Чашечку кофе, доктор?

– Самоубийца, – Найт ухватился за это слово. – Вы допускаете возможность того, что доктор Паттерсон сознательно принял яд?

Хилл решительно отверг это предположение:

– Абсурд! С какой стати?!

– Например, из-за того, что он никак не мог сделать выбор между своей женой и другой женщиной.

– Вздор! – фыркнул хирург. – Ни один мужчина в здравом уме, а тем более врач, не станет из-за этого травиться! А у Паттерсона была светлая голова.

– Так вы знали о его любовных связях в больнице?

– Его личные дела меня не касались, – огрызнулся Хилл.

– Понимаю, – кивнул инспектор. – Пожалуйста, скажите, доктор: имеется ли в вашем отделении нитрат стрихнина?

Хирург бросил на него опасливый взгляд, но ответил спокойно:

– Да, в виде раствора для инъекций. Как правило, у каждого врача хранится небольшой запас – несколько флаконов.

– Однако у доктора Паттерсона его нет.

– Очевидно, он использовал свой запас. У меня сейчас тоже нет нитрата стрихнина – можете проверить. Мы применяем этот препарат нечасто.

– В каких целях?

– Он оказывает на организм стимулирующее действие и поэтому может быть полезен в послеоперационный период. Мы применяем его только в тяжелых случаях и, разумеется, в малых дозах.

«Раствор во флаконе, – подумал Найт. – Чтобы плеснуть его в чашку, достаточно одной секунды».

Он подошел к письменному столу Паттерсона и, воспользовавшись предоставленным ключиком, начал решительно выдвигать один за другим ящики, вытаскивать и просматривать их содержимое. Периодически он искоса посматривал на доктора Хилла. Тот казался равнодушным и лишь однажды нетерпеливо вздохнул и перенес вес с ноги на ногу. Найт поинтересовался:

– Как давно у вас работал доктор Паттерсон и насколько хорошо вы его знали?

– Он пришел к нам после университета семь лет назад, продолжил учебу здесь. Первое время работал под моим руководством как интерн, но очень скоро стало ясно, что это – уникальный талант. Паттерсон словно родился хирургом. Ему доверили самостоятельную практику, но и после этого мы с ним нередко оперировали вместе. Так что могу сказать, что знал его достаточно хорошо.

– Я не сомневаюсь, что врачи вашей специальности сильно устают – и физически, и морально, – заговорил Найт, как бы рассуждая. – Возможно, им требуется какое-то средство, чтобы быстро привести себя в форму, взбодриться. – Он вопросительно взглянул на Хилла: – Если допустить, что доктор Паттерсон в качестве стимулятора принимал нитрат стрихнина…

– Это чушь! – перебил его тот, багровея. – И чушь оскорбительная!

– … или какой-то другой препарат…

– Мне противно это слышать!

– … то вчера он мог по ошибке…

– По ошибке! По-вашему, мы здесь читать не умеем?!

– И все же позвольте мне добраться до того, чтобы сформулировать мой вопрос, доктор Хилл, – произнес инспектор спокойно, но жестко: – вы бы заметили, если бы Паттерсон принимал опасные препараты?

Хирург подавил свой гнев и процедил ледяным тоном:

– Если бы я это заметил, я бы его остановил, по крайней мере, попытался бы. А также, несмотря на все мое уважение к его способностям, поставил бы в известность главного хирурга. Я категорически отрицаю ваше вздорное предположение – и не потому, что не хочу пятнать честь больницы, в которой работаю. Мне, увы, доводилось видеть, к чему приводит подобное пристрастие, а для врача это тем более недопустимо… Что касается Паттерсона, то для него тонизирующим средством был кофе.

Найт заглянул в свой блокнот и спросил:

– Он всегда пил черный кофе без сахара?

– После операции – обязательно.

– Кроме вас, в отделении еще кто-нибудь знал об этой его привычке?

Хирург пожал плечами:

– Все знали. У медсестер есть кофеварка. Какая-нибудь из них всегда сразу же готовила и приносила Паттерсону кофе. Обычно подобные вещи поручают кому-то из новеньких.

– Кто приносил вчера?

– Понятия не имею. Можете поинтересоваться у сестры Барлоу – ей, как правило, известно все, что происходит в отделении.

– Благодарю, я так и сделаю.

Инспектор стал задвигать ящики письменного стола. Нижний остановился, не дойдя до задней стенки: очевидно, какой-то предмет выпал и заклинил его, застряв между дном ящика и основанием тумбы. Найт вынул этот ящик и положил на столешницу, а затем наклонился и вытащил из ниши нечто любопытное: довольно толстую стопку записок, аккуратно скрепленных хирургическим зажимом. Почерки в них были разные – инспектор навскидку насчитал не меньше семи, – а содержание примерно одинаковое: чувствительные признания и просьбы о встрече. Бумага на нижних листках слегка пожелтела и истерлась. Справедливо предположив, что записки хранились в хронологическом порядке, Найт отобрал те несколько штук, что были прикреплены сверху и написаны одной рукой. С безразличным лицом прочел их все, вытащил парочку из середины и показал доктору Хиллу:

– Вам знаком почерк?

Тот негромко прочел вслух:

– «Хорошо, я могу задержаться на два часа»… «У меня изменился график. Я дежурю в ночь с 25-го на 26-е мая». – Он нахмурился и покачал головой: – Нет.

– Вы уверены? Это явно писала одна из медсестер.

– Не нужно спрашивать меня по два раза, – сердито сказал хирург. – Я и так из-за вас опаздываю с обходом. Если у вас ко мне больше нет вопросов, инспектор…

– Последний: вчера, после того как вы закончили оперировать, вы заходили к Паттерсону?

Хилл поколебался и ответил:

– Не помню. Кажется, нет. У меня начинался прием, и я сразу ушел к себе в кабинет.

– Благодарю, доктор, не стану больше вас отвлекать. И прошу вас: воздержитесь говорить кому-либо о стрихнине.

– Разумеется, – буркнул хирург, отделился от подоконника и быстро прошел к выходу.

Он так резко распахнул дверь, что чуть не сбил с ног проходившую мимо медсестру. Девушка испуганно отскочила в сторону – это была та, что вчера впустила Найта в кабинет доктора Паттерсона.

– А вот, кстати, можно спросить у сестры Лоусон, – сказал Хилл, не подумав извиниться. – Она работает у нас недавно. Инспектор интересуется, кто вчера варил кофе для доктора Паттерсона.

– Я, – просипела девушка, кашлянула и повторила своим обычным голосом: – Я.

– Чашку в кабинет принесли тоже вы? – спросил Найт.

– Да. То есть не совсем, – пролепетала медсестра. – Я сварила кофе и понесла его доктору Паттерсону, но в коридоре у меня забрала чашку сестра Батлер. Она и отнесла кофе в кабинет.

– Вы познакомите меня с сестрой Батлер?

– Ее сегодня нет.

Инспектор вопросительно взглянул на хирурга. Тот был мрачен – очевидно, уже терял терпение – и лаконично посоветовал:

– Сестра Барлоу, приемный покой.

Хилл велел сестре Лоусон следовать за ним, и они вместе удалились.

За спиной инспектора Найта раздалось вежливое покашливание. Он обернулся: на пороге кабинета переминался с ноги на ногу Джек Финнеган. Все это время газетчик вел себя так тихо, что Найт почти забыл о его присутствии.

Оба вернулись в кабинет.

– Хотите обыскать еще раз? – с жадным интересом спросил Финнеган.

– Угадали.

– Можно, я вам помогу?

– Пожалуй, – согласился Найт.

Газетчик с готовностью поддернул рукава:

– Что нужно искать?

– Все, что может не принадлежать доктору Паттерсону. А также следы стрихнина – пузырек, обрывок этикетки и тому подобное.

Вдвоем они тщательно осмотрели кабинет, но ничего подозрительного не обнаружили.

– Пусто, – разочарованно заметил Финнеган, заглянув на всякий случай под кушетку еще раз. – Я думаю, это Лоусон. Уж больно испуганный был у нее вид!

– Лоусон вымыла бы чашку, – возразил инспектор. – У нее для этого было достаточно времени.

– Тогда та, другая, – репортер заглянул в свой толстый блокнот, – Батлер.

– Возможность у нее, безусловно, была. Что ж, последуем совету доктора Хилла и отправимся добывать сведения в приемный покой.

– Минутку, – попросил Финнеган. – Могу я прежде полюбопытствовать: почему вы не показали Хиллу самую верхнюю записку из вашей стопки?

– Вы наблюдательны, – усмехнулся Найт. – Вот, держите.

Он протянул газетчику листок. Тот впился глазами в следующий текст: «Так не может больше продолжаться. Порой мне приходит жуткая мысль: только смерть может все прекратить».

– Чем могу помочь? – приветливо поинтересовалась сестра Барлоу.

– Я заметил, что с вашего рабочего места хорошо просматривается коридор и дверь в кабинет доктора Паттерсона, – сказал инспектор Найт. – Вы можете вспомнить, что видели с того момента, когда у него начался прием, и до того, как вы обнаружили доктора умирающим?

Прежде чем ответить, девушка горестно вздохнула и помолчала, припоминая.

– Нууу, – протянула она, – я вообще-то не смотрю все время в ту сторону… По-моему, все было, как всегда…

– Может быть, вы заметили что-то необычное? Или кто-то вел себя странно?

Неожиданно медсестра прыснула:

– Был один необычный пациент – полисмен, он чуть не проглотил свой свисток. Его привел ваш знакомый пожилой джентльмен. О, к сожалению, я не знаю, успел ли доктор Паттерсон принять этого беднягу…

– А посторонние? Мог ли кто-то пройти в отделение, минуя вас?

– Нет, – твердо сказала девушка. – Всех пациентов к врачам направляю только я.

– В отсутствие доктора Паттерсона кто-нибудь мог зайти в его кабинет?

– Врачи, когда выходят, обязаны запирать дверь – у них же хранятся лекарства, инструменты…

– Мисс Барлоу, я не инспекция из совета вашей больницы.

– Случается, что не запирают, – призналась сестра. – Особенно в спешке, когда привозят кого-то, кому нужна срочная помощь. Так что – да, думаю, кто-то мог зайти. Но только, мне кажется, доктор Паттерсон не выходил из кабинета, после того как начал прием.

– А супруга доктора? Она здесь бывает?

– Приходила несколько раз. Но вчера я ее не видела, если вы об этом.

– Это правда, что она ревновала своего мужа к вам?

Медсестра чуть не задохнулась от негодования:

– Кто вам это сказал?! Какая гадость! Какие у нее могли быть причины?!

– Миссис Паттерсон могло не нравиться, что вы флиртуете с ее мужем.

– Как вам не стыдно такое говорить?! Это что же – все в Скотланд-Ярде такие бестактные? Мы с доктором Паттерсоном просто шутили! Знаете, у хирургов ужасно тяжелая работа, они чаще других врачей видят боль, страдания, смерть. Им нужно как-то отвлечься от этого, и я стараюсь их подбодрить, поднять им настроение – только и всего!

Инспектор извинился и сменил тему:

– Вы знали, что Паттерсон всегда пил кофе после операций?

– Да, черный, без сахара, – подтвердила сестра, успокаиваясь.

– Он один из персонала отделения предпочитал именно такой?

– Нет. Врачи у нас любят кофе, кто – черный, кто – с молоком, кто – сладкий, а кто – несладкий. А сестры в основном предпочитают чай.

– Кстати, я хотел бы поговорить с сестрой Батлер.

– С Лорой? Зачем она вам? – резко спросила блондинка, но тут же опять перешла на дружелюбный тон. – Она уже ушла домой, у нее была ночная смена. О! – вдруг возбужденно воскликнула девушка. – Значит, она еще не знает о смерти доктора Паттерсона! Боже, это, наверно, ее убьет!

Она осеклась.

– Почему? – тут же заинтересовался Найт. – У них были какие-то особые отношения?

Сестра Барлоу ответила чопорно, с назиданием:

– Между хирургом и медсестрой должно быть полное взаимопонимание – от этого может зависеть жизнь пациента. Лора Батлер – очень хорошая операционная сестра, она часто работала с доктором Паттерсоном, и они доверяли друг другу. Если вам угодно называть это особыми отношениями…

Инспектор уважительно поднял брови и слегка склонил голову набок, показывая, что принимает такое объяснение, а потом спросил:

– Когда я смогу поговорить с сестрой Батлер?

– Сейчас она наверняка отсыпается. Выйдет завтра с утра. Простите, у меня уже выстраивается очередь, так что, если вы…

– Последний вопрос. – Найт положил перед девушкой те же записки, которые показывал Хиллу: – Вы узнаете этот почерк?

Медсестра прочла текст и замялась:

– Право, я не уверена… Мне не хотелось бы…

Инспектор наклонился к ней и произнес доверительно:

– Полицейские – дотошный народ, мисс Барлоу. Мы просмотрим все ваши журналы и карточки пациентов и найдем автора, но вы могли бы сберечь наше время.

– Это писала Лора Батлер, – неохотно сказала девушка.

– Он еще здесь? – спросила Патрисия свистящим шепотом.

Она изнывала от того, что ей пришлось сесть спиной к конторке, так как свободных мест на скамьях в приемном покое почти не оказалось. У ее дяди, расположившегося напротив, была более выгодная позиция, и он прошептал в ответ:

– Да, у конторки. Разговаривает с сестрой Барлоу. С ним еще кто-то – наверное, помощник.

– Что? – не расслышала девушка.

Сэр Уильям наклонился к ней и нечаянно задел свою прислоненную к скамье трость. Медная ручка звонко ударилась о выложенный плиткой пол – инспектор Найт обернулся на звук.

Пожилой джентльмен привстал и слегка поклонился с приветливой улыбкой. Патрисия вскочила. Инспектор поблагодарил медсестру и направился к ним, следом поспешил Джек Финнеган. Сестра Барлоу запоздало крикнула им вслед:

– А почему вы спрашивали про кофе?

Подойдя к сэру Уильяму и Патрисии, Найт поздоровался и спросил несколько настороженно:

– Что вас сюда привело? Надеюсь, вы не больны?

– Нет-нет, – заверил его пожилой джентльмен, – у меня было… ммм… небольшое недомогание. Но теперь все в порядке.

– Я рад, сэр. Тем более что, если не возражаете, я желал бы побеседовать с вами обоими.

Дядя с племянницей переглянулись, стараясь не выдать своего ликования: ведь именно ради этого они и сидели на жестких скамьях уже почти целый час.

– Разумеется, мы не возражаем, – заверил Найта сэр Уильям.

Инспектор представил ему и Патрисии своего спутника, и все четверо вышли во двор.

– Как я понимаю, – сказал Найт, – вы, сэр, были вчера на приеме у доктора Паттерсона. Как он себя вел? Не выглядел ли расстроенным или встревоженным? Возможно, рассеянным?

– Ни в коей мере, – уверенно ответил сэр Уильям. – Он был бодр и весел, шутил.

– Вы не заметили, кто входил в кабинет или выходил оттуда перед тем, как туда вошли вы? Или, может быть, сразу после этого?

– Боюсь, инспектор, мое тогдашнее состояние не позволяло мне интересоваться окружающим, – произнес пожилой джентльмен с извиняющейся улыбкой. – Я запомнил только самого доктора.

– А вы, мисс Кроуфорд?

– Я тоже, – с сожалением пожала плечами девушка. – Я волновалась за дядю. В коридоре, конечно, были люди… Кажется, кто-то выходил… Увы, нет, сейчас ничего не могу припомнить!.. Хотя нет, могу! Только это было немного позже…

Она рассказала о констебле, подавившемся собственным свистком.

– А почему вы спрашиваете, инспектор? – прищурился сэр Уильям. – Что-то случилось с доктором Паттерсоном?

– Он скончался.

Найт назвал причину смерти хирурга, дождался, когда утихнут ошеломленные и сочувственные возгласы, и сообщил:

– Кто-то подлил яд в чашку с кофе примерно в то время, когда вы оба находились рядом с кабинетом. Поэтому, пожалуйста, если вы все же…

– Инспектор! – послышался голос.

На крыльце стояла сестра Барлоу.

– Вас просит зайти главный хирург.

Найт попросил сэра Уильяма и Патрисию подождать его. Те охотно согласились и направились к уже знакомой им скамейке рядом с фонтаном.

– Вы не будете против, если я… – зашептал Финнеган, следуя за инспектором, но оглядываясь на пожилого джентльмена и его племянницу. – Это ваши знакомые? Какая потрясающая девушка! Можно, я останусь и побеседую с ними? Это может пригодиться для моей статьи.

– Только не выкладывайте им никаких подробностей о расследовании, – предупредил Найт.

– Но сами-то вы только что сделали это!

– Я – другое дело. Я знаю, кому можно доверять. И вот еще что: без их согласия ничего в свою статью не включайте.

– За кого вы меня принимаете?! – тихо воскликнул газетчик, изображая праведное негодование.

Главный хирург больницы Святого Варфоломея, Энтони Кэмпбелл, оказался мужчиной лет под семьдесят, крепким и широкоплечим; гордая осанка придавала его внешности нечто весьма солидное, даже величественное. Его красивая седая голова напомнила инспектору Найту скульптурные изображения кого-то из прославленных древних греков – Архимеда или Аристотеля: те же правильные черты лица, густые курчавые волосы, окладистая борода.

Стена за спиной Кэмпбелла была увешана вставленными в рамки дипломами и свидетельствами; среди них на видном месте красовалась грамота о присвоении ему рыцарского звания, отпечатанная готическим шрифтом и удостоверенная подписью ее величества королевы Виктории.

– Невосполнимая потеря! – сокрушенно покачал головой врач. – Вчера я был на конференции в Королевском медицинском обществе14, узнал об этой трагедии только сегодня.

– Уверен, вам также известно, что доктор Паттерсон умер от отравления стрихнином, добавленным в кофе, – сказал Найт. – Я пытаюсь выяснить, каким образом это могло произойти. Одно из предположений – роковая ошибка: доктор выпил яд вместо какого-нибудь безобидного лекарства.

– Врачи в моем отделении не делают таких ошибок, – высокомерно вскинулся Кэмпбелл и добавил наставительно: – Кстати, чтобы вы знали: безобидных лекарств не существует.

– Благодарю, сэр, учту. А не могло ли быть так: Паттерсон был утомлен после операции, но, зная, что ему предстоит работать еще целый день, решил принять тонизирующее средство – нитрат стрихнина. – Помня гневную реакцию доктора Хилла, инспектор прибавил: – Я не говорю, что он делал это постоянно. Однако разве нельзя предположить, что в тот день случилось именно так, а усталость помешала ему правильно отмерить дозу?

– Простите, но мне, как врачу, неловко выслушивать подобные нелепости. Даже если допустить абсурдную мысль, что Паттерсону взбрело в голову повысить тонус медикаментозным способом, причем именно с помощью нитрата стрихнина, то, уверяю вас, он был способен рассчитать безопасную дозу.

– Тогда, возможно, это было самоубийство?

– Самоубийство?! Очередной нелепый вопрос. Абсолютно невероятно! Как и то, – тут Кэмпбелл почти дословно повторил фразу доктора Финдли: – что Паттерсон выбрал бы столь мучительный способ свести счеты с жизнью.

– Значит, вам известны последствия отравления стрихнином?

– Не только мне, но и всему персоналу моего отделения, – отчеканил главный хирург. – Что касается нитрата стрихнина, то он выдается только врачам и строго под отчет. Кроме того, у нас все прекрасно знают, какие меры следует принимать при отравлении медикаментами. И я не сомневаюсь, что вчера для спасения Паттерсона было сделано все возможное. Повторяю: у него не было причин для самоубийства. Блестящий специалист с фантастической интуицией и искусными руками – он был хирургом, что называется, от бога! Такие рождаются раз в сто лет.

– У талантливых людей нередко бывают завистники, – заметил Найт.

– Не в моем отделении!

– Или даже враги.

– Постойте… вы хотите сказать, что Паттерсона убили?! – поразился Кэмпбелл.

– Я не напрасно задавал вам нелепые вопросы, сэр. Ваши ответы подвели и меня, и вас самого к выводу: версии несчастного случая и самоубийства можно не рассматривать.

– Да, вы правы…

– Кто, по-вашему, мог желать смерти доктору Паттерсону?

– В больнице – никто! – уверенно заявил врач. – У нас к нему все относились прекрасно, с огромным уважением.

– И все же убийство произошло именно в больнице, – мягко напомнил инспектор. – Как вы думаете, сэр: могла ли причиной быть страсть или ревность? Мне сказали, что доктор Паттерсон пользовался впечатляющим успехом у женской части вашего персонала.

Главный хирург с упреком посмотрел на него поверх очков, придвинул к себе какие-то бумаги и с надменным видом произнес:

– Я бы посоветовал вам меньше обращать внимания на сплетни. Позвольте также выразить пожелание завершить ваше расследование как можно быстрее, чтобы не будоражить пациентов и персонал. И я был бы вам весьма признателен, если подробности вашей деятельности не попадут в газеты.

– Стрихнин – это очень сильный яд, – заключил Финнеган. Он поджал губы и покивал головой с видом знатока. – Спасти доктора Паттерсона было, увы, невозможно… Больше я, к сожалению, ничего вам сказать не могу – обещал инспектору Найту хранить тайну следствия. Кажется, вы с ним хорошо знакомы, я не ошибаюсь?

– О, мы всего лишь пару раз вместе расследовали убийства, – отозвалась Патрисия с напускной небрежностью.

– Потрясающе! – искренне восхитился газетчик, мгновенно выдергивая из кармана блокнот и карандаш. – Юная студентка-художница и ее мудрый дядя, бывший судья по уголовным делам, помогают полиции ловить преступников… Это же готовая тема для статьи! Смертельно хочется узнать подробности! Когда это было? И где?

Польщенная, девушка охотно начала рассказывать:

– В первый раз – в апреле этого года. Мы с дядей приехали отдохнуть в Борнмут и, конечно, совершенно не ожидали, что…

– Пат, – сэр Уильям предостерегающе коснулся ее руки, – думаю, инспектор сам предоставит мистеру Финнегану эти сведения, если сочтет нужным.

– … что весной на взморье может стоять такая прекрасная погода, – Патрисия, несколько обескураженная, послушно изменила конец фразы. – Мой дядя прав, мистер Финнеган.

Репортер тоже был обескуражен, но не терял надежды разговорить своих собеседников и принялся расспрашивать девушку о ее учебе в школе изящных искусств.

Тема была нейтральной, и сэр Уильям позволил себе отвлечься и стал любоваться солнечными бликами, играющими в бассейне фонтана. Внезапно он почувствовал, как его легонько тронули за плечо. Он повернул голову: рядом ним стоял благообразного вида старичок с тросточкой; сквозь очки смотрели внимательные глаза.

– Хотите узнать здешние тайны? – негромко спросил он.

Сэр Уильям кивнул, заинтригованный. Старичок опасливо огляделся по сторонам и, наклонившись, быстро проговорил:

– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Он снова огляделся и, опираясь на тросточку, но все же довольно бодро, устремился к воротам.

Глядя ему вслед, пожилой джентльмен машинально повторил:

– Через час на Тафтон-стрит, шестьдесят пять.

Джек Финнеган и Патрисия тут же повернулись к нему.

– Вон тот человек, – сэр Уильям указал на старичка, уже почти скрывшегося в тени арки, – предложил мне раскрыть некие здешние тайны.

– Тафтон-стрит, – газетчик потер подбородок, вспоминая, – это, кажется, где-то в районе Вестминстера… Идемте скорее!

Он вскочил и протянул руку Патрисии.

– Подождите, – охладил его пыл сэр Уильям. – Вы не думаете, что прежде следует поставить в известность инспектора Найта?

– Он занят! – отмахнулся Финнеган. – Идемте, мы должны поспешить!

– Нет. Мы обещали его дождаться.

Пожилой джентльмен встал и хотел было направиться к корпусу хирургического отделения, но тут Найт вышел оттуда сам и, заметив всю компанию, подошел к фонтану.

– Сэр, мисс Кроуфорд, я сожалею, что вам пришлось потратить столько времени, ожидая меня.

– Не извиняйтесь, инспектор, – сказал пожилой джентльмен. – Лично я готов потратить столько времени, сколько нужно. Кстати, предвижу, что это понадобится прямо сейчас.

И он рассказал Найту о загадочном старичке.

– Как он выглядел, сэр? – поинтересовался инспектор.

– Одежда на нем далеко не новая, но не оборванец. Лицо приятное, интеллигентное – видимо, в прошлом занимался умственным трудом.

– Он выбрал именно вас – очевидно, вы вызвали у него доверие…

– Я готов с ним встретиться.

– Я впечатлен, сэр. Сам бы я никогда не осмелился вам это…

– Ах, перестаньте, инспектор!

– Я еду с вами.

– А я? – одновременно спросили Джек Финнеган и Патрисия.

Инспектор поколебался и решил:

– Так и быть, присоединяйтесь. Однако разговаривать со стариком будем только сэр Уильям и я – иначе он может испугаться большой компании. Вы согласны, сэр?

Пожилой джентльмен согласился, еще и по такой причине: ему не хотелось оставлять свою племянницу в обществе бесцеремонного газетчика.

Из окошек кэба все четверо могли видеть, как город готовится к празднованию золотого юбилея королевы – пятидесятой годовщины восшествия ее величества на престол. На стенах домов прикрепляли флаги и гирлянды; над проезжей частью натягивали узкие полотнища с вензелем VR – монограммой Виктории15; на одной из широких центральных улиц на специальной конструкции устанавливали огромный транспарант с надписью: «Виктория – наша королева». Ожидалось, что ее величество проедет по городу в торжественной процессии. Маршрут был уже известен; вдоль него, где это было возможно, фасады домов до самых крыш закрывали специально возведенные деревянные галереи со скамьями, способные вместить сотни зрителей. На тех участках, где подобных галерей не было, предприимчивые владельцы кафе и ресторанов спешно обустраивали у своих заведений открытые веранды.