Ментаты Дюны

– У нашей компании есть конфликт с другими транспортными компаниями. Мы хотим причинить им ущерб.

Теперь фримены поняли суть дела.

Тареф понизил голос, в его тоне появились удивление и испуг.

– Пусть я никогда не стану наибом, но только в моей семье будет такое богатство воды. – Он поглядел на «окно» в стене. – И только я один увижу это.

Драйго кивнул.

– Прежде всего я отвезу тебя и твоих друзей на Колхар. Там мы вас обучим и создадим вам убедительные новые личности. Вы с Арракиса, и поэтому у служб безопасности империи о вас нет никаких сведений. Вы не вызовете вопросов, но придется закрыть ваши синие глаза пленкой, иначе будете привлекать ненужное внимание. Внешне вы будете простыми рабочими, обслуживающими основные двигатели: необходимые знания вы получите. Вам нужно будет тайком вносить изменения в некоторые важные их части и системы. У «Эсконтран» и так очень высок процент катастроф, а с вашей помощью он еще возрастет.

Тареф посмотрел на спутников, потом снова на океан. А когда опять повернулся к Драйго, ментат заметил хищный блеск в глазах, желание увидеть новые миры и покинуть надоевшую пустыню.

– Если вы заберете нас отсюда и покажете новые миры, Драйго Роджет, вывод из строя нескольких кораблей – невысокая плата.

В определенной перспективе историю – в сущности, все бытие – можно рассматривать как игру, в которой есть и победители, и проигравшие.

Гилберт Альбанс. Внутренний меморандум школы ментатов

В императорском дворе шел спектакль, и Гилберт старательно исполнял свою роль, ведь за ним наблюдал Манфорд Торондо. Окружив себя непроницаемыми мысленными стенами, Гилберт негодовал из-за того, что вынужден для батлерианцев вести себя как цирковое животное.

Манфорд считал Гилберта не союзником, не хранителем нейтралитета, скорее инструментом, оружием – средством, с помощью которого вождь батлерианцев доказывал правоту своих идей. Всех, кроме своего верного мастера меча, от самых последних из своих приспешников до императора Сальвадора Коррино Манфорд воспринимал точно так же. Всех, кто был не столь одержим и решителен, как он, Торондо презирал… а таких одержимых и решительных больше не находилось.

Манфорд ясно дал понять: его ментат должен показать, что мыслящая машина уступает человеку. Если Гилберт проиграет состязание, батлерианцы выместят разочарование на школе ментатов.

Направляясь в малый дворцовый зал для аудиенций, Гилберт вместо обычного своего костюма надел простую одежду ментата. Даже этот второстепенный зал превосходил размерами все аудитории школы ментатов. Середину зала расчистили, чтобы устроить открытую площадку, как для боев гладиаторов; в центре площадки стоял единственный стол для Гилберта и его противника.

Места вокруг площадки уже заняли зрители: придворные, послы с различных планет, торговые партнеры, батлерианские священники, богатые вельможи, поддерживающие антитехнологическую лигу Манфорда.

Император Сальвадор сидел на малом троне, не очень удачной копии его настоящего трона из зеленого хрусталя. Это был не самый удачный способ показать, что спектакль Манфорда не такое важное событие, чтобы выделить для него большой зал, куда император явился бы во всем великолепии своего облачения.

Гилберт отметил бросающееся в глаза отсутствие императрицы Табрины. Просматривая воспоминания о других собраниях при дворе, он обнаружил множество других случаев, когда императрицы не было рядом с супругом.

Родерик Коррино занимал одно из кресел, специально поставленных достаточно близко к арене, чтобы наблюдать в деталях за ходом игры. С ним пришли его жена Хадида, юный сын и три дочери, словно это зрелище было приятным семейным развлечением. Младшая дочь Нанта сидела на коленях у отца, Родерик со смехом что-то шептал ей.

Он увидел и нескольких «правоверных» сестер, служащих при дворе. Они сидели так прямо, словно палку проглотили. Преподобная Мать Доротея стояла у трона, возможно, чтобы давать советы императору, а может, чтобы объяснять происходящее. Сальвадор знал правила игры в пирамидальные шахматы, но никогда не проявлял особого мастерства.

Гилберт осмотрел публику, в мгновение ока пересчитав и запомнив всех присутствующих. Никто не приветствовал его противника, боевой мек будет уничтожен при любом исходе поединка. Робот оказался достаточно простой конструкции, однако Гилберт был уверен – у него достаточно сознания, чтобы понимать свою участь.

Ни слова не говоря, Гилберт подошел к столу с расставленными на нем шахматами. Доска и фигуры были крупнее стандартных, чтобы и в дальних рядах зрители видели происходящее.

Выхолощенного боевого мека поставили к столу; он не сопротивлялся, оптические сенсоры блестели тускло. Ноги у робота по-прежнему отсутствовали, а тело крепилось болтами к металлической платформе. Все холодное оружие было снято, остались только культи, и это успокаивало зрителей. Однако меки этой модели были чрезвычайно опасны во многом другом, но Гилберт не собирался объяснять, откуда он это знает.

– Я уважаю своего противника, – произнес он. Не садясь, он сделал традиционный жест уважения, что вызвало тревожный гул в аудитории.

Рядом с безногим вождем батлерианцев, сидевшим в паланкине, стояла Анари Айдахо с мечом наголо: вдруг придется сразиться с меком.

Манфорд провозгласил:

– Это битва души с существом без души, священного мозга человека с про́клятым мозгом машины. Мой ментат, директор школы Гилберт Альбанс, официально вызывает машину-демона сразиться в пирамидальные шахматы. Людям не нужны сложные технологии, чтобы достичь своего совершенства. Мой ментат докажет, что люди во всех отношениях превосходят машины.

Гилберт счел эту шовинистическую речь бессмысленной. Каждый в этом зале знал, что должно произойти и каковы ставки. Вспоминая историю человечества, Гилберт думал о боях в Колизее: гладиатор против гладиатора, угнетенные приверженцы религии против свирепых хищников, без единого шанса выжить. Пирамидальные шахматы – соревнование другого типа, но боевой робот перед ним походил на одного из тех обреченных христиан.

Несомненно, Манфорд приготовил соответствующую речь даже на случай проигрыша Гилберта. Он назовет это моральной победой. Тогда батлерианцы позже отомстят ментатам.

Но Гилберт не собирался проигрывать. Он сел за игровой стол и небрежно махнул рукой.

– Как бросивший вызов, я уступаю первый ход противнику.

Право сделать первый ход давало некоторое преимущество меку. Гилберт хотел показать, что не лукавит и не использует против робота никаких преимуществ.

Родерик Коррино удивленно подался вперед. Сальвадор встревожился. Манфорд не ожидал, что Гилберт сделает такое предложение, но никак не отреагировал; выражение его красивого лица свидетельствовало, что он уверен в ментате.

Робот двинул льва вперед и поднял на один уровень, на следующую боевую платформу. Гилберт в ответ блокировал ход робота мучеником с героическим лицом. Робот решил пожертвовать младенцем. Этот ход встревожил публику, напомнив, как Эразм убил ребенка Серены Батлер – именно это событие породило батлерианский джихад.

Гилберт сделал ход львом, подняв его на три уровня. Он настроился на тонкую игру, сосредоточился на возможных сценариях и стратегиях, просчитывая на десять ходов вперед и прикидывая ответы как на возможные ходы мека.

Мыслящая машина передвинула фигуру, простую пешку, начиная своеобразный гамбит. Гилберт двинул свою пешку и убрал его фигуру с доски. Когда робот сделал следующий ход, перед Гилбертом открылось множество вариантов и он понял стратегию робота. Робот действительно мог выиграть. Гилберт пересмотрел свои планы. Он слегка вспотел, с тоской сознавая, что робот никогда не проявит такую слабость.

Один из зрителей громко ахнул: он тоже понял намерения робота, хотя большинство гостей еще ничего не замечали. Гилберт сделал на многоуровневой доске оборонительный ход, и робот блокировал его, ограничив возможности Гилберта. Но Гилберт нашел лазейку и надеялся, что робот ее не обнаружит.

Робот безжалостно блокировал ходы Гилберта, загоняя его в глухую оборону на самом нижнем уровне доски. Публика начала волноваться. Краем глаза Гилберт заметил грозное выражение лица Манфорда.

Гилберт обратился к игре со всей сосредоточенностью ментата. Он знал то, о чем не могла догадаться публика, чего не мог знать даже боевой мек. Последние полтораста лет он регулярно играл в пирамидальные шахматы с Эразмом. Независимый робот, искусный противник, отточил тактику Гилберта, научил его многим хитростям. У боевого робота правила игры были введены в программу, но Гилберт знал, как их использовать, чтобы обеспечить себе победу.

Гилберт отступал еще дважды, и мек каждый раз нападал, двигаясь к ловушке, подготовленной директором школы менистатов. Император Сальвадор явно забеспокоился. Сестра Доротея что-то шептала ему на ухо, но это его не успокоило. Гилберт сделал очередной ход, и робот ответил так, как он и предполагал.

И ментат захлопнул ловушку. Он снял льва и двумя следующими ходами заблокировал отход матери, а затем захватил эту фигуру. Еще через три хода он полностью изменил ход игры, сняв великого патриарха и пренебрежительно отбросив эту фигуру.

Толпа взревела. Робот понимал неизбежность поражения, но продолжал поединок. У Гилберта не было выхода: приходилось неуклонно двигаться к победе. В этой игре ему следовало играть свою роль до конца. При всем противоречивом отношении к мыслящим машинам он, конечно, принимал сторону человечества.

Манфорд зааплодировал.

– Ментат, директор школы, снова доказал то, что нам уже известно. Машины не только зло – они устарели, неуместны и уступают людям. Они не могут быть полезны. Все их следует уничтожить, без них наша цивилизация станет лучше. Мы можем стать лучше, не прибегая к помощи машин.

Вперед вышла Анари Айдахо. Вместо обычного меча с острым лезвием она держала усовершенствованный пульсирующий меч, какие мастера меча использовали в заключительной битве джихада. И нанесла смертельный удар, вонзив пульсирующий клинок в мека, что и вызвало взрыв энергии и столб искр. Прикованный мек содрогнулся, задергался и застыл.

Анари сняла с пояса другое оружие – тяжелый молот – и с грохотом разбила машину на куски.

Гилберт стоял неподвижно, наблюдая за происходящим. В этом представлении не было никакого смысла, оно лишь давало Манфорду Торондо дополнительную возможность для пропаганды своих идей, и Гилберт сознательно принял участие в этом фарсе.

Закончив, Анари вытерла пот со лба и отступила. Взяв в одну руку пульсирующий меч, в другую молот, она улыбнулась Гилберту.

– Молодчина, директор.

Он принял похвалу, но мысленно переадресовал ее своему учителю Эразму.

Люди бесконечно загадочны и увлекательны. Неудивительно, что им требуется столько эмоций, чтобы придумывать оправдания, прощать, организовывать свое иррациональное поведение.

Эразм. Лабораторные записи

Гилберт улетел на Салусу Секундус, а независимый робот через свои шпионские глазки наблюдал за жизнью школы ментатов. Ученики выполняли указания учителей и администраторов, напрягая сознание и следуя учебному плану школы, не подозревая, что основаны инструкции на рекомендациях всеми поносимой мыслящей машины, которая постоянно наблюдает за ними.

Эразм наслаждался иронией происходящего, но в то же время ему было и досадно. В империи мыслящих машин он, заядлый исследователь, веками проводил многочисленные эксперименты. Его вдохновляло манипулирование людьми, объектом исследований, и в процессе изучения он проливал их кровь. Во многих таких экспериментах Гилберт помогал ему. Какие это были восхитительные времена!

Люди участвовали в опытах не по доброй воле, но на протяжении всей истории бесчисленные лабораторные животные лишались жизни во имя науки. В своих исследованиях Эразм натолкнулся на старинное высказывание: «Есть много способов содрать с кошки шкуру, и кошкам ни один из них не нравится». Людям, с которых он сдирал кожу (буквально), тоже не нравились его эксперименты…

Теперь, когда сфера памяти робота оказалась в ловушке и была совершенно беспомощна, его единственным развлечением стала оценка учеников на расстоянии. Эразм наблюдал за группой учеников, столпившейся у стола для вивисекции, на котором лежала рептилия – болотный дракон. Мертвый образец длиной в два метра, с чешуйчатой спиной, перекрывающимися зелеными пластинами брони и кривыми зубами для захвата добычи.

Эразм сосредоточился на изображении и увеличил его.

Его крошечные помощники-роботы старательно трудились, помещая глазки и за пределами школьного комплекса, чтобы он мог наблюдать за учениками, ставшими добычей болотных хищников. Он старательно следил за всеми подобными случаями, рассчитывал вероятности и – да, признавался он себе – надеялся увидеть кровавое нападение. Он хотел понаблюдать, как защищаются ученики ментатов. До сих пор никто не смог одолеть болотного дракона в прямой схватке, хотя два ученика сражались отчаянно.

Теперь в лаборатории ученики ножами и какими-то зазубренными инструментами делали надрезы в броне дракона. Эразм тоже хотел бы участвовать в этом, будь у него прежнее великолепное флометаллическое тело или хотя бы корпус неуклюжего мека. Он вспоминал свое прекрасное физическое тело с изящными серебряными руками, умело владевшими самыми сложными инструментами.

Сам он всегда испытывал сильнейший прилив вдохновения, вскрывая еще живых подопытных человеческих особей. Разве есть лучший способ изучать рефлексы и реакцию на боль? Испытывая боль, живые субъекты к тому же давали идеальный материал для наблюдения за эмоциями. Эразм наблюдал и фиксировал выражение их глаз, их мольбы, приступы паники, а затем следовала очевидная перемена, которая стала ему понятна, только когда он сообразил, что нужно искать, – утрата надежды перед кончиной.

Студенты раздвинули серые мышцы и обнажили внутренние органы рептилии. Хотя и мертвая, болотная тварь рефлекторно дернулась и сжала длинные челюсти. Одна из учениц едва успела отдернуть руку, иначе лишилась бы ее; и все же на руке осталась глубокая царапина.

Эразм сосредоточился на этой царапине. Он знал, что в слюне болотных тварей есть смертоносные бактерии. Царапина могла воспалиться, тогда началась бы гангрена, и студентка умерла бы от лихорадки, бредя и испытывая страшную боль. Эразм надеялся, что медики школы не станут обрабатывать эту царапину. Было бы интересно наблюдать бред ментата…

Он переключился на другой объект и стал наблюдать, как новички страницу за страницей поглощают случайные числа, которые потом воспроизводят по памяти. Упражнение помогало им таким образом упорядочить мысли. Многие новички на этой стадии отсеивались, их исключали из школы, но другие справлялись и подтверждали свою способность к обучению. Эразм восхищался их настойчивостью и решимостью, ведь мягкий и неорганизованный мозг человека во многом уступал интеллекту машины.

Собственное умение мыслить Эразм считал само собой разумеющимся. Когда-то он был идентичен другим роботам, запрограммированным Омниусом для служения Синхронизированной империи. Компьютерный сверхмозг дублировал себя на сотнях планет, и все его идентичные сферы памяти перевозили на современных кораблях, одним из которых управлял Вориан Атрейдес.

Лишь счастливый случай позволил Эразму обрести индивидуальность. Упав в ледяную трещину на Коррине, он пролежал в ней больше ста лет, и все это время ему нечем было заняться, кроме как размышлять о своей жизни и развивать свою личность. К тому времени как его спасли, Эразм уже отличался от прочих независимых роботов… и с этого мгновения начал свои великие деяния. Ему необходимо было пройти через страдания, чтобы превратиться в мыслящую машину высочайшего уровня, обладающую творческим интеллектом.

В определенном смысле его нынешнее положение было таким же, как и на Коррине – он беспомощен, лишен тела. Но Гилберт в любую минуту может его спасти.

Теперь, когда они оба уже долгое время скрывались среди людей, Эразм начал опасаться, что его подопечный изменился, стал сочувствовать своей расе. Пришла пора покинуть Лампадас, сменить обличье, создать Гилберту новую личность. Батлерианское безумие интересно, как явление, но опасно – и становится все опаснее.

Под предлогом охраны сестры императора Гилберт усилил оборону школы ментатов. Теперь школьный комплекс окружали высокие стены, а подход через болотный лабиринт был очень затруднен. Ворота всегда держали закрытыми, посадочная площадка маленькая, и ее тоже усиленно стерегли. Берега озера охраняли электронные приборы, физические препятствия и не менее надежные опасные болотные хищники.

Однако, по мнению Эразма, всего этого было недостаточно.

Используя крошечных, как жучки, роботов, Эразм проложил линии передачи и установил разнообразные устройства, способные испускать мощное излучение; установленная им защитная система с помощью микроволновых импульсов могла вывести из строя человека. Но Эразм не ослаблял бдительности.

Его взгляд продолжал блуждать по школе. Время уходило. Он наблюдал за жизнью, которая когда-то так его интересовала, но сейчас казалась скучной. В помещении для занятий семеро учеников-ментатов смотрели на стену, где в заданной последовательности загорались огоньки. Ученикам следовало определить эту последовательность. Огоньки мигали, учащиеся пытались предсказать дальнейшую очередность. У большинства не получилось. Только одна ученица – загадочная Анна Коррино – каждый раз указывала ее верно. Эразм смотрел, как шевелятся ее губы, когда она сообщает результаты.

Для мыслящей машины время бесконечно изменчиво, каждая секунда распадается на бесчисленное количество отрезков, но сейчас Эразм решил ускорить его течение, замедлив собственный мыслительный процесс, чтобы длинный день прошел за одно мгновение. Когда он снова позволил себе мыслить в обычном темпе, наступил вечер – и Анна вернулась в свою комнату. Вот теперь будет интереснее.

Внешние сенсоры Эразма фиксировали какофонию звуков болота – жужжание и щелканье, крики терзаемой добычи, шуршание пробирающихся через подлесок крупных животных, плеск, когда по густо заросшим манграми болотам плыли хищники с крепкими челюстями с острыми зубами.

Эразм перенес внимание на комнату Анны. Теперь она по вечерам ложилась в постель с нетерпением, потому что из крошечных передатчиков, установленных в стенах, до нее доносился успокаивающий голос и Анна отвечала ему.

– Расскажи мне еще раз о своем возлюбленном Хирондо Нефе, – попросил Эразм.

Вспоминая о молодом поваре, заставившем ее потерять голову, молодая женщина переходила от крайней эмоциональности к равнодушию.

– Сальвадор уничтожил нашу любовь, – проговорила она с заминкой, радуясь сочувствующему слушателю. – Он отослал Хирондо и разлучил нас.

– Я уверен – ради твоего блага, – заметил Эразм.

– Нет, мой брат думал только о троне. Он убил Хирондо. Я знаю.

Эразм надеялся на это. Ему хотелось понаблюдать, что будет, когда она узнает, что это действительно случилось. Интересно посмотреть на ее эмоции, услышать крики отчаяния.

– Расскажи мне еще о своем брате, – попросил он.

Анна в темноте моргнула.

– О каком брате? О Родерике или Сальвадоре?

– Об обоих. У нас достаточно времени.

Она начала называть даты рождения Родерика и Сальвадора, их рост, имена их жен, имена и даты рождения четверых детей Родерика. По ее тону Эразм понял, что она по ним ужасно скучает.

Потом Анна вышла из этого состояния.

– А почему ты задаешь так много вопросов? Разве ты не память в моей голове? Ты должен все это знать.

– Я твой друг, а друзья общаются. – Эразм вспомнил то время, когда Гилберт был его верным и почтительным учеником; они тогда много разговаривали, допоздна играли в пирамидальные шахматы, и его подопечный проводил бесконечные эксперименты с людьми. – Что бы ты ни сказала, Анна, я нахожу это захватывающе интересным. Ты в высшей степени загадочный… – он спохватился, не успев сказать «образец». И вместо этого произнес: – … в высшей степени загадочная молодая женщина. Я хочу, чтобы ты стала моей особой подопечной.

Он подумал о болотном драконе, которого вскрывали учащиеся школы. Когда-нибудь, если у Эразма появится новое тело и он сможет пользоваться приборами и оборудованием, он более внимательно изучит мозг Анны, пропрепарировав его и перестроив, чтобы помочь ей… или хотя бы другим… больше узнать о человеческом мозге.

– Я хочу стать тебе настоящим другом.

У нее перехватило дыхание.

– Я всегда этого хотела.

Анна продолжала говорить о братьях, о леди Оренне, которую она воспринимала как мать. Рассказала, как скучает по дворцу на Салусе и по своему убежищу в зарослях туманного дерева.

Во время одного из рассказов Анна начала всхлипывать. Эразм мог утешить ее, прибегнув к обычным банальностям, но он молчал, продолжая внимательно наблюдать. Пусть выговорится, а он посмотрит, что будет дальше.

Да, это уникальная и захватывающе интересная молодая женщина. Он представил себе ее препарированный мозг на лабораторном столе.

Прошлое всегда с нами в той или иной форме. Те, у кого верное восприятие, это понимают.

Изречение Ордена сестер

Предательница Доротея и ее «правоверные» сестры отказались от учения Ракеллы, отвергая все формы передовых технологий, сколь бы велика ни была в них нужда. Это было слабое место Доротеи. Притворяясь ее другом, Валя заметила тревожные признаки абсурдности ее взглядов и высказываний. Доротея несколько лет провела на Лампадасе, наблюдая за движением батлерианцев, и их учение отравило ее.

Неудивительно, что Доротея поддалась эмоциям и, словно гадюка, ужалила Орден сестер.

В отличие от «правоверных» сестер Валя не отвергала передовые технологии. Их просто следовало использовать в своих целях и в целях Ордена. Учитывая огромный объем данных о рождениях и способность компьютеров анализировать их и делать на этой основе прогнозы, Валя понимала нужность прирученных мыслящих машин. К тому же именно эти данные позволили проследить родственные связи Атрейдесов. Технологии были средством, а Валя для достижения своих целей готова была использовать любые средства; для нее это было гораздо важнее любых нравственных запретов.

В то время как батлерианцы разгуливали по империи, уничтожая все, что хоть немного напоминало мыслящие машины, «Венпорт холдингз» развивала технологии на благо человечеству. Сиоба Венпорт помогла тайно переправить команду Вали на Россак, чтобы вывезти компьютеры. Как верная Ордену сестра, Сиоба ни о чем не спросила.

Когда замаскированный шаттл вышел из трюма огромного свертывающего пространство корабля «Венхолдз» и опытный пилот Ордена повел его вниз, в нем находилась Валя с пятнадцатью женщинами, которые в контрольных испытаниях на Уоллаче-IX продемонстрировали особую боевую выучку; все они, доверенные лица, входили в самый ближний круг Ракеллы. Некоторые сестры были вооружены, но каждая сама по себе была оружием. Существовала вероятность, что они могут столкнуться с охраной, которую император оставил сторожить покинутый город в утесе. Если бы это произошло, Валя была уверена, сестры справились бы, но лучше бы проникнуть в джунгли незамеченными.

В шаттле, направляющемся к цели, рядом с Валей сидела сестра Оливия, одна из недавно закончивших обучение сестер-ментатов.

– До того как отправиться на Лампадас, я год прожила на Россаке. Печально будет увидеть великий город в утесе покинутым.

Оливия была молода, с широкими бедрами, длинными светлыми волосами, а ее уверенность в себе иногда раздражала Валю, может быть, потому, что этим напоминала ее саму. Во время обучения в школе ментатов Оливия близко сошлась с Фиеллой, и Валя видела, каким влиянием обладают новые сестры-ментаты. В первом классе особенно блистала Фиелла, привлекавшая слишком большое внимание Преподобной Матери. Валя внимательно наблюдала за ней, оценивая, насколько опасной соперницей она может стать.

– Не отходи от меня, – предупредила она Оливию. – Шаттл приземлится вдали от защитных укреплений, и мы пойдем через самые густые джунгли. Эта дорога очень трудна, и малейшая неосторожность влечет большую опасность.

Сестра-ментат снисходительно улыбнулась, но под спокойствием и сдержанностью постаралась скрыть свое раздражение.

– Я не дура. А в болотах Лампадаса обитают не менее опасные хищники, чем на Россаке.

Валя поняла, надо действовать тоньше. Став Преподобной Матерью, она могла прослеживать тонкие политические и личные связи сестер: фракции, союзы, соперничество, отторжение. Когда Орден раскололся, все изменилось. И Валя поклялась, что поможет истинному Ордену сестер на Уоллаче-IX стать сильным, единым, сплоченным.

Преподобной Матери вскоре придется назвать имя своей преемницы, и Валя хотела быть уверена, что старуха сделает верный выбор. Валя завидовала, когда Ракелла общалась с Фиеллой или проявляла интерес к другим сестрам, но голоса в ее сознании, мудрые голоса Другой Памяти, советовали ей быть выше этой мелочности – ради блага Ордена сестер и его миссии совершенствования человечества. Валя нуждалась в таких советах, но категорически отказывалась слушать, когда те же голоса советовали забыть о мести за дом Харконненов и полностью сосредоточиться на Ордене.