bannerbanner
Не смотри в глазок
Не смотри в глазок

Полная версия

Не смотри в глазок

Язык: Русский
Год издания: 2024
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Зимова Анна Сергеевна

Не смотри в глазок

– Дальше – ворота. – Таксист оскалился в фальшивой улыбке. – Отсюда сам дойдёшь?

И я, чёрт возьми, взял чемодан и вышел из машины! Ещё и спасибо ему пробормотал. Он понял, что я из тех, кто не может постоять за себя. И это при том, что я всю дорогу молчал. Ворота жилого комплекса, перед которым мы остановились, раскрылись бы, если бы таксист вышел и нажал на кнопку на стене под надписью «Охрана. Въезд». Но он уже смекнул, что я не буду его просить утруждаться. И я покорно покинул салон. Дальше я потопаю с чемоданом, потому что не смог набраться смелости сказать ему: «А папа вообще-то заказал мне такси – от подъезда до подъезда». Ненавижу себя, когда я такой. Тряпка половая.

Себе папа вызвал другое такси, которое сейчас везёт его в аэропорт. Через два часа он улетит в Якутию и, когда вернётся осенью, не приедет к нам с мамой.

Родители ещё не развелись, но уже расстались. Насколько всё серьёзно? В нашей трёхкомнатной квартире в центре уже завтра строители начнут делать капитальный ремонт: предки собираются выставить её на продажу. Квартиру, в которой я провёл двенадцать с половиной лет своей жизни, то есть всю свою жизнь. Не будет больше семейных завтраков по выходным за столом под снежный дуб, скрипа качелей за окном и дребезжания соседской стиральной машины. Не будет моей комнаты с грамотами, плакатами, гарнитуром «Рабочее место ученика». Грамоты и гарнитур, конечно, останутся при мне. А семьи больше нет. Будто всё раскололось на части, которые разбросало по разным местам. Я как черепаха без панциря. Не хочу ни с кем разговаривать, не хочу, чтобы меня замечали. Стать бы вообще невидимым!



Пока папа будет кормить комаров в геологоразведочной экспедиции, чтобы оплатить ремонт, мы с мамой поживём в съёмной двушке в Калининском районе. В жилом комплексе «Новая жизнь». У его ворот и высадил меня таксист. Мама вчера уехала приводить там всё в порядок, а мы с папой в последний раз переночевали дома. Перед уходом мама бодро сказала отцу: «Отправь его утром ко мне на такси не позже десяти», а папа не менее бодро ответил: «Конечно, без проблем». Но смотрели при этом родители сквозь друг друга.




И вот я стою перед аркой с решётчатыми автоматическими воротами для автомобилей. У моих ног чемодан. В руке ключ-таблетка на брелоке с надписью «Ключи от новой жизни!». «Новая жизнь» – огромное здание, сомкнувшееся вокруг внутреннего двора. Попасть туда можно только через арку с автомобильными воротами и калиткой для пешеходов. Когда я войду сюда, у меня, действительно, начнётся новая жизнь. И потому я не спешу.

– Тим! Ты почему тут? – раздался мамин голос. – Я тебя у подъезда вообще-то жду.

– Просто встал передохнуть.

– От чего передохнуть? Ты нормально себя чувствуешь?

– Нормально.

– Точно?

«Да, мама, в физическом смысле я в порядке. Просто момент такой…» Маме важно, чтобы я чувствовал себя хорошо. Она медицинский работник. Раз в три месяца я сдаю клинический анализ крови, «на всякий случай». Я ем биодобавки. Сижу перед компьютером в очках-тренажёрах. Моя одежда только из стопроцентного хлопка, а трусы только «дышащие».

Мы шли по двору, я катил чемодан, уставившись на тротуар из мелких плиток. «Новая жизнь» – панельный прямоугольник, поделённый на восемь секций, каждая своего цвета. Наша – песочная. Возле каждого подъезда клумба и урна для мусора. Всё – одинаковое. Мама хмурилась. Она теперь почти всегда хмурится. Про папу не спросила, и я не стал ничего говорить.

Двери подъезда тоже открываются таблеткой. Лифт, изнутри обшитый фанерой, вздохнул и стал грузно подниматься.

– Ма, а зачем фанера?

– Чтобы стены не поцарапали. Не все ещё сделали ремонт. Возят стройматериалы, доски.

– Ого, – сказал я, войдя в нашу квартиру на четвёртом этаже. Это относилось не к квартире, её я уже видел, и восторгаться тут было нечем. Это я про то, как тут жарко.

– Да, душно. – Мама скинула сандалии.

– А кондиционер?..

– Не будем мы в съёмное жильё ставить кондиционер. Помойся прохладной водой.

– А почему так жарко-то? На улице всего двадцать три градуса. – Я открыл кран и ждал, когда из него потечёт вода.

– Балконы так застеклены, что фасад нагревается. Было бы солнце.

– Ладно.

– Тимофей, ты моешься?

– Нет.

– А чего ждёшь?

– Когда вода пойдёт.

Мама зашла ко мне. Повертела краны так и этак.

– Чёрт. Только что же была! – сказала она. – Когда успели отключить?

Я сел на дерматиновую банкетку в прихожей и сразу приклеился. Фу, до чего же жарко! Пошёл в свою комнату, которая была вовсе не моя, и лёг на кровать (на свою, мы перевезли её из нашей квартиры). Стал смотреть на стены с кремово-серыми обоями в едва различимую крапинку. Это самые безликие обои, которые я видел; я так после просмотра квартиры маме и сказал. Она объяснила: «А смысл им клеить дорогие обои? В любом случае всё будет покоцано, попорчено жильцами». – «Но я ничего не собираюсь портить», – обиделся я. «Но арендодатели-то этого не знают». – «А хозяева будут приходить, чтобы проверять, что у нас порядок?» – «Нет, они в другом городе. Я их и не видела. Всеми такими делами занимается их риэлтор». Мне тогда показалось, что это как-то стрёмно – снимать квартиру у людей, которых ты не видел и которые не видели тебя. Но мама, наверное, права: нам ведь не вместе с ними жить.



Противные обои; когда смотришь на них, кажется, что стены дышат. Что под этими крапинками проступает что-то другое, тёмное. Я достал свои грамоты, стал развешивать на липучки для картин: гвозди в стены здесь вбивать нельзя. Всё равно комната неуютная. Вещи мои, но в новых стенах всё выглядит иначе. Я снова лёг и рассматривал комнату, но не мог избавиться от ощущения, что это она разглядывает меня.

Прикрыл глаза. Уже балансируя на грани сна, я ощутил, как груди коснулось что-то ледяное. Это мама положила на меня пачку бактерицидных салфеток:

– Оботрись хотя бы. Они из холодильника.

Я кое-как освежился, и мы пошли на первый этаж искать объявление о том, когда дадут воду. Его не было.

– Зайдём в офис управляющей компании, – сказала мама.

Мы вышли во двор. Офис был в соседней секции.

– Здравствуйте, – сказала мама двум пожилым женщинам, которые обсуждали что-то, поставив свои сумки на землю. Те посмотрели на нас настороженно.

Я услышал, как одна сказала другой, понизив голос:

– В четыреста вторую всё заезжают и заезжают.

Офис управляющей компании оказался закрыт. Возле него галдели несколько женщин. Мы ещё издалека услышали, что воды нет ни у кого в четвёртой секции. То есть в нашей.

– Да у них всё через одно место делается! – рокотала дородная мадам, напоминающая огромную глыбу из желе. – Купили, млин, квартирку. На прошлой неделе два раза воду отключали. А объявление повесить им, конечно, недосуг. Мы ж терпилы.

Рядом с ней стояла девочка лет пяти. Женщина то и дело автоматически поглаживала дочку по голове, не переставая при этом возмущаться.

– Простите, известно ли, когда дадут воду? – спросила мама.

– А когда соизволят! – сказала мадам. – Прекрасную застройщик нам насадил управляющую компанию. Мы ж тут все кто? Мы жильцы, мы никто! Надо заявление писать на них. За наши же деньги – такое отношение. Баки мусорные нюхаем недельной свежести. Вентиляция еле дышит, ни фига не тянет. Кондиционеры ставить нельзя, а мы от жары подыхаем. А теперь ещё без воды. Уморить нас хотят. Одного, вон, уже угробили! Допрыгались! Мало им судебных исков!

– Кого угробили? – не понял я.

– Никого, – ответила за женщину мама, – не встревай. – И снова спросила желеобразную мадам: – Так что вы знаете про воду?

– Да ничего не знаю, как и вы. Вы тоже из четвёртой секции? Что-то я вас не видела.

– Мы только заехали.

– Случайно не в четыреста вторую? – прищурилась женщина.

– Да. А что?

– Да так, ничего. Я думала, вы из местных, а вы снимаете… Забудьте. – Женщина растерянно стрельнула в маму глазами и замолчала, демонстративно глядя в сторону.

Наконец, за нашими спинами раздался бодрый женский голос:

– Так, товарищи! Я знаю, почему вы тут стоите, но воду уже дали! Просто перекрыли ненадолго стояк. Давайте без паники! – Ясно-понятно, это была управляющая.

– Слава тебе господи, – едко сказала ей мадам и ушла вместе с дочкой, оглянувшись на нас с мамой по дороге.

В квартире я наконец принял прохладный душ. Мама попрыскала на свою розовую блузку водой из пульверизатора и стала её гладить, отчего сделалось ещё жарче.

– Потерпи, – сказала она. – Я на работу завтра что, в неглаженом пойду?



– Я вообще молчал.

Завтра мама заступает на должность «медсестра кабинета функциональной диагностики» в клинической больнице № 15. Будет снимать кардиограммы у тех, кого привозят на скорой. Только вот смены поначалу будут ночные и график плавающий. На мой вопрос, почему она не взяла дневные, мама сказала: «А ты найди-ка работу после того, как пять лет была домохозяйкой! Скажи спасибо, что хоть рядом». В общем, сейчас мало тем, которые я могу поднимать с ней, не волнуясь о её реакции.

– Есть будешь? – Мама повернула ко мне раскрасневшееся от жары и пара лицо.

Я не стал признаваться, что папа меня покормил, сказал просто:

– Жарко. Не хочу.

Я выудил из морозилки мороженое, пошёл в комнату и стал прикладывать его ко лбу и щекам. Потом съел. Ненадолго полегчало.

В итоге я пролежал на кровати до самого вечера в каком-то полузабытьи, тупя в телефоне, а вечером переоделся в пижамные шорты, чтобы вернуться в постель уже по-настоящему.

***

Я думал, что отключусь очень быстро, но жара оказалась сильнее усталости. Я прел, я не мог заснуть и слушал непривычные звуки. Чаще, чем над нашей «трёшкой», летали самолёты. Громче шумела вентиляция в ванной. Это было неправильно, это было тревожно. Но только я начал проваливаться в сон, как прямо над ухом раздалось:

Я готов молодым, молодым, молодым,Молодым, молодым умирать…За тебя молодым, молодым, молодым,Молодым, молодым умирать…

Я схватил телефон. Не закрыл какую-то вкладку, и вот, пожалуйста, мобильник что-то решил про себя и заиграл в два часа какой-то противный рэп. Который я его искать не просил. Который он выбрал сам. Сон улетучился.

Я, стараясь ступать тихо, пошёл на кухню за стаканом воды. Открыв дверь в прихожую, я удивился. Здесь было значительно прохладнее, чем в моей комнате. Возможно, вентиляция, которую ругала дородная мадам, работает не так плохо: откуда-то же веет холодком! Я сунулся в ванную – не отсюда. Тут просто сауна. Но раз прохлада есть, нужно ею воспользоваться. Выпив полстакана воды, я сел на банкетку, поверхность которой теперь приятно холодила, и привалился к стене. Ммм… Буду сидеть в прихожей и ни о чём не думать. Я поставил стакан на пол, посмотрел на своё отражение в зеркале на входной двери. Уши всё так же оттопырены, ноги, торчащие из шорт, по-прежнему незагорелые и тонкие. Мама говорит, что я «интересный», но я знаю, что не красавчик, и волосы на себе из-за этого не рву. Да и рвать нечего. Меня стригут почти под ноль, чтобы «опрятно».

Всё в этой квартире с дешёвым ремонтом хуже, чем в нашей предыдущей. Единственное, что тут точно круче, – входная дверь. Та, что в нашей «трёшке», стоит ещё с восьмидесятых, а на этой замков три штуки, две цепочки, и всё сияет.

Я посмотрел в глазок, чтобы узнать, как выглядит сквозь него подъезд и сильно ли искажает его линза, – и столкнулся с кем-то взглядом. За дверью, буквально в пятнадцати сантиметрах от меня, кто-то стоял. И тоже смотрел в глазок. Не в мою сторону, а прямо в глазок. На меня.



Отскочив, я ударился головой о стену. Я потёр башку и сразу же наступил на что-то мокрое. Это упал на пол стакан. Я поднял его. Нормальная такая встрясочка!

Я был уверен, когда снова подошёл к двери, что незнакомца за ней уже не будет. Он наверняка услышал звяканье стекла и удар о стену. Сейчас я увижу в глазок, как он суетливо удаляется от квартиры, сконфуженный не меньше меня. Но человек по-прежнему был там. И он снова безошибочно поймал мой взгляд, хотя на этот раз я не издал ни звука, ничем не выдал себя. На меня в упор смотрели чьи-то глаза.

Я бесшумно перекатился с носка на пятку, принял позу поустойчивее, постарался дышать потише. Но сердце стучало так, что я на полном серьёзе подозревал, что незнакомец слышит. Глупейшая ситуация. Мы молча, оба замерев, таращимся друг на друга в два часа ночи. Я совершенно точно знаю, что человек меня видит. Хотя так же прекрасно знаю, что разглядеть хоть что-то в квартире через глазок с той стороны невозможно.

Так мы играли в гляделки, может, минуту, а может, и все пять, когда я ощутил, наконец, это – нет, не сквозняк, – а нечто гораздо большее. Моя спина ещё в тепле, а лицо мёрзнет так, что хочется растереть нос и щёки. И холодом этим сифонит из-за двери. Что это?

Я на ощупь схватил с вешалки мамину кофту, натянул на себя, не отрываясь от глазка. Закутался и обнял себя руками.

Человек вдруг отступил назад и обнял себя руками тоже! Только я готов поклясться, что он сделал так не от холода. Он… издевался надо мной. Это была… пародия, это было ёрничество. «А кто это у нас тут стоит в маминой кофточке и дрожит?» – читалось в его пантомиме.

На нём объёмная куртка. Капюшон почти полностью скрывает лицо, но похоже, что это пацан какой-то! Ему всяко не больше четырнадцати. Как я сразу не понял! Шутник фигов.

На плечо мне вдруг опустилась рука.

– Ты чего? – Мама щурилась на меня припухшими со сна глазами. Она спросила это заботливо-угрожающе, как умеет только моя мама.

– Ничего.

– Как же ничего? Почему не спишь? Полтретьего!

– Да я услышал кого-то за дверью.

– Кто-то стучал? – Она прильнула к глазку, отодвинув меня.

– Нет! Там просто стоит кто-то.

– Кто?

– Я без понятия.

Мама провернула замок.

– Мам, не надо! – Но она уже распахнула дверь.

– Кто тут стоял?



В прекрасно освещённом коридоре никого не было.

– Ма, говорю же – не знаю!

Лифт не приезжал, я бы услышал его. Значит, парень успел за пару секунд добежать до лестницы? Звука удаляющихся шагов тоже не было. Наверняка он стоит сейчас, прижавшись спиной к стене за входом, и угорает.

Расхрабрившись от маминого присутствия, я даже вышел в коридор и выглянул на лестницу. Никого.

– За дверью точно кто-то стоял и пялился в глазок! – Я раздражался, потому что мама смотрела на меня как на придурошного.

– Твоё какое дело? Курьер еду кому-то принёс и смотрел номер квартиры.

– Целых десять минут?

– Или подростки хулиганили.

Я захлопнул дверь. Замок провернул, цепочку ещё накинул.

– А ты чего в мою кофту вырядился? – подозрительно спросила мама.

– Холодно.

– Холодно?! – Она потрогала мой лоб. – У меня завтра первая смена! Ты мне затемпературить не вздумал ли?

– Таких планов не было.

Я вдруг осознал, что в прихожей снова стало душно. Понял, как нелепо я выгляжу: стою тут на жаре в женской тёплой кофте в цветочек, блею непонятно что.

Мама всё-таки измерила мне температуру.

– Тридцать шесть ровно, – огласила она вердикт. – Если ты сейчас же не пойдёшь спать, я не знаю, что я…

Я догадался наконец снять пододеяльник с одеяла и укрыться только им. Стало легче, приятнее, невесомее. Стены в сумерках будто пульсировали. Словно проступало через эти крапинки нечто нездешнее, тёмное… Я зевнул. Потом ещё раз.

«Хулиган местный. Прознал, наверное, что в квартиру въехал я – трусло безответное в маминой кофте. И решил разыграть», – лениво сказал я про себя. Потом в моей голове прозвучал голос мамы: «Нужно игнорировать глупые нападки всяких!.. Быть выше этого!»

«Спать», – это сказал я.

Потом тихий голос в моей голове, совсем незнакомый, спросил: «Но как он мог пародировать тебя, если он тебя не видел?» Я проигнорировал этот голос, и он почти сразу замолчал. Все голоса замолчали.

***

Утро лизнуло меня солнечным лучом в лицо, бухнуло в уши незнакомыми звуками. Открыв глаза, я не сразу сообразил, где я нахожусь. Ах, ну да. У меня новая жизнь. Дрянная жизнь, полная неизвестностей и наверняка неприятностей. Лето вдали от дома, которого больше нет.

Я вышел на кухню, сел за стол, сказал маме «доброе». Взял коробку с хлопьями со стола, потряс ею, как бубном.

– Хватит на двоих? – спросила мама. – Неохота включать плиту.



– Хватит.

Мне насыпали в тарелку хлопьев.

– Ну, чего смотришь? – спросила мама. – Иди за молоком.

Я сменил пижамные шорты на цивилизованные и пошёл в магазин, который прямо у ворот.

Подбрасывая литровую упаковку молока в руке, я возвращался домой, стараясь попадать ногами только в стыки тротуарных плиток. Когда плитка в аккурат шириной с твою ступню, просто преступление наступать между стыков. Вдруг я услышал:

– Пливет!

Это меня нагнала малышка, которую мы видели вчера. В некотором отдалении от неё маячила желеобразная женщина.

– Тебе сколько лет? – без перехода спросила малявка.

– Почти тринадцать. А тебе?

– Вот сколько. – Она показала четыре пальца, а потом пять. – Поиглаешь со мной?

– Может, в другой раз? Мне нужно домой. Молоко отнести. – Я показал пакет.

Но она не намерена была отпускать меня без боя.

– А если я тебе секлет ласскажу?

– Э-э-э… Раз это секрет, то, может, не нужно рассказывать?

Девочка оценивающе меня разглядывала.

– Нет, нужно, – решила она всё же.

– Доча, отстань от мальчика! – встрепенулась мадам. – Иди сюда. Домой пора.

Девочка надулась, но пошла к матери. Но по дороге обернулась и театрально прошептала, выпучив глазёнки:

– А я знаю, кого углобили! Здесь на стлойке человек умел! Лазбился. Такой секлет, понял? – И ушла, довольная.

***

Мама, хоть я и сказал, что уже сыт, вытряхнула остатки хлопьев мне в тарелку – надо доесть.

– А что, тут кто-то умер? – спросил я, чтобы завязать разговор.

Немного хлопьев просыпалось. Мама застыла на долю секунды, но сразу же стала смахивать их тряпкой.

– Кто умер? Где? – спросила она каким-то бесцветным голосом.

– Ну здесь. В «Новой жизни».

– С чего ты взял?

– Женщина эта вчера что-то такое сказала, помнишь? И сегодня…

– Ты снова, что ли, с ней разговаривал?

– Не с ней, с её дочкой. Во дворе встретил.

– Доложили уже…

– Так кто-то умер?

Мама швырнула тряпку в раковину.

– Тётки болтают всякое. Ты зачем повторяешь?

– Я не повторяю – я просто понять хочу!

– Нечего тут понимать.

– Ма, «нечего понимать» – это когда ничего не произошло. Но кто-то ведь умер?

– Умер и умер. Тим, люди вообще-то везде и всегда умирают.

– Но они так странно про это говорят…

– А ты не слушай.

– Что значит «не слушай»? Я уже услышал. Мне что, пять?

– Тимофей. На стройке, когда дом ещё не был сдан, погиб человек. Упал. Несчастный случай. Тут действительно не о чем говорить. Доволен теперь? Да, это трагедия, но такое, к сожалению, случается. Полиция уже давно разобралась. Проехали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу