Ценитель

Сделал глоток. Тут же почувствовал, как по телу поплыло приятное тепло.

– Это какая-то лекарственная трава? – предположил я.

– Самый обыкновенный красный чай из провинции Юньнань, – ответил старик.

Я кивнул и сделал ещё один глоток.

– А вот чайник – настоящий, – продолжал он. – Скажи, ты ведь видишь это?

Я посмотрел на пузатые фарфоровые бока. И вдруг почувствовал уже знакомое покалывание в позвоночнике и в кончиках пальцев. Совсем как недавно, когда я впервые потрогал кроссовки.

– Да… – выдохнул я, осторожно прикоснувшись к горячей гладкой поверхности.

Перед мысленным взглядом вдруг возникли горы, сплошь заросшие густым лесом, жаркое южное солнце, крохотная лодчонка, плывущая по глади спокойного озера… видение быстро растаяло, оставив лишь отголоски эмоций.

– Так странно…

Мне вдруг очень захотелось обладать этим чайником.

– Он, наверно, очень дорогой? – предположил я.

– Как и все настоящие вещи, – улыбнулся Филипп Петрович. – Как твои кроссовки.

– Что значит «настоящие вещи»? – спросил я.

– Ты ведь уже понял это, верно? – вопросом ответил старик.

– Пожалуй… но как-то не до конца, если честно…

– Ты чай не забывай пить. Заварка из этого чайника даёт здоровье. Тебе бы пришлось в больницу ложиться, а так завтра к вечеру будешь в норме. Синяк, правда, ещё пару дней будет проходить – но от него останется так, одна видимость… ничего опасного.

Я сделал пару глотков.

– Что касается настоящих вещей, – продолжал старик, – лично я считаю, что иногда мастер, работая над каким-то изделием, передаёт ему значительную часть своей души. Порой даже всю душу. Из-за этого простая вещь становится особенной. Настоящей. Она приобретает определённые… скажем так, ценные свойства. Как этот чайник.

Я снова потрогал белую поверхность. Видение не вернулось, но ощущение электричества и странного, приятного возбуждения осталось. Больше того, оно будто бы стало отчётливее.

– Настоящую вещь нельзя сделать намеренно, – продолжал Филипп Петрович. – Мастер может учиться всю жизнь и достичь огромного совершенства в своём ремесле. Он будет создавать качественные изделия. Но может так сложиться, что у него никогда не выйдет ни одна настоящая вещь. И наоборот: возьмём простого парня из бедной семьи, который лишь недавно получил работу. Он сидит по двенадцать часов на смене за верстаком в тёмном и душном цехе или даже на конвейере. Но всё равно он счастлив, потому что альтернатива в его стране – вполне реальный голод. А у него семья, которую теперь есть на что кормить. И вот, в один ослепительный момент он вдруг испытывает непреодолимый порыв поделиться чем-то важным с этим миром. Тогда из-под его рук выходит настоящая вещь. Этот момент созидания всегда случаен, но чаще всего он связан с каким-нибудь значимым событием в жизни мастера. С потрясением – не важно, позитивным или негативным. Вполне может быть, что твои кроссовки сшил мальчишка твоих лет. Кто знает, что с ним случилось?.. может быть, узнал о поступлении в престижную школу на международный грант. Или его любимого дворового пса сбила машина, а он весь день будто бы чувствовал его присутствие и ловил знакомый запах шерсти во время коротких перерывов…

Старик сделал паузу, уставившись куда-то вдаль, за окно. Я же молчал, потрясённый услышанным.

– Но… разве мастер не может забрать себе такую вещь? Когда понял, что сделал? Чтобы, например, продать её за дорого? Конечно, на заводах это незаконно, но ведь наверняка есть способы…

Филипп Петрович улыбнулся.

– Дело в том, что ни мастер, ни обычные люди не могут разглядеть настоящую вещь, – сказал он. – Мастера не понимают, не видят, что сотворили. Для этого есть мы, ценители.

– Ценители? – переспросил я.

– Посмотри по сторонам. Скажи, есть ли тут кроме твоего чайника и кроссовок другие настоящие вещи?

Я огляделся. И тут же моё внимание привлекла трость с бульдогом. Она была в руке у старика в тот момент, когда я пришёл в себя после нападения.

Я поднялся со стула и подошёл к ней. Точно: то же самое покалывание. И видение – грозовое море и огромный утёс, о который разбиваются многометровые волны. Запах свежести и солёные брызги на щеках…

– Вот видишь? – снова улыбнулся старик. – Ты тоже ценитель, Герман. Сможешь угадать, что делает это настоящая вещь?

Я нахмурился, пытаясь уловить какой-то смысл в той картинке, которая возникла после прикосновения. Но ничего в голову не приходило.

– Это ничего, – кивнул Филипп Петрович. – Возможно, научишься со временем. Не все ценители это умеют.

– Так что эта вещь может? – спросил я.

– Она вызывает непреодолимый ужас у тех, кого обладатель трости считает врагом, – ответил старик. – И безграничное доверие у других людей.

– Понятно, – кивнул я.

Мне действительно стало понятно, как так получилось, что я вдруг оказался в гостиничном номере с незнакомцем.

– Не сердись, – улыбнулся Филипп Петрович. – Нам нужно было спешить, иначе дело точно закончилось бы больничным. Я уверен, что у тебя были сломаны рёбра. А как иначе было тебя привести к моему чайнику и чаю?

Я подумал и решил не обижаться.

– А мои кроссовки? – спросил я. – Что делают они?

– Пока не знаю, – улыбнулся старик, которого я лишь спустя полгода начал называть дедушкой. – Думаю, скоро ты сам это выяснишь.

Он подмигнул мне.

Я носил кроссовки почти два года, пока окончательно не перерос их размер. После этого они заняли почётное место на моих складах. Их подлинное предназначение осталось мне неизвестным. И не было ни одного покупателя, не важно, из ценителей или посвящённых людей, который бы заинтересовался ими.

Глава 3

Меня разбудил деликатный, но настойчивый стук в дверь. В первый момент я решил, что мне показалось – всё-таки номер был достаточно дорогим, чтобы исключить всякие недоразумения со стороны администрации, но стук повторился.

Стараясь подавить раздражение, я приоткрыл левый глаз.

Леночка глядела на меня сверху вниз с хитрой ухмылкой на пухленьких губках.

– О, проснулся! – заявила она. – А я нам завтрак заказала! Уже принесли!

С этими словами она выпорхнула из комнаты, накинув гостиничный белый халатик.

Застонав от досады, я откинулся на подушку. Ну вот, а ведь начиналось всё так многообещающе. Вчера в клубе Леночка много не пила, в разговорах не поднимала раздражающих тем и вообще казалась очень разумной. Я даже начал прикидывать, на сколько встреч хватит наших отношений – и тут такой облом. Разумеется, после подобного самоуправства о новой встрече не может быть и речи.

Кокетливо приоткрыв халатик, так, чтобы было видно соблазнительные округлости её крупных грудей, она вкатила в спальню тележку, на которой стояли накрытые колпаками тарелки. Резко и неприятно запахло кофе.

– Яичница с омарами – это тебе, – подмигнула она, поднимая один из колпаков.

Я изобразил улыбку и кивнул.

– Помню, ты вчера рассказывал, что любишь морских гадов.

– Ага, – подтвердил я, выбираясь из-под одеяла.

Мой халат со вчерашнего дня валялся в изножии кровати, рядом с тележкой. Леночка на него едва не наехала. И как я мог вчера посчитать, что она умненькая, а?..

Халат я поднимать не стал. Вместо этого сходил в ванную и прикрылся широким банным полотенцем.

– А я буду блинчики с икрой, – подмигнула она, поднимая второй колпак.

Икра, разумеется, оказалась чёрной. Не то, чтобы мне было прям жалко – но очень неприятно, когда тебя начинают откровенно доить вот так, на второй день знакомства.

Я сел возле тележки-столика. Вилкой лениво поковырял яичницу, в которой кое-где проглядывали волокна омарьего мяса.

– Ешь! – приказным тоном заявила Леночка, наклоняясь ко мне, чтобы я лучше разглядел её груди, которые почти вывалились из халатика.

Однако же это зрелище не произвело на меня того впечатления, на которое она рассчитывала.

Не люблю приторной сладости. И дело даже не в бурной ночи – просто… ну, это был перебор. И я ведь говорил вчера, как всё есть на самом деле. Что меня не интересуют отношения, и я не хочу по-настоящему сближаться. Что меня интересует только одно: чистая физиология. Я вообще в этом отношении всегда максимально честен, так проще. Но почему-то очень многие девушки считают это элементом кокетства. Воспринимают как вызов. Ну, и стараются всеми правдами и неправдами «завоевать моё сердце», которое у меня, как у любого нормального ценителя, для серьёзных отношений запечатано навеки.

– Это полезно для мужчин, – томно прошептала она.

– Ага, – сказал я, отправляя в рот яичницу.

В этот момент на прикроватной тумбочке зазвонил мой телефон. Я лениво взглянул на экран. Дедушка. После неудачного начала дня на душе сразу потеплело.

– Даже не вздумай, – сказала Леночка.

– Надо, – ответил я и потянулся к телефону.

Эта коза натурально перепрыгнула через кровать, выгнулась, достала до телефона и провела по экрану, отклонив вызов. Потом глянула на меня, издевательски улыбаясь.

Я прикрыл глаза и пару раз глубоко вздохнул. Самоконтроль – это очень важно. Хотя временами держать его бывает ох как трудно…

– Пошла вон, – спокойно сказал я, вернувшись к яичнице.

– Чего? – опешила Леночка.

– Вон, – так же спокойно повторил я. – Пошла отсюда.

– Ах… – выдохнула она, поплотнее запахнув халатик. Её щёчки раскраснелись и, пожалуй, сейчас она была более красива чем тогда, когда пыталась играть в «хозяйку». Просчиталась ты, девочка – все эти «верхи» «низы» и прочие «оттенки серого» не про меня.

Леночка довольно шустро оделась, не забыв прихватить мою карточку. Если её, конечно, на самом деле так зовут. Теперь у меня в этом возникли определённые сомнения.

– М**ак, – заявила она, застыв на пороге номера.

Я даже голову не поднял.

– Козёл! – зачем-то добавила она.

Я продолжал мерно пережёвывать яичницу. Кстати, неплохую. И омар, кажется, был настоящим – а то бывает, что кладут крабовые палочки.

– Импотент! – заявила Леночка.

Вот это совсем странное обвинение, совершенно несправедливое, учитывая обстоятельства прошедшей ночи.

Я поднял взгляд и с любопытством посмотрел на неё. Она же торжествующе улыбнулась и выбежала из номера, громко хлопнув дверью.

Сделав глоток слишком крепкого кофе, я потянулся к тумбочке и взял телефон. Открыл банковское приложение. Выставил лимит на карте – сто тысяч. Чисто в память об отлично проведённой ночи. Нравится Леночке (или как там её на самом деле?) чувствовать себя подстилкой – пускай чувствует. Потом оставил заявку на выпуск новой карточки.

Дожевав яичницу и закусив тостом с абрикосовым джемом, я позвонил дедушке.

– Привет! – ответил он через пару гудков. – Случилось чего?

– Да не, – вздохнул я. – Так, личные обстоятельства.

– Ясно, – усмехнулся дедушка. – Опять воевал с какой-то шмарой?

– Зато у неё сиськи огромные, – заметил я.

– Даже не сомневаюсь!

– Нет, правда! – продолжал я, – с мою голову размером.

– Настоящие?

– Обижаешь!

– Как же она, бедолага, их таскает? – с беспокойством заметил дедушка, прицокнув языком.

– Так спина накачана знаешь как? – Ответил я. – Вот прям будто мраморную статую трогаешь, когда она стоит ра…

– Ой, всё, – ответил дедушка, едва сдерживая смех, – издеваешься над стариком, да?

– Знаю я тебя, старика, ага!

– В общем, чего я звонил-то… – голос дедушки сразу стал серьёзным. – Ты в Москве сейчас?

– Ага, – ответил я, автоматически кивнув.

– Есть один посвящённый. Из высшего уровня, – продолжал он. – Интересуется твоим складом. Ему, говорят, в этих ваших Дубаях птички нашептали интересное.

– Что за человек?

– Интересный человек. Крайне серьёзный, – ответил дедушка.

Вот как, значит… получается, кто-то из АП или правительства уровня министра. Или олигарх из приближённого семейного клана.

– Почему сразу на меня не вышли? – поинтересовался я.

– Понимаешь, тут какая ситуация… – замялся дедушка. – Его рекомендатели не имели тебя ввиду, поскольку ты недавно в бизнесе.

– Чего? – удивился я.

– Ну вот так бывает, – вздохнул дедушка. – Я говорил тебе. Есть определённые круги, которые ценителей младше века вообще не воспринимают…

– Идиоты, – беззлобно заметил я.

– Дело традиций, – ответил дедушка. – Так ты сможешь его принять?

– Когда он хочет?

– Завтра. Получается, сегодня вечером его охрана должна осмотреть место и выставить посты.

– Чего? – удивился я.

– Государственная охрана, – добавил дедушка.

Я присвистнул.

– Да, Гера, пора окончательно взрослеть, – сказал дедушка.

– Ладно, – ответил я.

– Мы будем часам к пяти, – сказал дедушка.

– Мы? – переспросил я.

– Конечно. Я не могу такой вопрос на самотёк оставить. Сторожевые вещи сними. Оставь только защитные – те, которые при себе носишь.

– Ворота я снимать не буду! – возразил я.

– Ворота – не сторожевые, они не опасны, – примирительным тоном ответил дедушка.

– Это спорный вопрос, но ладно. Значит, ворота остаются… и я твой браслет надену! – сказал я.

– Это уже давно твоя вещь, – ответил дедушка. – Перестань называть его моим. Будто я понарошку его подарил!

– Ла-а-адно, не буду больше, – улыбнулся я, прекрасно понимая, что, конечно же, буду. Дедушкин браслет – это как имя собственное, которое я дал своей второй настоящей вещи.

Ценители, уцелевшие в период становления и не потерявшие дар из-за скупости, дальше, как правило, живут долго. Иногда – очень долго.

Есть настоящие вещи, способные поддерживать идеальное здоровье. Есть те, которые замедляют старение – сильно, в сотни раз. Правда, что бы там ни говорили сказки, не существует таких вещей, которые могли бы обратить время вспять и вернуть молодость. Ну или пока не нашлось мастера, который бы создал нечто подобное.

Кроме оздоравливающих и поддерживающих молодость, есть огромное разнообразие сторожевых и защитных вещей. Поэтому опытному ценителю крайне сложно навредить физически.

Я узнал об этом почти сразу. Конечно же, от дедушки. В первый вечер нашего знакомства.

После чая из оздоравливающего настоящего чайника он уложил меня поспать. Я не думал, что смогу уснуть – но меня сморило почти мгновенно. А когда я проснулся – за окном уже были осенние сумерки.

– Герман, – дедушка (в то время я ещё называл его Филиппом Петровичем) осторожно трогал меня за плечо. – Герман, пора. Твоя мама уже вышла с работы.

– Что? А? – я с недоумевающим видом хлопал глазами, пытаясь сообразить, где нахожусь.

Бок почти не болел. И вообще я чувствовал себя великолепно: отдохнувшим, полным сил.

– Тебе пора домой, – повторил Филипп Петрович.

– А… да, да, конечно, – кивнул я.

Я поглядел на пол. Мои кроссовки в полной сохранности стояли возле кровати.

– Знаешь, почему я решил помочь тебе? – спросил старик.

– Нет, – ответил я, обуваясь. – Почему?

– Я окончательно решился, когда увидел, как ты защищаешь настоящую вещь, – ответил Филипп Петрович. – С такой яростью, самоотверженно… они ведь стоят такого отношения.

– Просто… – я вздохнул. – Это было невыносимо. Когда я представил, что их режут. Тогда мне показалось, что лучше бы порезали меня самого…

– Кстати, настоящую вещь уничтожить не так просто, – с улыбкой сказал старик. – Вполне может быть, нож бы сломался.

– Да? – удивился я.

– К счастью, да, – кивнул Филипп Петрович. – Твои кроссовки никогда не потеряют форму, не порвутся, не стопчутся.

– Значит, они вечные?

– Увы, не совсем, – вздохнул старик. – Им всё-таки можно навредить. Если долго резать – они порежутся. Если сжечь – они сгорят. Но вот ведь какое дело: в том месте, где это произойдёт, останется частица их свойств. Само место станет особенным… – он выдержал небольшую паузу. – А вообще ты ведь не думаешь, что те ребята, которые напали на тебя сегодня, на этом успокоятся?

Я так не думал. Больше того, точно знал, что меня в покое не оставят. Просто старался не портить себе настроение заранее.

– Поэтому тебе нужно научиться защищаться, – улыбнулся Филипп Петрович. – Так, как это делают ценители.

Он снял со своей левой руки браслет – кожаный, плетёный, с магнитным замком, украшенным замысловатыми узорами.

– Настоящий… – почувствовал я, когда он протянул его мне.

– Конечно, – подтвердил Филипп Петрович.

Я осторожно взял браслет в руки. Прикрыл глаза. В лицо пахнуло морозной свежестью; мелькнул образ сурового северного моря и гранитных скал, вздыбившихся над свинцовыми волнами.

– Увидел что-то? – заинтересованно спросил мой неожиданный благодетель.

– Да, – подтвердил я. – Холодное море и скалы.

– Этой вещи скоро тысяча лет. Предыдущий её обладатель погиб в сражении, выдержав несколько дней битвы один на один с почти сотней врагов, – сказал Филипп Петрович.

– Откуда вы можете знать это? – я подозрительно прищурился. – Или вы… настолько старый?

– Я? – удивился мой собеседник. – Нет, лично я этого не видел. Ты прав, я стар – но всё-таки не настолько. Эта история написана в одной старой книге, которая называется «Деяния данов».

– Не слышал, – признался я.

– Это ничего. Всему своё время. Надень! – сказал он.

Я осторожно примерил браслет на руку. Странное дело – только что он казался слишком свободным, но тут лёг на запястье почти идеально, будто был создан по моей мерке. Щёлкнул магнитный замок, узор совместился. В центре замка появилась стрелка, направленная вверх.

– Будто указатель или компас, – улыбнулся я. – Только нарисованный.

Филипп Петрович грустно вздохнул.

– Н-нда… – сказал он. – Ну да ничего – всё ещё впереди. Герман, это не стрелка. Это древняя руна «Тейваз». Означает «воин».

– А-а-а, – кивнул я. – От оно что. И что она делает? Эта вещь? Придаёт сил?

– Не совсем. Она даёт бесстрашие и усиливает воинские навыки, во много раз.

– Воинские навыки? – Вздохнул я. – Если б они ещё были…

– Ну ты хоть раз руку в кулак сжимал? Бил по груше? – спросил Филипп Петрович.

– Ну так, было дело…

В первом классе у нас в школе работала секция карате, бесплатная для детей из неполных семей, по справке. Мы учили ката и занимались физической подготовкой; до спаррингов только-только дошли к весне, а там льготу отменили.

Какое-то время я ещё пытался заниматься самостоятельно по картинкам в самоучителе, но со временем бросил это занятие, как совершенно бесперспективное. А через пару лет и секция закрылась – преподаватель встрял в какую-то неприятную историю и попал на зону.

– Вот их хорошо, – кивнул Филипп Петрович. – Этого хватит.

– Ладно… – сказал я.

– Главное ни в коем случае не снимай его, хотя бы пару недель. Это ясно?

– А в душе? – уточнил я.

– Особенно в душе или в раздевалке. Ни в коем случае. Понимаешь, браслет обладает некоторым сдерживающим действием. Эти зверьки в человеческом обличье, которые пристали к тебе, чуют такие вещи, рептильным мозгом, и стараются не связываться. Но если уж их желание крови пересиливает страх – ни в коем случае нельзя оставаться без защиты. А то может плохо закончиться.

– Ясно, – кивнул я. – Не буду снимать. Несколько недель вы сказали, да?

– По крайней мере, – кивнул Филипп Петрович.

– А потом как мне вас найти, чтобы вернуть его?

Филипп Петрович растерянно моргнул. Потом рассмеялся.

– Во-первых – искать меня не придётся, всё это время я буду рядом. Пожалуй, я задержусь в вашем городке на некоторое время. А во-вторых – настоящие вещи не одалживают. Так что теперь он твой, насовсем.

Я набрал воздуха в грудь, чтобы что-то сказать. Но все слова в голове вдруг разбежались, как испуганные тараканы. Это было слишком необычно. Кто-то подарил мне по-настоящему дорогую и ценную вещь. Не продал – а именно подарил. От самого осознания этого перехватило дыхание, а в горле появился колючий ком.

– Ну ты чего? – озадаченно спросил Филипп Петрович. – Эй? Всё в порядке!

– С… спасибо! – всё-таки удалось выдохнуть мне.

– Пожалуйста! Носи на здоровье. Завтра ближе к вечеру заглянешь ко мне? Расскажешь, как всё прошло?

– Да! – охотно согласился я и утвердительно кивнул. – Да, конечно!

– Вот и славно! – улыбнулся Филипп Петрович, – а теперь быстренько домой! Времени совсем не осталось…

Я бегом добежал до своего дома. Еле дождался лифта, размышляя, не рвануть ли по лестнице пешком. Но, к счастью, он вскоре открыл свои скрипучие дверцы и, мерно поскрипывая, повёз меня на девятый этаж.

Дома я успел снять верхнюю одежду, поставить кроссовки на полку для обуви и навести на рабочем столе «учебный беспорядок», включив лампу и раскрыв учебник по алгебре на странице домашнего задания.

Услышав, как проворачивается ключ в замке, я вышел в коридор.

Мама несла пакет с покупками. Я подхватил его и понёс на кухню.

– Почему не в шлёпанцах? – бросила она мне вслед.

– Сейчас надену, – ответил я.

– Уже не лето! По полу сквозняки ходят, ты что, хочешь простыть и пропустить занятия? Как догонять потом будешь? Денег на репетиторов у нас нет!

Почему-то она очень любила про это напоминать, будто я когда-то нуждался в услугах этих самых репетиторов. Впрочем, я не обращал на эти ритуальные реплики никакого внимания.

– Сейчас надену! – сказал я, доставая с полки пластиковые шлёпанцы.

– Так лучше… – кивнула мама. – Я пельмени купила, твои любимые. Сейчас сварю!

– Здорово! – ответил я, чмокнул её в щёку.

Честно говоря, пельмени, которые она покупала, я ненавидел. В них не было даже запаха мяса. Но как-то однажды нам случайно попалась на распродаже более дорогой вид, которые мне действительно понравились, и я имел неосторожность сказать об этом маме. После этого она решила, что мне нравятся вообще любые пельмени и начала их часто покупать. Я же предпочитал делать вид, что это вкусно, лишь бы не нарваться на её расстроенные вздохи а то и слёзы.

– Что это у тебя? – мама указала на мою руку с браслетом.

– Да так, безделушка, – ответил я.

– Потратил деньги на завтраки? – спросила она. – Гера, я говорила, это недопустимо! Не надо экономить там, где это неуместно!

– Да нет, мам, друг подарил!

– Знаю я этого друга… а ну-ка покажи? – попросила она.

Я поднял руку.

Некоторое время мама внимательно разглядывала узор на замке, потом попыталась расстегнуть его. Я отдёрнул кисть.

– Это дорогая вещь, – сказала мама. – Гера, где ты его взял?

– Мне его подарили! – упрямо повторил я.

Мама рассерженно фыркнула.

– Если на тебя заведут дело в детской комнате – я не буду улаживать твои неприятности, – бросила она. Разбирайся сам!

Я промолчал, вернувшись в свою комнату.

Конечно, все эти угрозы про «разбирайся сам» давно были пустыми. Мама не то, что в дневник мне не заглядывала – она даже на родительские собрания не ходила. Ей всегда было некогда, а я уже был «слишком взрослым».

И, кажется, я действительно начинал понимать, что это такое на самом деле – быть взрослым и отвечать за себя сам.

Глава 4

О существовании ценителей мало кто знает. Да, тёмные века давно прошли, но излишняя популярность нашего рода занятий могла бы сделать жизнь невыносимой. Поэтому мы бережём наши тайны.

Чтобы получить приглашение стать нашим клиентом, прежде всего нужно быть платежеспособным. Иметь деньги, власть, влияние или же обладать ценной информацией и технологиями, за которые можно приобрести настоящие вещи.

Однако способность заплатить вовсе не единственное условие. Самое главное качество посвящённого – это умение держать язык за зубами. Любая утечка информации обходится слишком дорого, поэтому мы тщательно работаем с клиентурой, чтобы этого не допустить.

Ещё посвящённый не должен быть скупцом и снобом. У него не должна кружиться голова от собственных успехов.

Поэтому само приглашение обычно обставлено очень скромно: простой конверт с краткой информацией или короткий звонок на личный номер. Девяносто процентов тех, кто могли бы стать посвящёнными, переводят эти запросы на своих секретарей и тем самым навсегда лишаются возможности покупать настоящие вещи.

Как правило, во время первой покупки ценитель подробно консультирует нового клиента по известным свойствам настоящих вещей, даёт необходимые советы. Потом, постепенно, необходимость в таких консультациях отпадает. Иногда старые клиенты приходят за определённой вещью целенаправленно, по совету других посвящённых.

Бывает так, что наши давние клиенты достигают очень высокого положения в социальной иерархии, в том числе благодаря открывшимся после посвящения возможностям. В этом случае они получают некоторые преференции – например, возможность выбрать склад и ценителя для очередной покупки.

Тот человек, о котором говорил дедушка, добрался до самых вершин социальной пирамиды. И он шёл на мой склад целенаправленно, чтобы приобрести какую-то определённую вещь. Конечно, мне было жутко любопытно, что же его могло так заинтересовать, однако источники информации у нас раскрывать не принято. Такова природа торговли.