Бывшие в городе

День медленно перетекал в вечер, вечер медленно близился к тому промежутку времени, когда за алкоголем пойти еще не поздно и музыку на балконе в объятии сигаретного дыма можно слушать на определенной громкости. Я перечитал методическое пособие по анатомии, написал несколько лекций, сходил в магазин, приготовил себе скромный ужин. Бездумно лежал в ванной, досмотрел скучный сериал. Я пытался занять себя всем, чем мог, но время неумолимо жадно и медленно текло, как мед с чайной ложки.

В мессенджерах и соцсетях Ирина выставляла фотографии с вечера: большая компания с порога поздравляет именинницу, большая компания дарит подарки красивой блондинке, большая компания сидит за столом и говорит тосты…

Я отложил телефон и пошёл на кухню. Есть мне не хотелось, но стены квартиры на меня ужасно давили. Я как будто задыхался. Одиночество крепко вцепилось в меня своими когтями и ни за что не хотело меня отпускать.

Раздался звонок. Я медленно поплелся обратно в комнату, шаркая по полу обнаженными стопами. На дисплее телефона неизвестный абонент.

– Ало?

– Дима, это Ирина!

Странно: еще несколько минут назад я наблюдал за тем, как она отмечает день рождения, а сейчас она звонит с незнакомого номера.

– Аня не смогла поехать сегодня, поэтому… ну если хочешь, можешь приехать, – сказала Ирина, заикаясь.

– Честно, я даже не знаю, Ир, – сказал я. – Все-таки ваша подруга, я ее не знаю… было бы как-то странно приезжать на день рождения к незнакомому человеку.

– Дим, без лишних вопросов и слов: приезжай, мы тебя ждём! – сказала Ира и бросила трубку.

Я задумался: вечер пятницы был свободен, ничего серьезного не наклевывается, да и других причин для отказа я найти не мог. Я осмотрел свой гардероб и нашёл относительно приличную белую майку, еще живую рубашку и брюки. Посмотрел на время: 21.45. Немного рассуждений, немного вычислений, и я понял, что вполне успеваю захватить пару бутылок вина и сигареты.

Уже у подъезда до меня дошло: я приехал на день рождения без подарка.

Я докурил, позвонил в домофон и стал ждать ответа; на улице был ноябрь, а поверх рубашки была легкая дубленка.

– Да?

– Это Дима, от Ирины!

Я чувствовал себя неловко. С другой стороны, пригласили меня, предупредили в самый последний момент. Естественно, меня застали врасплох.

Легкое волнение крепко схватило меня за горло. Я боялся не понравиться, боялся быть лишним: обычно я предпочитал таким посиделкам большими компаниями бары.

Я настроил себя на вечер с заранее оговоренным окончанием, что значило: «Я не могу сегодня остаться, завтра нужно обязательно заняться делами». Я не был настроен на секс, не был настроен на чьи-то пустые разговоры о жизни и о том, как нужно ее жить.

У порога меня ждала Ирина, веселая, пьяная и радостная.

– Как же хорошо, что у нас получилось сегодня встретиться, – сказала она.

– Я тоже. А почему у Ани не получилось приехать?

– Она предпочла остаться у мамы, но я уверена, что к маме она не поехала. Просто захотела дома остаться.

– Понятно.

– Привет!

Так я и встретил ее…

Высокая и стройная, она стояла в обтягивающем боди и брюках, что очень выгодно подчеркивало ее бедра. Волосы были аккуратно уложены в хвост в стиле нулевых, а красивые подведенные глаза уверенно встречали мой взгляд. Она улыбалась, приглашая меня войти, и вокруг нее словно струился свет, словно она сама была создана из мельчайших частиц солнечного света.

Сомневаться в ее красоте мог только недалекий человек.

– Дубленку сюда, ботинки сюда, – прозвучал ее голос. От нее веяло запахом сигарет, лимонных духов и алкоголя. – Меня зовут Алина, к слову.

Она пожала мне руку. «У нее такая невероятно приятная кожа», – подумал я про себя. В тот момент стало понятно, что заранее запланированный финал вечера начинает медленно перетекать в нечто более неопределенное, что означало: «Сдерживайся с алкоголем, ешь больше и не думай, как бы завершить вечер с ней в постели».

Мы с Ириной и Алиной прошли в просторную кухню, чтобы убрать бутылки вина и перейти в гостиную, где собрались остальные гости.

– Там туалет, здесь ванная, можешь помыть руки. Пройдешь по коридору – спальни, моя и родителей. На балконе в гостиной можно курить. Кстати, я сильно хочу курить. Ты не принес сигареты? – спросила она.

– Ну так, самые дешевые. – Я вытащил из кармана пачку.

На балконе.

– Ирина рассказывала, что ты любишь читать и пишешь стихи, – промолвила Алина. Вот она, та самая фраза, чтобы не дать заполниться неловкой тишине.

– Да, что-то в этом роде, – ответил я, улыбаясь неуверенно. Алина устроилась на кресле, завернувшись в плед. – Пишу, но не так часто, как бы мне хотелось.

– А о чем ты пишешь? – поинтересовалась Алина.

Мне было неловко делиться этим с ней, но странным образом никотин, который обычно убивал, стал вдруг расслаблять.

– О людях, о чувствах. Словом, ни о чем и обо всем сразу, – проговорил я, улыбаясь.

– Звучит многообещающе, – откликнулась она.

– Не совсем. Это просто особый способ самопроявления и самоанализа, чтобы окружающие не испугались излишнего потока мыслей, выходящих за пределы нормы, – поправил я.

Она улыбнулась:

– Теперь звучит немного странно.

Алина стряхнула пепел и взглянула в окно. Она все делала с изяществом: зажигала сигарету, словно в фильмах с Марлен Дитрих, легко исправляла выбившуюся прядь волос и грациозно вытягивала тонкую шею, как лебедь. Даже в ее голосе звучала какая-то удивительная тонкость, будто она вот-вот сорвется.

Мы замолчали, и в этот момент посетило меня чувство стыда за то, что впервые за много лет я чувствовал неловкость в общении с девушкой.

Сцена развивалась на кухне.

– Не кажется ли тебе странным проводить свой собственный день рождения с человеком, которого ты едва знаешь, в то время как твои друзья остались без твоего внимания в гостиной? – осмелился спросить я.

– Заканчивай, – сказала Алина, махнув рукой. – И вдруг ты окажешься вором и что-то стащишь? Как мне потом отвечать перед родителями?

– Справедливо замечено. А не хочешь, кстати, попробовать вино, которое я купил?

– Ой, я уже немного перебрала… Хотя давай, дай мне попробовать.

Я открыл первую бутылку, налил немного вина в фужер и передал ей. Она выпила, немного нахмурилась.

– Ну что, не так уж и плохо, – сказал я, протягивая ни к чему не обязывающее поздравление, и мы направились в гостиную.

В гостиной друзья Алины и Ирины оживленно обсуждали что-то, смеялись, слушали музыку, которая казалась мне немного глупой, и делали селфи. Воздух был пропитан спокойствием, тишиной и приятной атмосферой.

– Честно говоря, мне не очень нравится такая музыка, – отметил я.

– А что ты предпочитаешь слушать? – поинтересовалась Алина.

Каким-то образом вокруг начало все оживать, и вскоре всплыло предложение об участии в странной игре, основанной на смешении алкогольных напитков. Суть этой игры заключалась в том, что проигравший должен был выпить это отвратительное месиво залпом.

Я включил свой плейлист и показал его Алине. Она снова улыбнулась, и ее улыбка была настолько теплой, доброй, что я почувствовал, как ее радость может заразить меня: было невероятно видеть, как моя музыка вызывает такие яркие эмоции у нее.

– Я даже не думал, что наши музыкальные вкусы настолько совпадают, – сказала Алина с улыбкой. – Мне нравятся люди, ценящие качественную музыку.

– Почему? – поинтересовался я.

– Плейлист человека – как зеркало его души. Сколько времени ты уже слушаешь Эми Уайнхаус? Ты, случаем, не переживаешь сложного расставания? – задала она вопрос с любопытством.

– Нет, – ответил я, улыбаясь. – Просто музыка настолько потрясающа, что хочется слушать ее снова и снова. И, конечно, под вино она звучит еще прекраснее.

Мы долго и увлеченно беседовали с Алиной. Оказалось, что она студентка филологического факультета и умудрялась следить за последними тенденциями в мире искусства. Меня поразило то, что почти всё, о чем мы говорили, находило отклик у нас обоих.

– Я обожаю Пелевина! – воскликнул я, схватив с полки привлекательный экземпляр «Generation P».

– Я тоже, – отозвалась Алина. – Но в данный момент мне приходится изучать Гомера. Честно говоря, было бы хорошо, если бы я ожидала от него большего, но бесконечные описания кораблей… Я люблю литературу, но не настолько, чтобы мучить себя.

– Я тоже пробовал читать его летом, – признался я. – Но в какой-то момент задремал, и мне даже стало немного стыдно.

– Зато честно, – сказала Алина и улыбнулась. – Многие почему-то гордятся тем, что прочитали «Илиаду».

– А вот я радуюсь тому, что закончил музыкальную школу и играю на фортепиано.

– Музыкантов не приемлю, – заявила Алина. – У всех моих бывших было какое-то странное отношение к музыке.

– Ну, кого не любить, – усмехнулся я.

Каждый любимый фильм, книга, исполнитель – вещи несомненно интимные. Наши общие интересы к Тому Йорку, Льву Толстому, Ларсу фон Триеру, а также к алкоголю и сигаретам сближали нас в этот вечер. Прошло сто лет с тех пор, как мне так приятно было разговаривать с кем-то новым.

– Дима, это нечестно, – ворвалась в комнату Ирина, где мы уединились с Алиной, чтобы продолжить разговор о «Воскресении» Толстого. – Мы так и не обсудили с тобой Аню!

– Кто такая Аня? – спросила Алина.

– Наша общая подруга…

– Девушка, что вчера рассталась с другим парнем, – добавила Ирина. – А еще они с Димой встречались! Там вообще такая история забавная, Гель…

Иногда я благодарил судьбу за знакомство с Ирой, ведь ее поддержка была непревзойденной… Но в тот момент я был готов ее задушить.

– Ты дружишь с бывшей? – улыбнулась Алина.

– Это действительно долгая и позорная история, – ответил я, отступая на некоторое время, чтобы поговорить с Ирой.

Позже, оставшись один наедине с Алиной на балконе, я услышал от нее историю, схожую с тем, что рассказывают в антидень святого Валентина: про парня, в которого она была влюблена со школы и который оставил ее ради Питера. Звучало слишком стереотипно.

– Скажи мне, как мужчина, почему он так поступил со мной? – спросила она после своего повествования.

– Не могу точно сказать, – ответил я. – Но в любом случае ты этого не заслужила.

Алина посмотрела на меня с недоумением.

– Ну не перегибай палку, – улыбнулась она. – А вина у тебя еще осталось там?

– По-моему, да, но, может, и нет. Я уже не помню.

В небе вдруг засверкало яркое ослепительное свечение – это был салют. Сноп искр взметнулся к темным небесам, рассыпаясь на крошечные огоньки и нежно освещая пустынные улицы.

– Салют в твою честь. Как галантно, – прошептал я, улыбаясь.

– Нет, это не для меня. Просто у кого-то тоже сегодня день рождения, – ответила Алина. – Мне холодно, – сказала она. – Давай на кухню, я проголодалась и хочу чего-нибудь выпить.

– Знаешь, в каком-нибудь французском фильме сейчас бы последовал поцелуй, а потом мы бы долго разговаривали о высоком и тонком, – усмехнулся я.

Она засмеялась, и мы направились к кухне.

– А ты умеешь поднимать настроение, – сказал я Алине, помогая ей на кухне.

Вечер медленно подходил к концу. Несколько гостей просили ночлега, зная, что для студентов такси в три часа ночи является непозволительной роскошью. Мы с Алиной собрали остатки салатов, горячих блюд и алкоголя, которые остались.

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал я, готовясь покинуть квартиру.

– Не надо, останься, – отозвалась она. – Такси сейчас дорогое, а завтра я тебя просто разбужу пораньше.

– Мне как-то неловко, – возразил я.

– Не переживай, – улыбнулась она.

Мы остались вдвоем в гостиной, наконец-то наслаждаясь тишиной. Звуки притихших гостей за стеной напоминали нам, что мы все-таки не одни в этом доме.

– Предлагаю посмотреть какой-нибудь легкий фильм, – предложила она. – Что скажешь насчет «Пятьдесят оттенков серого»? Можем взять с кухни салат, отбивную и шампанское.

– Звучит неплохо! Но боюсь, что скоро отрублюсь, – отозвался я.

– Такой скучный фильм?

– До ужаса скучный, – вздохнул я.

Я старался держаться, но уже через пятнадцать минут непрекращающихся игр Анастейши с карандашом понял, что силы на исходе.

– Никогда не задумывался, – начала Алина, – почему люди настолько загадочны, что начинают играть в непонятные игры? Постоянное игнорирование или дурацкие умыслы вместо прямых слов. Почему так сложно сказать: «Ты мне не нравишься» или «Ты мне нравишься»?

– Я слишком выпил, чтобы дать осмысленный ответ на подобные вопросы, – признался я. – Но ты права: мы тратим бесчисленные века, пытаясь понять, нравимся мы кому-то или нет, основываясь лишь на догадках и пустых размышлениях. Пустая трата времени.

Но, видимо, как раз этим я и занимался. Мне было непонятно, как моя рука оказалась на плече Алины. Она не оттолкнула ее, не сдвинулась в сторону. Это был проявление сострадания к тем, кто ощущает себя несчастным и одиноким, или, быть может, в этом есть капля надежды?

На что именно была надежда?

Алина была невероятно привлекательной, обаятельной, умной и уверенной в себе. Безусловно, в какой-то момент наших разговоров я начал фантазировать о возможном сексе с ней.

Алина шутила насчет глупости, проявленной как Анастейшей, так и мистером Греем, в то время, когда я сам вел себя просто глупо: моя рука стремилась к ней, мои мысли кружились вокруг нее, а желание поцеловать ее становилось все более непреодолимым. Но знакомый сюжет заурядной БДСМ-драмы меня абсолютно не заинтересовал, и в конечном итоге я просто заснул.

На следующее утро, когда я сел в такси, я все еще размышлял о вчерашнем вечере и не мог понять, что же стало причиной моего поведения: был ли это шарм Алины, мое непреодолимое влечение к ней или же просто алкоголь ударил мне в голову? Возможно, я никогда не узнаю правду. Или, возможно, я уже все понимаю, но просто не хочу признаваться в этом.

Алина. Засуха

У меня было маленькое глупое желание. Я хотела перестать ругаться с Кешей и хотела, чтобы мы наконец-то научились общаться друг с другом. Без претензий. Без злости. Я полагала, что, когда это случится, все начнет приходить в порядок.

Мое желание было исполнено. С Кешей мы больше не ругаемся.

Я не хотела выходить из дома. Появлялась на парах, сдавала работы и зачеты и изредка виделась с друзьями.

Неделю я неловко оглядывалась на соседний подъезд, где он когда-то жил. Бывало, что в холодное и темное ноябрьское утро, когда небо, густое от темноты, становилось уже по-утреннему легким и светлым, я посматривала из окна машины в окно его комнаты. Возвращаясь из универа на такси, я выходила, долго курила на морозе и думала, всматриваясь в каждую деталь его дома, видит ли он меня.

Впервые Кеша услышал меня. Мои слова он воспринял со всей серьезностью. Впервые Кеша сделал что-то для меня, и мне это не нравилось.

Бывали дни и определенные часы, которые напоминали мне о нем. В те моменты я пыталась сконцентрироваться на чем-то незначительном: слушала бестолковые речи моей подруги Насти (она жаловалась на мужчину):

– После последней встречи, – сказала она, – он пропал.

Мы встретились с ней в баре. Было многолюдно, и мы практически не слышали друг друга: голоса людей, музыка, звон бьющихся друг о друга коктейльных бокалов, флюте и пинт – звуки мешались, и голос Насти терялся.

Я уже час пила свой коктейль. Настя шла впереди на два коктейля и шот текилы, от этого речь ее становилась бессвязной.

– Не знаю, – продолжила она. – Всё так угнетает. Я устала от постоянной беготни за мужчинами. От них одни лишь проблемы. Так и хочется сказать им в лоб: «Если это было на одну ночь, так и скажи, идиот, и не трать мое время». – Последнее она произнесла чуть громче нужного, и мужчины, что сидели рядом с нами, обратили на нас внимание. – Да, будьте добры быть честными!

– Один раз я сказала так одному парню, – сказала я. – Он исчез из моей жизни навсегда. Я думаю, что тебе достаточно.

Она нахмурилась, а потом грустно вздохнула и допила остатки коктейля:

– Ты права. Мне действительно пора остановиться.

– Да, – кивнула я. – Может, по домам? Я закажу такси.

– Давай пройдемся, – сказала она. – Мы так редко стали видеться.

Мне поскорее хотелось покинуть заведение: парень в конце барной стойки намеревался подойти ко мне, а в этот вечер я вовсе не была намерена знакомиться с очередным парнем, который через две недели исчезнет из диалога, из жизни и из головы.

– Он же хороший, – сказала Настя на улице. – Почему нет?

Хороший парень. Перевожу для всех: скучный громоотвод, в меру глупый и в меру нарциссичный, с хорошим чувством юмора. Раньше эти парни были мне интересны, потому что они забавляли меня, но сейчас каждого из них я сравниваю с Кешей, каким бы смешным, каким бы красивым ни был молодой человек.

Кеше надо умереть.

Тогда в моих мыслях перестанет тревожно всплывать его взгляд, его голос, его шутки. Кеше нужно исчезнуть из этого города.

По дороге домой Настя продолжала рассуждать о себе и об очередном парне, намерения которого доселе ей явно были неизвестны. Мы шли по мерзлому, ноябрьскому проспекту. Я молилась попасть домой поскорее.

– Я знаю, почему ты так редко появляешься, – сказала Настя, когда мы остановились у перекрестка.

– Знаешь? Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Неужели меня всегда можно было прочитать как открытую книгу?

– Я знаю, что Кеша приезжал сюда, – сказала Настя. – От общих знакомых узнала.

Я молча всматривалась в кружащийся снег, в дома, где чьи-то тени так странно и смешно передвигались. На улице крепчало, и на щеках прохожих выступал свежий, морозный румянец.

– Мне жаль, – сказала Настя. – Я не думала, что ты это так воспримешь.

– Все нормально, – сказала я, улыбнувшись. – Я совсем не удивлена: это же Кеша.

Настя кивнула и попыталась как-то поддержать меня. Она была единственной, с кем я не хотела обсуждать это. Я не хотела казаться слабой, уязвимой и глупой дурой в ее глазах.

С одной стороны, Настя являлась девушкой, которая нелегко переживает хамское поведение мужчин. С другой – Настя зависела от мужского внимания и была одинока. Она хотела любить и быть любимой, но всегда получалось лишь любить. Настя мечтала о надежном мужчине, с которым она могла бы видеть чуть дальше завтрашнего дня, а в ответ получала сырое и грубое:

– Прости, но я не готов к серьезным отношениям.

Моя подруга в некотором смысле методично наступала на одни и те же грабли: не те мужчины, не тот возраст, не то время. Я всегда хотела найти парня, которого я смогу полюбить и на котором смогла бы остановиться навсегда; Настя хотела быть нужной. Мои попытки отрезвить ее всегда приводили к бессмысленным спорам, после которых она всегда убеждалась: я права.

Теперь у нее появилась возможность посмеяться надо мной.

– Я беспокоюсь за тебя, – сказала она.

Я кивнула. На прощание она предложила встретиться завтра у нее дома: собрались все наши друзья. Я пожала плечами: на самом деле, я хотела оказаться закованной в своей же кровати и никогда не покидать пределы комнаты.

Уже дома я вспомнила, что завтра – суббота. В среду я обещала встретиться в этот день Артему. Я разочарованно вздохнула.

Артем был студентом физико-математического факультета, с которым я была знакома с начальной школы. Он был другом Насти, и я никогда его не замечала. Артем всегда казался мне очень добрым, стеснительным парнем, который был простым в общении и весьма… Недалеким. Мы не были друзьями, но и не были в отношениях. Ему нравилось, что со мной можно поговорить на разные темы: моих поверхностных знаний хватало, чтобы впечатлить таких парней, и на этом я зачастую играла на чувствах молодых людей… После исчезновения Кеши я встретила его в сентябре. Он стал выше, смешнее, увереннее и красивее. Настя поспособствовала нашему общению. В течение месяца он приглашал меня на свидания, красиво ухаживал и провожал до дома. Все было замечательно, пока Артем не попытался меня поцеловать.

Этому предшествовали драматический фильм, его случайное прикосновение к моей кисти, его нелепая попытка приобнять меня и далеко не двусмысленная и пошлая шутка. Когда он рассказывал ее в гардеробе, я жутко покраснела от неловкого подмигивания со стороны Артема и от встречного взгляда женщины, стоящей впереди нас и обратившей внимание на моего кавалера.

В такси мы молчали. Когда же мы наконец стояли у подъезда моего дома, я была жутко раздражена его подростковыми попытками проявить внимание. Мое негодование связано с тем, что между нами были вещи, переходящие границы поцелуев. Но Артем мялся, и его ужимки, молчание и бездействие бесили меня до дрожи. Я не страдала застенчивостью и сказала ему:

– Когда ты меня уже поцелуешь?!

Подтянула его к себе, и мы поцеловались. Он был ошарашен и в оправдание додумался вымолвить:

– Лин… Я просто момент выжидал.

Спасибо!

Оба молчали, не в силах смотреть друг на друга, не смея ничего сказать. Он покраснел, а я сдерживала себя, чтобы не засмеяться: Артем выглядел испуганным и обиженным, как ребенок.

Я и сама себя чувствовала идиоткой. Он сделал шаг вперед, что-то говорил себе под нос.

– Извини меня, – сказал он.

Я молча кивнула головой и нырнула в подъезд.

С того момента Артём преследовал меня в сообщениях: он отслеживал, когда я была в последний раз в сети. Он хаотично писал мне несколько сообщений в час с просьбой снова встретиться. Артем выработал схему: в течение часа он либо удалял сообщения, если они оставались непрочитанными, либо писал в два раза чаще и больше и всё равно стирал.

Я подумала: «Мне нужно избавиться от него». Я не испытывала жалости, а скорее ту форму раздражения, когда ты пытаешься скрыться от человека как можно скорее, едва заприметив его спину в переполненном автобусе, на улице или соседнем корпусе университет. Артем вел себя как ребенок. Я не давала никаких поводов для подобного поведения. Неожиданно я задумалась: «Вдруг я разобью его сердце?»

Перед сном, чтобы очистить совесть, я решила набрать человеку, трезвый взгляд которого на мою проблему не помешал бы. Я позвонила Диме, очаровательному другу Ирины, с которым мы познакомились на мой день рождения.

– Уже полночь, а ты еще не спишь?

Шум, который раздавался с другого конца провода, дал мне ясно понять, что Дима не дома, а значит, он не расположен к моей ночной исповеди.

После дня рождения Дима неожиданно пропал со всех радаров на неделю: мы не пересекались ни в компании, ни в диалоге, который был начат им с сообщения «Привет! у нас что-то было?», вызвавшего во мне раздражение и недоумение, и который был закончен моим: «Я подумала, что ты заинтересован не в женщинах».

Дима после позорного исчезновения решил реабилитироваться в моих глазах, пригласив меня к себе. Это был скромный, уютный вечер с заранее оговоренным окончанием. Итог вечера?

«Мы друзья».

Дима жил в скромной квартирке на углу двух главных улиц. Окна гостиной, выполняющей одновременно функцию спальни, выходили на сквер, окруженный со всех сторон деревьями, снежными и голыми; внутри самого сквера – десяток выстроенных в ряд скамей, все по-разному охваченные синим в ночном освещении льдом.

– Теперь я понимаю, почему ты снял именно эту квартиру, – сказала я на маленькой кухне. – Вид прекрасный.

– На самом деле, – сказал он, улыбаясь, – до университета идти минут пять – семь от силы. Очень экономит расходы на транспорт.

Кухня, очень узкая, плохо освещенная, замасленная и темно-желтая (из-за цвета стен, которыми она была выкрашена), имела небольшое преимущество – уютную лоджию. После чашки кофе можно было смело выбежать и покурить, не опасаясь распространения запаха по всей квартире.

Единственный минус лоджии – отсутствие подогрева и огромное количество хлама, аккуратно спрятанного в коробках, которые стояли одна на другой, они так и грозились упасть, раздавить и превратить меня и Диму в пыль.

– Что ты хранишь? – спросила я, опасливо поглядывая за спину.

– Ничего особенного, – сказал он. – Это все от хозяина осталось: банки, тряпки и прочая хрень. Никак не заберет.

– Слушай, – сказала я после двух чашек кофе и половины пачки Marlboro, – я так и не поняла: вы с Аней что… встречались?

Он закатил глаза. Еще одна вещь, что мне не нравилась в его поведении: он закатывал глаза как ребенок, который не может словесно выразить эмоции. Иногда это было крайне неуместно: сбивало с толку и ставило в неловкое положение собеседника, а иногда злило.

Дима открыл дверь лоджии, и мы вернулись на кухню. Он стоял у плиты и пытался что-то приготовить. Единственный мужчина в моей жизни, который не стеснялся приготовить для меня ужин, был Кеша…