Прошло семь лет…

В конце концов они расстались. Поводом послужил случай, который Себастьян расценил как предательство. Никки перешла границу допустимого. По мнению Себастьяна, разумеется. Произошедшее тяжело подействовало на него и послужило сигналом, что пора положить конец их безнадежному со всех точек зрения браку.

Терпя кораблекрушение и желая спасти детей, Себастьян обратился к специалисту по разводам и правам семьи. Нанятый адвокат готов был стереть Никки с лица земли, лишь бы заставить ее отказаться от родительских прав. Но это оказалось не так-то просто. Никки не мыслила себя без детей. В конце концов Себастьян предложил своей, в будущем бывшей, жене промежуточный вариант: он предоставляет ей исключительное право заниматься Джереми в обмен на исключительное право самому заниматься Камиллой.

Опасаясь, как бы юридические баталии не лишили ее обоих детей, Никки согласилась.

И вот на протяжении семи лет Камилла и Джереми жили в разных домах под опекой двух взрослых, которые воспитывали их совершенно по-разному. Посещения «другого родителя» были четко оговорены и осуществлялись нечасто. Камилла виделась с матерью раз в две недели по воскресеньям, когда к отцу приходил Джереми.

Время, когда совместная жизнь с Никки виделась Себастьяну дорогой в ад, давно прошло, он давным-давно сумел упорядочить свою жизнь. И в этой жизни Никки сделалась нежелательным воспоминанием. Какие-то новости о бывшей жене он случайно узнавал от Камиллы. В качестве манекенщицы она не преуспела, актрисой не стала. Судя по последним сведениям, Никки перестала участвовать в фотосессиях, не ходила на кастинги, перестала мечтать о театре, зато занялась живописью. Ее картины порой появлялись во второразрядных галереях Бруклина, известность не выходила за пределы узкого круга знакомых. Зато через ее жизнь строем шагали мужчины. Все разные. Все безжалостные. У нее обнаружился особый дар привлекать тех, кто обязательно причинит боль, кто, обнаружив ее слабые места, хрупкость и уязвимость, постарается ими воспользоваться. Но, похоже, теперь ей захотелось как-то упорядочить свою сердечную жизнь, и, по словам Камиллы, у нее вот уже несколько месяцев в друзьях коп из полицейского департамента. Парень лет на десять моложе. Да уж, с Никки никогда не соскучишься…

Его размышления прервал телефонный звонок. Он взглянул на экран и удивленно заморгал. Неправдоподобное совпадение. «Никки Никовски», – мигая, сообщил экран. Сначала Себастьян не хотел нажимать кнопку. Они давным-давно не общались. В первый год после развода еще виделись, передавая друг другу детей, а теперь лишь изредка обменивались эсэмэсками, если случались изменения в визитах Джереми или Камиллы. Если Никки взяла на себя труд позвонить, значит, случилось что-то серьезное.

«Камилла», – подумал он и нажал кнопку.

– Никки?

– Привет, Себастьян.

Он сразу уловил тревогу в ее голосе.

– У тебя проблемы?

– Джереми… В последние дни… у тебя нет никаких вестей от сына?

– Нет. А с чего вдруг?

– Знаешь, я беспокоюсь. Не знаю, где он.

– Как это?

– Он не пошел в лицей. Ни вчера, ни сегодня.

Мобильник не отвечает. Дома он не ночевал с…

– Ты что, шутишь? – перебил он. – Как это не ночевал?

Она помолчала, прежде чем ответить. Готовилась встретить его гнев, его упреки.

– Он уже три ночи не ночевал дома, – наконец призналась она.

У Себастьяна перехватило горло. Рука изо всех сил стиснула мобильник.

– Ты звонила в полицию?

– Мне не кажется, что это удачная мысль.

– Почему?

– Приезжай, я все тебе объясню.

– Еду, – сказал он и повесил трубку.

5

Себастьян нашел место для парковки на перекрестке Ван-Брант-стрит и Салливан-стрит. Из-за пробок он чуть ли не час добирался до Бруклина.

После развода Никки обосновалась западнее Южного Бруклина, в квартале Рэд-Хук, исконном прибежище моряков и мафии. Из-за отсутствия городского транспорта квартал на какое-то время сделался изолированным островком, полным опасностей. Но эти времена миновали. Сегодняшний Рэд-Хук не имеет ничего общего с теми трущобами, каким он был в 1980-е и 1990-е годы. Точно так же, как другие районы Бруклина, он стал бурно преображаться под влиянием поселившихся здесь художников, креативщиков, богемы, хиппи.

Себастьян приезжал сюда крайне редко. Привозил изредка Камиллу по воскресеньям. Но никогда не переступал порога квартиры бывшей жены. Всякий раз, попадая в Бруклин, он удивлялся, с какой скоростью меняется этот район. С фантастической быстротой старинные доки и склады становились то галереями, то биоресторанами.

Себастьян запер машину и пошел по улице вдоль здания из бурого кирпича, которое было когда-то бумажной фабрикой, а теперь стало жилым домом. Он вошел в этот дом и чуть не бегом, через две ступеньки, поднялся на последний этаж. Никки ждала его у металлической двери, за которой оказалась открытая дверь в квартиру.

– Здравствуй, Себастьян.

Он смотрел на нее отстраненно, издалека. Фигура по-прежнему спортивная, подтянутая: широкие плечи, тонкая талия, длинные ноги, стройные бедра.

Лицо запоминающееся: высокие скулы, тонкий нос, лукавый взгляд. И желание отвлечь от необычной внешности нарочитой небрежностью: выкрашенные в рыжий цвет волосы заплетены в две косы и кое-как заколоты в узел. Зеленые удлиненные глаза сильно подведены черным карандашом, гибкое тело прячется в широких брюках-бананах, майка обтягивающая и большое декольте.

– Привет, Никки, – отозвался он и, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру.

В квартире, дав себе волю, с любопытством огляделся. Просторный чердак бывшей фабрики с гордостью хранил воспоминания о прошлом: потолок с балками, два чугунных столба, стена из старого кирпича, белый дощатый пол. И всюду сохнут огромные картины – на полу, у стены: абстрактная живопись, которой увлеклась теперь Никки. Себастьяну показалось, что он оказался среди декораций фантастической пьесы. И мебель престранная, скорее всего, с барахолки: древнее канапе честерфилд и обеденный стол, сооруженный из двери, поставленной на две пары козел. Все вместе, очевидно, подчинялось какой-то особой эстетике, но эта эстетика была ему недоступна.

– Итак. Что же ты собираешься мне рассказать? – спросил он начальственным тоном.

– Я уже говорила тебе, что с субботы ничего не знаю о Джереми.

Он бросил на нее выразительный взгляд.

– С субботы? Но сегодня вторник!

– Я знаю.

– И только во вторник ты начала волноваться?!

– Я позвонила тебе, чтобы ты мне помог, а не упрекал.

– Погоди! Вспомни, в каком мире мы живем! Ты понимаешь, что отыскать ребенка, когда прошло уже больше двух суток, почти невозможно?!

Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать, подскочила к нему, вцепилась в отвороты плаща и потащила к двери.

– Убирайся! Если не хочешь помогать, убирайся! Изумленный ее яростью, он постарался высвободиться, схватил ее за руки и встряхнул.

– Объясни, почему ты не позвонила мне раньше? Она с вызовом посмотрела ему в глаза. В них стоял гнев.

– Занимайся ты больше сыном, я бы не стала медлить!

Себастьян проглотил упрек и сказал уже более спокойным тоном:

– Мы найдем Джереми, обещаю. Но ты должна рассказать мне все. С самого начала.

Никки понадобилось время, чтобы снять доспехи.

– Сядь, – наконец проговорила она. – Я сварю нам кофе.

6

– Последний раз я видела Джереми утром в субботу, около десяти часов, он шел заниматься боксом.

От волнения и тревоги у Никки срывался голос. Себастьян нахмурил брови.

– И с каких это пор он занимается боксом?

– Ты что – с луны свалился? Уже год как занимается.

На лице Себастьяна появилось выражение недоверия. Перед глазами возник Джереми, тощий и длинный подросток. Он плохо представлял себе своего сына на ринге.

– Мы вместе позавтракали, – продолжала Никки. – Потом я стала собирать вещи. В общем-то, я торопилась. Меня ждал внизу Лоренцо, мы уезжали на уик-энд в Катскилл, и…

– Лоренцо?

– Лоренцо Сантос, мой парень.

– Все тот же коп или уже другой?

– Блин! Себастьян! Ты зачем сюда пришел? – снова вспыхнула Никки.

Он извинился, успокаивающе похлопав ее по руке. Она вернулась к рассказу.

– Я уже выходила, когда Джереми попросил разрешения переночевать у своего друга Саймона. Я разрешила. В субботу они часто ночуют друг у друга, то здесь, то там. Мы уже привыкли.

– Первая новость.

Эту реплику Никки пропустила мимо ушей.

– Он поцеловал меня и ушел. За все выходные не позвонил ни разу. Но я не слишком волновалась.

– Погоди! Как же так?

– Ему пятнадцать лет. Он уже не младенец. К тому же Саймон, можно считать, мажор.

Себастьян воздел глаза к потолку, но от комментариев воздержался.

– Я вернулась в Бруклин вечером в воскресенье. Было уже слишком поздно, и я переночевала у Сантоса.

Себастьян холодно взглянул на нее и так же холодно осведомился:

– А в понедельник утром?

– Я пришла домой около девяти. В это время Джереми уже уходит в школу. Я не удивилась, что его нет дома, это было нормально.

– Ну а потом что? – нетерпеливо спросил Себастьян.

– Я целый день работала, готовилась к своей выставке в BWAC[4], знаешь, здание неподалеку от набережной, и там группы художников…

– Понял, Никки, избавь меня от подробностей.

– Во второй половине дня я нашла у себя на автоответчике сообщение из лицея, что Джереми прогулял школу.

– Ты позвонила родителям его приятеля?

– Вчера вечером я говорила с мамой Саймона. Она сказала, что Саймон уже больше недели назад уехал на учебную экскурсию. Джереми у них в те выходные не ночевал.

В кармане у Себастьяна зазвонил мобильник. Он взглянул на экран: опять агент из Фаразио, беспокоится, как видно, по поводу экспертизы.

– И вот тогда мне стало по-настоящему страшно, – призналась Никки. – Я хотела было пойти в полицию, но… побоялась, что копы не примут меня всерьез.

– Почему?

– Если честно, Джереми пропадает уже не в первый раз…

Себастьян вздохнул. Этого следовало ожидать. Никки объяснила:

– В августе прошлого года Джереми исчез на два дня и не давал о себе знать. Я места себе не находила и сообщила в отделение Бушвик-авеню, что он исчез. А на третий день он появился. Прогулялся в Андирондак.

– Вот мерзавец! – возмутился Себастьян.

– Можешь себе представить реакцию копов. Они не отказали себе в удовольствии поиздеваться надо мной. Высказали все, что думают по поводу моих отношений с сыном, заявили, что время им дорого и они не станут тратить его зря!

Себастьян представил себе сцену во всех красках. Он прикрыл глаза, помассировал веки и предложил:

– На этот раз я заявлю в полицию. Но обойдемся без мелких сошек. Я знаком с мэром. Его дочь учится с Камиллой в одном классе, и я чинил скрипку его жены. Я попрошу его, и он меня свяжет…

– Подожди, ты еще не все знаешь, Себастьян…

– Чего я еще не знаю?

– У Джереми были кое-какие проблемы с полицией: он состоит на учете…

Себастьян онемел и смотрел на Никки во все глаза.

– Ты что, шутишь? Почему ты ничего мне не сказала?

– Он стал делать всякие глупости только в последнее время.

– Что именно?

– Полгода назад патруль застукал его, когда он расписывал икейскую фуру в гараже. – Никки отхлебнула кофе и недовольно покачала головой. – У этих идиотов других дел нет, как ловить ребят, увлеченных искусством, – процедила она.

Себастьяна передернуло. Граффити – искусство? У Никки всегда был своеобразный взгляд на вещи.

– И что? Его судили?

– Да. Приговорили к десяти дням принудительных работ. А три недели назад притянули за кражу в магазине.

– И на что же он польстился?

– На компьютерную игру. Что? Ты предпочел бы, чтобы он украл книгу?

Себастьян не поддался на провокацию. Второй привод – это трагедия. Сейчас в полиции забыли о толерантности, любой, даже самый невинный проступок может кончиться для его сына тюрьмой.

– Я в лепешку разбилась перед администрацией, и они не стали подавать жалобу, – успокоила его Никки.

– Господи! Ты можешь мне сказать, что творится в голове у этого парня?!

– Я могу сказать, что его проделки вовсе не конец света. Каждый хоть раз в жизни что-нибудь да своровал. Для подростка воровство – нормальное дело.

– Красть – нормальное дело?! – взорвался он.

– Да, воровство – часть жизни. В молодости я могла украсть трусы, какую-нибудь шмотку, духи. Так мы с тобой и встретились. Ты что, забыл?

«Но это не лучшее, что с нами произошло», – с горечью подумал про себя Себастьян.

Он встал со стула. Хотел походить, подумать, расставить все по местам. В самом деле, стоит ли всерьез волноваться? Если Джереми привык время от времени исчезать…

Никки словно прочитала его мысли и взмолилась:

– На этот раз я чувствую: произошло что-то серьезное, Себастьян! Джереми в последний раз видел, что со мной творилось от беспокойства, и пообещал всегда держать меня в курсе.

– Какой помощи ты от меня ждешь?

– Сама не знаю. Я уже обзвонила все больницы, поговорила со «Скорой помощью», я…

– А ты не нашла чего-нибудь необычного, когда рылась у него в комнате?

– Как это – рылась у него в комнате?

– Ты что, не роешься в его вещах?

– Нет, его комната – заповедная территория, это его…

– Заповедная? Никки! Мальчик вот уже три дня как исчез! – рявкнул Себастьян, направляясь к металлической лестнице, которая вела на второй этаж.

7

– Подростком я не выносила, чтобы мать совала нос в мои дела!

Как бы Никки ни тревожилась, она не хотела вторгаться в интимную жизнь сына.

– Ты же не роешься в комнате Камиллы, правда?

– Раз в неделю обязательно, – бесстрастно сообщил Себастьян.

– Ты уверен, что у тебя все в порядке с головой?..

«Может, и не в порядке, но девочка, по крайней мере, никуда не исчезла», – подумал он не без удовлетворения и принялся за работу.

Комната Джереми отличалась немалыми размерами, дом как-никак был некогда фабрикой, так что планировка была своеобразная. А в целом обычное обиталище geek[5], где царил радостный хаос. По стенам афиши культовых фильмов: «Назад в будущее», «Военные игры», «Формула любви», «Трон». К перегородке прислонен велосипед с фикседом. В углу игральный автомат «Донки Конг» 80-х годов. В мусорной корзине коробки от наггетсов, пиццы и банки «Ред Булл».

– Бардак неописуемый! – воскликнул Себастьян на пороге. – Он когда-нибудь прибирает у себя в комнате?

Никки испепелила его взглядом. Переждала минутку и принялась за дело: заглянула в шкаф.

– Похоже, он взял с собой рюкзак, – пробормотала она.

Себастьян подошел к письменному столу.

Три больших монитора, системные блоки. Рядом полный комплект оборудования для диджея: вертушка, микшер, колонки, усилитель, сабвуфер. Все отличного качества. Для профессионалов.

«Откуда у него такие деньги?»

Он взглянул на книжные полки. Они ломились от комиксов: «Бэтмен», «Супермен», «Пипец», «Люди Х». Себастьян со скептической улыбкой взял из стопки и полистал последний выпуск «Человека-Паука»: вместо Питера Паркера там действовал метис, сын афроамериканца и испанки. «Времена меняются», как поет Боб Дилан.

На другой полке Себастьян обнаружил всевозможные руководства по игре в покер, а рядом продолговатый алюминиевый кейс с десятью рядами керамических фишек и двумя колодами карт.

– Что тут вообще такое? Игорный дом?

– Я ему этот кейс не покупала! – стала защищаться Никки. – Но я знаю, что в последнее время Джереми часто играет в покер.

– С кем?

– С приятелями по лицею, я думаю.

Себастьян скривился. Ох, как ему это не понравилось…

Скрепя сердце он вынужден был признать, что на полке стоят и настоящие книги: «Властелин колец», «Дюна», «Машина времени», «Бегущий по лезвию», цикл «Основание».

Рядом с этими, культовыми для любого считающего себя фриком, стояли учебники по сценарному мастерству, биографии Стенли Кубрика, Квентина Тарантино, Кристофера Нолана, Альфреда Хичкока.

– Он что, интересуется кино? – удивился Себастьян.

– Конечно! Мечтает стать режиссером! Неужели он никогда не показывал тебе своих фильмов? Ты что, не знаешь, что у него есть камера?

– Нет, – вынужден был признаться Себастьян. Не без грусти приходилось признавать очевидное: сына своего он не знал. И дело не в том, что они редко виделись. Дело было в том, что в последнее время они говорили, как два глухих. Даже не спорили. Отгораживались друг от друга полным равнодушием. Джереми был не таким сыном, какого хотелось бы иметь Себастьяну. Мальчик был слишком похож на мать, и поэтому он не интересовался, чем тот живет, его занятиями, надеждами. Мало-помалу, но с полной определенностью Себастьян отстранился от сына и не чувствовал за собой вины.

– Я и паспорта его не нахожу, – встревожилась еще больше Никки, заглядывая в ящики стола.

Себастьян в задумчивости нажал на клавиатуре компьютера клавишу «пуск». Джереми увлекался ролевыми играми онлайн. Экран вспыхнул, показав картинку «World of Warcraft». Затем выскочила иконка, предлагая ввести пароль.

– Даже не вздумай! – Никки схватила Себастьяна за руку. – У него паранойя на все, что касается компьютера. По части компа он понимает в десять раз больше, чем мы оба, вместе взятые.

Очень жаль. Запрет лишал их немалого количества информации. Себастьян подчинился совету бывшей жены и не стал влезать в компьютер. Ограничился тем, что вытащил внешний жесткий диск. Кто знает, вдруг он не защищен паролем?

– У тебя есть ноутбук? Можно попробовать посмотреть на нем.

– Сейчас принесу.

Пока Никки не было, Себастьян рассматривал фреску, которую Джереми нарисовал на стене в глубине комнаты: благословляющий Христос парит в сине-зеленом небе. Он подошел поближе и увидел на полу баллончики с красками. Несмотря на открытое окно, в комнате здорово попахивало химией. Фреску Джереми нарисовал совсем недавно.

– Он что, обратился к религии? – спросил Себастьян, когда Никки вернулась.

– Да нет, насколько я знаю. Но мне кажется, что нарисовано потрясающе!

– Ты серьезно? Любовь слепа…

Она протянула ему ноутбук, бросив на бывшего мужа мрачный взгляд.

– Может, она меня и ослепила, когда я тебя встретила, но…

– Но что?

Никки не стала продолжать пикировку. У них были сейчас дела поважнее.

Себастьян взял ноутбук и подключил к нему съемный диск. На нем были фильмы и музыка, скачанные из Интернета. Судя по всему, Джереми был страстным фанатом рок-группы «Шутерз». Себастьян посмотрел несколько минут кусочек их концерта: грубоватый гаражный рок, слабое подобие «Strokes» и «Librtines».

– Ты знаешь этих ребят?

– Самодеятельная группа из Бруклина, – объяснила Никки. – Джереми часто ходит на их концерты.

«Убожество», – вынес Себастьян про себя вердикт, немного послушав слова.

Просмотрев название других папок, он обнаружил с десяток телесериалов, о которых понятия не имел, и еще весьма недвусмысленные ролики, обозначенные как «fuck» «boobs» и «MILF»[6].

Для очистки совести он открыл одну из папок и запустил фильм. Пышная медсестра появилась на экране и принялась медленно расстегивать халат, а потом занялась оральным сексом со своим пациентом.

– Может, хватит грязи? – рассердилась Никки.

– Есть из-за чего возмущаться, – успокаивающе произнес Себастьян.

– Тебе безразлично, что твой сын смотрит порно?

– Абсолютно. И я бы сказал даже, что меня это радует.

– Радует?

– Он такой хрупкий, женственный, что я даже беспокоился, уж не гомик ли он.

Никки удрученно посмотрела на Себастьяна.

– Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? – Он не ответил, и она продолжала: – Даже если бы он был геем, я не вижу в этом проблемы.

– Раз проблем нет, закрываем тему.

– Ты все еще живешь в XIX веке, и это удручает. Себастьян поостерегся вступать в дискуссию.

Однако Никки не успокоилась:

– Мало того что ты гомофоб, ты еще одобряешь фильмы, унижающие женщин!

– Я не гомофоб и никаких дурацких фильмов не одобряю, – буркнул Себастьян, всеми силами стараясь уйти от спора.

Он открыл верхний ящик стола. По дну катались разноцветные шарики-драже, высыпавшиеся из большого пакета «M&M’s». Среди конфет валялась визитная карточка татуировщика из Уильямсбурга с картинкой, изображающей дракона.

– Собрался делать себе татуировку? Похоже, наш мальчик решил порадовать нас всем, чем только можно. Думаю, где-нибудь существует список, который подростки по секрету передают друг другу. Там перечислены все представимые и непредставимые глупости, какими можно достать родителей.

Никки прервала его, заглянув в глубину ящика.

– А это ты видел? – спросила она, указывая на запечатанную пачку презервативов.

– У твоего подопечного есть подружка?

– Мне ничего об этом не известно.

Себастьян мгновенно вспомнил упаковку противозачаточных таблеток, которую два часа назад нашел в комнате у Камиллы. У одной пилюли, у другого презервативы, хочет он того или нет, но дети выросли. По отношению к Джереми это вызвало у него чувство удовлетворения. По отношению к Камилле ужас. Он спросил себя, стоит ли говорить о дочери Никки, но тут он заметил косяк с травкой, уже наполовину выкуренный.

– Трава! Это меня пугает больше, чем порно! Ты в курсе, что он курит эту гадость?

Никки занялась в это время комодом и ограничилась пожатием плеч.

– Я задал тебе вопрос!

– Погоди! Смотри-ка, что я нашла!

Приподняв стопку маек, она обнаружила мобильник.

– Джереми никогда бы не ушел без мобильника, – твердо сказал она.

Она протянула телефон Себастьяну. Вытаскивая телефон из чехла, он обнаружил в кармашке еще и кредитную карту.

«Без кредитной карты он бы тоже никогда не ушел», – подумали они одновременно и обменялись испуганными взглядами.

8

В воздухе витал запах розмарина и полевых цветов. Свежий ветерок теребил плети лаванды и листья на кустах. С крыши бывшей фабрики, превратившейся теперь в биоогород, открывался сказочный вид на Ист-Ривер, небоскребы Манхэттена и статую Свободы.

Разнервничавшись, Никки вышла на крышу, чтобы выкурить сигарету. Прислонившись к кирпичной трубе, она не сводила глаз с Себастьяна, который нервно расхаживал между тисовых ящиков с тыквами, кабачками, баклажанами, артишоками и душистыми травами.

– Дай мне тоже сигаретку, – попросил он, подойдя к ней.

Себастьян ослабил галстук, расстегнул рубашку и теперь освобождался от никотинового пластыря, приклеенного на спину.

– Не думаю, что она пойдет тебе на пользу.

Не обратив внимания на замечание бывшей жены, Себастьян зажег сигарету и как следует затянулся, глубоко вдохнув дым. Потом принялся массировать себе веки. Стараясь не поддаваться гложущей его тревоге, он пытался понять, что же нового он узнал о сыне, осмотрев его комнату. Джереми солгал, попросив разрешения переночевать у Саймона, так как знал, что тот на учебной экскурсии. Он уехал, взяв рюкзак и паспорт, что предполагало долгое путешествие, возможно, даже на самолете. При этом не взял с собой ни мобильника, ни кредитки, которую оформила ему мать, двух «соглядатаев», благодаря которым любая полицейская служба могла бы отследить его перемещения и напасть на след…

– Он не только сбежал, он сделал все, чтобы его не могли отыскать, – произнес он вслух.

– Что толкнуло его на побег? – задалась вопросом Никки.

– Какая-нибудь очередная глупость, которую он совершил. Никаких сомнений. И я полагаю, капитальная глупость, – отозвался Себастьян.

На глазах Никки выступили слезы, в горле встал ком. Тупой страх все болезненнее и ощутимее скручивал внутренности. Ее сын, такой сообразительный, такой умница, был всего лишь неопытной простодушной овечкой. Конечно, ей не нравилось, что он стал воровать. А исчезновение просто повергало в ужас.

Первый раз в жизни она пожалела, что предоставляла ему столько свободы, что, воспитывая его, делала ставку на благородство, доверие, терпимость и открытость. Себастьян прав. Мир сегодня слишком груб, жесток и опасен для идеалистов-мечтателей. В нем невозможно выжить без изрядной доли цинизма, своекорыстия и жесткости!

Себастьян снова затянулся и выпустил дым в сияющий прозрачностью воздух. За спиной у него тихо, по-кошачьи мурлыкал кондиционер. Как же его тоскливый страх не подходил к этому мирному огородику, который жил себе и жил, втиснутый в современный город.

Высоко над домами, вдали от Манхэттена и оживленной суеты мегаполиса, здесь, на крыше, царил покой. Жужжали пчелы, торопясь запастись провизией на зиму, толпились у летка улья. Лучи солнца, пробиваясь сквозь кусты, золотили небольшую бочку в ржавых обручах.

– Расскажи мне, куда ходит, с кем видится Джереми.