Майор Киборг

– Писала женщина, по фразеологическим… Хм…

– Ты щас выдержал паузу, чтоб меня к когтю прижать, типа Киборг щас должна спросить, че это, да?

– Нет, к-хм, ну это… В общем, так писали в четырнадцатом-семнадцатом веках. Очень грамотные люди. На территории княжества Литовского. А тогда в него входили кое-какие и наши территории.

– То есть ты хочешь сказать, что бумага была написана в средние века? Её ты, конечно, не отдал на экспертизу? Отпечатки там проверить? Уже сам всё заляпал, верно понимаю?

В трубке повисло молчание.

– Письмо кому-то адресовано, Пинкертон долбаный?

– Вам. Без фамилии. И приписано: «Из дома Фёклы по отцу Тимофеевой».

– А штампики-то, штампики глянь?! На конверте.

– А-а-у-э, нет их.

– В конверте чё есть ещё, клювом поводи?

– Да, нашёл! Шелуха как от тыквенных семечек, что ли.

– Ладно, приеду, вручу тебе медаль с закруткой на спине. Похоже, вырисовывается цветочек аленький. Отправь на химико-биологическую, скажи, срочно. Я приказала.

***

Римма заскочила домой перед возвращением в деревню. Заварила в керамическом чайнике лавандовый чай, вышла с чашкой на застеклённую лоджию. Оттолкнула пластиковую створку и вдохнула вечерний переспелый воздух. С двадцать пятого этажа были видны лишь макушки малоэтажек и россыпь домиков частного сектора, будто Творец раскидал зерно для небесных курей. Брызнуло гуашью аметистового колера светило по крышам, выстрелило сквозь угрюмые тучи цветом физалиса, погладило нежно лучом щёку Риммы, скользнув по стеклу, исчезло. Отправилось на ночной покой. И тут же из-за туч показалась седая луна. Римма допила чай, закрыла окно и достала колоду карт.

Пыхтела и коптила свечка, одна за другой выпадали карты: Звезда, Луна, Отшельник. И так раз за разом. Метафорические показывали ту же картинку. Римма злилась, потому что не могла найти ответ. Женщина со способностями что-то скрывает, но кто она? Кто она? Римма отложила карты, поблагодарив. И встала в позу столбового стояния. Лучший способ концентрации и расслабления одновременно, по мнению Риммы.

Эта практика когда-то подняла её с койки, когда врачи предвещали инвалидность. Сначала, казалось, по коже лица побежали муравьи, щекоча лапками. После лёгкого головокружения рассеялся шум в ушах, приятное тепло разлилось в груди, а живот затрепетал. Туман в голове испарился, и отчётливо появился образ девушки в длинном расшитом платье. В лесу. Слышно незнакомую речь. Эхом ржание коня. Римма почувствовала запах трав. Ты кто? Обернись! Повернись, я приказываю. Молю, посмотри на меня! Девушка, словно услышав, медленно повернула голову. Ну, здравствуй! Чуйка не подвела! Это ведь ты была на телеге. Ты! Куда же ты направлялась? И кто мальчишка?

Римма почувствовала, как под жирком, где-то в подвздошье её рыхлого, при ближайшем рассмотрении напоминающего пареную репу, живота зажгло. В ушах зазвенело, будто приближается тройка коней с бубенчиками. Хлопок в ушах такой, если бы соседский мальчишка из двести тринадцатой квартиры решил подшутить над ней, у уха рванув хлопушку. Помутнение, поплыли жёлтые круги. Лимонные, мандариновые, цвета спелого авокадо, апельсиновые, тыквенные пузыри. И друг за другом лопались, словно мыльные. Под ложечкой засосало. Выделилась слюна. Римма знала – это после прихода отходняк. Отходняк. Да. Иначе не назвать, наверное, он такой у алкашей.

Женщина осторожно распрямилась и потянулась, мысленно попрощавшись с видениями, пытаясь зафиксировать в памяти детали. В такие моменты она радовалась, что завязала с холотропным дыханием. Те приходы были сродни наркоманским, изучила тему досконально в больнице после сильных обезболов. И ускользала в холотропной практике нить расследования, приходили люди из прошлых поколений, сбивали с толку своими действиями, и Римма путалась, кто свои, кто чужие, так, поболтать пришли. Но встреча с «иными» всегда была яркой по ощущениям, и эта тонкая, хлипкая грань, когда ты между жизнью и смертью. Иногда в реальность возвращаться не хотелось. Этим практика опасна. Были не вернувшиеся. И майор Киборг прекратила, ведь сидит, не дремлет внутри боец, которому надо спасти планету. После каждого закрытого дела Римма говорила себе: «Всё, хватит! Пенсия, санаторий, имеешь право! Последний злодей, и на покой». И в тот же день. Если не час. Появлялся новый холодный.

Римма открыла глаза, сфокусировала взгляд на затухающей, казалось, подмигивающей свече. В одном ухе по-прежнему шумело, но она приспособилась. К бесконечному белому шуму после аварии. Другое ухо зато как локатор чутко стало улавливать непривычные звуки, иногда она слышала чётко звонок, который раздастся через минуту или шаги человека, идущего по лестнице, хотя жила со звукоизолированными стенами в дальнем углу межквартирной площадки.

Женщина долго привыкала к своим необычным способностям, а когда приняла – стало тошно от себя. Изгой, инок, пришелец. И кому я могу понравиться? Только таким же, как Серж. Человеку доставляет удовольствие копаться в кишках, взвешивать печёнку, принюхиваться к мёртвой плоти с упоением маньяка и рассматривать. Иногда ей чудилось, что на неё он смотрит так же. Как на труп. Сергей, вспомни… Сейчас он позвонит, раз, два…

– Алло. Ну что?

– Как ты это делаешь? Хотя, Римуш, ты завещала уже своё тело для изучения?

– Ты щас серьёзно? Вот по этому вопросу позвонил? – Она прижала трубку к уху плечом, доплелась до ванной и включила воду на полную.

– Нет, алё, не слышу. Я по важному вопросу, и да, утра не подождать. Ты вот обмолвилась про двадцать девять трупов. Помнишь?

– Нет, не припомню.

Римма выключила воду и напряглась, испугавшись, что начались провалы в памяти.

– Ты ведь рядом, так?

– Ну да, – в динамике что-то брякнуло, зашипело, и через минуту уже бренчал домофон.

Долговязый, одетый как всегда с иголочки, в любое время дня и года Сергей бережно снял с шеи кашне, повесил на крючок, снял перчатки, затем кашемировое полупальто натянул на плечики, разулся и аккуратно, по направлению носками к двери поставил начищенные ботинки. Римма ждала, вздыхая и поджимая губы. Как только гость захотел пройти в комнату, преградила грудью проход, указывая кивком на кухню.

– Ненадолго! Чай, улун?

– Спасибо!

– А улунов не держим, цейлонский байховый, у бабы Фёклы экспроприировала в чулане. Запасы, видать, с шестидесятых ещё.

Она поставила перед патологоанатомом когда-то бывшую жёлтой картонную коробку с изображением слона в попоне. В надежде, что ухажёр начнёт понимать шутки. Но Сергей развернул коробку, понюхал, прищурился, поднёс к настенной лампе, покрутил как древний артефакт. И вынес вердикт:

– Новодел.

– Ясно.

Римма тут же выкинула пустую упаковку в мусорное ведро, едва улыбнувшись.

– Так вот. Про двадцать девять трупов.

– Помедленнее, я записываю.

– Что ты, в самом деле, Римуш. Ну ладно, раскусила, не говорила. Нарыл сам. Полез чисто из изыскательных соображений почитать в архивах информацию о тех местах. Что было. Чего не было. И вот какой казус обнаружил. Зачитываю, – Павлинский смахнул экран телефона, – присядь. «Осень 1977 года обернулась для работников следственных органов г. Д. страшным потрясением. Один из грибников набрёл на небольшую поляну километрах в пяти от городской черты, где увидел подозрительные холмики. Бдительный гражданин обратился в милицию, и уже через день на место прибыли сотрудники местного УВД. Следственная бригада обнаружила в лесополосе тайное кладбище – 29 расчленённых тел без гробов». Ну ты понимаешь, меня заинтересовала изначально следующая инфа. Поэтому стал копать.

– Понимаю, вниманием не злоупотре… блять. – Римма намеренно сделала акцент на последних двух слогах.

Сергей дёрнул плечами, будто хотел по-маленькому и продолжил читать: «Это было ЧП союзного масштаба. Москва немедленно взяла дело под контроль, о находке был уведомлён сам министр Щёлоков. Дело строго засекретили. Прибывший из столицы комитет следователей высокого ранга взял расследование в свои руки, но местные сотрудники УВД, бывшие на хорошем счету, принимали участие в расследовании. Выяснилось, что все тела похоронены без одежды, скелеты принадлежали подросткам и молодым людям – самому старшему ориентировочно двадцать два-двадцать пять лет на момент смерти. Большая часть – девушки. Трупы были закопаны не в один день – степень их разложения однозначно указывала на то, что могилки появлялись постепенно в период более десяти лет. Самая свежая могила (которая и привлекла внимание грибников была выкопана не раньше, чем полгода назад».

– Занимательно…

Римма встала, с трудом разогнув больную ногу, и принялась расхаживать по кухне, не замечая кумачового бархата восхода. Заря заискрилась перламутром, женщина прищурилась от яркого света и, лишь когда рассвет скрылся за бродячей стаей серых туч, задумалась о смысле жизни. На что они с Серёгой потратили бесценную ночь? Широко зевнув, посмотрела на него, клюющего носом, но всё такого же с иголочки, как из стерильной лаборатории колба: продезинфицированного, надёжного.

– Твоя версия? – Римма отогнала дурные мысли после ночного бодрствования, напялив маску делового мента.

Сергей очнулся, тряхнул головой, снял очки, которые оставили глубокий след на его тонком длинном носу. Потёр переносицу, потом очки салфеткой. Покрутил во все стороны глазами. И буднично ответил:

– Без эмоций если, попахивает какими-то медицинскими опытами. Повторяю, все тела были изувечены. Травмы, подтвердила экспертиза, были нанесены при жизни. Кроме одного. Тридцатого. Это я накопал в газетёнке. Эту находку к делу не приобщили. Мол, своей смертью умер, и ладненько. Дело закрыли, тела перезахоронили где-то, наверняка, среди бесхозных. Знаешь почему?

– Чуйка меня никогда не подводит. Щас… – Римма постучала по лбу пальцем. Так дятел долбит по дереву в поисках пропитания. Тук-тук-тук, думай, Римма, просыпайся. – Стопудово, сидели в засаде, ждали, а никто не пришёл. Как пить дать. Ни трупаки прятать, ни выкапывать. А на тела запросов не было. В точку? – Римма просияла.

Сергей не удивился и лишь попросил кофе. Чёрного, с чайной ложкой сахара с горочкой. Он всегда ей напоминал, любимой женщине патологоанатома Павлинского. Но ей было неважно, что он любит и как. Её заботили только злодеи и раскрытия, отчёты и поиски.