Измена. Моя новая жизнь

Гонимая этими мыслями, я выскочила из квартиры, снова спускаясь к парковке, мне жизненно необходимо было сейчас увидеть мужа.

Глава 4

А дальше все было почти по канонам мыльной мелодрамы, проигнорировав крики секретаря, влетела в кабинет Игоря, тут же остановившись как вкопанная, ноги едва не подкосились. Потому что мой муж, у меня на глазах целовал мою подругу, жадно сжимая в своих руках и скользя ладонями по ее телу. Всхлип застрял в горле, а слезы брызнули из глаз.

– Что ты тут делаешь? – резко спросил Игорь, оторвавшись от Маринки и повернувшись в мою сторону.

– Только этот вопрос тебя интересует? Как ты мог? – снова всхлип и слезы сильнее по щекам горячими ручейками.

– Мог что? Гульнуть от фригидной клуши жены? – и он рассмеялся, а следом за ним Малиновская, которая нагло расселась в его кресле, вызывающе закинув ногу на ногу. Его смех ощущался словно пощечина. Грудную клетку сдавило, словно стальным обручем.

– Анют, езжай домой, готовь борщ, милая, – произнесла, насмехаясь, Маринка. – Ты же видишь, тебя здесь не ждали.

– Я считала тебя подругой, – произнесла тихо, сглатывая вставший в горле ком.

– Ты первого встречного готова считать своим другом, – и она заливисто рассмеялась.

– Я подам на развод, – произнесла, все еще в неверии смотря на мужа, который скрестив руки на груди, оперся о край своего стола и безразлично смотрел на меня.

– Подавай и останешься с голой задницей. По брачному контракту ты получаешь только то, с чем вступила в брак, а это, насколько я помню два чемодана старых поношенных тряпок, вот их и можешь забрать. Хотя знаешь, я буду щедрым. Можешь забрать все шмотье, что я тебе купил, считай это мой подарок и благодарность за вымытые полы и приготовленную еду.

– Мне от тебя ничего и не надо, я просто тебя любила, а ты…

– Вот давай без этой драмы. У тебя два варианта первый ты едешь домой и приводишь себя в порядок, делаешь вид, что ничего не видела и продолжаешь жить в полном обеспечении с безлимитной карточкой в кармане и второй вариант собираешь свои вещи и сваливаешь в свой Запидринск или как там его, городишко, откуда ты выползла.

– Игорь, мы опаздываем. У нас встреча в четыре, – подала голос Малиновская, бросив взгляд на часы.

– Точно. Чуть не забыл. Пошли, – и он, отодвинув меня от двери, вышел из кабинета вместе с Малиновской, на губах которой играла победная улыбка, а я осела на пол под звук ее каблуков. Зажав ладонью рот, дабы заглушить рвущиеся из груди рыдания. Мой мир в момент разрушился, рухнул, и земля под ногами содрогнулась, укладывая меня на лопатки.

Не знаю, сколько я так просидела, не в силах успокоиться, и лишь увидав перед собой стакан воды, подняла взгляд. Секретарь Игоря склонялась надо мной, предлагая помощь.

Приняла ее руку, поднимаясь с пола, и взяла предложенный стакан воды, опустошив его до дна, будто это могло мне помочь.

– Давно они… – повела головой в сторону двери, не в силах закончить фразу, но Нина все поняла сама.

– Сразу, как она появилась в офисе. Мерзкая женщина.

Вытерев ладонью мокрые от слез щеки, отдала Нине стакан и, поблагодарив ее, на ватных ногах побрела прочь, подальше от этого места, подальше от Игоря и Малиновской. Внутри остро пульсировала боль, вперемежку с опустошением. Села в машину, чувствуя, что сил нет, будто из меня враз вытрясли всю жизненную энергию, и не осталось даже на элементарные вещи.

На экране телефона высветился номер Якушевой. Но сил ей отвечать не было, да и разговаривать я не с кем не хотела сейчас, просто не могла. Следом пришло несколько сообщений от нее же в каждом слове беспокойство и просьба позвонить или написать как смогу.

Не умею я выбирать подруг, совершенно не разбираюсь в людях, всегда держалась за Маринку и редко виделась со Светкой, а надо было наоборот. И горло снова перехватило спазмом, а глаза наполнились влагой. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как мне из этого всего выбраться. Смериться с изменой любимого мужа я не смогу, не смогу закрывать глаза и играть роль счастливой, любящей жены. Внутри все воет от несправедливости, обиды и боли. Я никогда не умела притворяться и сейчас не смогу. Вытерев слезы, завела машину и осторожно вывернула руль в сторону проспекта, вливаясь в общий поток машин, руки дрожали, внимание рассеянное. Изо всех сил старалась сосредоточиться на дороге, получалось через раз, но доехать до дома и запарковать машину на подземной парковке все же вышло. Впервые не хотелось подниматься в квартиру, впервые ощущение, что это не мое, чужое, какое-то гадкое, липкое, испачканное.

Немного посидев в машине, все-таки собралась с силами, вышла и поднялась в квартиру. Закрыла за собой дверь, осела на пуф, окинув взглядом комнату. Я, наверное, сходила с ума, а может, впервые в жизни прозрела, но все это отчего-то сейчас напоминало мне бутафорию. Вся моя счастливая жизнь по своей сути оказалась театральной постановкой, наполненной бутафорией, а я верила, что все реально… Идиотка. Сказка о золушке, разбилась о неприглядную реальность, в которой нет места искренности и любви.

Глава 5

Все походило на какой-то ужасный сценарий фильма, и я находилась в призираемой роли обманутой жены. Мелодрама глупая и беспощадная. Собирая вещи, вытирала с лица слезы, которые никак не хотели заканчиваться. В голове крутились только одни вопросы «за что?» и «почему?», бесполезные и назойливые, вгоняющие меня еще больше в пучину отчаянья.

Я отчего-то была уверена, что Игорь заблокирует все карты, да и не нужны мне его деньги, поэтому выложила все из сумки на тумбочку. Взяла только наличку, которая на всякий случай всегда оставалась в моем кошельке. Сумма небольшая по меркам большого города, многие на один поход в ресторан тратят больше, но на первое время мне должно хватить, в поселке у нас многие и в месяц столько не зарабатывают на семью из четырех человек, а я одна, как-нибудь справлюсь.

В сумки упаковала только самое необходимое. Вечерние платья, туфли от известных дизайнеров, которые меня заставлял покупать муж, сразу отбросила в сторону. «Пусть Маринке подарит», – мелькнула злая мысль в моей голове, которая тут же отозвалась новым уколом боли. Всхлипнула, но тут же запрокинув голову, медленно втянула воздух, беря себя в руки, вытерла ладонями лицо. И снова приступила к сборам. Собрала документы, из вещей взяла все самое простое, универсальное, удобное и сезонную одежду. Получилось не так уж и много: большой чемодан и две объемные сумки. Думаю, Игорь даже не заметит, что я вообще что-то забрала из гардеробной, большая часть осталась висеть на вешалках и лежать на полках.

Вызвала такси и спустилась вниз. Оставила ключи от квартиры консьержу и вышла из подъезда, волоча чемоданы с довольно тяжелыми сумками к ожидающему меня у шлагбаума такси. Вот так заканчиваются сказки: сбором вещей, слезами, разбитыми иллюзиями, предательством и растоптанным сердцем. Больно? Очень. Не передать.

Вокзал. Переполненная электричка и я, давно отвыкшая от подобных поездок, чувствовала себя, будто вернулась на лет семь назад во времена своего студенчества. Прижалась плотнее к стене, в попытках увеличить дистанцию от сидящей рядом грузной женщины и обхватив руками сумку, отрешенно смотрела в окно. Сознание до сих пор отказывалось воспринимать произошедшее, хотя в действительности оно уже свершилось. Картинки, на которых мой муж страстно целовал мою же подругу, словно изощренной пыткой насиловали мой мозг, то и дело, всплывая перед глазами, отчего сердце болезненно сжималось. Какая-то наивная часть моего сознания все еще подавала голос, шепча бесполезное «а вдруг это неправда?» «Правда» отвечала я сама себе и смахивала ладонью очередную скатившуюся слезу со щеки. Наверное, моему мозгу было необходимо время, чтобы принять все, что произошло, переболеть, отплакать и смириться. Но пока боль утихать не хотела, она отчаянно пульсировала внутри, причиняя страдания.

Поселок почти не изменился со времени моего отъезда, разве что отремонтировали фасад вокзала и напросив открылось пара новых магазинов. Волоча за собой сумки, вышла из здания и, вызвав через приложение на телефоне такси, отправилась к тете Вале, единственному родному человеку, который у меня остался в этой жизни.

Все тот же дом, небольшой, деревянный с голубыми ставнями и зеленым забором сердце защемило от ощущения чего-то такого теплого и родного. Этот дом был для меня всегда тем местом, где мне было просто и безопасно, где меня всегда ждали и любили, принимали меня такой, какая я есть, где мне не приходилось ни от кого защищаться. Моя крепость, моя тихая гавань. Расплатившись с таксистом, вышла из машины. Мужчина услужливо помог вытащить сумки и чемодан и, попрощавшись, сел в машину и скрылся из виду. А я стояла у калитки и не могла собраться мыслями, духом, чтоб открыть ее. Отчего-то было стыдно и больно.

Вдруг послышались шаги, и калитка, лязгнув железной задвижкой, распахнулась.

– Анютка, – воскликнула тетя Валя, вытирая руки о свой белый фартук, и тут же сжала меня в своих объятьях. – Ты же сказала, что не приедешь. – Произнесла, и тут же отстранившись, обеспокоенно посмотрела в мое заплаканное лицо. – Господи! С чемоданами, что ли? Что-то случилось? – Я лишь кивнула, не в силах произнести ни слова.

Тетя Валя тут же затащила меня во двор, помогая с сумками и оставив все мои вещи на крыльце, потащила меня в дом.

– А ну-ка, садись, рассказывай, – она дернула меня за руку, усаживая на стул, и из моих глаз снова брызнули слезы.

Глава 6

Из меня лилось, как на исповеди. Выложила все, что накопилось за все эти годы, и про Игоря, и про свекровь, и про Маринку, и как подстраиваться пыталась, и как угодить хотела, как готова была на все ради мужа, как похоронила свою мечту о хорошей карьере и реализации в профессии, и как любила, и насколько было больно от его предательства. Рассказывала долго, эмоционально, все то, что давно сидело во мне и никак не могло вырваться наружу, а тут прорвало. Слезы лились из глаз непрекращающимся дождем, тетя Валя несколько раз наполняла чашки вкусным чаем с мелиссой и терпеливо слушала, изредка задавая вопросы и качая головой. Я замолчала, лишь когда ручей слез, наконец, иссяк, и я выговорилась до состояния опустошения. Словно пустой кувшин, я сидела перед ней с красным, припухшим от слез лицом и разбитым сердцем под ребрами.

– Игорь, твой, конечно, тот еще козел, да и подружка – стерва беспринципная. Как же тебя угодило в такого влюбиться только. И эту змеюку на груди пригрела. Доверчивая ты, Анька, с самого детства такая, веришь всему и всем, совершенно в людях разбираться не умеешь, в каждом какое-то добро ищешь, – тетя Валя покачала головой, тяжело вздыхая. – Но что не делается все к лучшему, моя хорошая, – произнесла она, шумно вздыхая и поднимаясь из-за стола. – Ты, может, сейчас со мной не согласна, боль еще застилает разум, но поверь мне на слово, все переболит и все перемелется со временем. Ты главное выводы правильные сделай из этого всего, чтобы на граблях не танцевать полжизни.

– Сделала уже, теть Валь, – но она лишь покачала головой и начала накрывать на стол. Тетя Валя знала, о чем говорит, за ее плечами брак длиной в двадцать лет, который она оборвала в один день, когда узнала, что у мужа есть молодая любовница. Собрала ему вещи и отправила за дверь и больше никогда его не пустила на порог. «Лучше одной, чем каждый день в глаза предателя смотреть и ожидать очередного ножа в спину», – она всегда так говорила, и сейчас я ее понимала очень хорошо.

– Что сейчас делать будешь?

– Да, не знаю. Сначала надо жилье и хоть какую-то работу найти.

– Зачем тебе жилье искать? Вон дом родительский стоит пустой. Там, конечно, ремонт бы не мешало сделать.

– Так, вы же сдавали его.

– Сдавала. Съехали на прошлой неделе квартиранты. Новых еще не нашла. Это твое наследство Анют, и распоряжаться им будешь только ты. Я деньги от аренды все на счет в банке положила под проценты. Так что сумма на ремонт дома и на первое время пожить у тебя есть, насчет этого можешь не переживать. Да и я чем смогу помогу, – деловито произнесла тетя, ставя передо мной тарелку с супом, и из моих глаз снова брызнули слезы, но уже не от боли, а от благодарности.

– Теть Валь… – произнесла, и ком в горле встал, не давая сделать вдох.

– Что, теть Валь? Ты ж моя девочка, родная мне, не чужая, родней, чем Олька моя. Та уже и знать меня забыла, и как звать не вспомнит. В жизни разное бывает, но запомни, пока я жива, у тебя всегда есть место, куда ты можешь приехать, чтобы зализать душевные раны.

И я поднялась со стула, чтобы обнять ее. И она обняла в ответ, крепко, с чувством и полным принятием.

– Давай моя хорошая, кушай. Приходи в себя. Отдохни с дороги, а вечерком баньку натоплю, попарю тебя, наливочки домашней по бокальчику пропустим, завтра, как новенькая будешь.

А она была права, после трехчасового сна, бани с березовым веником и вишневой наливки стало легче, задышалось, грудь уже не сдавливал стальной обруч боли. Нет, я не тешила себя иллюзиями, что завтра я проснусь и боль, и обида пройдут. Больно будет еще долго, и острая фаза принятия, случившегося еще, не прошла, но я, по крайней мере, смогла найти за что зацепиться, чтобы не утонуть в своем отчаянье, а это значит, что у меня есть шанс выплыть и собрать свое разбитое сердце. Говорят, что и с раной на сердце можно жить.

Тетя Валя постелила в маленькой комнате, в которой я спала, когда жила у нее после смерти родителей, и что-то невесомое, теплое и родное тут же приняло меня в свои объятья, укутывая, обволакивая, утешая. Словно накладывая невидимый пластырь на раны моей души, принося такое желанное успокоение. Уснула я быстро и крепко, без сновидений проваливаясь в царство Морфея.

Глава 7

Утром до ухода на работу тетя Валя вручила мне ключи от дома родителей и банковскую карту, на которую она складывала деньги, полученные за сдачу в аренду.

– Последняя пара, что снимала дом, жаловались, что крыша течет, на кухне с потолка бежало. Если, что, то Ваньку соседа попросить можно, чтобы починил. Он парень хороший, на стройке подрабатывает. Много не возьмет. Мне летом с забором помогал.

– Спасибо, теть Валь.

– Да не за что. Ты только не хандри сильно. Делом займись, легче станет.

Проводив тетю, вернулась на кухню, доела свой завтрак и пошла собираться. До дома родителей тут было недалеко можно дойти пешком, поэтому тратиться на такси или автобус я не стала. На душе все еще скребли кошки. Воспоминание настойчиво подсовывала кадры, на которых, Игорь и Маринка, и их ужасные слова звучали в голове как на повторе. Хотелось вернуться обратно в кровать, забраться под одеяло и, отвернувшись к стенке, пролежать весь день, жалея себя и свое разбитое сердце. Но тетя Валя была права, хандрить было нельзя, развод – это не конец света, не я первая, не я последняя, кто через это проходит. Никто от этого не умер. Кроме моей веры в людей…

Шагала по улице, вдыхая весенний воздух и разглядывая дома, отмечая, что практически ничего с моего отъезда тут не поменялось. Единственное, что бросилось в глаза, так это то, что на месте старого ветхого беленого домика в конце улицы, вросшего в землю, вырос добротный брусовой дом квадратов на девяносто, да у многих соседей появились в домах пвх-окна и новые ворота, а так все, как прежде. Все те же палисадники, все те же пачки горбыля или березовые чурки перед заборами, все, как прежде. Чем мне нравился поселок, так это своим ритмом жизни, тут не было постоянной гонки за временем, погони за деньгами, бешеного трафика, тут люди жили размеренно, медленно, никуда не торопясь, словно все, зная наперед. Автобусы ходили строго по расписанию. Тут даже магазины позднее восьми вечера уже не работали. И на улицах после десяти можно было встретить разве что веселящуюся молодежь или местных забулдыг. Все тут было тихо, спокойно, упорядочено.

Дом родителей выглядел заброшенным и позабытым. Выцветшие ставни были закрыты, деревянные ворота покосились. Во дворе кругом валялось какое-то хламье, у забора стоял сухостой, и сердце от увиденного тут же болезненно защемило. Ощущение, словно твое самое дорогое, самое ценное изгадили, истоптали грязными кирзовыми сапогами. Тяжело вздохнув, поднялась на крыльцо, отомкнула замок и прошла в дом. Запах сырости, холода и безжизненности ударил в нос. Вокруг грязь и мусор. Потолок наверняка был не белен с тех самых пор, как дом начал сдаваться, да и обои не менялись, я их помнила с детства. Местами уже не хватало кусков. Краска на полу истерлась. На кухне видны были подтеки на потолке. Значит, крыша и правда протекает. Печь потрескалась, за ней тоже никто не ухаживал. Плакать захотелось еще больше. Нет, не оттого, что я такая вся мадам до этого жила в дорогом элитном жилье, а тут вынуждена вернуться в какую-то халупу, нет, вот совсем не от этого. Смахнув скатившуюся по щеке слезу, поставила пакет со сменными вещами на табуретку. Этот дом странным образом сейчас отражал мое внутреннее состояние, мы оба с ним были в отчаянье и одиночестве, оба страдали столько времени, доверившись не тем людям. Что ж, мой старый друг, я вернулась, теперь ты не один.

Выйдя из дома, закрыла калитку, открыла ставни, чтобы солнечный свет наполнил комнаты, и пошла в местный хозяйственный магазин, закупаться перчатками, тазиками, тряпками и средствами для мытья всего подряд. Пришло время наводить порядки, в доме, в голове, в сердце и в своей жизни.

Глава 8

Вернувшись из магазина, нагруженная пакетами, переоделась и в первую очередь решила проверить наличие воды. За домом раньше был старый колодец, который использовался как скважина и из которого в дом была заведена вода. Сдвинув старую деревянную крышку колодца, посветила фонариком, вода была, насос тоже вроде был на месте, проверив внешнюю целостность кабеля, открыла в доме вентеля и запустила насос. Кран сначала нервно задергался, чихая воздухом, а потом пошла вода. Это было замечательно. Хоть что-то в моей жизни до сих пор работало. Закрыв кран, вышла во двор, открыла крышку септика, обнаружив, что места в нем надолго не хватит и надо вызывать службу по откачке. Надо спросить у тети Вали контакты или поискать в интернете, поставив мысленную зарубку, вернулась в дом. Настроение при виде огромного количества хлама и мусора неизменно катилось вниз, но выбора у меня не было. Надев на руки перчатки, решила начать со спальни, убирала мусор, старые вещи непонятного происхождения, видимо, оставленные предыдущими жильцами, снимала с покосившихся карнизов порванную тюль серого цвета от грязи и пыли, упаковывала все в мусорные пакеты и выносила во двор, складывая у покосившегося сарая. Повидавшие жизнь одноногие табуретки и прочие остатки от некогда хорошей мебели складывала в отдельную кучу, пригодятся для растопки печи. На подоконнике нашла старый кассетный проигрыватель с радио, интересно он еще жив? Включив его в розетку, пошевелила бегунки, чтобы поймать радиоволну. К моему удивлению, получилось, и пустой дом наполнился музыкой. Отчего-то сразу стало легче, назойливые мысли об Игоре тут же сдвинулись, отошли немного в сторону, и работа пошла активнее. В доме было всего четыре комнаты: зал, спальня, кухня и еще одна небольшая комната, которая была раньше спальней, но родители переоборудовали ее под санузел с ванной и унитазом, еще имелся небольшой коридор, он же прихожая.

Вычищала я дом два дня подряд, с упорством бульдога, физическая работа и занятые руки помогали не думать о боли, что пульсировала в душе и приносила страдания. А мысли о насущном, к примеру, разбитом на крыше шифере, из-за которого протекала крыша, или хлипких розеток, которые следовало бы поменять, отвлекали от самобичевания и сожалений. Этот дом словно стал моим психотерапевтом, залечивая раны, лелея пораненную предательством душу.

Возвращалась домой к тете Вали без сил, мылась в натопленной бане и падала в кровать, порой даже не ужиная. Тетя с расспросами не лезла, иногда спрашивала, как у меня все продвигается и не нужна ли помощь. От помощи я отказывалась, почему-то в голове сидела мысль, что теперь я должна была сделать все сама. Сама обустроить свой дом, сама должна устроить свою жизнь, сама обрести опору в себе. Тетя Валя, будто, чувствуя мое состояние и настрой на помощи, не настаивала, лишь подбадривала и хвалила.

К четвертому дню дом был очищен от хлама, старой мебели, утвари и даже старых обоев, с которыми мне пришлось изрядно повозиться. Вымыв окна и полы, я села на единственную целую табуретку (все сломанные я выбросила) и, жуя принесенный с собой бутерброд, испытывала какое-то внутреннее удовлетворение от проделанной работы. Из мебели я оставила лишь кухонный стол, одну табуретку, один стул и старый шифоньер. Последний стоял как громадный вековой великан, которого не тронуло время.

Сегодня я планировала, отмыть и покрасить потолки, задача не из легких, но глаза боятся, руки делают. Поэтому запив съеденный бутерброд минеральной водой, я принялась за дело. На часах было одиннадцать вечера, когда я закончила с покраской, оставался еще потолок на кухне, но там смысла не было его красить, пока не будет починена крыша. Поставила себе очередную мысленную зарубку заняться завтра этим вопросом. Чувствуя, как ноют руки, шея и спина, я слезла со стола, с которого занималась покраской потолка и пошла переодеваться.

– Теть Валь, вы говорили о каком-то соседе, который может помочь починить крышу. Как его найти? – спросила я, опустошая тарелку с супом.

– Так вон, слева через забор от твоего дома. Если машина у ворот стоит, значит, он дома. Зовут Ванька. Никифоров. Вы с ним в детском саду в одной группе вроде были.

– Правда? Я думала, что он уехал давно из поселка.

– Как уехал, так и вернулся. Ты зайди к нему, он не откажет. Да и по стоимости с ним договориться можно он своим, и в рассрочку делает.

– Спасибо, теть Валь.

– Да не за что. Ты доедай, давай, иди в баню и спать, вон руки трясутся от усталости, гляди, свалишься с ног.

Я молча кивнула, тетя была права, даже на долгие разговоры сегодня не осталось сил.

Глава 9

Утром зашла к Никифорову, как и советовала тетя Валя. Ванька внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ, было непривычно и стеснительно просить помощи у чужого человека, я запиналась, сбивалась и краснела. Ванька улыбался и кивал головой. Я прекрасно понимала, что если с косметическим ремонтом я могу совладать сама, то с ремонтом крыши без мужской помощи, я не справлюсь.

– Ты мне полный фронт работы обозначь, Ань. А там уже договоримся, – благожелательно отозвался Никифоров.

– Я боюсь, что у меня на весь фронт работы средств не хватит. Мне крышу хотя бы сделать.

– Придумаем что-нибудь, не бойся, – улыбнулся Ванька. – Пошли, покажешь, что там.

Ванька, поставив старую лестницу, залез на крышу, осмотрел все, прощупал и простучал доски. И зачем-то попросил набрать ведро воды. Ведро набрала и принесла к лестнице. Он, спустившись тут же его, подхватил и скрылся с ним на чердаке.

– Там у тебя в расширительном бачке воды не хватало, видимо, прошлые жильцы систему отопления доводили до кипения, – произнес, спускаясь.

– Это плохо? – я в этом ничего не понимала.

– Конечно, батареи, скорее всего, в доме завоздушенны. Надо воздух спустить. По крыше: доски там крепкие, сгнить не успели, поэтому с твоего косого сарая сниму лист шифера да перестелю, покупать ничего, кроме кровельных гвоздей, не нужно. Брат завтра придет, поможет, один я не подниму его.

– Хорошо.

Я даже не рассчитывала на такую скорость.

– Так, с крышей решили. Что у тебя там еще? – он осмотрелся по сторонам. – Ворота надо новые, эти скоро упадут, палисадник гнилой, забор в конце огорода завалился. Сарай этот под снос, а то смотри ветерок, подует он и сложится. Что в доме? Печку затапливала? Дымит?

– Нет, не затапливала.

– Ясно. Надо вычистить сажу, золу и прочистить трубу, спустить воздух с батарей, затопить посмотреть.

– Еще розетки совсем хлипкие, некоторые с подпалинами, пользоваться страшно. И септик почти полный, надо найти машину, чтоб откачали, может, подскажешь номер телефона.

– Конечно, вызову сегодня тебе и номер напишу на будущее. Розетки я сегодня посмотрю, с дырой в крыше завтра сделаем, пока дождь вроде не обещают. А по остальному я тебе распишу, что по материалам и в какую сумму все выйдет. А там уже договоримся.

– Спасибо тебе, Вань, – произнесла искренне. Я даже не рассчитывала на такое участие и помощь.

– Да, пока не за что.

– Может, чая? У меня, правда, только пакетированный.

– Давай, – улыбнулся Ванька, и я пригласила его в дом.

Пока грелся чай и я доставала скромные угощения из пакета, которые прикупила в местном магазине, Никифоров осмотрел все розетки в доме.