Полная версия
Милая женушка
Дарби Кейн
Милая женушка
Моей маме Джоан Даймон, передавшей мне свою любовь к триллерам и интриге, ни разу не отказавшей мне в покупке книги и родившей меня на свет (вообще-то, наверное, начать надо было как раз с этого)
Глава 1
МонстрПриметы она проглядела. Может, проигнорировала, сама того не осознавая. Зато теперь ни за что не сможет от них отделаться.
Захлебываясь адреналином, Лайла разносила спальню в пух и прах. Опрокинув корзину для белья, раскидала содержимое. Пихнула кровать, саданувшись голенью о металлическую раму, прежде чем столкнуть матрас, чтобы заглянуть под него. Поползла на четвереньках по полу, не обращая внимания на боль в костях, простреливающую от ударов о твердую древесину. Заглянула даже за тяжелые гардины, на которых он настоял, потому что утренний свет вызывал у него головную боль.
Гнойник омерзения, вызревавший годами и тщательно упрятанный подальше, чтобы не отравить их хлипкий покой, лопнул. Волна обжигающего жара прошила ее насквозь, поганя и без остатка стирая каждое хорошее воспоминание.
Дурацкие светонепроницаемые шторы. Она не одну неделю выискивала комбинацию нужного цвета с абсолютно непрозрачной подкладкой, понукаемая его рявканьем. Кому какое дело, что она предпочитает просыпаться от света, льющегося в окно, и что этот плотный материал погружает комнату в удушающую тьму?
Его правила и его нужды.
Вся ее энергия – сдерживаемая ненависть – копилась и концентрировалась, пока наконец не вскипела. Недавняя вереница обид и презрительных комментариев, которые она пропускала мимо ушей. Подавляемое ощущение безысходности. Разочарование оттого, что поддалась потребности чувствовать себя нормальной и подражать окружающим. Что позволила ей привести себя сюда. К нему.
Лайла тянула и дергала эти долбаные шторы всем своим весом. Рванула что есть сил под исторгшийся из груди вопль. Комната наполнилась оглушительным треском, и Лайла с трудом сохранила равновесие. Натянутый плотный материал наконец сдался: левая сторона разорвалась вдоль штанги, и напряжение, поддерживавшее ее, сразу развеялось.
Она все-таки упала. Грохнулась возле изножья кровати, да так и осталась лежать, таращась на белую стену и жалея, что промахнулась с выбором.
А потом в тишине раздался щелчок. Это рухнул барьер глубоко внутри нее, отгороженный стеной и пустотой, позволяющий ей игнорировать то, что ей нужно было игнорировать. Гнев и отвращение, досада и вина. Эмоции забурлили, смешиваясь, захлестывая с головой и заполняя каждую клеточку ее тела.
Но, едва нахлынув, цунами палящего жара испарилось. Высохло и исчезло в промежутке между вдохами.
Она ничего не чувствовала.
Глава 2
Час спустя у нее получилось сесть. Но и только. Лайла примостилась на краешке кровати, заваленной грудой вещей. Чистое и грязное смешивалось как попало, пока не превратилось в один неопрятный ком. Повсюду валялись джинсы и свитера. Она расшвыривала их, спеша докопаться до дна каждого из ящиков комода, обыскать все укромные уголки.
В сознании всплывали какие-то хаотические мысли, тут же отправлявшиеся в небытие. Она была не в состоянии уцепиться за идею или состряпать объяснение тому, что обнаружила. Ничего сколько-нибудь осмысленного или соответствующего его россказням. Ничегошеньки.
Истина обрушилась на нее лавиной, но колесики в мозгах все равно отказывались крутиться. Всякий раз, когда Лайла пыталась сложить фрагменты воедино, расшифровать, что-то внутри нее давало осечку.
Она оказалась здесь по самой банальной причине. Шмотка. Она искала футболку, которую, по его словам, якобы сунула не туда после стирки, как будто такое вообще возможно.
– Лайла?
Она вздрогнула, услышав свое имя. Не ждала его домой еще добрых несколько часов. Разумеется, именно сегодня ему вздумалось улизнуть пораньше, чтобы устроить ей сюрприз…
«Чего тебе еще нужно?»
– Где ты? – Топающие шаги приближались.
Мышцы отказывались двигаться. Лайла впала в ступор. Перед глазами плавал туман. В голове мутилось.
Проклятые видео. Она подвергла себя пытке, посмотрев первое. А потом – второе. И всё. Дальше смотреть не смогла. Выдохлась.
Она таращилась на экран мобильника, впившись пальцами в телефон, которого прежде не видела ни разу. Аарон прятал его в комоде, к которому не подпускал ее на пушечный выстрел под тем предлогом, что она складывает белье не так, как ему хочется. За стопками застиранных, полинявших футболок, которые обещал перебрать и выбросить. Уйма обещаний… пустых.
Не надо быть гением, чтобы понять причину столь ревностной защиты от посягательств. Его тайник. Телефон явно для него чем-то ценен. Ненужные вещи не прячут.
Экран – совсем темный с тех пор, как батарея сдохла – выкинул ее из реальности. Минуты через две-три выслушивания девичьих голосов, отдающихся в голове подобно эху, мозг отрубился. Все эти годы она заталкивала тьму как можно глубже. Отрицала и притворялась, будто вычеркнула подобные ужасы из своей жизни. Бултыхалась в чувстве вины, пока оно не начинало грозить увлечь ее на самое дно. Воспоминания. Теперь-то они захлестнули ее. Обрушились на нее всем своим весом. Брань и оскорбления. Вопросы. Уйма вопросов.
Больше она этого не допустит.
– Лайла! Где ты, черт тебя дери?!
Дом большой, но не настолько. Скоро он отыщет ее в обширной спальне в дальнем конце коридора, в окружении его драгоценных шмоток.
– Эй… – он осекся, наступив в самую середку растерзанных остатков комода. – Что это за хрень здесь такая? Зачем ты трогала мои вещи?
Его вещи. Он считает своей собственностью все, даже ее.
Несколько секунд Лайла просто смотрела на мужа, гадая, с какой стати вообще согласилась на свидание. Ну да, он был очарователен. Этакий добропорядочный парень со светло-каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами. Высокий, но не слишком. Привлекательно уверенный в себе. Завоевавший ее своей улыбкой. Казавшийся таким… безобидным. Такого-то она и вожделела. Кроткого.
А теперь хотела врезать по этому рту и дубасить, пока не воцарится молчание.
– Чего ты там расселась? Какого хрена? – вопрошал он, медленно поворачиваясь кругом, чтобы оценить масштаб погрома.
– Я искала твою майку. – К ее огромному удивлению, голос не дрогнул.
– Ту, что ты же и потеряла, – это звучало как непререкаемый факт. – Ценю твои старания, но тебе следовало спросить, прежде чем рыться в моих вещах.
– Я тоже здесь живу.
– Ладно, но ты должна признать, что это выглядит…
– Как? – Лайле было даже любопытно, как он выкрутится на сей раз.
– Неуравновешенно.
А, ну конечно. Что же еще он мог сказать? Взвалить всю вину на нее.
На этот раз – только на этот – он не ошибся. Лайла чувствовала себя вымотанной. Держалась исключительно на силе воли.
– Я нашла вот это, – она продемонстрировала телефон.
Аарон даже бровью не повел.
– Что это?
Как будто сам не знает. Завравшийся сукин сын.
– Только не лги мне! Он твой, и мы оба это знаем.
Аарон испустил долгий вздох – словно был вынужден терпеть ее слишком долго.
– Только не надо истерик.
Она уловила в его голосе фальшивые утешительные нотки. В каждом слоге.
«Промывка мозгов».
– Я даже не шелохнулась. – Лайла заставила свой голос звучать ровно. Без единой эмоции, чтобы муж не мог обрушить их обратно на нее.
Он бросил взгляд на телефон и снова на ее лицо.
– Зато навоображала себе невесть чего. Знаю я тебя.
Ничего он не знает. Но пусть ищет способ выставить себя несправедливо охаянным.
– Неправда.
– Сама полюбуйся на этот бардак, – он махнул рукой на выпотрошенные ящики комода.
Лайла стиснула телефон в руке.
– Ты даже не потрудился поменять пароль.
– Довольно. – Чем глубже они увязали в эмоциональной трясине, тем уверенней он себя чувствовал. Какой умиротворяющий тон! Даже поднял руки в знак притворной капитуляции, будто в попытке успокоить ее. – Послушай меня.
– Валяй. Попытайся объяснить.
– Я вовсе не обязан. – Аарон несколько секунд смотрел ей глаза в глаза твердым взглядом. – Но на самом деле это ерунда. Просто розыгрыш пары учениц, которых не туда занесло. Тревожиться не о чем.
Он считает ее идиоткой. Больше это никак не объяснить.
Колени подкашивались, но Лайла заставила тело повиноваться, кое-как встав на ноги и выпрямившись.
– Я знаю, что видела.
Он снова испустил вздох негодующего долготерпения, подходящего к концу.
– Что тебе почудилось. Потому что, уверяю тебя, ты заблуждаешься.
Снова промывка мозгов.
Теперь стало понятно, в чем подвох. Аарон вечно меняет формулировки и перестраивает историю до тех пор, пока она, Лайла, не начнет сомневаться сама в себе. Выворачивает факты наизнанку, переиначивает и коверкает, добиваясь, чтобы она перестала верить собственным мозгу и глазам. Загоняет ее в такую клоаку, где она сомневается во всем, кроме него.
Только не в этот раз. Он сделал то единственное, чему она не могла найти объяснение. И теперь она не могла позволить ему выкрутиться или свести все на нет.
Лайла сжала телефон так, что пластик впился в ладонь.
– Выметайся!
Его липовую учтивость как рукой сняло. Губы искривились в оскале.
– Это мой сраный дом!
Он ни разу не бил ее, но может быть, это лишь вопрос времени и везения. Стоит лишь надавить в нужном месте – и пожалуйста!
Тело отчаянно сигнализировало, что надо бежать, но идти на попятный Лайла не пожелала. Она вздернула подбородок и шагнула вперед, бросая ему вызов. Оспаривая его притязания на исключительное право собственности.
– Дом наш.
Его рука метнулась, схватив ее за горло.
– Повтори-ка!
Она пыталась сглотнуть, но не смогла. Произнесла его имя – оно вырвалось хриплым шепотом. Но не сдалась.
– Он наш. Мой ничуть не меньше, чем твой.
Пальцы сжались сильнее, впиваясь в кожу. Ладонь прижалась к трахее. Еще немного – и она подтолкнет его к краю пропасти. Источаемая им ненависть говорила, что если он решит задушить ее, то ни капли не пожалеет. Чистое презрение. Иначе и не опишешь. И глазом не моргнет, если ее не станет.
Он подался вперед, и его губы оказались рядом с ее ухом.
– Ты платила за этот дом, Лайла? Хоть один ипотечный платеж? Уплата налогов? Счет за воду?
Он внес ее имя в свидетельство, но недвижимость считает своей. Кладет на совместный счет деньги для оплаты расходов. Ни на пенни больше. Позволяет ей подписывать реальные чеки, но контролирует каждый цент, из месяца в месяц, а теперь ведет себя так, будто она должна кланяться ему в ножки за неслыханную щедрость.
– Ты не дал мне такой шанс.
Лайла хотела равенства – именно на это она подписывалась, выходя замуж. Именно в этом они сошлись. Но с каждым годом он все больше подгребал ее под себя, превращая в подобие куклы, которую можно наряжать в разные наряды, чтобы хвастаться перед другими.
Она давала молчаливый отпор. Редко ходила на обеды и никогда не посещала его мероприятия. Он же всячески улещивал и подталкивал ее, и теперь в каждом его шаге ей виделась попытка манипуляции. Не более чем затянувшаяся ложь, на которую она попалась, пока он не зашел слишком далеко…
– Я веду все хозяйство, – заявил он.
Его деньги. Его дом. Его решения, влиявшие на ее работу и место их проживания. Он, он, он.
Она уступила слишком многое, даже не представляя, как допустила это. И почему позволила своей жизни стать такой малозначащей и ничтожной.
«Больше никогда», – зазвенело внутри невысказанное признание.
– Или сделай это, или отпусти.
– Что? – Он насупился.
– Убей меня. Ты ведь этого хочешь, правда?
На это указывало каждое его движение, каждая нотка ярости в его голосе.
Несмотря на отчаянную потребность держать все под контролем, настроение у него всегда было довольно ровное. Но теперь в ее руках оказалось нечто, способное погубить его блистательную репутацию, поддерживаемую добрыми делами и фальшивыми улыбками. Как будто ее сегодняшний переломный момент подкосил и его тоже.
Он тряхнул головой, но руки не разжал.
Лайла накрыла его пальцы своими. Принялась отдирать их от своей шеи, чтобы отстраниться от него хоть на дюйм, чувствуя, как горло стиснула паника.
Он моментально убрал руку. Лайла качнулась вперед.
Понаблюдав пару секунд за ее попытками сохранить равновесие, он положил руки ей на плечи, чтобы поддержать.
– Я не из тех, кто дерется.
– Потому что это запрещается? Ты меня не бьешь, значит, ты замечательный муж…
– Лайла, не доводи меня до ручки. Советую прекратить. – Он даже не моргнул. Он никогда не моргал, когда глядел на нее. – Эта шутка с телефоном – полная ерунда. Не позволяй своему воображению заполнять пробелы, которых даже не существует.
– Но видео…
Он поцокал языком.
– Я же сказал. Глупышки занимаются глупостями, вот и всё.
«Лжец!»
Муж словно напрочь позабыл, кем она была раньше. Что она упражнялась в словесной гимнастике с куда более изощренными типами, чем он. Достаточно сообразительными, чтобы не использовать в секретном телефоне тот же пароль, что и в обычном.
– Если это правда, почему ты их сохранил? И зачем прятал телефон?
– Для страховки.
– Какой? Даже будь эти видео розыгрышем, они могут тебя погубить. Я слышала твой голос в одном из них. – Ее страшила мысль, что она никогда не сможет забыть услышанное. – Объясни, как ты защитил себя. Нас.
– Мне не нравится твой тон. – Лайла хотела было ответить, но он поднял ладонь и повысил голос, заглушая ее. – Дискуссия окончена. Я сказал все, что тебе требуется знать, и теперь ты можешь больше не беспокоиться на этот счет. И не только о видосах. Я уладил все это дело целиком.
Она знала, что это ложь. Одна сплошная большая ложь. Но больше не стала ни о чем спрашивать, поскольку понимала, что услышит то же самое. Чушь и враки.
Аарон улыбнулся, и от этой улыбки Лайла почувствовала себя скорее жертвой, чем женой.
– Ну, раз теперь все решено…
Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. Лайла с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. Возможно, он как раз и хотел, чтобы она направила энергию именно на это, потому что выхватил телефон из ее руки прежде, чем она сообразила, что к чему.
– Уберись здесь. Я пришел пораньше, чтобы сводить тебя в ресторан, но не могу, пока в комнате такой бардак.
Он вышел, забрав с собой телефон. Для него на этом все закончилось. Он в самом деле считает, что все эти невнятные разъяснения и заверения подвели под разговором черту. Что она скатится обратно к прежней жизни, позабыв, что видела, и все пойдет своим чередом. Что она слишком глупа, чтобы форварднуть некоторые видео себе на мыло, пока аккумулятор секретного телефона не сдох.
Она пересмотрит их все до единого. Выудит каждую подробность. Не позволит ему вывернуть все наизнанку, свалив вину на нее. Она всегда знала, что больше не переживет одной-единственной вещи … но, выскочив замуж, напоролась прямо на нее.
Она уладит это. Прежде не могла, но на сей раз справится.
Она его остановит.
Глава 3
Шесть недель спустяКонец сентябряВторник как вторник.
Относительно нудный характер обычного утреннего графика будет вечно всплывать в памяти Лайлы Риджфилд всякий раз, стоит ей мысленно вернуться к этому дню. Ничего необычного. И смотреть не на что.
Она слонялась из угла в угол все утро. Баюкала в ладонях чашку кофе, пока напиток не трансформировался из обжигающе горячего в чуть теплый, а затем – в омерзительную холодную жижу. После десяти сбросила удобную пижаму и надела длинные расклешенные черные брюки и зеленую шелковую блузку, как пристало дамам, наслаждающимся изысканным обедом в клубе, но не ведающим, куда еще себя деть.
Тут же возник соблазн отыскать треники или трико для йоги, но она не поддалась, поддерживая такой имидж, какого хотелось Аарону, даже сейчас. Повседневная одежда будет выбиваться из контекста, бросаться в глаза. А сегодняшний день должен выглядеть совершенно нормальным. Чтобы ничего не показалось необычным, а уж тем более запоминающимся.
Требования к дресс-коду Аарон установил еще на первых порах супружества. Нахлебавшись за трудное детство всяческих бед, вплоть до утраты обоих родителей, он настаивал, чтобы семья представала перед окружающими в определенном свете. Ибо его жена – пусть только с виду и только для других – денно и нощно должна быть собранной и создавать определенное впечатление. Чтобы у них еженедельно прибирали и доставляли питание, когда обоим лень готовить. Чтобы со стороны было видно, насколько они преуспевают.
Лайла взяла на заметку его требование идеализированного образа семьи. Отличающегося от известного ей. Он будто верил, что если обзаведется всеми внешними атрибутами – от большого дома до идеальной жены, – остальное подтянется само собой. И никто не сможет ни оспорить, ни погубить это. Лайла, в свое время проложившая путь через лабиринт дисфункционального воспитания, понимала, что вещи, за которые цепляешься, чтобы выжить, не всегда рациональны.
В начале брака навязанный Аароном кодекс правил в одежде хоть и несколько досаждал, но проблем не доставлял, вполне вписываясь в стиль рабочей одежды Лайлы. Но все изменилось, когда они переехали и она ушла с работы: его требования к воплощению мечты о совершенстве ничуть не смягчились.
Больше ему эта игра не светит. Благодаря ей.
Сегодня она уступила на собственных условиях. Выбрала безупречный наряд, чтобы стоять перед въездной дорогой, вьющейся вверх по холму, к вольготно расположившемуся на вершине одноэтажному дому. Уложила волосы, чуть тронула лицо косметикой. Полная готовность к наигранной скорби.
Садовникам следовало воздать должное за девственный газон и кусты замысловатых форм. Ее личный вклад сводился к ежемесячному выписыванию чека за их услуги. Когда она была ребенком, отец считал стрижку травы мужской работой, опасаясь, что она поранится. Наставления о том, где ее место, а где нет, сливались в сплошное жужжание. Его строгий, неодобрительный голос. Он верещал «Иисусе!» по отношению к жене так часто, что Лайла даже не понимала, что это не часть имени матери, до тех пор, пока не подросла. Как раз к тому времени, когда о ее родителях начали перешептываться.
И теперь жужжание в мозгу появилось снова. Воспоминания скреблись, стремясь прорваться сквозь невидимый барьер, воздвигнутый специально, чтобы держать их под контролем. И Лайла сделала то же, что и всегда, чтобы выжить: выставила блок и переключилась, на сей раз на теплое солнышко, изливавшее свое сияние и разгонявшее стылый холодок.
Коснувшись верхней пуговицы наброшенного на плечи шелкового кардигана, она поглядела на прямолинейный рубеж в том месте, где газон смыкается с тротуаром. Черта слишком уж безупречна, не хватает цветов. Хотя бы капельки цвета посреди бурого моря. Бурая обшивка дома поверх бурого песчаника. Бурые жалюзи и темно-бурая парадная дверь.
Эту недвижимость Аарон купил года четыре назад. Лайла осталась в Северной Каролине, чтобы прибраться перед переездом на север. Наскоро пройдя собеседование по поводу своей новой преподавательской работы, он позвонил, крича о выгодной покупке. С ветхой канализацией и проводкой столь непредсказуемой, что в первые пару месяцев даже нельзя было включать в гостиной больше двух ламп одновременно.
К моменту звонка Аарон уже подписал соглашение. А как же иначе? Но в те первые дни, еще полнясь надежды и наивной веры, что у них сложится иначе, чем у родителей, Лайла не распознала истинную суть этого поступка – полнейшее пренебрежение ее мнением. Как будто она так, досадное недоразумение.
Теперь-то она поумнела. Прониклась пониманием того, насколько ничтожную роль играла в его мыслях и его жизни.
Ее внимание переключилось на бритвенную кромку газона и мысль о розовом цвете. Аарон ненавидел перемены. Считал розовый цвет ударом под дых своей мужественности. Так что весной здесь будут розовые цветы.
Быстренько обследовав взглядом тихий пригородный тупик, Лайла достала из кармана мобильный телефон и проверила, нет ли эсэмэсок. Ни единой.
Неожиданно, но еще рановато.
Она побрела к почтовому ящику. После того как Аарон сбил прошлый во время сильной гололедицы в марте, он установил ящик в форме утки. И шутил, как было бы замечательно, если б тот крякал. И еще полдня расхаживал вокруг дома, пугая ее до потери пульса воплями «кря-кря!». Лайла никак не могла взять в толк, что тут смешного и что для него значит эта утка; но, как ни посмотри, многое из того, что Аарон делал и говорил, оставалось для нее загадкой.
Под брюхом утки издевкой над Лайлой болталась табличка. ПЭЙН’Ы. Выписанная печатными буквами фамилия, принять которую она никогда не соглашалась – ни официально, ни неофициально. Риджфилд – последний фрагмент той, кем она была прежде. Она цеплялась за фамилию, хоть и согласилась на брак с таким же опустошенным человеком.
Ее отказ идти на уступки в этом вопросе вбил клин в их брак. Ее последний оплот привел к супружеской битве, не утихавшей год за годом.
И клином торчащий апостроф. Лайла посмела спросить, нужен ли он там, и Аарон пнул табличку, сломав шуруп. Удар снес левый уголок таблички с крючка, так что она закачалась со скрежетом металла о металл.
Лайла так и оставила ее там болтаться – корявую и надломленную, этакую безупречную метафору их супружества.
– Лайла!
От этого певучего голоса она поморщилась, но ухитрилась изобразить улыбку, поворачиваясь к вездесущей соседке лицом.
– Привет.
Кэсси Циммер. В конце каждого предложения она повышает интонацию, будто вместо простого разговора выдает нескончаемую вереницу вопросов. И непрестанно улыбается. Уже за одно это руки чешутся отхлестать ее по щекам. Разумеется, ничего подобного Лайла не делала, но соблазн был велик.
С самого первого дня после переезда Кэсси стала той самой соседкой. Заявилась в гости с выпечкой «добро пожаловать в наш район» и загостилась, расхаживая по гостиной, сыпля нескончаемыми личными вопросами, замаскированными под старания познакомиться с новыми знакомыми получше, и заглядывая во все распакованные чемоданы и коробки. Лайла мысленно внесла ее в список «невыносимых», и покинуть его Кэсси так и не смогла.
Она – целый бдительный дозор в одном лице, хоть никто ее об этом и не просил. Хуже того, Кэсси будто шестым чувством улавливает те редкие моменты, когда Лайла выходит подышать свежим воздухом, и налетает коршуном с бездумным жизнерадостным приветом наготове.
Если честно, Кэсси, пожалуй, не такое уж и зло. Не так уж и навязчива. Может, даже приличная соседка, потому что первой позвонит в 911, если заметит шагающего по улице незнакомца. Но Лайла ценит уединение и личное пространство, а Кэсси имеет лишь смутное представление и о том, и о другом.
– Подумываешь заняться садовыми работами? – Кэсси поморщилась. – Пожалуй, не лучшая идея. Несколько не по сезону.
Светский треп. Лайла никогда его не любила.
– Нам тут не помешает немного цвета. – Под «нами» она подразумевала себя. Она любит яркие цвета. А чего хочет Аарон, роли уже не играет.
Кэсси повозилась со сломанной табличкой под почтовым ящиком, словно стоит повесить ее на место – и все проблемы семейства решены.
– Шуруп сломан.
– А? – Кэсси вскинула голову. – Что?
Искать более наглядный образ Лайле было откровенно лень.
– Шурупа нет.
– А-а, – вытаращилась Кэсси. – А я-то гадала, что с ним случилось…
Аарон случился. Впрочем, хватит болтать.
– Мне пора обратно в дом.
Но не успела Лайла пройти и двух шагов, как Кэсси снова подала голос:
– Хорошо выглядишь. Работаешь сегодня?
– Сегодня и ежедневно. – На прошлой неделе один из коллег Аарона занес ему что-то домой и пошутил о том, что Лайла почти не работает, а потом попытался затушевать это какой-то околесицей, что ей не требуется работать. Его скрипучий гнусавый голос до сих пор звучал у нее в ушах. Трудоустройство – одно из ее больных мест, а Кэсси только дай найти обнаженный нерв; уж она не преминет на нем попрыгать. – Впрочем, да, надо кое-что изучить.
– Должно быть, очень интересно проверять разные дома. Заглядывать внутрь и видеть, что там происходит на самом деле…
Должна же она чувствовать, что разговор чересчур затянулся, правда? У Лайлы в голове не укладывалось, что Кэсси этого не улавливает… и не видит, как она пытается улизнуть.
Тревога, с которой Лайла боролась десятилетиями, снова дала о себе знать. Ее самоконтроль трещал по швам, водоворот эмоций рвался наружу. Ей нужно было оказаться подальше от людей. Вести разговоры на своих собственных условиях.
