Разговор с богом

Николай Бажов-Абрамов

Разговор с богом

Рассказ.

Когда потерял он свою жену, на целых двенадцать часов, он и тогда, не очень и удивился. И мыслей черных, в голове у него не возникли. «Ладно,– говорил он, хотя и с горечью. – Видать, а и правда, баба бесится. Сидит, видимо, снова у своей подруги».

А у нее эти выходки, с исчезновением из дома, было уже не первый раз.

– Боюсь я, – говорила она ему, еще до переезда сюда, в этот город. – Чувствую. Данька так у меня и не родится – умрет. И я ему тогда, никогда не буду мамой».

Да, беременность, у нее всегда тяжело проходила. А что удивляться. Жили они тогда, на Крайнем Севере. Она там преподавала в школе, русский язык и грамматику, а он, трудился в районной газете, журналистом. И вот, однажды, к нему в редакцию, прибегает женины подруга, с которой она приехала по распределению из Магадана, кричит ему уже с воплем:

– Паша! Паша! Приди же себя! Наталья, твоя жена, слышишь ты, умирает».

А он, в это время, сидел в обеденном перерыве с коллегами, травил анекдоты. От ее выкрика, он прямом смысле, слетел с кресла. Руки у него затряслись, а сам он весь побелел.

– Что?! – выдохнул он, вздрогнувши.

–Умирает. Не слышишь, что ли? Роддом наш, куда я звонила: кричат мне. Надо ее в Магадан отправить самолетом. Иначе…».

Мысли у него от этого сообщения, путаются, трясет голову, чтобы прийти в себя.

Его кто – то из коллег, подхватывает, трясет его, чтобы он, наконец, пришел в себя. Да и после, когда он чуть пришел в себя, долго он еще не понимал, когда ему наперебой стали кричать.

– Ну ты даешь… Ты это прекрати… Не пугай ты нас…

Это уже потом, через какое – то время, видимо, он все же пришел в себя. Да и коллеги, спасибо им. Хором закричали:

«Надо звонить первому секретарю, чтобы он самолет срочно дал на вылет в Магадан».

Тогда, в то советское время, видимо, было чуть проще, простым, советским гражданам. Надо самолет, – смешно это сегодня говорить, – телеграфировали в Москву, на имя Леонида Ильича Брежнева, не задумываясь даже о последствиях. Север ведь все же. Репрессия, лагеря, этого никто не забыл. Особенно те, которые гнили в то время в лагерях. Остатки страха, остались все же у них, впитавшись в кровь.

Почему я тогда не полетел? До сих пор этого понять не могу. Да и секретарь, мне отговаривая, сказал:

– Не беспокойся. Довезут твою жену. Целости и сохранности…»

Она улетела. Но, все было напрасно. Прямо в самолете она, родила нашего сына. Но уже мертвого. А после этого случая, с нею что – то начало твориться. То впадала в уныние, то кричала мне в лицо, с разъяренным воплем:

– Я хочу умереть! Даньки, моего нет! Не мешай! Я хочу умереть!

Что делать мне было? Тоже вместе с нею умирать? Что только я ей не говорил:

– Будут! Будут у нас еще дети.

А она мне, даже до конца не выслушивая мои доводы, выкрикивала:

– А, зачем? Даньки все равно моего уже нет! Зачем тогда мне жить.

Однажды, после такой очередной выходки, устал я слушать её вопли, решительно сказал:

– Довольно! Мы переедем на «материк». Комментарий не будет. Там и родишь этого ребенка».

Конечно, если б у меня тыла не было, я бы не знал, что и предложить ей. Благо у нас «на материке», и дом уже был готовый – кооперативный, из двух комнат. Тогда северянам было легче с квартирным вопросом. Однажды, уже не помню, кто – то спросил. То ли в шутку, то ли всерьез?

– Хочешь кооператив вступить?»

Я говорю ему, без всякого желания.

– А, зачем? Да и денег нет у меня».

Старанием этого человека, занесли все же меня в список.

–На всякий случай»,– сказал он мне, похлопав по плечу.

Вскоре и деньги нашлись. Благо, всего-то надо было две тысячи рублей – это первоначальный взнос. (Деньги тогда еще советские были). Выбор тогда был большой: мог и в Москве получить квартиру, кооперативную, мог и в Подмосковье. Но Москва меня, тогда не очень прельщало. Большой город, суета. Уставал я там. Поэтому, я отказался тогда от этого выбора. Теперь бы я с удовольствием. Москва, Петербург – это те города, где можно комфортно жить, в нашей новой уже России. Да эти города, если уж откровенно, разительно разнялись от других наших провинциальных городов. Эти города, в народе, как-то относились, как к другому что ли государству. Государство в государстве. Вроде бы и народ один, а живёшь там, как в чужбине. Да и в столицу просто так, нельзя было приезжать. Особенно, такие драконовские методы стали проявляться в этой новой России. Всюду милиция (теперь уже, милицию, сменяемым президентом – переименовали, на полицию), на каждом шагу, проверка документов. Будто, казалось, ты забрел случайно, занятый неприятелем город. Как мои знакомые, горестно, шуткой, говорили:

– Первый сорт, второй сорт.

После переезда, у нас, вроде, все стало налаживаться. Но я, видимо, поторопился, ошибся в своих прогнозах. Где – то уже к осени, на втором году, ей взбрело в голову, или как мы иногда любим в шутку говорить: «Моча в голову ударила», отправилась она пешком, на нашу недавно купленную дачу. А дача наша находилась от города, восемнадцати километрах. Это, ведь, долго идти. Я об этом вначале не знал, пока она сама мне в слезах не рассказала. Осенью ночи холодные. Что она там, на даче, делала в это время года? Дача, только название было. Домика там не было, кроме, как клетушки – туалета.

Она мне потом рассказывала:

– Дошла еле – еле. Каблук на сапогах сломала. И весь этот путь шла, чуть не босиком, по осенней дороге.

–Зачем?

– Не знаю. Я хотела умереть. Данька меня звал.

Я понял тогда, ее спасти может только, новорожденный ребенок. Но я теперь опасался. У нее гипертония. Временами у неё за двести доходило давление. Я был тогда, действительно, на изломе. Я уже не говорю, что она предприняла перед отъездом из Севера. Я журналист, все время в поездках, дома редко я бывал. Помню, когда приехал я из очередной командировки, мне она и сообщила, будто как купила, какую-то редкую вещь:

– Я изменила тебя, чтобы родить Даньку. Решила, раз с тобою не смогла родить, то от него – уж точно я смогу.

Я был в шоке. В моем роду, не принято было, бросать своих законных жен. Заскрежетал зубами, от бешенства, расколол купленный недавно в магазине телевизор, а чуть поостыв, решил этот случай забыть. А куда мне было деться.

Сказал только:

– Хочешь, уедем? А его забудь.

Потом помолился перед образом, сказал себе, взмолившись:

– Господи! Избавь меня от этого позора.

А затем стал уговаривать ее, уже всерьез, чтобы мы уехали из этого Крайнего Севера.

Север, конечно, мне жалко было оставлять. Здесь до меня, мучился в арестантской робе, дядя, отца брат. Его при Никиты Сергеевича Хрущева, позже реабилитировали. Но, а тогда. Чего только я не навидался здесь. Побывал на Колыме, на трассе жизни, где каждый метр был усеян костями, умерших от болезней, расстрелов в затылок, узников, да и где я жил, следы лагерей, все еще оставались целыми, утыканными ими сопки, а их безымянные кресты, с номерами … живущим, помнить, не забывать… и все это, что зря… оставлять? Мне тогда всего было двадцать четыре, как некоторым узникам: рано умершим, безвинно расстрелянным, а у меня в жизни, одни неприятности, предательство. Я был тогда, как у карликовой березы лист, цепляющихся за выступы камней. Звенел из последних сил, под шквальным ветром, цепляясь, за жизнь, как она цеплялась, за каменный выступ сопок. И такая тоска вокруг меня создалось, как та осенняя погода, с низко летящими облаками, над безымянными могилами. Я думал тогда только о том, чтобы не узнали соседи, друзья, пока не уехали, предательством и безрассудством жены. Фуражку даже с козырьком купил, Жириновскую. В одно время, мода тогда пошла, чтобы мои глаза печальные, никто на улице не мог увидеть.

Вскоре она забеременела от меня. Мы, особенно я, был безмерно счастлив. Зная ее хорошо, с нее взял слово, чтобы она меньше думала, о «мифическом» Даньке своем. Но судьба, вновь и вновь меня ставила, на то самое место, той «параши», что остались разбросанными в лагерях у сопок. Я был до предела завинчен. Трос моих жил, был натянут, до того самого, предела. Еще жим, и трос – лопнет. Однажды, я этого никогда не забуду. Меня вызвали в роддом. Я, напуганный, все и всего, бросил все дела, побежал к ней, к моей жене.

– Господи! Господи! – кричу, молясь на ходу.

Но не пожелай бог никому, кто в этот миг, окажется на моем месте. Да и я, никому не желаю, то, что я испытал, несясь из последних сил к роддому. От меня шарахались люди. Встречные, крестили меня вслед.

Шептали:

– Господи! Что это с ним? Лица в нем нет…

А в действительности, пожар полыхал у меня в груди. Полыхал он и обугливался, отдавая боль во всех моих нервах, да и природа была не очень ко мне благосклонна в тот день. Скользили ноги, под мокрым бетоном. Я падал, вновь поднимался, как на последний бой. Давился, наполненным углекислотой, легким, хрипел, выплевывал на бетонный тротуар, мокроту. Рвался вперед, выпучив глаза, кричал, хотя я и не слышал, или я этого не обращал:

– Господи! Господи! Где ж ты. Отзовись! Зачем не поддерживаешь меня.

Добежал. Отдышаться не могу. Лемеха просто не дают мне дышать, выпрямится. Пот на лице. Сколько я бежал? Господи! Легче ведь на автобусе, доехать. А я, безголовый, одолел это расстояние все – таки. Стою потерянно, с поникшей головой, на крыльце роддома, оттираю с лица пот, тру глаза, чтобы снять эту пелену.

 Мужик я, или баба. Ведь разговор мне предстоит серьезный. А я трусь, шевелю членами своими и прошу у господа бога, чтобы он ослабил трос моих нервов.

Наконец я стер с лица пот, рванул дверь входной на себя. Сбоку, солнышко пальнула на меня, да еще дохнул со свистом, заблудившийся ветер.

Фойе, куда я попал, людей было, как туча мух. Перемещались, жужжали, как крылья комара. Ну, куда, куда мне, и кому свое нечленораздельное слово вписать. Ага. Окошечко. Бегу туда и почти кричу, сидящей за столом молоденькой. Она еще переспрашивает, перебивая меня.

–Молодой человек. Повторите еще раз, что вы сказали?

Возмущаться?.. Да, о каком, возмущении, может пойти речь. Залепетал снова. Говорю, говорю, и даже успеваю, не произвольно, стереть из своих губ, запекшую слюну. О! воспитанность. Природа, или, все же, мать, наделила меня к той воспитанности, не забывать, как я буду выглядеть в глазах чужих людей. А она мне в детстве всегда внушала: не опускайся никогда в глазах других людей. – И, поучительно еще, добавляла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.