Перекресток трех дорог

Он положил сына на кожаный диван рядом с раскрытой книгой на английском о лорде Веллингтоне, снял свой рыцарский шлем. Распеленал одеяльце. Ребенок сучил ножками в ползунках. Макар неловко возился с липучками. Отстегнул, стащил ползунки, начал расстегивать липучку памеперсов и…

– Он не только мокрый, он обгадился. – Макар отшатнулся. – Сашка… ну, ты даешь… Фу…

– Я думал, они в таком возрасте не пахнут. – Клавдий Мамонтов едва нос себе не зажал. – Одно же молоко пьет!

– Смеси. – Макар осторожно тянул памперсы, полные «гостинцев». – Кинь мне что-нибудь… у меня там полотенце в ванной… надо памперсы завернуть… вот отстой…

Вдвоем они кое-как поменяли малышу памперсы.

– Чокнуться можно, – признался Макар. – И все время так теперь будет? Да в сто раз лучше с твоим полковником день и ночь пахать, убийцу ловить, чем такая каторга.

– У тебя две дочки, и ты ничему за это время не научился?

– Они с няньками росли с младенчества. Я и не вникал ни во что.

– Да, по клубам ночным в Сохо тусовался.

Чистый перепеленутый Александр-Сашенька одобрительно скрипел.

– Ну все, пошли на боковую. Спать будешь с папой. Папа у тебя кремень. И защитит, и позаботится, и грудью накормит. – Макар наклонился к сыну. – И не слушай никого. Я по клубам таскался до тридцати лет. А потом завязал. Надоело мне это дело.

Разошлись по спальням. Клавдий Мамонтов выбрал себе гостевую комнату, примыкающую к спальне Макара.

В три часа ночи его разбудил какой-то звук. Что-то упало за стеной.

Он вскочил. Как был в одних боксерах. Подумал – вещи надо какие-то из Бронниц с дачи сюда привезти, в чем дома ходить. Не в костюме же. И рубашки нужны чистые… обувь…

Ринулся в спальню Макара. Тот тоже в одних трусах сидел на кровати. Держал сына на руках.

На полу валялась одна из бутылочек со смесью.

– Мы тебя разбудили, Клава? А мы вот не спим. Ни в одном глазу у нас сна. Все сказки уже ему рассказал. По второму кругу пошел. Досказываю про сэра Персиваля из романа фон Эшенбаха.

– Давай мне его, я с ним посижу, – сказал Клавдий. – А ты теперь поспи. Нам работать завтра.

Он забрал ребенка на руки. Тот опять благодушно заскрипел. Макар бухнулся навзничь на кровать.

– Мандалорцы, блин…

Мамонтов с ребенком вернулся к себе.

– Про царевну сказку хочешь? – спросил он младенца. – Разрушительницу сердец. Которая отвергла всех своих женихов… А женихи – такие кретины были, сначала едва не убили друг друга, однако потом…

Он плел еще что-то в таком духе. Младенец слушал внимательно. Он, казалось, одобрял и поддерживал весь этот новый бред… любовный бред… О ней…

В четыре утра Клавдий Мамонтов прилег, положив ребенка рядом с собой. Они оба уснули – на какое-то время.

Их обоих разбудил звонок по мобильному.

Шесть часов утра.

Полковник Гущин.

– Заезжай за мной прямо сейчас, Клавдий.

– Что случилось?

– У нас новый труп.

– Где? Там же?

– Нет, на железной дороге. В заброшенном тупике старых путей. На него случайно ремонтники наткнулись.

Они с Макаром собирались как на пожар. Разбуженная Маша забрала Сашеньку. Дверь за ними закрывала Вера Павловна, ее тоже подняли с постели.

– Еще одно убийство? – тихо спросил Макар.

– Это дело дрянь, – тоже тихо ответил Клавдий Мамонтов. – Я как ее на сосне увидел вчера, сразу понял – мы все еще с этим делом хлебнем.

Глава 12

Тупик

Макара вырвало прямо на железнодорожных путях, когда они увидели это.

– Какова примерная давность смерти? – спросил полковник Гущин, глядя из-под своего защитного козырька и маски на патологоанатома, который на этот раз тоже помимо рабочего защитного костюма надел пластиковую маску. Патологоанатом был тот же самый – полковник Гущин вызвал его лично, объяснив: «вы с подобным уже сталкивались».

Однако «подобное», на взгляд Клавдия Мамонтова, которого тоже тошнило, выглядело совершенно иным!

– Около четырех-пяти дней, судя по следам разложения, – ответил патологоанатом, наклоняясь над телом, вернее, тем, что от него осталось.

В воздухе витал тяжелый трупный смрад.

Когда собирались на станцию Сортировочная, все представлялось не таким ужасным. (Знали бы они!) В гараже особняка Макар открыл свой новехонький навороченный внедорожник «БМВ», на фоне которого старый потрепанный «Гелендваген» Мамонтова смотрелся как бедный родственник.

– Я поведу, ты полночи не спал.

– Ты тоже не спал. – Клавдий Мамонтов после дежурства при младенце и правда чувствовал себя выжатым как лимон.

– Я спал всю вторую половину ночи. – Макар достал ключи. – А ты моего сорванца караулил, поэтому я сегодня сяду за руль и прокачу вас с полковником. А ты отдыхай пока.

Забрали полковника Гущина из дома и по его указанию двинули в сторону Павелецкой железной дороги. Проехали Расторгуево. Полковник Гущин разговаривал по мобильному с представителями транспортной полиции. Дело формально относилось к их территориальности. Гущин коротко объяснил: узнал о происшествии из общей министерской сводки, ему дежурный позвонил рано утром, сразу, как прошла информация об обнаружении трупа на железной дороге. Полковник Гущин приказал дежурной части Главка отслеживать все возможные случаи убийств по целому списку признаков – если хоть один из них совпадет. Клавдий Мамонтов впоследствии прозвал список «хэштэгом» и для себя отметил, что полковник Гущин с самого начала ждет от этого дела непредвиденных и страшных сюрпризов.

Сейчас возле останков находились лишь Гущин, патологоанатом, два криминалиста из транспортной полиции, Клавдий Мамонтов. Макар тоже присутствовал, но стоял, согнувшись, поодаль. Его все выворачивало наизнанку. Всех остальных – своих оперативников и сотрудников транспортной полиции – Гущин попросил отойти назад, на приличное расстояние. Делал он это, как подозревал Мамонтов, не потому, что они могли что-то затоптать на месте убийства, просто сам не желал находиться в близком контакте с окружающими. Ему и опергруппа уже казалась «толпой», в которой легко заразиться.

Психоз… психоз полковника крепчал.

– Мужчина. Полный. Славянской внешности, – перечислял патологоанатом. – Возраст примерно 55–58 лет. Рубленые раны на теле. У него отрублены обе ноги – правая по щиколотку, левая по колено. Отрублена и правая рука – по локоть. Признаки гниения тела… насекомые… Личинки видите в тканях ран? Обильно размножились.

– Вижу, – хрипло ответил Гущин. – А такие повреждения не могут быть механической травмой в ходе наезда на него локомотива? Это железная дорога все же.

Клавдий Мамонтов оглядел место. Железная дорога – да. Но они в стороне от товарных путей. Это глухой тупик. Старые ржавые рельсы, заросшие травой. К ним подходят под углом примерно в тридцать градусов рельсы новые – по ним в этот удаленный от станции тупик отгоняют вагоны. Новые рельсы как бы делят старый заброшенный путь на две части. Получается этакий…

– Три пути сходятся в один. – Макар наконец-то разогнулся, вытер рот тыльной стороной ладони и указал на рельсы. – Клавдий, ты что, не видишь? Или там тебе на путях это не заметно? А отсюда сразу в глаза бросается. Три пути. Тройной перекресток.

Клавдий Мамонтов глянул – ну, можно и так сказать, хотя аллегория не совсем точная.

– Это никак не может быть механической травмой в ходе железнодорожной аварии, Федор Матвеевич, – ответил судмедэксперт. – Возможно, кто-то и хотел выдать все это за аварию на железной дороге. Но подобные повреждения тела не могли быть причинены колесами поезда. Это рубленые раны, понимаете? Их наносили топором. Большая сила ударов. Здесь прямо по туловищу, видите…

Клавдий Мамонтов глянул туда, куда старался не смотреть – на вздутое тело, сильно тронутое разложением, без ног, без руки. А кроме этого чудовищные раны живота и грудной клетки.

– Его рубили, точно мясную тушу, – сказал патологоанатом. – И это произошло не здесь, не на путях. Где-то в другом месте. Судя по состоянию ран, они все прижизненные. Он был жив, когда его вот так чудовищно…

– Четвертовали? – спросил полковник Гущин.

– Выглядит похоже. Смотрите на его левом запястье. – Патологоанатом рукой в перчатке коснулся руки убитого, растер что-то в пальцах. – Следы клейкой ленты. Возможно, он был связан по рукам и ногам. Потом скотч убрали. Одежда, что на нем… темные брюки, голубая рубашка… Остатки галстука – часть его отсутствует. Отрублена, когда убийца наносил раны топором по корпусу.

– Викинги так орудовали секирой, – сообщил громко Макар. – Прием был боевой у них – сначала противнику отрубали руку, в которой он держал щит. Затем наносили удар по колену. Сваливали его с ног. Потом уже лежачему могли отрубить и вторую ногу. А в конце били секирой по туловищу наискось – удар Тора. Перерубали пополам.

– Потерпевшего пополам не перерубили. Правда, две раны очень глубокие, задет позвоночник. Одна из ран и стала причиной его смерти, – констатировал эксперт. – При таких ранах кровь льется рекой. Но на рельсах следов крови нет. Я думаю, мы не найдем этого и в образцах почвы.

– То есть четвертовали в другом месте, а привезли уже обрубок и бросили здесь, выдав за инцидент на путях? – уточнил Гущин.

– Не бросили. Аккуратно положили на спину. И я бы все же не сказал, что кто-то хотел что-то инсценировать. Это нечто иное. Из другой оперы.

Гущин огляделся – за тупиком пустырь, заросший травой. Его осматривала сейчас транспортная полиция. На удалении у вагонов группа полицейских опрашивала свидетелей – тех, кто обнаружил тело. Рабочих железной дороги в оранжевых жилетах. Над вагонами кружила стая черных птиц – галки или вороны. На станции Сортировочная через динамики переговаривались диспетчеры.

– Пять дней тело никто не находил, – сказал Гущин. – На железной дороге такое возможно?

– Тихое место, – ответил патологоанатом. – Как и то… в лесу.

Они глянули друг на друга. Патологоанатом вместе с экспертами остался у трупа. А полковник Гущин зашагал к полицейским и работягам в жилетах. Мамонтов и Макар за ним.

– Откуда про викингов знаешь? Про их боевые приемы? – коротко спросил Гущин Макара.

– Я в исторической реконструкции в Англии участвовал. Книги читал по боевым искусствам. Ну, и сам тоже практиковался в бойцовском клубе.

– И что, секирой вот так можешь?

– Мы покупали свиные и бараньи туши. И тренировались на них. – Макар оглянулся. – Я перерубал с первого удара. Человек, что орудовал топором, не обладает боевой техникой, но силы у него есть, или это ярость, боевой экстаз, исступление.

– Потерпевшего опознали, – объявил Гущину старший опергруппы транспортной полиции. – Он работал на станции.

– Свидетели опознали, которые на тело наткнулись? – уточнил Гущин, глядя на работяг.

– Нет, нет, что вы… это не мы… Мы сразу на станцию побежали. Сказали диспетчеру. – Работяги в жилетах переполошились. – А в станционном офисе был менеджер от «Лоджик», они и по ночам дежурят, когда груз срочный идет транзитом, мы стали им говорить, что на путях, какой ужас! А он спрашивает: мужик в летах? А это не наш ли Громов? Он уже неделю, как на работу не выходит. И на связь тоже – не звонил. Может, он под поезд угодил? А мы и не знали! Он стал начальнику своему звонить – поднял его с постели. Они переговорили с ним. Потом менеджер с нами пошел туда, в отстойник. Он его и опознал.

– Да, у нас такие же сведения, – доложили Гущину транспортники-полицейские. – Потерпевший опознан как Илья Ильич Громов, сотрудник транспортной фирмы «Лоджик» – перевозка грузов и логистика, у них офис прямо на станции. И там их торговая демонстрационная площадка – они до карантина дома готовые продавали из бруса. Илья Громов занимал должность заместителя директора фирмы. А директором у них Петр Смоловский.

– А как зовут менеджера?

– Хохлов Павел.

– Я сам с ним переговорю.

Старший группы транспортников позвонил по мобильному.

– Он с нашими сотрудниками в офисе на станции. Они его показания записывают в протокол. Там и Смоловский уже приехал, их директор, и еще один – то ли знакомый, то ли клиент их. Его фамилия Сперминов.

– Мы сейчас подъедем к офису на станцию. – Гущин кивнул Макару, как главному «водиле», и молчаливому Клавдию Мамонтову. – Я хотел вас еще вот о чем спросить. – Он опять повернулся к старшему опергруппы. – Вы ничего странного при осмотре прилегающей территории не находили?

– Странного? Нет. Следы транспортного средства. Судя по всему, внедорожника – на поле в одном месте, где почва глинистая. – Полицейский кивнул в сторону пустыря. – Мы все зафиксировали как полагается. А вы что же – дело у нас это хотите забрать под свою юрисдикцию?

– Возможно, – заявил полковник Гущин. – А останков какого-то животного вы поблизости не видели?

– Животного? – полицейский поднял брови. – Надо же… А почему вы спросили?

– Так вы нашли что-то? Где?

– На путях. – Полицейский кивнул в сторону «новых рельсов», по которым в тупик гнали вагоны. – Метрах в двухстах. Какие-то клочки кровавые, шерсть. Поезд зверюшку переехал – кошку бродячую, кажется.

– Где? Покажите точно. – Гущин направился по рельсам. Все за ним. Полицейский-транспортник показывал.

Они прошли метров двести. На гравии между шпалами – клочки черной шерсти. И еще какая-то субстанция. Вроде кровь запеклась.

– Мы и значения не придали, – признался транспортник. – Это же железная дорога, здесь по три раза за день такое.

– Все тщательно собрать, подключите ваших экспертов. И на исследование. Я хочу знать – что это конкретно за животное. И как и когда оно погибло.

Они смотрели на эти – вторые останки. Не пойми кого.

Глава 13

Транспортная контора

– Идите в офис, попросите менеджера Хохлова и владельца фирмы Смоловского выйти сюда. Я здесь с ними поговорю, – произнес полковник Гущин, когда они из железнодорожного тупика переехали на станцию Сортировочная к складам и офисам. Возле кирпичного здания без всяких вывесок на обширной площадке – потемневшие от дождей и непогоды разборные дачные дома из бруса – образцы на продажу. Все гнилое и непрезентабельное.

Клавдий Мамонтов и Макар зашли в офис – самый обычный. Но внутри все кипело и клокотало. Громкие мужские голоса доносились из кабинета.

– Да какая, к черту, авария, что, я аварий на железной дороге не видел?

В кабинете пятеро – двое в полицейской форме, сотрудники транспортного отдела. А кроме них грузный мужчина за пятьдесят в замшевом бомбере за столом – в медицинской маске. Мужчина помоложе в брюках и рубашке с короткими рукавами – тоже в медицинской маске. И третий – полный, рыхлый бородач в дорогом синем костюме – без маски, на толстых обвисших щеках багровые пятна.

– Ты что этим хочешь сказать, Хохлов, а? Ты что, спятил?

Это произнес бородатый толстяк в костюме. И обернулся на фразу Мамонтова – «Полиция. Свидетелей прошу покинуть офис. У нас к вам долгий разговор».

– Вы наш офис обыскивать будете? – хмуро спросил грузный мужчина в маске.

– Возможно. – Клавдий Мамонтов окинул взглядом кабинет – самая обычная транспортная контора.

На столе рядом с компьютером и принтером он увидел маленькую темную статуэтку. Единственное украшение кабинета, не считая аляповатого календаря на стене – розы и сирень.

Они все вышли на улицу. Мужчина в маске и тот, второй, помоложе спустились с крыльца и подошли к полковнику Гущину. Бородач остался на крыльце, достал из кармана «гавану», откусил кончик и затянулся дымом. Клавдий Мамонтов заметил, что Макар смотрит на бородача. Тот прищурился и… вдруг кивнул ему, словно знакомому. И удивленно поднял брови. Макар не поприветствовал его в ответ.

Полковник Гущин снова повторил ритуал «представления» и попросил собеседников тоже назвать себя. Мужик в маске и замшевом бомбере представился Петром Смоловским – владельцем компании «Лоджик». И сам сообщил фамилию и имя своего менеджера, типа в рубашке с короткими рукавами – Хохлов Павел. Тот суетливо кивнул полицейским и с облегчением сдвинул маску на подбородок.

– Вы опознали в человеке, найденном нами на заброшенных путях, сотрудника вашей фирма Илью Громова? – спросил полковник Гущин.

– Да, да, это он, – закивал Хохлов. – Как рабочие в диспетчерскую прибежали, как сообщили нам с диспетчером, я сразу подумал – а вдруг это Илья? Меня как в сердце что-то толкнуло. Предчувствие. И я пошел с ними туда. Я его увидел. Да, это он.

– Вы в тот момент посчитали, что он стал жертвой наезда поезда?

– Я так предположил сначала. Но потом, когда я увидел его… этот ужас… я не знаю. – Хохлов страдальчески сморщился. – Мне чуть плохо не стало на путях.

– А вы ходили в тупик? Смотрели на тело? – спросил Гущин Смоловского.

– Нет. Мне Павел в шестом часу утра позвонил. Сказал – так и так. Я не знал, что думать. Я сразу приехал сюда, и Павел мне описал все в деталях… Я позвонил в полицию, приехали ваши сотрудники. Сам я в отстойник для вагонов не ходил.

Голос у Смоловского был сиплый. Он говорил с паузами. Его мучила одышка. Свою медицинскую маску он так и не снял.

– А ваша как фамилия, имя? – громко спросил Клавдий Мамонтов бородача, что наблюдал за ними с крыльца, куря «гавану».

– Это Василий Сперминов собственной персоной, – заметил Макар. – Ба! Какие люди. И в таком месте.

– Да, моя фамилия Сперминов, – важно ответил толстяк. Со своей бородой и прямым пробором в жидких кудрявых волосах он напоминал «купчика» с полотен Кустодиева. Однако носил моднейший синий костюм и стильный галстук. – Я клиент транспортной фирмы. Я приехал сюда так рано по делам – мы ждем груз по железной дороге. Он должен прибыть вот-вот.

– Мы – это кто? – осведомился Макар. – «Царьградский городовой» или «Трехглавый» этот, как его, черта… или «Славянский союз»?

Полковник Гущин поднял руку – тихо. Вопросы здесь задаю я. А Клавдий Мамонтов ничего из слов Макара не понял. Уразумел лишь, что Макар может об этом Сперминове-купчике порассказать немало.

– Нам известно, что ваш сотрудник Илья Громов пропал несколько дней назад, и вы не знали, где он и что с ним. – Гущин снова обращался к Смоловскому.

– Совершенно верно. Он не вышел на работу шесть дней назад. А перед этим получил здесь у меня, точнее у бухгалтера, жалованье за два месяца. Мы вынуждены были задерживать зарплату во время карантина, потому что были закрыты. Когда он не вышел на работу, я подумал: ну, мало ли… может, выпил сверх меры… Я попросил Павла Хохлова ему позвонить. Телефон Громова не отвечал. Мы решили – может, уехал? Домой в Челябинск? Хотя там у них карантин продолжается, но мало ли?

– Громов не здешний? Из Челябинска?

– Там его родители – старики. У него прежде была собственная логистическая фирма. И он долгое время был нашим партнером по бизнесу, держал весь Урал, – объяснял Петр Смоловский, борясь с одышкой. – Но затем он свой бизнес потерял, обанкротился. Перебрался в Подмосковье. Купил частный дом в Расторгуеве. Так как мы в нашей фирме его хорошо знали по прежней работе, я предложил ему должность старшего менеджера. И он согласился. Работал очень добросовестно. Никаких нареканий – все эти три года. Я повысил его до заместителя директора фирмы.

– Это он? – Полковник Гущин показал ему мобильный.

Снимки. Оказывается, он сфотографировал останки на путях. Когда успел? Клавдий Мамонтов не помнил, чтобы Гущин что-то там фотографировал. Или он сам был так потрясен жутким зрелищем, что даже не обратил внимания?

– Ох… да… Это Илья… но… чудовищно… Но это он, Илья Громов. – Смоловский потрясенно созерцал снимки, которые «листал» для него Гущин.

Мамонтов понял – после сокрушительного прокола с опознанием женщины, повешенной на сосне, полковник Гущин пытается сам подстраховаться.

– У вас есть его фотография в отделе кадров? – спросил он Смоловского.

– Есть, в компьютере файлы. Мы вам отдадим все его документы, которые у нас.

– Какой его домашний адрес?

Адрес продиктовал ему менеджер Павел Хохлов.

– Вы бывали у него дома? – спросил Гущин.

– Пару раз заезжал. Перед Новым годом – мы на одной машине с корпоратива фирмы ехали. И до этого – из сауны.

– Он жил в Расторгуеве один?

– Один. У него его бывшая в Челябинске, он упоминал вскользь. Бросила его сразу, как он бизнес потерял. Местная охотница за богатыми мужьями. Кажется, моложе была его лет на пятнадцать.

– Почему вы не стали обращаться в полицию, ведь Громов отсутствовал столько дней и не выходил на связь? – спросил Гущин сухо.

– Сначала мы решили – он загулял, раз деньги получил немалые. А потом… что полиция? – Смоловский пожал плечами. – Вдруг он заболел «короной». И самоизолировался. А признаться не хочет. Сейчас многие не хотят это афишировать. Скрывают из-за социального мониторинга. Я думал, может, объявится, как тесты сдаст, если заболел – позвонит, сам скажет. Сейчас вообще все не так, как прежде. Люди в себе замыкаются. – Он в упор глянул на Гущина в его козырьке, маске и перчатках. – Вы вот болели, как я вижу. И тяжко.

– Да, вы правы.

– И я переболел. Я таких, как мы с вами, сразу вижу. И маску можно не снимать – глаза все сами наши говорят. В глазах это, внутри. – Смоловский закашлял. – Вы где лежали?

– В мобильном госпитале, который на ВДНХ. В павильоне.

– А я в том, что на ЭКСПО был развернут. Раньше, в старые времена, все это называлось чумные или холерные бараки. А теперь красиво – мобильный госпиталь.

Клавдий Мамонтов подумал: какой странный разговор! Беседуют свидетель и шеф полиции. Но о чем они говорят? Не о деле, не о деталях убийства. А о том, как они болели! И понимают, кажется, друг друга с полуслова!

– У Громова имелись в Москве знакомые? – спросил Гущин.

– Конечно. И немало. Он же деловой человек. Бизнесмен был. Жаль, что погорел. Но это уж как судьба. – Смоловский снова закашлял – сильно и схватился за грудь. – Извините… я… это ничего… я не заразный… это остаточное у меня. Легкие ни к черту… Извините, я должен вернуться в офис. У меня там лекарство… микстура от кашля.

– Конечно идите, – сказал ему полковник Гущин.

У бородача Сперминова зазвонил мобильный.

– Слушаю? Прибывает? Какой путь? Сейчас я туда подъеду. Там два вагона, оба пломбированы. Я сам пломбы проверю. – Он сбежал с крыльца.

– Мы с вами тоже должны побеседовать, – объявил ему полковник Гущин. – Куда вы?

– Срочный груз прибывает. Товарняк. – Бородач быстро семенил к дорогому внедорожнику возле избушки из бруса. – Надо вам со мной говорить – приезжайте сами на шестой путь. Я у вагонов буду. К вашему сведению, я этого Громова в глаза здесь с начала карантина не видел.

Он сел в машину и укатил. Гущин ему не препятствовал. Смоловский, заходясь кашлем, скрылся в конторе. Они остались с менеджером Хохловым.

– Нездоров ваш шеф, – заметил Гущин.

– У него почти легких не осталось после того, как переболел. – Хохлов вздохнул. – У нас тут все болели. Я тоже. Но так, как он – слава богу, никто. Он же почти умирал, сказал – его чудо спасло. А на работу сейчас приезжает регулярно. А куда денешься? Фирму надо хоть как-то держать на плаву. Бизнес. Мы все от него зависим. У нас семьи. Громов это говорил ему – мол, держись, не то станешь, как я, банкротом.

– У Громова были хорошие отношения с сотрудниками фирмы?

– Прекрасные. Он умный мужик, деловой. – Хохлов снова вздохнул. – Что же это такое? Кто это сделал с ним?

– По-вашему, он не попадал под поезд?

– Какой поезд? Я двадцать лет на железной дороге. Всякое видел. Когда авария – сразу такой хайп. Это же наезд! Там же видно все – и на колесах тоже остаются следы. И потом, это тупик – какой может быть локомотив, когда туда товарняк задом толкают – вагонами вперед. Да и не отгоняли туда никаких составов за эти дни. Я у диспетчера спросил – сами с ним поговорите. Нет, это все что угодно, но только не железнодорожная авария.

– Вы когда последний раз Громова видели? – спросил Гущин.

– Когда деньги у бухгалтера вместе получали. Задолженность по зарплате.

– В какой точно день?

– Пятница, вечер. Мы задерживаемся здесь допоздна. И по выходным тоже сейчас пашем. Иногда круглосуточно.

– Он домой поехал с работы?

– Не знаю. Наверное. Сейчас по барам и ресторанам народ мало ходит.

– Женщина у него есть?

– Любовница? – Хохлов прищурился. – Были какие-то. Раньше время от времени. Но карантин он дома один проводил – это я точно знаю. Мы в «зуме» постоянно общались – дома этого не скроешь. Да у него и денег сейчас нет, чтобы телок содержать. И возраст у него солидный – не до глупостей уже.

– Кто мог ему желать зла?

– Из наших точно никто. Он был нормальный простой мужик. Хороший сотрудник. Я не сплетник, однако…

– Что?

– Вы присмотритесь к этому деляге повнимательнее. – Хохлов понизил голос. – Который отсюда так быстро слинял. А до этого вдруг заявился – да, груз, конечно, пришел для них сегодня, но он и послать кого-то мог из своих пломбы проверить. Нет, он сам заявился, как только от Смоловского узнал, что тело Громова нашли.