Три лилии Бурбонов

Проснись! О, король, все видят, что

Твоя корона на челе льва,

Твой сон годится разве что для сони…

Наградой поэту стала тёмная и грязная темница, где, закованный в цепи, он просидел до падения фаворита.

Перед этим в том же, 1642 году, король узаконил двенадцатилетнего дона Хуана Хосе, родившегося от актрисы Марии Кальдерон. Подросток был доставлен в Мадрид и королевским указом признан сыном Филиппа IV.  Естественно, Изабелла была возмущена, ибо, по её мнению, это ущемляло права Бальтазара Карлоса. Она не сомневалась, что это Оливарес побудил короля легитимировать своего любимого бастарда, чтобы у министра был повод сделать то же самое со своим.

Несмотря на недовольство королевы, в честь этого события было проведено несколько грандиозных торжеств, хотя состояние дел в государстве в то время было более плачевным, чем когда-либо. Нунций Панцуоло, принявший участие в празднестве, от имени папы благословил новоявленного инфанта, но было отмечено, что Изабелла, обычно такая сердечная и обходительная, выглядела холодной и надменной, когда дона Хуана подвели поцеловать ей руку и руку Бальтазара Карлоса. Наследник же, по-видимому, по наущению матери, обратился к своему сводному брату на «ты», что было принято обычно по отношению к знати, но не к королевским особам.

Королева любила своих детей и на всё была готова ради их будущего. Сохранился любопытный рассказ некоего отца-иезуита, поведавшего одному из своих собратьев о визите в их монастырь королевской семьи, в том числе, и маленькой Марии Терезии: «Она шла со своим братом… такая крошечная, светленькая и беленькая, что была похожа на младенца Христа. Её родители, король и королева, говорили ей: «Иди же, малышка», а она, в свете множества огней и среди богатого убранства, останавливалась, изумлённая, и её мать буквально замирала от восхищения, глядя на неё… Один из монахов попросил у Филиппа IV разрешения подарить инфанте маленький подарок. «Пожалуйста, – ответил король, – подарите ей, что вам угодно». Малышка сразу же подошла – чтобы, как поняли все, взять подарок, – и ей вручили роскошный ковчег, приведший всех в изумление, а девочка, ещё более оживлённая и весёлая, чем в момент прибытия, была очень мила, рассматривая его. Мать сказала ей: «Ответь же что-нибудь святому отцу». И она сказала: «Храни Вас Господь». Тысяча благословений последовала ей в ответ, а её отец, дабы не расхохотаться, спрятал лицо».

То, что Оливарес уговорил короля узаконить Хуана Хосе, переполнило чашу терпения Изабеллы. А подобный же поступок фаворита в отношении своего бастарда вызвал ярость у знати. Таким образом, граф-герцог совершил большую ошибку, стоившую ему власти.

Глава 10

Заговор женщин

В 1644 году Веласкес пишет «Портрет Филиппа IV в военном костюме». Розовые блики от расшитого серебром яркого камзола с большим белым (валлонским) воротником нисколько не оживляют мертвенно-бледное лицо короля, как и его лихо закрученные усы. С глубоко запавшими глазами и отвисшей нижней челюстью его лик, помимо привычных для испанских Габсбургов черт вырождения, несёт на себе следы очевидной усталости и даже опустошённости. Миловидный зеленоглазый юноша с чувственным алым ртом бесследно исчез. Как ни странно, Изабелла на своих последних портретах кисти того же художника кажется моложе и бодрее мужа. Вероятно, потому, что и в сорокалетнем она возрасте сохранила лилейный цвет кожи и статную фигуру. Правда, её взгляд утратил свою ясность и в нём сквозит настороженность, волосы тоже потемнели (чёрный парик?), а в уголках губ застыла любезная улыбка. Она словно скованна своим пышным нарядом (с возрастом её платья становятся всё темнее), но ни в её лице, ни в позе нет отчаяния. Королева всегда готова к действию.

В сороковые годы ситуация в Мадриде ещё больше ухудшилась. Убийства и грабежи совершались прямо средь бела дня. Так, за две недели только в столице было совершено 110 убийств, причём многие из них – высокопоставленными лицами. В это время Филипп изгнал из двора трёх главных грандов Испании за то, что они ночью перелезали через стены Буэн-Ретиро и тайно занимались любовью с фрейлинами. А в апреле 1642 года Мадрид охватила паника из-за известия о том, что французы разгромили собранное с большим трудом и отправленное в Каталонию войско. Сатиры и эпиграммы сыпались со всех сторон, как осенние листья, призывая Филиппа проснуться и вести себя как мужчина. Людовик XIII, вступив на испанскую землю, осадил Перпиньян, в то время как его шурин всё ещё был занят постановкой и сочинением комедий в Буэн-Ретиро, или, для разнообразия, охотился на кабанов в Пардо. В конце концов, сама королева, хотя и была француженкой, стала со слезами умолять мужа, чтобы он возглавил армию и исполнил свой долг.

 Какое-то время Оливарес и послушные ему советники успешно противодействовали отъезду Филиппа. Но Изабелла и высшая знать настаивали на том, что без личного примера монарха Каталония навсегда будет потеряна для Испании. Наконец, король впервые в жизни решительно пресёк возражения Совета.

К городам Андалусии обратились с призывом о помощи, дворян и их сыновей заставили вооружиться. Сын Оливареса на деньги своего отца собрал отборный корпус, а королева продала часть своих драгоценностей и потребовала пожертвований для армии от своих дам и священнослужителей, выказав себя достойной дочерью доблестного беарнца.

Когда в Мадрид пришло известие, что Людовик XIII уже под Руссильоном, Филипп IV, наконец, решил отправиться на фронт вопреки возражениям Оливареса.

– Я еду в Аранхуэс, – сказал ему король, – если Вы не хотите присоединиться ко мне, то будете путешествовать сами.

Это был открытый мятеж, но фаворит был слишком опытен, чтобы перечить королю, который, как все слабые люди, был воплощением упрямства, когда принимал решение.

26 апреля Филипп на великолепном коне, с пистолетами у луки седла и мечом на боку, поехал в церковь Аточа, чтобы помолиться знаменитому образу Пресвятой Богородицы, а оттуда отправился в Барахас и Алькала де Энарес.

Королева была оставлена в Мадриде в качестве регента. В помощь ей муж учредил Совет и назначил двух опытных советников: Гарсию де Аро, графа Кастрильо, и маркиза де Санта-Крус. Это регентство Изабеллы отличалось не только своей продолжительностью (два года), но и предоставленной ей большей свободой действий. Также она получала указания от своего мужа посредством обширной переписки.

Что же касается Оливареса, то он оставался в столице так долго, как только мог.

– Граф-герцог боится войны, – насмехались мадридцы.

– Он боится оставить королеву одну, – шептались другие.

Когда же Оливарес, наконец, присоединился к своему повелителю, у него уже созрел план, как перехитрить Филиппа. Два дня были посвящены святилищу Святого Иакова в Алькале, затем были устроены долгие празднества в собственном доме Оливареса в Лечесе, а дальше, уже в Аранхуэсе, почти месяц прошёл в охотничьих вечеринках, турнирах и тому подобном, с частыми визитами королевы. Из-за чего боевой дух в столице упал и люди в отчаянии говорили:

– На испанской земле сейчас три короля вместо одного!

Наконец, благодаря увещеваниям своей жены, Филипп IV 20 мая выехал из Аранхуэса. Оливарес смертельно боялся встречи короля с его кузиной, бывшей вице-королевой Португалии, поэтому, к большому негодованию Маргариты Савойской, ей запретили въезжать в Мадрид и поместили под стражу в Оканье, расположенной по пути следования королевского кортежа.

Предлагая королю посетить по дороге дома знати и святилища и пользуясь любой возможной отсрочкой, Оливарес сумел растянуть путешествие в Сарагосу до 27 июля, когда Арагон уже наполовину был захвачен французами. Въезд Филиппа в город больше напоминал триумфальное возвращение монарха с победой, чем начало кампании. Вскоре после своего прибытия он узнал, что Монзон, древняя столица, оккупирована врагом, в то время как повсюду его войска либо отступали, либо были разбиты. Фактически, Филипп IV был изолирован в двух комнатах, находясь в Сарагосе, под предлогом угрозы для его жизни.

За все месяцы, что он провёл в этом арагонском городе, король ни разу не видел своей армии и не приближался к врагу, и его главным развлечением было наблюдать за игрой в мяч из окна. В сентябре был потерян Руссильон, вскоре пал и осаждённый Перпиньян, и с тех пор каждая неделя приносила какую-нибудь историю о позоре и поражении испанского оружия, в то время как Филипп хандрил в уединении без своих любимых развлечений. Тем не менее, Оливарес был на грани отчаяния. Каждый курьер привозил от Изабеллы из Мадрида ободряющие послания мужу. Сама же королева трудилась, не покладая рук, собирала средства и войска и вкладывала в них душу. Она также использовала это регентство как средство привлечения своего сына к государственным делам. Инфанту на тот момент исполнилось тринадцать лет, и он вместе с матерью присутствовал на некоторых заседаниях Совета и принимал участие в различных публичных церемониях (шествия к Деве Аточской, посещения монастыря Дескальзас Реалес и т. д.). Тем самым Изабелла преследовала сразу две цели. Во-первых, тот факт, что она появлялась в сопровождении будущего короля Испании, позволял ей укрепить собственный авторитет. А ещё таким способом она давала Бальтазару Карлосу наглядные политические уроки. Изабелла была хорошей правительницей, и это регентство позволило полностью раскрыть её талант в этой области. На заседаниях Совета она демонстрировала отличное знание обсуждаемых тем, о чём свидетельствуют её письма королю, президенту Совета Кастилии и графу Кастрильо. Подтверждение о её непрерывной работе есть и в письмах Бальтазара Карлоса.

Изабелла обнаружила, что государственная казна пуста, в частности, из-за неудач в политике Оливареса, но также и из-за неурожая, который привёл к росту цен. Поэтому она решает заложить не только свои оставшиеся драгоценности, но и драгоценности своей дочери, инфанты Марии Терезии, чтобы собрать средства для армии. Под её влиянием то же самое сделали многие придворные дамы. Собранные деньги она отправляет напрямую Филиппу IV или Оливаресу:

– Мне не хочется, чтобы король знал об этом моём пожертвовании, поэтому пусть это будет Вашим вкладом. И поэтому я приказываю Вам попросить его воспользоваться этими украшениями, которых у меня слишком много…

Узнав об этом, дворяне, а также испанское духовенство, начинают оказывать ей помощь. Благодаря участию знати был собран миллион дукатов наличными, а ещё оружие и лошади. Церковь же обеспечила двадцать тысяч военных. Вместе со своим сыном королева наблюдала за подготовкой солдат, что сделало её кумиром народа, который прозвал её «Смелой матроной», заметив контраст между активностью Изабеллы и пассивностью короля и его фаворита. Личным советником королевы выступала её подруга Луиза Энрикес, графиня Паредес, передававшая распоряжения своей госпожи министрам.

Прекрасно понимая, что непопулярность политики Оливареса сильно сказывается на авторитете Филиппа IV и его правительства, Изабелла решает стать ближе к своему народу.

– Смягчив испанскую чопорность естественной французской вежливостью, – пишет Элоди Конти, – она посещала солдат гвардейских корпусов в окрестностях Мадрида, и расспрашивала капитанов насчёт их жалованья, побуждая их хорошо служить королю; заставляла честно вершить правосудие; часто давала советы другим, как вести себя с солдатами… получив большое количество серебра благодаря своей мягкости, она отправляла его королю, и во всех делах вела себя так, что все считали её величайшей королевой, какую когда-либо видела Испания.

Когда Изабелла за короткое время прислала огромную кучу посуды, драгоценностей и сокровищ, которые смогла собрать, Оливарес увидел в этом угрозу для себя. Отчаявшись победить французов на поле боя, он вступил в сговор с Сен-Маром, фаворитом Людовика ХIII, направленный против Ришельё. Однако кардинал раскрыл заговор и казнил Сен-Мара.

В Мадриде королеву поддерживали друзья и советники, которые были врагами Оливареса. Все знали, что Изабелла настроена против министра, и, теперь, избавленная от его присутствия, она не скрывала этого.

– Мои усилия и невинность моего мальчика должны открыть королю глаза, – говорила регентша, – потому что, если он и дальше будет смотреть на всё глазами графа-герцога, мой сын превратится в бедного короля Кастилии, а не в короля Испании.

Когда поздней осенью 1642 года армия Филиппа была разбита при Леганесе, казалось, что последняя надежда исчезла.  Отчаявшийся король был вынужден вернуться в свою столицу в надежде собрать весной ещё одну армию, хотя жители Сарагосы умоляли его остаться и защищать их от французов и каталонцев. Увы! У него не было ни войск, ни денег, чтобы сделать это.

1 декабря Филипп прибыл в Мадрид вместе со своей женой. Пока королевская чета ехала в своей карете от Буэн-Ретиро до Алькасара, Изабеллу приветствовали громкие и долгие благословения, которых её супруг никогда раньше не слышал. Король высоко оценил труды своей жены, поняв, что вопреки тому, что говорил Оливарес, она очень умна и способна править самостоятельно. Изабелла же увидела в возвращении мужа возможность окончательно отстранить фаворита. Таким образом, она решилась возглавить заговор против Оливареса, который в последующем был назван «женским». Ей удалось заручиться поддержкой дам влиятельнейших испанских родов, в том числе, Луизы де Энрикес и Анны де Гевара. Изабеллу также поддержала бывшая вице-королева Португалии.

Оценив ситуацию, министр вызвал своего шурина, маркиза дель Карпио, и попытался примириться с ним, но тщетно.

– Все дворяне в Совете стали моими врагами! – горько жаловался фаворит.

Когда же он заговорил с монархом о своей отставке, ни один мускул на лице у того не дрогнул. После чего привести Филиппа в чувство взялась решительная и находчивая жена Оливареса. Встретившись с королём тем же вечером, она напомнила ему о заслугах своего мужа, а затем рассказала о тех приготовлениях, которые он предпринимал для успешного ведения войны следующей весной. Однако Филипп, кивнув ей с серьёзным выражением лица, ничего не ответил. На следующий день, 14 января 1643 года, от императора прибыл курьер, доставивший королю новые плохие новости. Вдобавок, Фердинанд III яростно нападал в своём письме на Оливареса, что также запало в сознание Филиппа.

В тот день король с мрачным видом направился в апартаменты своей жены. Там, к своему удивлению, он обнаружил Бальтазара Карлоса, которому уже исполнилось четырнадцать лет. Взяв за руку инфанта, Изабелла торжественно призвала мужа:

– Ваше Величество, молю Вас, ради того, что осталось от наследства нашего сына, откажитесь от злого советника, который привёл нас всех к гибели!

По пути из покоев своей жены король проходил по коридору, где его перехватила пожилая женщина, его кормилица Анна де Гевара, которая была изгнана Оливаресом и вернулась без его разрешения. Стоя на коленях, она, в свою очередь, обратилась к Филиппу:

– Прошу Вас, Ваше Величество, прислушайтесь к тем, кто любит Вас больше всего на свете!

После чего подвергла критике поступки королевского фаворита, говоря о национальной разрухе, о страданиях народа, о невозделанных полях, о простаивающих ткацких станках, об иностранцах, захвативших испанские земли, и о людях, которые когда-то были воплощением верности, а теперь восстали против своего монарха… Филипп был ошеломлён и поднял её со словами:

– Ты сказала правду.

В ту же ночь королевскому фавориту был нанесён ещё один удар. Герцогиня Мантуанская, тайно вызванная королевой, бежала из Оканьи, и так быстро, как только могли почтовые лошади тащить её карету, сквозь зимнюю бурю прибыла в Мадрид. Внезапно появившись в кабинете Оливареса, она сказала, что пришла повидать короля и требует ночлега и еды. Министр обошёлся с ней очень грубо и заставил ждать четыре часа, прежде чем предоставил ей плохое жильё в доме казначейства. Однако на следующий день Изабелла помогла ей встретиться с королём в своих собственных апартаментах и Маргарита Савойская с документальными свидетельствами доказала ответственность Оливареса и его приспешников за потерю Португалии.

Ночью Филипп написал своему министру, сообщив, что даёт ему отставку, которой он так жаждал, и что он может отправляться туда, куда пожелает. Оливарес, по словам одного из очевидцев, застыл, словно окаменев, когда читал письмо. Наконец, к нему вернулось спокойствие, он повернулся к жене и сказал ей, что ему нужен отдых и перемена, и вскоре он уедет погостить в Лечес, свою резиденцию примерно в двенадцати милях от Мадрида, поэтому Инес должна немедленно отправиться туда и подготовить всё к его приезду. Догадываясь о правде, она сопротивлялась изо всех сил, но, в конце концов, была вынуждена подчиниться. На следующее утро, согласно своему неизменному многолетнему обычаю, министр рано вошёл в спальню короля и некоторое время молча стоял на коленях. После чего выступил с красноречивым обличением тех, кто оклеветал его в глазах Филиппа. Сначала он сказал, что обстоятельства и злоба его врагов разрушили его планы по возвышению Испании, а затем стал молить короля о том, чтобы сохранить его уважение.

От Филиппа не последовало ни слова в ответ, и Оливарес покинул его спальню. Потерпев поражение, он всё ещё прокручивал в уме другие способы вернуть расположение своего господина или, по крайней мере, отсрочить собственное падение. Сначала граф-герцог написал своей энергичной жене в Лечес, рассказав ей всю правду, ибо там, где он потерпел неудачу, по его мнению, она сможет добиться успеха. Когда письмо мужа дошло до графини, она как раз садилась за стол ужинать, «и при чтении его не только естественный румянец сошёл с её лица, но и румяна, которыми она его покрывала, по дворцовой моде, побледнели и сделали её похожей на труп». Оставив свой ужин нетронутым, страдающая женщина поспешила обратно в Мадрид, и после беседы с мужем попыталась поговорить с королём в коридоре, когда он шёл, как обычно, навестить своих детей.  Инес де Суньига нашла Филиппа невозмутимым и молчаливым, после чего, ворвавшись в апартаменты королевы, бросилась к её ногам. Но Изабелла, слишком долго страдавшая от правления Оливареса, холодно ответила:

– То, что сделали Бог, люди и жестокие события, графиня, ни король, ни я не можем исправить.

Затем Оливарес вызвал в Буэн-Ретиро своего племянника, дона Луиса де Аро, который, как он знал, был в большом фаворе у короля. И сказал ему:

– Я был Вам плохим дядей, но это именно я привёз Вас и Вашего отца в Мадрид из Карпио и сделал вас богатыми и могущественными.

После чего стал умолять племянника защитить его перед королём. Аро действительно встретился с Филиппом и открыл ему несколько политических тайн, которые узнал от дяди, однако не стал просить за него. Наоборот, от имени Оливареса стал выпрашивать милости для своего доверенного лица. Филипп IV удовлетворил его просьбу, тоже ни словом не обмолвившись о своём опальном фаворите.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.