Благородные фантастические рассказы

Сергей Тарасов

Благородные фантастические рассказы

Сосновый бор и осиновый лес

Самое грибное место в нашем лесу находилось в молодом осиновым лесу: – перед сосновым бором. Он был посажен давно,– лет сорок тому назад на старом кладбище инопланетян, или монстров, а может, просто домашних питомцев,– собак, кошек и попугаев. Саженцы сосен были посажены очень часто, и когда они боролись за свое место под солнцем, часть молодых сосен не успевали за своими более сильными соседями, и в их тени сохли, хирели. Проходя через этот молодой сосновый лес, я смотрел на поваренные стволы сосен и думал, что эта масса дров гниет у меня на глазах, но если их доставить ко мне домой, мне не надо было заботиться о дровах для бани несколько десятков лет. Кроме этого, из них можно было гнать спирт, делать канифоль или придумать, как из них сделать еще с десяток полезных для меня веществ, материалов и предметов.

Видимо, лесник услышал мои мысли, потому что упавшие стволы сосен и осин, – распиленные и поколотые на чурки, стал продавать: – когда началась зима, его бортовой уазик с дровами каждый день торчал у нашего магазина, и в нем было куба три наколотых дров. Они стоили по нашим меркам не так и дорого: пять-шесть тысяч рублей. И когда мне понадобились чурки для изготовления деревянных фигур, я подошел к леснику и спросил, может ли он привести мне осиновых чурок для работы. Он заинтересовался и сказал, что нет проблем.

Через два дня напротив моего дома остановился бортовой Уазик, полностью набитый стволами осин. Я разгрузил его и расплатился с лесником, – отдал ему пять тысяч рублей. На следующее утро я перетащил осину под навес и довольный, осмотрел результаты своей работы. Осина мне нужна для того, чтобы делать фигурки и маски. Осина так же легко режется, как липа, но липы в нашем лесу не было, а осин много.

Стволы осины были еще сырыми, но это меня устраивало:– сырую древесину было легче обрабатывать, чем сухую. Поэтому и дома раньше строили из сырых сосновых бревен – их было легче обрабатывать. Потом готовый сруб высыхал и все были довольны. Однажды я делал маски из сухой сосны и все на свете проклял: – ее было трудно не только пилить, но и строгать.

Маски я больше не делал, – это мое увлечение было в юности, но уже прошло. Сейчас я был готов попробовать себя в роли скульптора, – изготовить Венеру Милосскую, или, как Ван Гог, вырезать целую упряжку коней и посадить на нее эту Венеру. Я посмотрел на кучу осиновых бревен и сказал себе, что если не хватит осиновых дров, то за ними можно сходить с санями, захватив с собою пилу и топор.

Настало утро. Я вытащил в огород все осиновые бревна и стал махать топором с рассвета до заката. Ван Гогу было легче работать с глиной, чем мне с сырой осиной. Правда, он потом превратил глину в бронзу, но я тоже был не промах: – вообще я мечтал оживить эту русскую тройку с Венерой и проехаться с ней по лесной дороге, под веселый звон бубенчиков и звуки моего несравненного тульского баяна, а потом заехать в город и устроить гаишникам самую веселую ночку в их довольно скучной жизни

Изготовление Венеры не составило большое труда, – я не хотел, чтобы она была похожа на оригинал в Лувре, а была с двумя целыми руками и одета, как требовал наш суровый климат. Через пару дней Венера была готова. Хотя на улице было холодно, иногда валил снег, ей было тепло: – на ее голое осиновое тело я одел дубленку, на голову спортивную шапку с помпончиком, а на ноги и руки валенки и варежки. И она торчала в огороде, как обыкновенное пугало: – для воробьев, синиц, сорок и ворон.

Она смотрела целыми днями, как я мучился с конной упряжкой. Вырубать из осины трех скакунов было труднее, чем одну Венеру Милосскую, – осины понадобилось больше, и мне пришлось еще несколько раз съездить в лес за осиной с санями., пилой и топором. Я уже пожалел, что связался с этим Ван Гогом, – мне надо было просто вырубить собачью упряжку и вместо нарт запрячь ее в свои санки. Но я поклялся, что Ван Гог перевернется в гробу, когда увидит, каких коней я вырубил одним топором за две недели.

Когда с одним конем было закончено, я тут же, не останавливаясь на достигнутом, принялся за остальных. Эти два, из-за нехватки осины, получились меньше, и издали, скорее напоминали крупных собак, но я не печалился из такой ерунды – они были, в конце концов, пристяжные, а центральный конь был моей гордостью – он был красивый, и как две капли воды походил на настоящего. К тому же с этими лошадками не все было закончено: – я не мог себе позволить, что всякий прохожий думал, что они сделаны из дерева, и когда упряжка была готова, я развел в банках бронзу и серебрянку и выкрасил пристяжных в серебряный цвет, а вожака в золотой цвет. Потом смотался в лес, нашел две загнутые березовые палки, и в две минуты с помощью молотка и гвоздей соорудил сани: – для Венеры Милосской и меня.

Вся тройка стояла в моем огороде день или два, пока я шатался по магазинам, выискивая в них атласные ленты с бубенчиками. Потом я заскочил в церковь, поговорил с дьяконом, и взял у него на время кадило и освященной воды.

Утром, когда все было готово, я походил вокруг тройки с кадилом, потом сказал: к «чертовой матери!» и опрыскал их освященной водой. Тройка туже встала на дыбы, и если бы я не привязал их к забору стальным тросом, они ускакали бы без меня и Венеры Милосской к чертовой матери. Но стальной трос выдержал и тогда я прицепил к ним дровни, окутал их лентами с бубенчиками, взял баян и убрал у забора пролет. Потом усадил Венеру рядом с собой, взял вожжи и кусачками перегрыз стальной трос.

Моя тройка сразу же вылетела из огорода на волю и понеслась как ветер по улице. Ну, какой русский не любит быстрой езды? – никакой…

На груди у меня под полушубком дымило кадило, а тройка била копытами перед выездом на центральную улицу нашего села, и когда зажегся зеленый светофор, я бросил вожжи и взял в руки баян. С песнями и плясками мы проехали все село, и впереди у нас было кладбище, которое мы, ну, никак, не могли оставить в стороне. Когда мы туда заехали, я воскликнул, – «к черту!» и вылил на Венеру Милосскую водку с остатками освященной воды.

Венера сразу же ожила и повесилась мне на шею, целуя и обнимая так, что я подумал, не хочет ли она меня придушить. После кладбища была прямая дорога на город, и мы скакали по ней, пока не очутились на центральной улице города. Гаишники тут же проснулись и погнались за нами, ругая нас по громкой связи – в свои матюгальники, и включили на своих машинах проблесковые маячки. Но догнать нас они просто не могли и поэтому просто устроили нам зеленую улицу, по которой мы промчались сначала туда, а потом обратно.

Наша тройка, окутанная разноцветными лентами и гремя бубенчиками, скакала во весь опор, а мы с Венерой Милосской обнимались на дровнях и пели песни. Скоро показалось наше село, и поперек дороги был натянут огромный баннер с одним словом:– «Go!!».Мы на огромной скорости миновали большую, встречающую нас толпу, и въехали в наш огород, где тут же остановились.

Я проснулся после плотного обеда и сразу же посмотрел на тройку осиновых коней и осиновую Венеру Милосскую, которая стояла у яблони, пугая своим видом сорок и воробьев с синицами…

Колдун

Всю свою сознательную жизнь я не очень доверял таблеткам, которые выпускала наша фармацевтическая промышленность. Мне всегда были по душе народные средства, которыми я пользовался, когда возникали проблемы со здоровьем. Я накопил массу книг по траволечению, активно пользовался ими сам и лечил своих родных и близких. Так как я работал геологом, то обязательно привозил из своих многочисленный поездок что-то новое: – травы, корешки, ягоды, кору деревьев и мумие. Я их мыл, сушил и вешал в тенистое, проветриваемое место, чтобы потом достать и использовать их по назначению.

С помощью этих трав, корешков и ягод я избавился от множества своих недугов. Единственным недостатком народных средств лечения было то, что они действовали не моментально, а спустя некоторое время, а некоторые из них действовали при жизни и после смерти. Это я установил на своем попугае, который умер в расцвете сил от моего кота, который так и не признал такую очевидную вещь, что попугай такой же домашний питомец, как и он – кот Кузя. Этот охотник за мышами следил за каждыми движениями попугая и однажды отгрыз у него одну лапу. Я, конечно, сразу вмешался в эту охоту и отобрал у кота его добычу.

Но попугай остался без ноги, и мне было его жаль. Рану я потом залечил, но чтобы вернуть попугаю ногу, об этом не было и речи. И когда попугай умер от старости, мне было трудно без него – этой яркой и самонадеянной птички, и поэтому я сделал из него чучело и посадил его на олений рог, куда не мог никогда добраться его заклятый враг – кот Кузя. Перед смертью я лечил попугая всякими настоями трав и мумие, и однажды я обнаружил, что чучело отрастило себе вторую ногу, – взамен той, которую отгрыз кот Кузя. Вот такая история с народными средствами…

Одним из народных средств, которым пользовался еще мой дед, были ягоды калины. Сок из этих ягод был настолько хорош, что им пользовались при любых болезнях. Но я еще этого не знал, так как старая калина вскоре после смерти деда засохла, а я посадил новую только после нескольких лет. Мне просто не нравилось, что перед моими окнами стало пусто, но я постоянно забывал посадить новый куст. Потом я собрался с силами, пошел в лес и посадил в палисаднике не один куст калины, а шесть. Они долго привыкали к новому месту и прижились только через пару лет. С этого момента кусты калины росли и радовали меня весной своими цветами, а осенью малиновыми ягодами.

Я еще не собирал эти ягоды, потому что не был знаком с ее целебными качествами. Но однажды на улице ко мне подошла старая согбенная старушка с клюкой, – типичная баба яга из русских народных сказок и попросила у меня ягод калины. Мне их не было жалко, и я сразу же согласился, – сказал этой старухе, что калину собирают после первых заморозков, и она пообещала, что зайдет ко мне зимой, чтобы собрать ягоды.

Началась осень, потом как-то незаметно она прошла и выпал первый снег, который, правда, вскоре растаял. Но зима уже подкрадывалась мягкими своими шагами, и вот настали первые холодные дни, а за ними стал падать пушистыми большими хлопьями снежинки, которые не думали таять, а покрыли всю землю белым ковром.

Морозов еще не было, а вот заморозки стали частыми и однажды они просто переросли в самые настоящие морозы: – по ночам было до минус двадцати градусов, а днем держалось минус десять. В один такой зимний день у моего дома появилась старуха, которой я обещал ягоды калины. Я одел валенки и вышел. Рвать ягоды ей было неудобно, и я помог: – нарвал небольшое ведерко темно-красных ягод и помог их унести. Она жила у самого леса и когда мы подошли к дому, она сказала, что благодарна за ягоды и пригласила зайти, чтобы напоить меня чаем. Мы с ней прошли через двор, в котором висело много связок сушеных трав, и я спросил, для чего она так много собрала этой травы, – при этом я назвал название этих трав, и она удивилась тому, что я так много знаю.

Я объяснил, что лечился травами и лечил ими своего попугая. В ответ она заметила, что еще немного, и я был способен претендовать на звание колдуна. Мы пили с этой старухой у нее на кухне чай с травами и разговаривали на всякие темы. Потом она спросила, не хочу ли я познакомиться с траволечением ближе, так как у нее был такой богатый опыт обращения с разными травами, и она хотела бы, что бы кто-то унаследовал от нее весь опыт, который у нее был.

Потом провела меня в одну комнату, где на полках расположились толстые книги, а на печке дремал огромный черный кот. Я понял, что это если не настоящая колдунья, то близка к этому и согласился. Она передавала мне свой опыт всю долгую зиму, и я очень многому у нее научился.

Теперь я знал многие заговоры, обереги, сохранные слова, как лечить многочисленные болезни, как прожить без болезней, быть невидимому, повидал нечистую силу, подружиться с ней, научился летать без крыльев и находить драгоценные камни и клады, вглядываться в недра земли и оживлять близких мне людей, понимал язык зверей и многое другое. Однажды, когда уже зима заканчивалась, она объявила мне, что уже устала жить на этом свете и собралась на другой. Но сначала она собралась меня посвятить в колдуны и сообщить об этом всей нечистой силе. От меня ничего не требовалось, – просто пройти этот обряд, а дальше я должен жить своей обычной жизнью инженера. Я прошел этот обряд, получил право называться колдуном, призывать себе в помощники нечистую силу – водяных, леших, русалок и прочих представителей темного царства.

Но получив этот почетный титул, я не изменил в моем поведении абсолютно ничего, – я по-прежнему служил геологом, развлекался, как мог: смотрел телевизор, слушал рок, читал книги, копался в огороде и ходил на свидания.

Но теперь, во-первых, я оставался всегда молодым, и мог стать бессмертным, если у меня появиться такое желание, мог принимать участие в шабашах, мог не дышать и оставаться невредимым в глубоком космосе или на солнце. У меня было столько преимуществ перед нормальными человеческими существами, что их мне было немного жаль, но я практически не пользовался своими способностями:– мое время еще не пришло, и я знал, что когда-то оно наступит, а пока я оставался обычным человеком со своими слабостями и недостатками…

Ателье для других форм жизни.

В школе я всегда испытывал муки со школьной формой. Почему-то всегда брюки были мне коротковаты, а я все рос и рос. В конце концов, я вырос выше среднего роста и не мог остановиться, Мне все было мало: – одеяла, пиджаки, рубашки и даже джинсы я не мог купить нормальной длины. Если бы не моя постоянная тяга к шитью на швейной машине, я бы, наверное, утопился, или повесился. Но еще в школе меня мама научила строчить на швейной машине и это меня спасало. Кроме всего я научился гладить и натренировался в детстве так утюжить мои школьные штаны, что об них можно было порезаться,– брал простое мыло и намыливал те места, где должна быть стрелка, а потом через тряпку гладил. Эти стрелки держались месяца три, и не было заметно, что брюки были мне коротки.

В институте я начал носить джинсы и мне постоянно хотелось их погладить. Но я отдергивал свои руки от утюга и вскоре привык к тому, что их не надо было гладить. Но шнурки я иногда гладил, потому что после стирки они закручивались, а ходить в веревках мне не нравилось. Потом, когда в институте началась военная кафедра и мне надо было носить в среду рубашку с галстуком, я начал гладить рубашки. Женское население земли не представляет, сколько труда у мужчин уходит на то, чтобы погладить одну рубашку, а когда я работал в женском коллективе, за компьютером, мне следовало погладить не одну, а минимум пять рубашек, чтобы не мозолить нашим женщинам свой вид одной рубашкой в течение целой рабочей недели.

Положение осложнялось тем, что рубашки стали делать из смеси натуральных и искусственных волокон. Я привык к тому, что у меня почти все рубашки были из хлопка и когда они этого требовали, я их просто кипятил, потом гладил, и все было нормально. Но когда я прокипятил одну свою любимую рубашку, а она после этой процедуры стала походить на куртку из мятого шелка, для меня настали трудные времена, – я просто не мог допустить, что кипячением испортил свою любимую рубашку и изо всех сил пытался привести ее в идеальное состояние. Я ее гладил целыми днями с неделю, пока не выгладил до такой степени, что на ней не было заметно следов кипячения и складок. При этом один из рукавов стал короче на несколько сантиметров, но это меня уже не волновало: – я быстренько укоротил у себя одну руку, а главное заключалось в том, что сейчас она была немятой и в ней можно было сходить на свидание, или на работу.

Потренировавшись на этой рубашке, я понял, что теперь мне надо было смотреть, из чего сшита моя одежда, и не кипятить вещи с искусственными волокнами. Но часто на этикетке было написано одно, а на деле оказывался другое. Я не помню, где взял толстую зеленую рубашку, в которой мне всегда было тепло, и я носил ее везде, как пиджак. На этикетке у нее было написало, что она из хлопка, но на самом деле она была на сто процентов из синтетики. При этом она грела в лютые морозы мое тело так, что мне не надо было шерстяной джемпер. Ее не надо было кипятить, так как она была темно-зеленого цвета, а все остальные рубашки я кипятил, и даже вскипятил мою любимую весеннюю куртку бежевого цвета. Была бы моя воля, я вскипятил всю одежду, которая у меня была, – после этого она была бы такой чистой, что в ней можно было ходить несколько лет. Но не все можно было кипятить, и меня это раздражало.

Все рубашки после этой процедуры кипячения я выгладил, несмотря на их отчаянное сопротивление, кроме одной, которая сопротивляется уже два года, а куртку я не стал гладить – пока. Это было так же трудно, как, допустим, выгладить кожаную куртку, которая сморщилась после того, как провисела на солнце все лето. Намучившись в своей жизни с одеждой, я стал собирать книги, в которых было написано, как отстирывать пятна и ухаживать за одеждой. Чем старее была книжка, тем она была ценнее для меня, так как в ней находились такие бесценные советы, как отчистить одежду от чернил, ржавчины и варенья и как погладить и стирать разную одежду.

Скоро у меня собралась целая библиотека таких книг, и я понял, что мне пора открывать свое дело: – я умел стирать, гладить, шить все на свете, а летом у меня было как минимум несколько тонн дождевой воды, и мне не надо было за нее платить: – она падала с неба и была бесплатная. Когда у меня не было стирки, я начинал стирать свои ковры и паласы, постельное белье, шторы и все, что можно было постирать: – тряпки, сапоги, шапки, дубленки, – на все предметы одежды, на которые падал мой взор. А уж рабочую одежду я держал в такой чистоте, что после дня, проведенного в ней в огороде, я ее стирал, гладил и вешал на плечики.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.