь Голубой луны духи поднимаются из глубины недр земляных и посещают мир живых, пугая иной раз чуть ли не до смерти. Они желают крови живых и жаждут развлечений, совсем как наша молодежь, и пугают так, что сердце замирает, – безумный сторож снова рассмеялся. – Конечно, в храме безопаснее всего, буддисты и я, как верный последователь даосизма, делал все возможное, чтобы освободить голодных духов. Приносил им еду, сжигал бумажные деньги, воскуривал благовония в храме, задабривал всячески, – сторож нервно начал хвататься рукой за лицо, потрогал выбритый подбородок, под носом, проверил щеки и виски.

–Как выглядели призраки? – снова повторил цензор вопрос.

–Сколько их было?

–Синий огонь!

Сторож явно был не в себе, отвечал невпопад, эмоционально при этом жестикулируя и разбрызгивая слюной.

–Что у них было в руках?

–С серыми лицами в белых рубахах и на босу ногу.

–В какое время?

–Да, днем, средь бела дня разгуливают! Во сколько захотят, когда монахи уходят молиться.

–Как призраки передвигались?

– Каждый месяц в этот страшный день опять они опять появляются из ниоткуда. Летают здесь, не касаясь земли, перелетают через стены.

–Призраки говорили с Вами?

–Они уже давно ждут меня на том свете… – сторож внезапно расплакался и поспешно растирал слезы по щекам.

–А можете показать места, где видели призраков?

–Могу, – и потом сразу же помотал головой в знак отрицания. – Но не могу же Я оставить свой пост.

– Фэй Фэй?

Девушка протянула цензору зонт со словами:

–Я могу помочь, – телохранительница заняла свой пост у ворот, – ворота легче охранять, чем мандарина 1 ранга, в каждый сезон покушение.

Сторож привел его к другой стороне. Прогулка оказалось полезной. Угол был скрыт от посторонних глаз с одной стороны, но с другой открывался прекрасный вид на сторожку и главное здание храма, охраняемого боевыми монахами. Здесь росло сливовое дерево с мощным стволом, достаточно близко к стене, чтобы возможно было перепрыгнуть с него на стену. Наверное, об этом месте знают только посвященные, тот, кто здесь служит Будде.

–Этой сливе сорок лет – долгожительница, – сторож улыбаясь прикоснулся к дереву, прильнув к стволу, словно к человеку. – В прошлом году правда плодов было немного, зато в этом порадует… – с надеждой протянул он, все шире улыбаясь, раскосые глаза закрылись в блаженстве.

А дождь кстати прекратился и в зонтике уже не было необходимости. Нужные выводы были сделаны. Ворота были заперты, но это не значит, что нет других путей. Крыса всегда найдет вещь, куда проникнуть за сыром.

Слуга Ван Эр неторопливо подошел к зданию, где разместили принцессу. Он уже поспрашивал монахов, втеревшись к ним в доверие, лишь посетовав на бедность еды и путаный распорядок дня – тяжело это бодрствовать ночью и спать днем, при этом все время голодая. Он даже рассказал им стих, вдохновившись скудностью здешней пищи, разделяя с монахами тяготы их простой и бедной жизни.

Он остановился здесь привлеченный запахом супа и горячих вонтонов[7]. Устоять было невозможно! Он подошел ближе, шумно втягивая запах своим широким носом. Как вкусно пахнет! Свежий мясной бульон! Ворота сюда были открыты и во внутреннем дворике была видна открытая беседка, огороженная полупрозрачным навесом, в которой на свежем воздухе видимо собиралась трапезничать принцесса (или уже), любуясь видом на горы.

Охрана подбоченилась, перестав клевать носом и грозно смотрела на подошедшего незнакомца, в то время как слуга был жутко занят: горестно вздыхал, грезя о такой одновременно близкой и недоступной вкусной еде .

Но живот хоть и выглядел весьма объемным продолжал настойчиво урчать. И ароматный запах все еще дразнил его чуткие ноздри.

«Мой господин – помощник Верховного цензора», – напомнил строго он себе. «Ты опозоришь господина! Опозоришь себя, если свалишься прямо сейчас в голодный обморок. Глядя на твой живот – тебе все равно никто не поверит!».

Он не мог подвести господина цензора, но голодный желудок продолжал бастовать и возмущаться. И тут он решился. Животный инстинкт возобладал над разумом.

Ван Эр не преминул воспользоваться превышением своих полномочий, он не в первый раз воспользовался вверенной нефритовой пайдзой хозяина, правда на этот раз на благо живота своего, но все равно весьма в корыстных целях – в этом не было и тени сомнения. Хотя он всегда говорил всем, что является крайне честным человеком. Лицемерие!

Таким уж он был – его всегда интересовала вкусная еда и он был рад набить брюхо в любой момент, даже если был уже достаточно сыт. А сейчас то был зверски голоден! Тем самым найдя себе оправдание, подойдя ближе к слуга предъявил пайдзу и оповестил, что он прибыл сюда для опроса людей. А сам первым делом отправился на кухню, спросив о ее местоположении, но в итоге найдя ее по запаху.

Очарованный, едва пересекший порог, слуга оказался внезапно влюбленным.

На кухне было две девочки служанки, одна нарезала дайкон тонкими колечками, другая резала и подавала кусочки мяса, нанизанные на шпажку для поварихи. Она аккуратно посыпала каждый кусочек приправой и держала над огнем, равномерно прожаривая. Видно было, что увлеченная приготовлением, она даже не сразу заметила гостя.

Ван Эр уже не чувствовал дразнящий запах мяса, он видел свою ожившую мечту. Повариха была их тех женщин, что так нравились Ван Эр. Ниже его ростом, с курносым носом, с хорошей фигурой в его понимании – под платьем угадывались худые ключицы, во впадине которых можно было при особом желании наполнить пруд и развести рыбок. Ее лицо было также идеальным: без раздражающих родинок, бородавок, усов над губами, нелепого косоглазия, здоровая кожа цвета белой кости с разрумянившимся от тепла жаровни щеками и милой ямочкой, появившейся на левой щеке. В уголках губ застыла улыбка – она явно была довольна процессом поджаривания мяса. И сразу стало понятно, что она любит готовить!

Но самое главное, она подходила, чтобы стать его женой – повариха была молодой.

–Как Вы вошли на кухню? Кто Вас пропустил сюда!?

И хотя встретили его не слишком приветливо, слуга расстарался на комплименты:

–Здравствуй, красавица! Как же вкусно здесь пахнет! У меня здесь очень важная миссия. Я – главный помощник, здесь по поручению самого цензора, чтобы проследить за безопасностью принцессы. А для кого ты готовишь эти блюда?

–Как раз для принцессы.

–О, я вовремя пришел, еле успел, – слуга вытер воображаемый пот со лба, будто несся сюда со всех ног и подошел ближе, осматриваясь.

Повариха встретила его сначала, путь и не особенно приветливо, но после того, как он представился и объяснил причину своего визита – она изменила о нем свое мнение и рада была помочь, раз уж он прибыл сюда для того, чтобы проверить пригодна ли еда к употреблению. На наличие ядов разумеется, не просто так!

–Какие будут блюда?

Повариха начала перечислять и показывать, что в этом горшочке, а что в том, а вот здесь горячий суп, здесь пельмени, а тут лапша с мясным бульоном, свежее свиная вырезка еще жарится, а на сладкое ждут нефритовые сладости из цветков османтуса.

–Выкладывай все на пробу! – слуга не мог отказать себе ни в чем, если уж жить-гулять, то на широкую ногу.

–А с какой начинкой вонтоны?

–Есть с мясом, а есть с грибами сягу и стеблями молодого бамбука.

–Начнем с этого, – ткнул он указательным пальцем, – только клади побольше мясной подливы,– добавил он со знанием дела, – некоторые яды проявляют себя лишь в больших дозах.

Учитывая тот факт, что помощника цензора уже несколько раз пытались отравить, то неудивительно, что его слуга поднабрался опыта в ядах.

Ван Эр посадили, дали пышущую паром тарелку с первым блюдом, ложку и палочки он взял сам, почувствовав себя уже как дома.

–А что за специями ты посыпаешь это мясо? – стараясь не говорить с набитым ртом, между делом интересовался он.

– В баранину усянвэй[8].

–О, эта знаменитая приправа! – подхватил помощник. – Настоящее олицетворение блаженства!

–Гармония пяти вкусов: сладкого, кислого, горького, пряного и соленого.

Повариха выставила на стол еще семь блюд и Ван Эр смело накинулся, цепляя палочками из каждой тарелки одной рукой, второй держа ложку и хлебая дымящийся суп.

–Твоя Писянь Доубань[9]такая острая! – похвалил слуга повариху. – Пожалуй, острее я еще не ел! Ух! Найдется чем запить?

–А значит, Вы любите острое?

–Жить не могу без острой еды!

– Я тоже не понимаю тех, кто любит сладости… Ведь специи и приправы – это сердце и душа блюда. Как эти монахи могут есть пресную пищу день ото дня?

– Да, у монахов с голоду можно помереть… А чем ты приправляешь это блюдо?

–Кассией[10].

–О! Тоже ароматно. Ничего вкуснее прежде не ел!

Ох как расхваливал слуга яства и кушания, предназначенные принцессе и понемногу попробовав каждое блюдо, он наедался, а довольная похвалой повариха добавляла половником для главного помощника цензора еще подливки клала куски мяса побольше.

На сытый желудок и думалось лучше. Довольный слуга выпрямился, сдувая пар с чаши зеленого чая и вдруг удивил повариху еще сильнее, тем что поучительно и шутливо изрек:

«Желтый карп прыгнул на мою блесну.

Что я ел бы сегодня на ужин?

Если бы не любопытство…»

Повариха рассмеялась и забавная ямочка снова появилась на ее щеке.

За окном поднялся сильный ветер, начал накрапывать дождь и слуга порадовался, что сидит он в тепле, а не опрашивает людей на улице.

Русло разговора сменилось и, завоевав его доверие, повариха стала расспрашивать главного помощника цензора и, не боясь показаться невежливой, интересоваться она начала о его господине.

–А где живет господин цензор?

–У него есть поместье в столице – Чанъане.

Повариха завистливо и немного томно вздохнула.

–Жизнь там совсем другая наверное…– предположила она.Сколько там стоит один мешок риса?

–Две связки медяков или одна пятая серебреного ляна.[11]

–А дау-фу[12]?

–Тофу в столице на каждом углу продают, поэтому очень дешевый.

Еще немного они поговорила про цены на вещи в столице.

Затем слуга поделился про самые свежие новости, бывшими актуальными где то с месяц-другой назад.

–А как давно твой господин служит цензором?

–Восемь лет – не так уж и много.

–А есть ли у него жены?

–Нет.

–Так разве он не приехал со своим гаремом? – удивилась женщина.

– Гарем лишь прикрытие. Жожо – внучка императорского лекаря, а Фей Фей – дочь начальника стражи, владеет мечом не хуже любого мужчины! А я – главный помощник – без меня цензор ни одно дело бы не раскрыл!

Враки его переплетались с правдой. Одним из недостатков Ван Эр была его хвастливость и чрезмерная гордость собой.

–Вот оно как значит…

–Почему же цензор до сих пор не женат, ведь ему уже… сколько минуло лет?

–Тридцать четыре года.

Слуга замолчал, не зная, имеет ли право рассказывать о прошлом цензора, касающимся его личной жизни.

–А он… что… неужели мальчиками интересуется?– выпалила на одном дыхании женщина, ужаснувшись своей мысли.

Слуга возмущенно вскочил, защищая своего господина:

–Господин цензор, уважаем всеми! Как Вы могли сказать такое!? И подумать страшно! Он воспитан в лучших китайских традициях и постоянно занят весьма сложной и опасной работой… и еще…– и затих, вовремя остановившись.

«И да, со здоровьем у него в последнее время проблемы странного характера: то озноб бывает, то в жар бросит, голова по вечерам от чтения болит, то сны во сне бывают, то наяву бредит небылицами разными» – подумал об этом слуга, но промолчал, зная, что о таком не распространяются. Одним из его лучших умений, помимо выслеживания, было умение хранить чужие секреты.

Слуга задумался, отвлекся от разговора, посмотрел в окно и ахнул. Стемнеть успело! Ох, и засиделся же он на кухне!

Пока Ван Эр пробовал блюда, не скупился на похвалу, поблагодарил мастерицу кухонного дела и дал обещание, что будет приходить сюда ежедневно для выполнения сверх важного и ответственного задания. Поздно возвращаясь обратно, чтобы доложить цензору – он уже сожалел, что возможно выболтал немного лишнего.

Он радовался, что нашел такую чудесную женщину, которая не только с удовольствием поддерживая беседу о еде, но еще и прекрасно ее готовит. Идеальная пара будет: она – любит готовить, он – есть и болтать. Ван Эр решил, что как только закончится эта история с окровавленной статуей Будды, то непременно женится. С этими новыми необычными мыслями, он отправился докладывать цензору.