Ретроград-3

Пока не подошел Удет, Сталин продолжал рассказывать об операции в Греции. Затем уступил место генерал-полковнику, который и сюда приехал в мундире Люфтваффе. Зал слегка зашумел, но секретарь ЦК Маленков постучал карандашом по графину, и восстановил спокойствие в зале.

– Меня просили сказать несколько слов о себе, так сказать, представиться. Я из Франкфурта-на-Майне, сын владельца небольшой фабрики, на которой я работал учеником слесаря. Там же во Франкфурте получил лицензию на управление самолетом, и в 1915-м году добровольно вступил в Рейхсхеер, летчиком, унтер-офицером. Воевал на Западном фронте, войну закончил обер-лейтенантом, сбив за время войны 62 вражеских самолета. Это второй результат, после Манфреда фон Рихтгофена, который в апреле 1918 года был ранен в воздухе, но сумел посадить свой самолет и умер от раны, полученной с земли. Я воевал под его началом. Там же я познакомился с Германом Герингом, которого назначили командовать нами после гибели нашего командира. Я посчитал это несправедливым решением, так как имел гораздо больше заслуг в воздухе, поэтому мы не были друзьями.

После войны я старался восстановить авиационную промышленность в Германии, но Версальский договор не позволял в полном объеме использовать технические возможности Веймарской республики, поэтому я переехал в Америку, где занимался воздушной акробатикой, выступая в воздушном шоу, что-то вроде воздушного цирка. Там я еще раз пересекся с Германом Герингом, который к тому времени уже не летал, и получил от него приглашение вернуться домой и вновь служить под его началом. Окончательное решение я принял не сразу, так как мне лично идеи нацизма и личность Адольфа Гитлера были не симпатичны. В своих политических воззрениях я больше склонялся к позиции сначала Третьего, а затем Четвертого Интернационала. Но, ни в одну из партий я так и не вступил. Финансово поддерживал Интернационал, именно потому, что членство в нем было абсолютно добровольным. Свое согласие переехать в Германию я дал после разговора с товарищем Перо, Львом Троцким, которого сильно беспокоил приход к власти Гитлера, и он хотел иметь там, в Германии, «своего» человека, близкого к верхушке Рейха. В общем, я согласился, а так как я человек увлеченный и плохо свое дело делать просто не умею, то через некоторое время из «Легиона «Кондор»» выросло Люфтваффе, в котором я реализовал то, чего не хватало нам для победы в той войне. При моем активном участии в короткий срок были созданы новые типы самолетов и отработана схема их использования в грядущей войне. Используя эти наработки, обкатав их в Испании, и получив от промышленности новые двигатели и новые смазывающие масла, к августу 1939-го Вермахт и Люфтваффе достигли пика своего развития. И Гитлер начал эту войну. Вначале все складывалось в нашу пользу: Великобритания и Франция дали нам возможность аннексировать Австрию и Чехословакию, за счет которых мы пополнили и обновили вооружение сухопутных войск. После Польской кампании, мы дополнительно разместили производство истребителей на 6-ти крупных заводах и к моменту начала блицкрига, 10 мая 1940 года, имели 850 истребителей в первой линии, в семи гешвадерах, что позволило уничтожить на земле большую часть французской воздушной армии. В боях над континентальной Европой нами было сбито более 450 «харрикейнов». Основной проблемой в боях над Англией был малый радиус действия наших самолетов. Нам все время приходилось выходить из боя по топливу, когда у наших противников под крыльями была своя земля. Тем не менее, несмотря на довольно значительные потери, мы смогли захватить господство в воздухе над «Каналом», но неожиданно последовала команда «стоп». Вторжение не состоялось, хотя у противника уже ощущалась сильная изношенность основного парка истребительной авиации. Но в конце августа нас переключили на подготовку к войне с Россией. Мы проводили перевооружение, вместо BF.109E4 в войска поставлялись BF.109F2, а с весны 41-го – BF.109F4. Наша разведка имела до начала 41-го года полную информацию о том, что происходит на авиазаводах в России. Герингу, мне и Гитлеру показывали подписанное письмо вашего министерства авиапромышленности о снятии с производства истребителя И-180, который, как минимум, не уступал новейшему BF.109F2. Активная авиаразведка выяснила, что он в полках первой линии так и не появился. Там по-прежнему находилось большое количество самолетов «Рата», «Кертисс» и «Нойе кертисс». Причем все аэродромы стояли без артиллерийского прикрытия. В ноябре 40-го года возник большой скандал из-за падения на вашей территории нашего самолета «Люфтганзы», на котором перевозились какие-то новые данные о вашей авиапромышленности. В этот же момент в руках вашей контрразведки оказывается наш резидент. И больше сведений о том, что здесь происходит, к нам не поступало. Полной неожиданностью стало появление «доппель рата», пусть и в небольшом количестве, над Грецией. Там же мы познакомились с еще одной Вашей новинкой: самолетом «Тропфен». И, под занавес, возникли какие-то неопознанные бомбардировщики, которые могли ночью совершать пикирование и не проходить над целью, где их могла подбить зенитная артиллерия. С их помощью был уничтожен подготовленный нами десант в Афины. В итоге, на совещании 10-го июня в Вольфшанце, когда решался вопрос о нападении на СССР, я высказался против этого, но адмирал Канарис и рейхсмаршал Геринг убедили Гитлера, что в передней линии обороны русских, как и раньше, только устаревшие самолеты. Но в нескольких полках появились новые самолеты «МиГ», которые летчики еще не освоили. Самолеты И-180, которые были в Греции, остались там, и больше нигде не появились, соответственно, выпущены небольшой партией и проданы в Грецию. Армия и Люфтваффе полностью развернуты, с Грецией заключено перемирие. Требуется нападать, иначе русский колосс наделает еще больше самолетов, и бороться с ним станет невозможно. В общем, ничего с этим было не поделать, и меня отправили в войска. Я всегда находился там, где шли основные удары. В этом случае это стало генерал-губернаторство, Бяла-Подляска. Лично просмотрел данные аэрофотосъемки: все самолеты выстроились по линеечке. Личный состав гоняют на строевой подготовке, готовятся к параду. Намечалась встреча между Сталиным и Гитлером в Минске. В ночь на 22-е июня пришел сигнал «директива-21». Гитлер отдал приказ наступать. Мы подняли всю авиацию и нанесли удар по всем выявленным аэродромам. Но на отходе нас перехватила ваша истребительная авиация, которая нанесла огромные потери нашим бомбардировщикам. Таких потерь мы никогда не несли. Выяснилось, что ваших истребителей наводят с земли, а на всей границе стоят радиолокационные станции наведения с большой дальностью. Тем не менее, на направлении главных ударов войска прорвали вашу оборону: где на несколько километров, а где и вполне успешно, на глубину 20-40 километров, и вышли на оперативный простор. Мне приказали повторить удары по вновь обнаруженным целям, включая радары. Однако все гешвадеры были перехвачены задолго до подхода к целям, и вновь понесли большие потери. Я сообщил об этом в Берлин, где вечером было собрано совещание у Геринга. Я на него не попал, так как был сбит ночным истребителем в районе города Сельдца, в 50 километрах от Бяла-Подляска и почти в 100 километрах от линии фронта. Ночью, атакой из нижней задней полусферы. По силуэту это был «Тропфен». Я недавно встречался с человеком, который его сделал. Вон он сидит, на балконе. У меня был BF.109F3, персональный, во всем Люфтваффе не было ни одной машины, способной его догнать. А меня сбили, как котенка, одним заходом, впервые в жизни. В Берлин я вернулся утром, там все было переворочено в районе Министерства Авиации, Гестапо и Рейхсканцелярии. Нам говорили, что у вас нет ночной истребительной авиации, что у вас деревянные самолеты. Но меня сбили ночью. По точности ударов в Берлине я понял, что бомбежка велась с пикирования, и тоже ночью. Этого никто в люфтваффе делать не умел. И тогда я принял решение отправить к вам своего связного. Война была проиграна в первый же день. Успехи наземников уже никакой роли не играли. Ваше командование бомбардировочную авиацию в бой еще не вводило, занимались тем, что выбивали остатки наших истребительных гешвадеров, чтобы затем навалиться на наземные войска, оставшиеся без прикрытия. Через два дня эти же бомбардировщики ночью атаковали мосты через Вислу, практически отрезав группу армий «Центр» от складов и фатерлянда. Я договорился с командирами частей Люфтваффе в Берлине и попытался арестовать Гитлера, но он принял яд, который находился у него в зубе. На прямую связь с советским командованием я впервые вышел на второй неделе войны. Остатки Вермахта прекратили сопротивление гораздо позже, это были те генералы, которых не удалось убедить прекратить бессмысленное кровопролитие.

Глава 4. Первый заместитель Председателя СМ СССР

Его выступление длилось гораздо дольше обычного, так как говорил он по-немецки, а рядом с ним стоял переводчик, который переводил это на русский. Андреевский зал Большого дворца не имел «радиофицированных» кресел с наушниками для синхронного перевода. Так что выступление генерала заняло приличный кусок времени. Тем не менее, слушали его очень внимательно. О неудачах первых дней войны все старались не вспоминать, затушевывая их последующими успехами действий на Южном фланге, и забывая о том, что продвинуться к Кенигсбергу смогли только вначале сентября усилиями двух фронтов и подтянув туда всю, освободившуюся на других фронтах, тяжелую артиллерию, и брать его штурмом. То, что большая часть немецкого флота ушла в нейтральные страны и в Великобританию тоже замалчивалось на «официальном» уровне. Все эти вопросы и поднял Сталин во втором отчетном докладе, с которым он выступил только тогда, когда добился резолюции съезда о необходимости радикально обновить состав ЦК партии. Был поднят вопрос и о строительстве «большого флота».

Мое выступление состоялось лишь на третий день съезда, хотя было запланировано на второй, по ходу съезда изменили порядок рассмотрения вопросов, и я выступал уже как утвержденный съездом первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. «Обозвали» меня «опытным и ценным кадром, примыкающим к партии, и имеющим большие заслуги в деле укрепления обороноспособности страны». Прямого запрета в Конституции 1936 года на занятие этой должности беспартийными не существовало. Землячка несколько переиначила статью 126 Конституции СССР, поставив телегу впереди лошади, как сказал на съезде товарищ Сталин. Он же заговорил о том, что подобная трактовка этой статьи разрушает «добровольность» пополнения партии, и несет в себе существенную угрозу самой партии, так как стремиться туда попасть будут именно карьеристы. Сам доклад не вызвал ни энтузиазма, ни споров, он как бы подводил людей к тому, что время разговоры разговаривать кончилось, давайте утверждать план и приступать к его реализации. Многие пункты этого плана уже были обсуждены отдельно, и по трем из них пришлось коротко выступать. Давая пояснения своим «совещательным голосом». Из старого состава ЦК «усидели» Маленков, Молотов, Жданов, Буденный и несколько кандидатов. Я, естественно, никакого участия в «чистках» ЦК не принимал, не мой уровень. Правда, данные о многих из своих «соратников» Сталин черпал из файлов, сохранившихся на моем компьютере. В основном в составе ЦК оказались «технические специалисты», многие из которых в мое время были руководителями и конструкторами от оборонки и выдающимися учеными. Партаппаратом я практически не занимался, только наиболее одиозными фигурами. Этим занимался сам Сталин, вычитывая те немногочисленные книги и статьи, с которыми я когда-то знакомился и которые меня заинтересовали, случайно или намеренно оставленными на моем компьютере.

Сталин позвонил на второй день после закрытия съезда.

– Занесите свой доклад, чистовой вариант. – и повесил трубку. Вложил все в папку, поправил остатки волос на голове, сказал секретарю:

– Я к «первому», видимо, совещание. – и вышел в широкий коридор дворца. Дважды повернул, открыл дверь в Приемную. С Поскребышевым мы уже виделись утром, он сразу показал рукой на дверь, и ответил на мой кивок головой. Сталин приподнял голову, затем открыл правый ящик стола и переложил туда документы, с которыми только что работал. Я подошел ближе и передал ему папку с закладками. Он обратил внимание, что закладки не вставные, а приклеены к листам. Плюс они выполнены из разноцветного лавсана.

– Кто такие выпускает?

– При типографии в НИИ-4 наладили выпуск для внутренней документации.

– Вот-вот, узнаю ваш стиль работы! Все лучшее себе, любимому. Плохо, товарищ Первый заместитель! Никуда не годится! Думал вначале обратить ваше внимание на замедление строительства объектов Минэнергетики, но вижу, что у вас полностью запущено направление производства товаров широкого потребления.

– В плане они есть и предусмотрен рост их производства на 50% в течение пяти лет.

– Я в курсе, но в плане не отражено изменение номенклатуры изделий. А как у нас выполняют и перевыполняют планы по валу, не мне вам рассказывать. Вы же, как я догадываюсь, где-то в одном из карманов держите заявление о том, чтобы освободить вас от занимаемой должности и позволить вам вернуться на прежнее место работы. Там привычнее и спокойнее.

– И толку больше. Я – конструктор, а не бюрократ. – Сталин шевельнул усами, доволен, что угадал мое настроение.

– Да-да! «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти!» – знакомые слова. Но дело в том, что отставка ЦэКа и Политбюро, это только часть проблемы. Малая ее часть.

– Вы забрали себе наиболее выдающихся представителей науки и техники из шести ведущих направлений.

– Не себе, а нам, и я не собираюсь отрывать их от того, что они делали до этого. Просто повысил их статус. Основным критерием отбора была работоспособность и самоотдача, проявленная в годы войны и первых пятилеток. Это, так сказать, капитаны и флагманы индустриализации страны. Этого курса и предстоит придерживаться в ближайшее время. Но, все это должно подпитываться народными массами, а не печатным станком. А как изъять выплаченные населению деньги? Единственным способом: предложив ему товары. Поэтому именно вы сейчас займетесь этим вопросом. Требуется обеспечить все те проекты, которые обозначены в пятилетнем плане, финансированием. Это сейчас первостепенная задача. А товарищи, которые непосредственно ведут оборонные проекты сами обратятся к вам по мере необходимости. Выполнять за них эту работу не стоит. Но на контроле держать необходимо. Через два месяца доложить о результатах. Работайте, товарищ Никифоров!

«Блин!!! Во вляпался! Скрепками и тряпками придется заниматься! Кошмар!» – подумал я, выходя из кабинета. И срок он поставил малореальный. Это болото просто так не раскачать! Придется применить «сталинский метод» накачки. Вызвал ответственных за это направление, оно у них немного смешно называется: «промышленность группы «В»». И объявил им о повышенном интересе, которое испытывает государство в их продукции. Заодно прихватил за причинные места товарищей Кабанова, назначенного министром электропромышленности, и старого верного приятеля Ивана Зубовича, начальника 7-го управления Авиапрома, который отвечал за электрооборудование и приборостроение в главке. Он назначения еще не получил, но его кандидатура намечена на должность министра электронной промышленности СССР. Всем поставлена задача предоставить номенклатурный план отрасли на текущую пятилетку, включая перспективные разработки. Министры и их замы «легонькой» промышленности сразу спали с лица, а двое «монстров», давно привыкшие работать в таком темпе, сходу спросили о финансировании. Им пришлось пообещать отдельное финансирование из резервов этого года, а у остальных – все по плану.

Кроме того, пришлось основательно покопаться в «ЗиСе», где «добыл» некоторое количество различных авторучек, блокнотов, скрепок, закладок, пару папок со скоросшивателями, пластиковые бутылки, начатую упаковку ежедневных женских, пардон, прокладок и небольшую упаковку с ватными дисками. Плюс высвистал из Чкаловска Михаила Ножкина, который мне кофеварку, а себе пылесос делал, и озадачил его, перенацелив его отдел, они приборами управления занимались, 80 человек, на разработку бытовой электротехники. Кабанову «достались» пылесосы и стиральные машины, как простые, так и полуавтоматические, холодильники, электромясорубки, миксеры, электрочайники с термореле. Зубовича нагрузил приемниками, телевизорами, иконоскопами, магнитофонами и проигрывателями. «Оружейников» – утюгами, «танкистов» – детскими колясками. Все заводы военно-промышленного сектора обязал выделить место, станки и рабочую силу под развертывание производства бытовой техники. Составив необходимые бумаги, вернулся в кабинет Верховного.

Приняли меня не сразу, Сталин посчитал, что я отказываться от поручения прибежал. Встретил меня настороженно, в полной готовности дать мне отпор. А я начал разговор с другой стороны.

– Товарищ Сталин, тут идея мелькнула. Как вы понимаете, появление ядерного оружия у наших противников – это только вопрос времени, через пару лет точно будет. Плюс – минус. И встанет вопрос о возможности попыток развязать ядерную войну. Такой сценарий мы исключать не можем. И бить будут по промышленно-развитым городам, где люди живут в многоэтажных домах, друг у друга на шее и голове. Помимо прочего, вы поставили задачу эффективно изъять деньги из населения.

– И что?

– Предлагаю раздать неудобные для крупного сельского хозяйства земли в пригородной зоне крупных промышленных городов в личное пользование. Примерно по 9 соток земли на работника, причем для каждого предприятия выделять землю в одном месте. И разрешить им строить на этой земле жилища. Нормальное жилье, с возможностью зимнего проживания. Со стороны государства, по линии Гражданской обороны, профинансировать подвод к местам расселения коммуникаций: электроэнергии плюс подстанция, питьевой воды, средств связи. Плюс обязательный универсальный магазин, медицинский пункт с аптекой и домик управления поселком, с небольшим бомбоубежищем Всё остальное – пусть делают сами. Это гарантированный спрос на продукцию, которую мы уже производим: лопаты, грабли, инструмент, стройматериалы, стекло, мебель, семена. Ослабление давления на ГлавСнаб, ведь 90% «рабочих» – бывшие крестьяне, соответственно, сады и огороды возникнут мгновенно. И вполне приличные суммы будут изъяты у населения за счет массового строительства. Плюс, громадное оборонное значение: в случае обострения ситуации, мы рассредоточим рабочую силу по пригородной зоне, где ее массово уничтожить просто не смогут. И оттуда будем возить людей на предприятия. Единственное «но», на пороге апрель, посевная на юге уже началась. Готовить постановление требуется быстро, иначе год потеряем.

– Тащить начнут все с предприятий.

– Начнут. А фининспекторы на что?

Сталин снял трубку и приказал вызвать нескольких человек, в том числе, Сабурова. То есть, идея прошла. Пока ожидали людей, поинтересовался ходом исполнения его распоряжения по выпуску ширпотреба. Я раскрыл папку и начал выкладывать документы на подпись.

– Так много?

– Там у нас конь не валялся, товарищ Сталин.

– Какие принципы заложены и во сколько это встанет?

– Принцип: максимально загрузить строящиеся и проектируемые атомные электростанции с реакторами «Брест». Основной упор сделан на развитие бытовой электротехники, средств связи и коммуникации, включая телевидение. Распорядился при всех заводах военно-промышленного комплекса открыть цеха по производству товаров для населения, так как имеющихся заводов и фабрик группы промышленности «Б» явно недостаточно. Перекраивать бюджет пока необходимости нет. Обойдемся примерно 20% резерва СовМина. Если удастся запустить дачное строительство, то вернем средства в течение полутора-двух лет.

– Общее постановление готово?

– Вот оно.

– Я подписываю, остальное – рабочим порядком.

– Так, будут валютные расходы, есть необходимость участия в выставке в Париже. Я отдал некоторые разработки в НИИ ВВС, потребуется патентная поддержка, так как, такое пока никто в мире не выпускает.

Сталин черканул сверху синим карандашом: «Согласовано. СовИнТоргу – обеспечить.»

– Начал переписку с Итеном, товарищами Торезом и Тельманом по вопросу присоединения к Парижской конвенции по охране промышленной собственности, без чего выход на международный рынок чреват серьезными издержками. Это по поводу патентного права. Но буду настаивать на том, что обратного хода это не имеет. У нас с этим вопросом не слишком считались.

Сталин отмахнулся, это его пока совсем не интересовало. В ходе обсуждения вопроса о загородном строительстве, выяснилось, что такое постановление готовилось в 1938-м году, но было заморожено по политическим соображениям. Плюс ощущалась сильная нехватка строительных материалов, большая часть которых шла на сооружение оборонительных линий вдоль старой и новой границы СССР. В настоящее время мы даже экспортируем стройматериалы в страны, где война разрушила города и поселки. Так как необходимые для начала работ объемы были мной уже подсчитаны, минимум определен их порядок, провалились попытки комиссара 2-го ранга ГБ Круглова и генерал-лейтенанта Осокина отказаться от проведения этой работы, из-за того, что они успели сократить ГУМПВО до предела, оставив на всю страну четыре тысячи человек личного состава. Только для проведения контрольных функций. Открутиться им не дали, и уже вечером 28-го марта о принятом решении узнала вся страна.

Первое постановление касалось только промышленно-развитых городов. В дальнейшем его действие распространили на все предприятия страны, за исключением сельских районов. Там увеличивать на 9 соток приусадебный участок было затруднительно, да и земля принадлежала самим крестьянам и колхозам. Сами решат, что делать. Ну, а мне, в нагрузку, это направление оставили. Собственно, весь стиль руководства сводился к тому, чтобы времени вообще ни на что не оставалось. Сколько я протяну на работе в таком темпе? А кто его знает! В сентябре, правда, выделили две недели для отдыха в Крыму. И снова: Москва, Кремль. Хочу обратно! В Чкаловск, где бываю сейчас урывками.

Тем не менее, связь с авиапромом, МинСредМашем и спецкомитетом № «2» постоянно поддерживалась. Меня держали в курсе проведения всех работ. Несколько раз приглашали участвовать в «мозговом штурме» на заводах №№ 84 и 88. Ведь ими самими была инициирована «глобальная перестройка» ракеты V-2, завод по производству которых вывезли полностью из Пенемюнде. В остальные страны это изобретение так и не попало, так как ракета не была достроена в Германии. Там V-2 полететь не успела. Впервые успешно она стартовала в 1942-м году в Капустином Яру под Сталинградом. Двигателями занимались Глушко и Тиль, корпусом Королев и Розенплентер, системами управления Пилюгин и Греттруп. За прошедшее время они успешно форсировали двигатель Тиля до 35 тонн тяги. На заводе № 84 наладили серийный выпуск модернизированных двигателей. Ракета Р-1 и «старая» ФАУ-2 довольно успешно летали, особенно V-2. Р-1 летала нестабильно, уступая старой ракете в точности и надежности. Я про этот момент, естественно, читал у Чертока. Дело в том, что «форсированный» двигатель при запуске частенько «чихал», пока не разогреется до необходимых температур, а созданная немцами аппаратура управления таких рывков на старте не допускала и «обнулялась». Сбрасывались на ноль автоматы наведения и ракета либо уходила в сторону, либо оставалась на столе и требовала демонтажа. На совещании с участием Сталина в начале 1943-го Председатель спецкомитета № 2 Келдыш поставил еще более сложную задачу: собрать четыре двигателя в один пакет. Испытывались они на практически таком же стенде, что и ФАУ-2, который имел все «недостатки» предыдущего. Даже «плавный» набор мощности не помогал избавиться от «хлопков». Но виной не схода со стола были не «хлопки» двигателя, а разъем штекера пяточного контакта, который сделали еще в Германии, который в результате вибраций размыкался и срывал предстартовую подготовку ракет после команды «зажигание». Вся переделка заняла всего один день, и «пакетная» ракета успешно стартовала, показав дальность в 820 километров. Пересчитав полученный результат, Королев и Глушко подошли ко мне и показали будущую «семерку». А шел 1944 год, апрель месяц. Дескать, давайте рискнем!

– Вы для чего сейчас испытывали пакет?

– Чтобы убедиться, что все работает.

– Не совсем так, чтобы вы поняли, что обеспечить одновременный пуск всех двигателей даже в одном пакете очень сложно, а вы приносите проект, в котором камер уже двадцать, плюс подруливающие. Требуется переход на другое топливо, самовоспламеняющееся. Или установка химического поджига смеси.

– Как это?

– Ну, например, вот так: на выходе установить емкость с самовоспламеняющимся горючим, которое продавливается в камеру основным. При этом оно с основным горючим не должно реагировать. Только с кислородом.