Избранные проекты мира: строительство руин. Руководство для чайников. Книга 3

По большей части это было лишь пятном в темноте, почти не имеющим четких очертаний, и приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть там хоть что-то. И чем сильнее ты вглядывался, тем меньше тебе хотелось видеть.

Самым жутким было то, что пятно никак не соотносилась с прочей реальностью. Оно ни на чем не держалось и не двигалось. Пятно просто висело посреди темноты, как в коридоре. Я не знал, что думать. Открывать кабину, куда-то идти и что-то исследовать желания у меня не было никакого. В пределах Властелина Колец и его жутких вотчин имелось бессчетное множество трудно объяснимых явлений и загадочных аномалий. Не все они что-то значили и не все обещали неприятности – просто этот мир был так устроен. Но опыт подсказывал, что к каждому из них следовало относиться именно так – как к знамению, закрывающему главу твоей прежней жизни. Потом я уснул.

Мне снилось, что я забыл закрыть на ночь окно и теперь жалел об этом, не зная, как это исправить. Я открыл глаза и вначале ничего не понял. Было очень темно, но я почему-то видел все. Я проснулся от понимания того, что в кабине кто-то был, и я не мог понять, кто, в проеме окна это выглядело сплетением корней, но самым страшным было не это. Откуда-то я знал, что меня здесь нет, что весь мир снаружи за стеной темноты выглядел тем же сплетением не то корней, не то волос, не то истлевших костей. Я пытался и не мог отделить сон от реальности, и от этого не мог дышать. «Бойся лающих овец», – произнес чей-то голос, и я открыл глаза. Вначале я ничего не понял. Окно было закрыто. В кабине никого не было. Я дышал часто, с надрывом, словно на дальней дистанции, когда до меня дошло, что это был всего лишь сон, самый обычный сон, я почему-то испытал такое облегчение, словно избежал смертельной опасности.

Когда спустилось серое утро и обозначились очертания останков какой-то старой двери по соседству, одиноко торчавшей прямо из грунта, впереди была только просека и больше ничего. Но я уже не верил, что сумею отсюда выбраться.

Я больше не говорил с Тьмой, и Тьма молчала.

Стена

После того, как было объявлено о всеобщей воинской обязанности Мира Властелина Колец как неотъемлемой территориальной единицы Федерации Нации, нация, освободитель от тирании и терроризма, и ее исполинская информационная машина обрели новое дыхание. По крайней мере, Животновод говорил не переставая. «Все устали от крови», – сообщал он, придвигая рот к самому микрофону. Освободители хлопали, очевидцы вытирали глаза, новые реалии нависали.

После объявления о тотальной конскрипции народа эльфов на войну с тиранией и терроризмом даже до образцов хладнокровия в среде эльфов в конечном счете дошло, что логика цивилизации насекомых не лежала в плоскости той реальности, в которой до сих пор жили они. Стол переговоров там не значился.

Информационная машина работала без выходных. Средства массовой информации и государственное телевидение подробно освещали приведение какого-то «эльфа» к присяге на верность, сюжет торжественно обставлялся как событие, но даже болвану было ясно, что это вранье.

Эльфы молчали. Конечно, все они, каждый без исключения с высоты своей ледяной невозмутимости с надменным презрением взирали на шевеления абсурда на их земле, уверенные, что этот абсурд в конце концов развеется сам собой. Просто надо ничего не делать. Зря они были так уверены. Все оказалось даже хуже, чем рисовали себе самые мрачные из сторонних обозревателей.

Потом думать так перестали. Это было время, когда почва содрогнулась. В буквальном смысле, акты терраформирования стали происходить настолько неожиданно и с таким чувством момента, что заставали врасплох всех.

Затем вздор с «присягой на верность» стал обретать форму новой традиции. Государственное телевидение трудилось на пределе возможностей. «Эльфы», нарядно одетые в стандарт нации-освободителя, маячили, создавая будничный, привычный глазу фон. Очередному защитнику отечества заранее присудили еще одну медальку, медалька была празднично украшена яркими разноцветными фантиками, телекамера подробно показывала аплодирующие ряды приоритетных зрителей, ажиотаж не получился, однако приоритеты это не смутило. Хиератта стоял, держась ладонью за нижнюю часть лица. Он не мог отделаться от ощущения, что от всех этих рядов воняло трупами и дерьмом.

Эльфам мягко, но настойчиво под разными предлогами отказывали во встрече со своими детьми, уверяя, что каждый из них будет окружен самой теплой заботой на весь период воинской обязанности. По устоявшейся традиции, Нация – освободитель от экстремизма и тирании, представляла на земле эльфов силы добра. Поскольку она никогда и ни при каких обстоятельствах языком эльфов не пользовалась, предполагалось, что все рекламации, замечания, предложения и пожелания те будут направлять на языке освободителя.

Те из эльфов, кто отказывался от насильственной конскрипции, официально объявлялись предателями. Больше их никто не видел. Те, кого показывали, подвергались казни.

Народ Леса по-прежнему хранил надменную невозмутимость. Как будто возня приоритетов их не касалась никак, но вот это уже было похоже на правду. Подписавших конскрипцию тоже больше не видели. Потом ситуация изменилась. Когда под ногами оккупантов стала гореть земля, даже исполинская информационная машина пропаганды приоритетов начала кашлять. Самым удивительным было, что на действиях оккупационных властей это не отразилось никак. Лишь теперь до всех стало доходить, что цивилизация насекомых к любой цели в самом деле шла любой ценой и готова возложить столько гор трупов, сколько будет нужно. В буквальном смысле.

Натолкнувшись на неожиданно яростное сопротивление от природы хладнокровной расы эльфов, не желавших лежать трупами в грязи приоритетов во имя их целей, народ эльфов уверяли, что вся их воинская обязанность будет сведена исключительно к невоенным профилям снабжения. После этого что-то необратимо изменилось.

Так это или нет, эльфы выяснять не стали. Когда на месте одного из новоявленных административных центров, находившихся далеко за пределами военных действий, встал Мертвый Город, и встал так, словно стоял там от сотворения мира, борьба с международным терроризмом официально перешла в новую фазу. О международном терроризме теперь говорили даже приоритетные бабки.

Город стоял на костях. Словно так было задумано. Словно он составлял с землей под ногами и зеленым миром вокруг единое целое. Он возник за одну ночь. То, что это начало непонятно чего, стало ясно даже властям. По крайней мере, так думали.

Потом до Хиератты дошло.

Насильственная конскрипция выполняла двоякую и крайне важную роль. Заставляя неприоритетное население умирать на войнах приоритетов, с одной стороны, нейтрализовался самый жизнеспособный, самый ценный, готовый к агрессии элемент популяции, представлявший для нации внелогических экскрементов главную опасность. «Existential threat» теперь служил ужасом ночи, призраком, неслышно проступавшим из тьмы там, где его ждали меньше всего. Эльфы были у себя дома. Их народ оказался настолько искусным в тактике маскировки, что стрелы, торчавшие в шеях нации-освободителя, совсем скоро стали визитной карточкой ночи.

Эльфийской культуре, которую приоритетное население ненавидело теперь уже на официальном уровне, в программе насильственной конскрипции предстояло под разными предлогами отправляться умирать первой.

Вот это и было главным.

Раса должна была обесцениться.

Становясь латентной и обессиленной, ненавистная для оккупантов нация должна была перестать быть жизнеспособной. Расе эльфов предстояло стать беспомощной. Таким образом, военные конфликты использовались в качестве отдушины для отвода негативной энергии, предназначенной самим оккупантам.

С другой стороны, неприоритетное мясо для поля боя всегда работало для целей победоносных продвижений приоритетов. Так необходимость все новых и новых войн правительство нации подонков по убеждениям начинало понимать как инструмент не только отбирания новой земли, но и интеграции уже отобранной. Совместное жертвоприношение нация пней видела как фактор, объединяющий ее страну. «В единой стране единые проблемы». Недопустимо иметь проблемы, отличные от тех, которые придумывала она. Или не иметь их вовсе.

Хиератта смотрел и думал, как немного надо пройти, чтобы под одной пропастью обнаружить другую. Далеко не всегда спрятанное, присущее каждому приоритету желание убивать неприоритетного имело массу документальных свидетельств на протяжении всего существования их режима. Этим желанием так или иначе пользовался практически весь набор их маленьких больных диктаторов. Но когда каждого представителя приоритетной нации в конце концов настигало понимание, что на те же самые нужды они могут использовать уже неприоритетное мясо, происходила новая трансформация их коллективного сознания. По такой схеме они отобрали столько чужой географии, что та стала разваливаться под собственной массой. Правительство пней было уверено, что первый же набор таких конскриптантов, каким бы абсурдным тот ни был, поможет стравить эльфов между собой. После этого дело можно будет считать закрытым. Видимо, именно так стала зарождаться и развиваться идея об их мировом господстве.

Идеалы популяции эльфов вновь и вновь заявлялись ложными и устаревшими, несовместимыми с «новыми реалиями»; со всех экранов официально было объявлено, что власти не вступают в переговоры с террористами. Приоритеты шагали, население хлопало, освободителей встречали цветами. Приоритетное население так много бегало с этими цветами и поцелуями туда и обратно, что кинокамера за всеми не успевала. Что это население там делало, оставалось без объяснений.

Дальше было только хуже. Часть эльфов сделали невозможное.

Пересилив себя и свою природу, они спустились, наконец, с небес в грубую реальность и попытались логическим путем, опираясь только на одни факты и инструментарий чисто логических оснований, донести до массовой аудитории абсурд ситуации. Вслед за чем сделали попытку результат усилий легально опубликовать.

Они исчезли так быстро, что попытка оказалась не только первой, она была единственной. Уголовная статья «О попытках оправдания терроризма» теперь была известна даже курам блокпостов. Как и других, больше их никто не видел.

Государственное телевидение прилагало титанические усилия, кривляясь, передразнивая, мыча у микрофонов зашнурованными ртами, не в силах назвать вещи своими именами и не зная, в какую позу встать еще, чтобы вызвать реакцию на свои провокации. Оно так тужилось, немилосердно попукивая, чтобы не произнести вслух всего лишь одно имя и одно название, что встревоженными выглядели даже его фотоэкспозиции. То, что оно плясало перед пустой темной комнатой, в которой никого нет, ему было неинтересно. «Мы не публикуем книги, которые могут быть истолкованы как оправдание терроризма». Это была последняя из попыток эльфов выйти на контакт.

Книга исчезла еще быстрее. После этого народ леса как объект физической реальности существовать перестал.

Землеустроитель

Комары не обманули: день выдался настолько теплым и солнечным, что все, что было до него, воспринималось как нехороший сон.

Стена выросла за одну ночь. Грубые ряды исполинской каменной кладки возвышались над рельефом обрыва и здравым смыслом, словно стояли здесь всегда, всё видевшие и ко всему равнодушные. Стена торчала прямо из скальных образований, как произвол неких темных сил, разделяя мир надвое и оставляя свободным только один выход – к отвесному обрыву. Под обрывом далеко внизу не было ничего, кроме камней. Гигантские наползающие один на другой отвесы вырастали из естественных отложений, исключая всякую возможность оказаться наверху, но уже издали начинало казаться, что там на самом краю кто-то был. Случайный косяк диких птиц с любопытством несся туда, пытаясь понять, что происходит, впрочем, сохраняя высоту и не делая попытки приблизиться. Стена была, как подиум. Подобно большим жутким летучим мышам, банда драконов сидела на самом верху несуразной геологии, все вместе хмуро уставившись одинаковыми взглядами на что-то прямо под собой. В их глазах не было ни капли тепла.

– Добрый вечер, – глухо и внушительно произнес по ту сторону Стены голос.

Слишком глухо и слишком внушительно, микрофон зазвенел. Звук шел, как со стадиона, до отказа набитого зрителями, застывшими в ожидании рок-концерта года.

– Что, суки, не ждали?

Было так тихо, что слышалось шуршание высохших листьев в траве.

– Вам там меня хорошо слышно? Тогда сразу к делу. То, зачем мы все здесь сегодня собрались, весьма символично, я бы даже сказал, несет глубокий познавательный смысл. У меня две новости: хорошая и плохая. Вначале хорошая. Сегодня вы все умрете. Возможно, кто-то именно этим утром, проснувшись, открыл глаза как раз с такой мыслью. Что пора чудес прошла, и всем подыскивать придется причины тому, что сделано на свете. Спешу ему радостно сообщить, всё так и есть. Проницательность его не подвела. Теперь плохая новость. Вы умрете не сразу. Вы будете делать это частями, с глубоким философским смыслом…

Голос перекрыли несколько редких разрозненных хлопков, тут же перешедших в истеричное хлопанье огнестрельного оружия, будто там стреляли все вместе, не вполне зная, куда. Какое-то время не было слышно ничего, кроме беспорядочного грохота.

– По поводу оружия, – снова раздался голос. – Советую боеприпас приберечь. Он вам еще пригодится. Всё очень серьезно. Поэтому не надо его дергать.

Голос снова перекрыл шквал огня.

Шум словно пытался заткнуть его, сделать несуществующим, там стреляли будто с намерением греметь так долго, сколько получится, чтобы только не слышать, что будет дальше. Но голос больше не отвлекался. Он был громче.

– …Пока отложите его. Просто сядьте и слушайте. У вас будет еще возможность настреляться. Но это еще не все новости на сегодня.

Голос прервался.

Отдельные разрозненные выстрелы по другую сторону стены еще какое-то время растерянно хлопали, потом стихли тоже.

– Итак, в чем суть? – громко задался вопросом Голос. И сразу же на него ответил. – А суть прямо перед вами. Вон там в отдалении на отшибе стоит пустой грузовик. Тот, что с откинутым тентом. Вам всем его хорошо видно? Кому не видно, значит, не судьба. Вот это и есть ваш смысл жизни. Это и есть ваш последний шанс и последний билет свалить отсюда…

Голос снова прервался, словно давая сполна оценить замысел происходившего и как бы увидеть сюжет в новом свете. Сюжет явно никому не понравился. То ли в силу какой-то аномалии, то ли по причине необыкновенной акустики местных условий, то ли так было задумано, но звуки раздавались так далеко и так отчетливо, как если бы кто-то ставил финальную сцену театральной постановки с аплодисментами в конце и вставанием зрителей с мест. Но помимо нескольких драконов, мрачными изваяниями наблюдавших сверху за происходившим, других наблюдателей не было.

– Спешу отметить отдельно, что времени на глубокие размышления нет. И оно, это время, уже пошло. Вот прямо сейчас. Вот с этого мгновения. Итак, правила отбора кандидатов в победители. Сразу предупрежу, правила жесткие. Это уж как все в жизни, просто так не дается ничего. У вас у всех сегодня жизненно важный выбор: умереть прямо сейчас – или, как вариант, оказаться в числе совсем немногих избранных, счастливчиков, отмеченных судьбой. Отбор будет считаться завершенным, как только на борт этого, только этого и никакого другого транспортного средства взойдет последний из победителей и тент скроет от глаз остальных тех немногих, кто оказался проворнее других. Советую поторопиться. Это вам не фура, лимит мест ограничен, но что касается средств – тут всё целиком на ваше усмотрение. От кирпичей и зубов до вашего национального оружия, оглобли, всё, что покажется уместным, всё, что удобно ляжет в руку, что поможет занять одно из мест в этом Ковчеге Надежды.

Как только тент закроется и будет закрыт изнутри, время отбора остановится. Все остальные умрут, где стоят.

Но до тех пор, пока занавес не упадет и хотя бы кто-то еще будет цепляться за борта, у каждого есть шанс оказаться среди избранных. Лишь свирепейшим из свирепейших дано подняться над обстоятельствами. И пусть победит сильнейший. Всё можно.

И всё возможно…

Голосу снова не дали договорить. Грохот в ущелье теперь стоял такой, будто целая армия пускала в расход все снаряжение, которым располагала. Однако спустя какое-то время шум стал терять прежний ажиотаж, сходить на нет, очень скоро за отдельными выстрелами стала слышна какая-то возня, звон металла и однообразные крепкие мясистые удары, заканчивавшиеся просветами тишины.

– Будущее зависит от того, во что ты веришь, – внушительно сообщил Голос. Он как будто что-то зачитывал, держа пюпитр перед собой и аккуратно перелистывая страницы, плюя на кончики пальцев. – Оно не имеет ничего общего с истиной – или достояниями разума. Можно пойти в амбициях так далеко, что даже построить алгоритм его развития. Или хотя бы сюжет для странной книги. Футурологию любят все, даже те, кто мало что в ней понимает. Кто-то давно сказал: «Будущее управляет настоящим». И даже идея, помещенная в нужное время и в нужном месте, может оказаться живым зеленым ростком и совершить почти невозможное. Передел горизонтов…

Кто-то жутко, с долгим свинячьим надрывом завизжал, его сразу поддержали еще несколько глоток, но Голос даже не прервался.

– Принцип стороннего наблюдения прост и ясен. У него масса врагов и еще больше самозваных последователей. У него много преимуществ и всего лишь один недостаток. Ничего нельзя трогать руками. Ты – историк отдаленного будущего. Предмет твоих исследований – Прошлое. Оно прямо на руках превращается в прах, но ты должен успеть снять с него протокол допроса, как снимают с мумии давно сгнивший бинт. И ты немножко похож на Дьявола. Тебя никто не видит, но ты знаешь общий исход…

За Стеной кричали, не переставая. В отдалении встревоженно поднялась и стала кружить над лесом стая ворон, каркая и увеличиваясь в размерах. Какая-то землеройка у подножия обрыва, выбравшаяся из-под камня на свет и озадаченно задравшая мордочку кверху, как бы решала для себя, что здесь происходит. То, что происходило, явно случалось не каждый день. Там словно рубили мясо, пыхтя, с усилием, стараясь успеть, вскоре не осталось других звуков, кроме редких неторопливых ударов металл о металл. И тут торжественно вступила партия пулемета. Он работал размеренно и методично, будя гулкое эхо, ему дробно ответил другой, торопливо расставляя все точки, и вскоре еще один. Но тарахтели недолго. Вскоре стало очень тихо.

Голос читал. Он читал, не отвлекаясь, под аккомпанемент мясистых ударов и выстрелов, как бы поставив целью донести мысль в полной мере, не упустив главного и не обронив ни капли.

Дочитав, он прервался.

Теперь над Ущельем висела абсолютная тишина.

Пара драконов снялась и, тяжелыми ударами крыльев подняв себя вверх, отвесно ушла под Стену. Другая часть осталась, словно решив досмотреть кино до конца.

– Мда, – произнес Голос. – Замысел был длиннее.

Задрав голову, землеройка смотрела, как в небе прямо над ней из-за края обрыва показался силуэт вначале одного дракона, за ним другого, драконы грузными взмахами крыльев уходили с парапета, как с борта авианосца, крепко сжимая в жутких лапах пряди каких-то лиан. Вскоре за драконами появились очертания армейского грузовика. Он летел по воздуху, как летний вариант Санта Клауса, строго в небо. Землеройка озадаченно провожала глазами драконов и то, что летело им вслед; то, что летело, будто двигалось к одной давно намеченной цели, делаясь все меньше, грузовик шел, набирая скорость и высоту. Но или драконам надоело, или была оборвана последняя нить, только грузовик вместо того, чтобы окончательно растаять в прозрачной дымке небес, вдруг пошел вниз. Далеко в поднебесье раздавались ослабленные расстоянием резкие выкрики драконов. Характер сообщений оставался неясным, было похоже на критику в чей-то адрес с содержанием упрека насчет чьих-то дырявых рук. Грузовик шел, медленно кувыркаясь и увеличиваясь в размерах, прямо туда, где еще мгновение назад сидела землеройка, провожая глазами то, что можно было увидеть не каждый день. Мир определенно сошел с ума.

Компетенция и рекомендации: кого лучше бояться

Из книги Эльмо Броди «Homo sapiens, Технология и Дьявол: столкновение или объединение? Размышления об удачном ужине»

…Говорят, два разумных человека всегда сумеют договориться.

Это не может не радовать. Но давайте посмотрим, что мы имеем. Вот, с одной стороны, человек и вот, с другой, его технология. Мы видим, что они оба куда-то катятся, но пока еще не можем ясно сказать, куда. Но все-таки.

Нам подсказывают, обнадеживающе кивая, что Человек тоже вроде как эволюционирует, хотя тоже пока не совсем понятно, в каком направлении, и то, что он делает, в определенном смысле делает его тоже.

Мы могли бы, пользуясь случаем, с высот нашего альтруизма оглянуться и сказать, что да, в таком подходе есть разумное зерно, развитие последней формы цивилизации в самом деле словно бы имеет определенную логику, и логика эта скорее озадачивает. Технологическая сторона развития вида Homo sapiens изменяется так, что мы даже не успеваем от изумления разводить в стороны руками, в то время как сам носитель пресловутого разума, по сути, остался тем же, каким и был две и три сотни тысяч лет назад: его словно замкнуло на одном месте. Так эволюционирует человек – или эволюционирует наше мнение о нем?

Нас словно что-то подталкивает – и подталкивает упорно только с одной стороны, и если мы всерьез хотим заглянуть за край того, что зовем Большим Горизонтом, то нам по крайней мере необходимо попытаться обозвать это что-то каким-нибудь научным термином. И потом решить, кого лучше наказать.

Вот история: 37 цивилизаций этой планеты, какими мы видим их сегодня, и какими их можно увидеть с высоты птичьего полета. Так что же мы видим? Меняются лишь названия, объемы потребления и эффективная сторона оружия, которым один человек отправляет на тот свет другого. Но вот вопрос, почему объемы накопленного знания как-то крайне неохотно хотят работать в отношении всего, что лежит по другую сторону прогресса технологии? По ту самую сторону, где вроде бы и лежало всегда то, что определяло достояние разума. В современном языке до настоящего дня этому нет названия, почти никто по большому счету даже не задумывался над тем, как эти вещи определить, но назовем их для себя человеком отдаленного будущего. Если у нас его, будущего, нет, то пусть оно будет хоть у него.

Поправьте меня, но вот тот самый предмет футурологии, который без названия, как бы лежащий по иную сторону пресловутого прогресса технологии, словно никому не нужен. Ну, за исключением разве нескольких чудаков в истории. И вот еще вопрос: подлежит ли вообще такое положение изменению? Я возьму на себя ответственность ответить коротким «нет», – а затем попытаюсь обосновать, почему, и набросать, чем примерно все должно закончиться. Тот Далекий Горизонт ближе, чем вы думаете.

Я тут на досуге попробовал вывести возможно более короткое определение Разума и того, что есть Ум. Чтобы решить, куда катится этот мир и мы вместе с ним, нам они понадобятся оба.

Итак, разум. Коротко говоря, и опустив всю неизбежную философию за очень большие скобки, это способность предвидеть события до их совершения и адаптировать стратегию поведения адекватно им. Другими словами, это – игра во времени. Степень этой адекватности и определяет степень разумности.

Есть еще ум. Как многие наслышаны, вещь, исключительно полезная в жизни и быту, но никто внятно не может сказать, на что он похож. Попросту это степень догадливости. Способность восстанавливать информацию по ее фрагментам и за одним деревом видеть лес. Степень этого предела и определяет уровень интеллекта. Информации никогда не бывает недостаточно. Любое животное обладает умом в той степени, в какой оно видит больше, чем дано. И любое животное обладает хитростью в той мере, в какой оно видит больше, чем от него ждут.

Другими словами, это тоже – категория времени.

Разум лучше всего определяет способность использовать энергию обстоятельств, минуя опыт.

В отношении ума животного оставим для себя пути отхода. И, возможно, кое-кому пришлось столкнуться с таким случаем, гений которого особенно неприятно заметен на фоне прочих болванов. Он неприятен тем, что обречен. Как разум, навсегда запертый в образ, который преобладающий вид определил неразумным. Быть может, худший из недугов.