Курьер на Зодиак

Он выглянул в иллюминатор. Желтоватый, с разводами ядовитых облаков Зодиак, на этом расстоянии выглядевший раз в пять больше Луны, мерцал, как осьминог, сожравший морского ежа. Волны огня катались от полюса к полюсу, с каждым проходом становясь ярче. Вот уже они превратились в свёрла, ввинчивающиеся в тело планеты, собираясь разорвать ее на тысячу зловещих осколков. Антиматерия множилась, создавая себе подобную. Самое разрушительное из всех оружий, когда-либо придуманных миллиарды лет назад вымершей расой марсиан, неизвестно как попавшее к Чукрику. На мгновение вихри исчезли, всосавшись в поверхность Зодиака, планета немного сморщилась и разлетелась в чудовищном взрыве.

Айэн до предела активировал ускорители, стремясь уйти от огненных обломков, превращающих в радиацию все, к чему они прикасались. Материя, с которой соприкасалось антивещество, уничтожала себя полностью, возвращаясь в состояние породившего ее хаоса. Один из обломков пронесся так близко, что становились заметны нитки протуберанцев, вращающиеся вокруг силовых линий магнитного поля, ими же порождаемого, от другого обломка пришлось увернуться. Казалось, огненная рожа, похожая на победительницу конкурса ужасов рождественских тыкв, ухмыляясь, пролетела мимо. Теперь эти обломки будут носиться по бесконечному космосу, пока не исчезнут в его безднах.

Айэн навсегда покидал то, что когда-то было Зодиаком.

Тревер и его книга

Треверу разрешалось загорать после четырех, когда солнце уже не жаркое и нет риска получить ожог.

К сожалению, именно в это время появлялись мошки. Поэтому больше получаса мальчику позагорать не удавалось. Приходилось удирать внутрь дома, за марлевую занавеску, где кондиционер и прохлада.

Сегодня он задержался на пригорке немного дольше. Одно из облаков показалось ему занятным. Там, вверху, где носились ласточки, улыбающийся рот силился выдавить «привет, привет Тревер».

Мальчик увлекался сурдопереводом и готов был поклясться, что рот говорил именно это. Потом губы раскрылись так широко, что стала виднеться миндалина, и Тревер испугался. Он зажмурил глаза и открыл их. Рот разлетелся на части десятком кусочков, на том месте, где он только что наблюдался, истребитель чертил тонкую конверсионную линию.

Отец Тревера вернулся домой часов в одиннадцать, когда кузнечики уже закончили свои рулады, уступив место лягушкам. Хотя в это время детям уже полагалось спать, Тревер не спал, ждал его на кухне, делая вид, что клеит самолетик. Отец, как правило, рассказывал что-то интересное. В небе все не так, как на Земле. За час полета, любил говорить отец, происходит столько событий, как за неделю тут. А иногда больше. Вот в прошлый раз отец видел серебристые облака. Они висят над грозовыми и их не видно с Земли. Обычные пассажирские самолеты облетают грозовые облака, но не отец Тревера на своем сверхзвуковом истребителе. Отец рассказывал мальчику, что двигатели позволяют ему выходить в стратосферу, туда, где совсем не бывает облаков.

– И там совсем никого нет? – спросил Тревер.

– Нет, есть, – серьёзно ответил отец.

– Кто?

– Гуси.

– Это шутка?

– Нет.

И отец показал ему снимок, сделанный боевой камерой, такой, которая позволяет запечатлеть взрыв крылатой ракеты так, как будто он длится несколько минут. Сначала ракету покрывают бороздки, как паутина. Потом из них вылезают разноцветные чертики. А потом черный джин разносит ракету на части.

Так вот, гуси. Как-то их радар показал впереди препятствие, и прежде, чем кто-либо из экипажа успел принять решение, автопилот увел машину вверх. У людей дыхание перехватило, стрелок на несколько секунд потерял сознание. Отец Тревера, более физически крепкий, только почувствовал мгновенную тошноту и боль в висках. Самолет только что избежал столкновения. Потом, когда на Земле разбирали полет, они увидели из-за чего автопилот совершил столь опасный маневр. Девять гусей, их оперение отливало сталью, отражая космос. Они шли клином, взмахивая крыльями по очереди, как будто волна взмахов шла от головной птицы к замыкающей. Впереди вожак, комок мускулов, сосредоточенный на перелете. Непонятно, чем он дышал на такой высоте, где альпинист не смог бы выжить без кислородной маски.

– Это те гуси, которые прилетают к нам во двор? – спросил Тревер.

– Не совсем, – уклонился от ответа отец.

– Что было сегодня, пап? – спросил Тревер, наконец, откладывая самолетик, – ты выглядишь рассеянным.

– Да, ты прав. А где мама?

– Она просила передать, что задерживается у сестры.

– Видишь ли, сынок. Мне… надо отдохнуть. Я думаю, что не смогу летать в ближайшие дней… семь. Или больше, две недели. Я переутомился за последний месяц. Мы испытывали новый тип двигателей, и нервы сдают. То ли вибрация, то ли шум, я не знаю.

– Что же там было, папа?

–Ты уверен, что хочешь знать?

– Да, конечно.

–Видишь ли, сынок, мы… сегодня мы огибали грозовой фронт. Это не такой фронт, который виден с Земли. Вы можете даже не замечать, что в небе что-то происходит. А между облаками – гроза. Молнии сверкают как вспышки фотоаппаратов, когда какая-нибудь знаменитость выходит перед толпой. И не дай Бог залететь туда. Самолет будет вращать как щепку, и на аэродром он точно не вернется. Так вот, там, над фронтом – тишина и покой. Звезды горят необычайно ярко, гораздо ярче, чем здесь. И кажутся ближе. А Солнце там становится нашим врагом. Оно может испепелить нас за одну секунду. Поэтому мы пользуемся специальными фильтрами. Так вот, там, над облаками, впереди нас образовалось еще одно облако, похожее на большого плюшевого медведя. На такой высоте обычно не бывает облаков, ни маленьких, ни больших. И непонятно, как далеко оно от нас находилось. Оно вращалось и двигалось вместе с нами, на такой же скорости.

– Вращалось как карусель?

– Не совсем так. Скорее, как куски сахарной ваты. И в этих кусках я увидел… тебя и маму. Вы сидели за столом и смотрели телевизор. И… потом ты встал и помахал мне рукой. Ты хотел, чтобы я подошел к вам.

– И что ты сделал?

– Я поздоровался с тобой. Потом привстал со своего кресла. Я не помню, что я начал делать. Только второй пилот говорит, что я попытался открыть люк самолета. Тогда он хлопнул рукой по клапану шланга, подающего кислород. И я потерял сознание. А когда очнулся, мы уже снизились настолько, что это облако или как его там, исчезло.

– А… этот второй пилот, он что говорит?

– Он не смотрел на облако, но подтвердил, что впереди возникло белый объект. И пытался удерживать самолет от беспорядочных бросков в воздушных ямах до тех пор, пока он не снизится на безопасную высоту.

– Папа, я… – Тревер хотел рассказать отцу про рот, но что-то его удержало.

– Я пойду спать, сынок. Извини. Сегодня моя история поинтереснее, чем всегда, правда?

– Да, папа, ты герой.

– Не говори ерунды. Я волнуюсь за маму.

Тревер тоже волновался.

На следующий день папа с утра поехал в госпиталь проверять свое здоровье. Мама приехала только днем, еще до того, как Тревер вернулся из школы. Они встретились за ужином. Мама привезла покупки из супермаркета. Треверу – стереоскопические очки и книгу. Если рассматривать картинки в книге через очки, то они оживали. Персонажи начинали двигаться и разговаривать, жить своей жизнью. Но Тревера они не видели. Он как бы присутствовал незримо. И даже больше, он мог становиться некоторым из персонажей книги, и тогда он узнавал о том, что думает герой и что он собирается сказать или сделать. Тревер давно мечтал о такой книге, и вот мама ему ее подарила. И еще в книге, в качестве бонуса, на последней станице была нарисована замочная скважина. Если найти ключ, а где этот ключ в книге не сказано, то можно попасть в мир, придуманный книгой, реально. Не жить чувствами и мыслями персонажа, а участвовать в действии живьем. Все это рассказывалось в коротеньком вступлении.

Ни у кого из друзей Тревера не было подобной книги, мама умела доставать редкие вещи. Они все трое об этом знали, и мальчик, и мама, и папа. Но предпочитали об не распространяться. Неизвестно, как бы отреагировала на это общественность их довольно-таки уединенного и суеверного местечка.

Но касательно книги, Тревер, конечно, не мог удержаться, чтобы тут же не рассказать об этом по телефону своему другу Коллинзу. Ждать до следующего дня, когда они увидятся в школе, он бы не стерпел.

А в тот момент, за ужином, мама выглядела как ни в чем не, бывало, или старалась выглядеть.

– Когда папа вернется? – спросил мальчик.

Мама улыбнулась.

– Скоро. Ешь, давай.

– Он рассказал тебе, что видел в воздухе?

– Что же?

– Папа видел нас с тобой. И еще облако. Там, высоко над грозой, где облаков не бывает. Но оно там висело. И за столом, сделанном из облака, сидели мы с тобой, и звали его в нашу компанию.

– Он все это тебе рассказал?

– Да.

– Знаешь, папа испытывает новый самолетный двигатель. Этот двигатель способен вынести самолет на такую высоту, на которой никогда раньше не летал ни один самолет. И там, высоко над нашей планетой, свет распространяется по другим законами и давление намного меньше. И самолет не смог приспособиться к такой высоте, давление понизилось, блики солнца ударили в глаза. Поэтому папе просто показалось, понимаешь?

Тревер заморгал. Если бы мама знала то, что он видел, ее мнение бы изменилось. И он решился ей рассказать.

– Знаешь мам, в тот момент, когда папа видел нас с тобой, я лежал в гамаке и смотрел в небо. И я видел облако. Точнее не облако, а рот. И этот рот разговаривал со мной. Он сказал «здравствуй Тревер». Ты знаешь, я изучаю азбуку глухонемых, поэтому могу читать с губ. Я уверен, что не ошибся. И еще я понял, я осознал это только сейчас, этот рот – рот папы. А потом… потом облако рассеялось. И над ним в небе шел папин самолет. Я бы отличил его из тысячи. То есть это то самое облако…

Мама засмеялась, глядя в окно. Заходящее солнце отбрасывало в гостиную косые лучи, зайчиками прыгая на темном лакированном дереве, глиняных вазах, полках с книгами: атласах, словарях, старинной энциклопедии.

Потом она взъерошила Треверу волосы.

– Фантазер ты. Будешь спать на свежем воздухе, еще не то приснится.

Тревер промолчал. Как жаль, что мама ему не поверила. Но ведь он видел рот так явственно…

Незаметно от мамы Тревер взял книгу с собой в школу.

Тревер не был отличником, но и троечником его никто назвать не смог бы. Он добросовестно учил уроки, старался делать домашние задания, как и все иногда списывал. Бывало, что списывали у него. Учительница биологии, нервная накрашенная дамочка, как будто вынашивала на детей обиду за то, что они вообще приходили в класс, и не упускала случая поиздеваться над учениками. К Треверу она особо не могла придраться и откладывала придирки до особого случая.

На сегодняшнем уроке изучали сезонные миграции птиц. Учительница показала видео озер Северной Дакоты в Ва́хпетоне, покрытых миллионами птиц. За несколько километров от озер воздух гудел от звона их крыльев. А в небе, где одновременно носилось никак не менее ста тысяч особей, выстраивались и трансформировались, превращаясь из одних в другие, диковинные фигуры. Рассматривая картины, сложенные из птиц в воздухе, Тревер пытался угадать, о чем думают пернатые. Но ничего не получалось. Книга лежала на его парте под тетрадкой. Миссис Га́глот, так звали педагога, незаметно подкралась сзади, со стороны лаборантской, пользуясь тем, что ученики увлеклись фильмом и ее перемещения оставались незамеченными. И схватила книгу, лежащую на столе Тревера.

– Так, молодой человек. Посторонний предмет на уроке? Придется вызвать ваших родителей.

– Пожалуйста, миссис Гаглот, – попросил было Тревер, но непреклонный вид учительницы не предвещал ничего хорошего. Обиднее всего казалось ему то, что дисциплину-то он по большому счету не нарушал, книга тихо и мирно отдыхала на столе, не полностью прикрытая тетрадкой. Он не только сам не успел ее толком рассмотреть, но и Коллинзу показать. Только мельком засветить из ранца на большой перемене. И вот теперь придется нарушать обещание.

Тревер гордился дружбой с старшим его на два года Коллинзом, уже даже встречавшимся Бэкки, девушкой из соседней школы. Вместе с Бэкки они ходили на городские праздники и в кино. И Коллинз делал ей домашние задания. Треверу Бэкки тоже нравилась, но она даже не смотрела в его сторону. Тревер надеялся, что Бэкки заинтересуется книгой и возможно познакомит его со своей младшей сестрой. И вот теперь сам факт возвращения книги под вопросом.

– Ну что у тебя там, показывай, – потребовал Коллинз, повстречав Тревера на перемене. Выказывать более дружеские чувства на публике он не хотел, чтобы не ронять свой авторитет. Дружить с малышней считалось непрестижным. Если б не отец Тревера – пилот истребителя…

– Училка конфисковала книгу. Вернёт только родителям, – уныло ответил Тревер.

– И ты собираешься это так оставить? – возмутился Коллинз, – ты же не делал ничего плохого, даже не читал ее. Она просто хочет тебя подставить, повыпендриваться за твой счет.

– А что я могу сделать? – не понял Тревер.

– Прояви гибкую тактику. Начни с захода к ней после уроков. Постарайся уговорить. Скажи, как тебе нравится биология в конце концов.

Тревер отдал должное идее приятеля, хотя терпеть не мог миссис Гаглот и ее уроки, скучнейшие и зануднейшие. За исключением фильмов, которые она иногда показывала. Но кто их не показывает? Математик разве что.

В конце дня он постучится в учительскую, подойдет к миссис Гаглот и скажет: «Миссис Гаглот, мне очень нравятся ваши уроки. Они такие интересные. Отдайте мне, пожалуйста, мою книгу, и не надо ничего говорить моим родителям». И она отдаст ему его книгу, разразившись потоком сентенций минут на двадцать. Придётся их дослушать, тут уж ничего не поделаешь.

Тревер и рассказать бы не мог, как он дожил до конца дня. Так сильно ему хотелось получить обратно свою книгу и закрыть этот вопрос с ненавистной миссис Гаглот. На последнем уроке он почти спал. Математик, бородатый малоразговорчивый мужчина, весь урок вычерчивал на доске формулы, доказывая очередную теорему, несомненно, очень важную, без которой совершенно невозможно жить, но совершенно непонятную. Математик рисовал на доске круги, стрелки. Греческие буквы перемежались с латинскими. Знак суммы, интегралы, похожие на скрипичные ключи, мелькали там и сям. В какой-то момент мальчику показалось, что на доске возникла пентаграмма, а в классе запахло серой. Он встряхнул головой. Учитель уже стирал материал с доски, виновато посматривая в сторону аудитории. Вознамерившись проверить свои предположения о пентаграмме, Тревер огляделся по сторонам, присматриваясь к тетрадям других учеников, конспектировавших урок. Но конец занятия никто не записывал. Даже отличница их класса, с деловым видом заканчивала играть в крестики-нолики сама с собой. Играть с ней уже никто не хотел, потому что она всегда выигрывала. Тревер мог бы поклясться, что видел пентаграмму, но обсудить ее появление на доске оказалось не с кем. То, что рисовал учитель, не имело для класса никакого значения, кроме как, пожалуй, для Тревера, но в другом смысле.

Запах серы явственно щекотал ноздри. Значит, не померещилось. На всякий случай он уточнил у Дохляка, двоечника и разгильдяя.

– Слушай, ты чувствуешь, что чем-то воняет?

– Ну и че? – не понял Дохляк, – в туалете целлулоид жгут как обычно.

Так и не решив загадку запаха, – ведь не мог же мистер Скотт и правда заглянуть во время урока в преисподнюю? – мальчик, приняв постный вид, поплелся в преподавательскую. Стол Миссис Гаглот находился около окна, под сенью внушительной пальмы, растущей из здоровенного горшка. Если бы учительница сидела за своим столом, она легко могла бы сойти за паучиху, прячущуюся в паутине, свитой из пальмовых листьев. Но миссис Гаглот на месте не оказалось, хотя ее сумочка стояла на столе, свидетельствуя о том, что хозяйка еще не ушла домой.

– Извините, вы не знаете, где миссис Гаглот, – спросил Тревер преподавателя математики, зашедшего в преподавательскую, чтобы положить в сейф журнал класса.

Педагог пожал плечами.

– Посмотри в биологическом кабинете.

Биологический кабинет как распашонка соседствовал с химическим, имея общую подсобку. Чучела зверей и птиц выглядывали из открытых дверей подсобки вперемешку с реактивами и штативами. На уроках химии ученики иногда ставили опыты. Тревер не любил химию. Рассказывали, что однажды лаборант перепутал ингредиенты химической реакции, и в одной из реторт произошел взрыв. Поэтому Тревер всеми силами старался пропускать лабораторные занятия.

Серой пахло из приоткрытой двери аудитории биологии. Тихонько зайдя, Тревер не заметил в ней преподавателя. Куда ж она подевалась? Возможно, зашла в туалет?

Мальчик тихо подкрался к лаборантской и заглянул в нее. Запах серы тут чувствовался наиболее явственно, но никаких разлитых жидкостей или открытых бутылочек с химикатами он не заметил. Зато, о чудо, на столе лежала его книга, открытая примерно посередине. Мальчик не сомневался, что это именно книга, подаренная мамой. Он подошел к книге, водрузил на нос очки, которые так и оставались в кармане, и картинки ожили. Бегемот, выглядевший большим и добрым, моргая глазками, как перископами, посмотрел на Тревера с листа бумаги и плюхнулся в речку. Из его пасти выглядывала белая сорочка. Застрекотали кузнечики. Дневное время перешло в вечернее, небо перечертила молния. Шорох дождя прерывали раскаты грома. На берегу водоема Тревер заметил кусок материи, напоминавший юбку миссис Гаглот.

Мальчик захлопнул книгу, сунул ее в ранец и, стараясь ровно дышать, чтобы не выдать своего волнения, пустился по направлению к гардеробу.

Большинство ребят уже ушло домой, только Коллинз еще слонялся около входа в школу.

С заговорщицким видом он подошел к Треверу.

– Отдала? – спросил он.

– Нет, – грустно покачал головой Тревер, решив не распространяться, что по собственно инициативе вернул себе книгу, – я не застал миссис Гаглот.

Он пока воздержался делиться с приятелем предположением, что преподавателя, возможно, сожрал бегемот со страниц книги. Еще примет за сумасшедшего. Тем более, что Тревер пока сам до конца не верил своей версии. Ну, завтра утром все выяснится. Если она в школе, значит Тревер перефантазировал и ему надо больше спать. И еще это значит, что он спер книгу, которую ему никто не возвращал, и за это может влететь. Если, конечно, засекут. Если же миссис Гаглот отсутствует, то вполне возможно, что причиной этого служит сытый желудок бегемота.

Миссис Гаглот отсутствовала. На первом уроке, которым и был урок биологии, ее заменяла практикантка, недавно пришедшая в школу. Девушка заметно стеснялась учеников, робела, поскольку сама ненамного превышала их по возрасту. Тему занятия составляли приматы. Практикантка показывала изображения обезьян, рассказывала про их привычки и среду обитания так подробно, как будто сама жила в обезьяньей стае. Треверу стало интересно, и урок прошел незаметно. В конце занятия мальчик подошел к практикантке и спросил, где миссис Гаглот.

– Она взяла отгул, – сообщила девушка, и по ее непроницаемому выражению лица, тонкой ниточке губ и суженным азиатским глазам оставалось только догадываться говорит она правду или самоуверенно заливает.

– Надолго?

– Не знаю.

Миссис Гаглот отсутствовала до конца недели. Тревер держался тише воды ниже травы, ожидая, когда приедет полиция и начнут всех допрашивать. Но неожиданно появилась не полиция, а миссис Гаглот. Загоревшая, с чертами лица еще более заостренными и полная решимости всех окончательно уморить своим занудством и выпяченной харизмой всезнайства.

На следующем уроке она отругала практикантку, по ее мнению, делавшую все не то, и пустилась в рассказ о своем путешествии в Уганду. Рассказ и впрямь занимательный. Особенно занимательным он стал в тот момент, когда миссис Гаглот поведала ученикам как за ней погнался бегемот.

– И чем же дело закончилось? – машинально спросил Тревер.

– Ты хочешь спросить, не съел ли он меня?

В классе засмеялись.

Сделав паузу, чтобы дать ученикам прочувствовать свое остроумие, миссис Гаглот снизошла до ответа.

– Я собиралась искупаться, когда появился бегемот. Как была, в купальнике, я успела добежать до джипа и прыгнула внутрь. Мотор уже работал, и водитель дал полный газ. Бегемот не стал нас преследовать. Вместо этого он схватил мою сорочку, которая лежала на берегу, и вместе с ней прыгнул в Нил. А юбка осталась на берегу.

У Тревера мороз по коже прошел. Что же за книгу подарила ему мама?

Сорочка миссис Гаглот в пасти прыгающего в воду бегемота и юбка на берегу.

Про книгу учительница забыла.

Примерно через неделю папа вернулся из госпиталя и его снова допустили до полетов. Правда, с ограничениями. Дали другую машину. Немного старше, немного неуклюжее, словом, не такую, как предыдущая. Папе предстояло постепенно восстановить навыки полетов, прежде чем его допустят до своей прекрасной птицы, испытания которой приостановили до выяснения причин произошедшего. За исключением папы никто не имел права прикасаться к боевой машине. Папа проходил специальные курсы, чтобы управлять именно этим истребителем. Все дело в том, что при его конструировании использовали двигатели, принцип действия которых составлял загадку даже для их изобретателей. Доподлинно знали, что они развивают огромную тягу и способны искривлять пространство вокруг крылатой машины, делая ее независимой от земного тяготения. Информация, связанная с испытаниями Зигзага, так назывался истребитель, не подлежала разглашению. Ходили слухи, что первый самолет этой серии, который испытывал киборг, просто исчез с экранов радаров, испарился, достигнув скорости в пять чисел маха, пронзив стратосферу вертикальной свечкой.

Киборги – странный народ. Людьми их не назовешь, но от роботов отличались в полной мере. Машины с выращенными биологическими мозгами, в которых искусственно подавили центры, делающие людей людьми. Центры, отвечающие за привязанность, дружбу, любовь, сострадание, в общем, за все то, что мешает homo sapiens идеально исполнять свои обязанности.

Правда, злые языки поговаривали, что в киборгах оставалось черты людей, приводящие к киберневрозам, обострявшимся после истечения гарантийного срока их эксплуатации. Тогда их подвергали замене.

Мама Тревера создавала киборгов. Это не просто, запрограммировать идеальную рабочую машину. Даже два идентичных мозга, выращенных из одинаковых стволовых клеток, немного отличаются друг от друга. Со временем такого рода различия усиливаются и киборгов приходится доводить до совершенства путем кодирования. Непростая задача, требующая изрядного искусства. Лишь одному из миллиона дано кодировать киборгов, и мама Тревера обладала таким талантом. Для нее не существовало двух одинаковых изделий, каждый обладал чем-то своим, уникальным, но каждый выходил по-своему совершенным.

Люди нуждались в киборгах. Например, при операции раковым больным по вырезанию опухоли из печени, когда нужно вручную перевязать несколько сотен капилляров. Люди неспособны, или способны, но очень немногие. А киборги справляются с этой работой блестяще. Или, когда нужно управлять космическим аппаратом в условиях повышенной радиации.

От папы уже приходили положительные известия, но он еще не вернулся жить домой из госпиталя, когда Тревер набрался мужества спросить маму про книгу.

Он начал разговор издалека, как бы невзначай осведомился могут ли картинки из книги напоминать людей. Мама улыбнулась и ответила, почему нет? Тогда он задал уточняющий вопрос, могут ли картинки предсказывать то, что произойдёт с людьми в будущем или как-то влиять на это? Мама отрицательно покачала головой. Тогда Тревер поведал ей про случай с учительницей биологии. Мама выслушала с интересом, особенно ее заинтересовал тот момент, когда в Нил прыгнул бегемотам, держащий в пасти сорочку миссис Гаглот. Мама спросила, на какой странице Тревер видел это?

Мальчик не помнил, на какой именно станице произошел странный эпизод, но незамедлительно принес книгу, и они с мамой долго сидели в преддверии сумерек на террасе, смотря на горы в лучах заходящего солнца. С их наблюдательного пункта виднелась гора, заснеженную вершину которой скрывали облака. Предгорья дымились паром термальных источников, особенно хорошо заметных в зимнее время.

Над источниками круглый год кружили стаи птиц. Ходить к ним запрещалось. Земля перед источниками напоминала болото, но, если знать тропки, можно пробраться поближе.

Когда стемнело, Тревер с мамой остались на террасе и при свете, идущем из открытых окон дома, листали картинки удивительной книги. Очков под рукой не оказалось и ни одна из картинок не оживала. Нарисованные талантливым художником виды Африки, изображения реальных животных вперемешку с фантастическими застыли неподвижно. Казалось, стоит отвести страницу чуть дальше от глаз и дать сумраку сгустится, как они оживут и без всяких очков. Но этого не происходило. Бегемот входил в воды Нила, держа в зубах нежный побег лотоса. Никакого намека на сорочку.