Полная версия
– Тут! – откликнулся староста первой группы.
– Отлично. Все сюда и строимся!
– Слушай, – быстро заговорил я, – ты знаешь, где ларек «Союзпечати»? Вон там, – я махнул рукой, – возле гастронома, у трамвайной линии?
Лена кивнула. Чувствовалось, что «огорошена» она на всю катушку, да мало того, глаза на мокром месте.
– Вот там и встретимся. Через полчаса после физры. И потолкуем подробнее. Есть?
Она вновь кивнула.
– Пер-рвая группа!.. – уже нетерпеливо возопил толстячок.
– Все, иди, – быстро сказал я.
Лена быстрым шагом устремилась к носителю секундомера. И тут же ко мне сунулся Витек:
– Кто это?
– Ты о ком?
– Ну, вот эта девчонка из первой группы? Я ее по вступительным вроде помню… Но как зовут, не помню.
– И не вспоминай. Береги мозг для более продуктивной работы.
Он неопределенно хмыкнул.
– Кстати, – я кивнул на выстраивающуюся в шеренгу первую группу, где, естественно, толклась и Татьяна – в футболке и трико она выглядела совсем ядреной девахой, – как на этом фронте у тебя?
Витька, конечно, понял мой кивок.
– Пока так же, – вздохнул он. – Гордится. Нос дерет кверху.
– Надо искать подходы, – наставительно произнес я.
– Надо. А как?.. – с надеждой вопросил он, но тут же отвлекся и толкнул меня в бок: – Смотри-ка! Вроде бы наша появилась.
С того же самого крыльца, откуда скатился жизнерадостный пузырек, с царским изяществом сошла яркая рослая брюнетка тоже в спортивном костюме, только красном. В руках у нее были уже знакомый мне учебный журнал нашей группы и небольшой блокнот.
Конечно, она не могла быть никем, кроме как нашей преподавательницей Ольгой Васильевной Макаровой.
Наверное, бывают на белом свете люди физически талантливые. Или даже гениальные. Они как бы порождения земных стихий, их тела и движения – это видимые поверхности биосферных энергий, что ли… Иной человек ну просто шагает, просто руку поднял – а у этих же самый пустячный жест полон пленительной грации. Искусство!
Вот этой самой грацией Ольга Васильевна была наделена в высшей степени. Каждый ее шаг, ее улыбка, взгляд были своего рода маленьким волшебством. Стройная, фигуристая, спортивно-упругая, просто загляденье. Красивая?.. Ну, вот насчет этого мнения бы разделились. Саша был прав, когда зацепил в разговоре Софи Лорен. Не потому, что Макарова чем-то похожа не нее, нет. Она другая. А суть в том, что лицо знаменитой итальянки никак не подпадает под известные каноны красоты, и тем не менее, увидишь – не забудешь. И вовсе не потому, что оно страшное. Необычное, притягательное, это другое дело. И вот уже мужики вьются роем…
Не сомневаюсь, что у КМС Макаровой тоже отбоя от ухажеров не было. Сразу видно, когда женщина себе цену знает, когда ей, грубо говоря, готовы пяточки лизать и считать это за счастье… Ну, а собственно, что касается лица – черты его были несколько тяжеловаты, массивны, так по-европейски, в отличие от мягкой округлости, заметной в большинстве русских женских лиц. Крупный нос, большой рот. Глаза тоже большие – вот они-то безоговорочно красивы, и формой и цветом, необычно светлым, серовато-голубым, неожиданным при черной, почти азиатской гриве густых волос. Ну и в целом – конечно, очень броская особа. Наши парни благоговейно притихли, так молчаливо выражая почтение, смешанное с восхищением.
Не сомневаюсь, что она это заметила. Легкое озорство скользнуло в ее улыбке, в прищуре, когда она окинула взглядом нашу группу, еще толпившуюся в беспорядке.
– Здравствуйте! Третья группа?.. Так. Строимся по ранжиру, юноши на правом фланге, девушки на левом.
Голос рядовой, но приятный.
Группа выстроилась по ранжиру.
– Ну что, позвольте представиться… – начала она вводную речь, посвященную целям и правилам проведения физкультурных занятий и собственной преподавательской концепции. Пока говорила, я незаметно к ней приглядывался.
Выглядит лет на «под тридцать», но на самом деле постарше. Это точно. Активный образ жизни дает о себе знать. Обручального кольца на безымянном пальце правой руки нет. Здесь, думаю, не один я такой Шерлок Холмс, многие это просекли. Да все, наверное. Парни – с интересом, девушки – с некоторым внутренним протестом… Я лишь про себя отметил, что вряд ли столь чарующая Венера не была замужем. А может, и не была, кто знает. Может, и просто кольцо не носит, хотя среди женщин это исключения… Да что гадать! У меня и без того куча поводов для интенсивного работы мысли. Хотя бы смерть Ларисы Юрьевны.
Странно. Про это надо бы сказать: не укладывается в голове. Чтобы молодая здоровая женщина?!. Тут память грешным делом подсунула сцену наших обжиманий, и включилась память тактильная. Ведь ладони мои прекрасно помнят цветущую жаркую упругость ее тела – оно было в самой женской силе, на самом пике, оно излучало сущность «инь», как звезда – сияние!.. И вдруг такой внезапный казус.
Так вот – надо бы сказать, что не укладывается в голове, но у меня уложилось. Все-таки я глубже вник в тему и прекрасно успел увидеть душевный надрыв покойницы… Тьфу, слово-то какое! Ну его. Душевную рану красивой и невезучей женщины, словно бы красота стала для нее чем-то роковым. Не родись красивой! – для кого-то эта формула работает на все сто.
Пока я так шурупил мозгами, Ольга Васильевна завершила концептуальную часть, которую, признаться, я слушал в пол-уха. И приступила к перекличке по журналу, и персональному блокноту, параллельно опрашивая, кто каким спортом занимался раньше, и чем хотел бы заниматься сейчас. На Лаврентьеве она остановилась подробнее:
– Современное пятиборье?.. Какое рыцарское увлечение! И хотели бы продолжить?
– Разумеется, – амбициозно произнес Саша. – Хотя понимаю, что это сложно. Циклические виды – бег, плавание – ну, это решаемо без проблем. А вот мушкетерский набор: конь, шпага, пистолет… не знаю пока.
– И это решаемо, – заверила Макарова. – Не без проблем, но было бы желание!
– Присутствует, – подтвердил Саша.
– А это главное, – Ольга Васильевна что-то чиркнула в блокноте.
Наконец-то она добралась и до меня:
– Родионов! Василий… Так, вижу. Чем занимались, Василий? Данные отличные!
Ага, данные. Вижу, как взгляд бедово изменился. Да-а, вот если кого муж мог бы выгнать из дому, так это вас, Ольга Васильевна! И понятно, за что. За беспокойный передок, уж извините. И соответственно, за ветвистые, хоть и незримые, украшения на голове.
Женская сущность ловится мужским опытом если не безошибочно, то недалеко от сути. Конечно, в спортсменке легко угадывалась победительница, умеющая кружить головы и разбивать сердца. И желающая этого. И сознающая свою власть. Но я-то щи лаптем не хлебаю, мух ноздрями не ловлю. У меня психологический щит. Я бы даже сказал, бронекапсула. Сам решаю, на чьи чары мне реагировать, а на чьи – подождать.
Между тем я довольно удачно отговорился, сказав, что занимался всем понемногу, что, безусловно, хотел бы и студенческие годы насытить физической культурой. Пока не решил, как буду это делать, но подумаю…
Не знаю, как Ольга Васильевна интерпретировала мои слова – уж больно замысловатое выражение сложилось на ее лице. Может, она уловила в сказанном много смыслов? Особенно в идиоме «физическая культура». Мало ли как можно тут повернуть мысль… Может, и так, не знаю. Не думал. Вообще постарался абстрагироваться от этой темы.
Проинтервьюировав всех, выяснив, что никто не записан в спецгруппу, то бишь в слабосильную команду освобожденных от физкультуры или занимающихся по облегченной программе, преподаватель отправила нас на разминку – 800 метров в легком темпе, то есть два стадионных круга. Ну, а дальше урок вошел в колею, и стало ясно, что Макарова очень хороший методист, умеющий грамотно строить занятия и давать интересные упражнения. И увлеченная этим. Куда-то делась вся ее призрачная игривость, весь неуловимый эротический подтекст, с которым она знакомилась с нами. Остался деловой, зоркий, вполне жесткий тренер, подмечающий все плюсы и минусы подопечных:
– Петрова, четче, резче движения! Вяло выполняете. Сил нет, что ли? Ну, надо, простите, хоть на утреннюю зарядку раскошеливаться по утрам… А вот Квашнин совсем филонит! Так, товарищ Квашнин, ну-ка еще пять приседаний с выпрыгиванием!
– Ольга Васильевна, – слезливо пропыхтел рыхлый нескладный Квашнин, – я не могу, устал… Можно чуток передохнуть?
– Отдыхать на пенсии будем, Квашнин, – отрезала Макарова. – Сколько вам лет?
– Во… восемнадцать. Будет. Через неделю…
– Вы же не во вспомогательной группе?
– Не… нет.
– Так вот и будьте любезны соответствовать. Ладно, три минуты отдыха, потом семь приседаний с выпрыгиванием. Я все вижу!..
Ну, в общем, так мы и позанимались. Ближе к концу пары подвалил Витек:
– Слышь, Базилевс, – как-то слишком просительно проговорил он, – может, вечерком примем понемногу?..
Ясно, что речь о вечеринке с употреблением спиртного. В общем-то я приятеля понимал, и просто так мне его отшивать не хотелось, поэтому аккуратно перевел стрелки:
– Витек, лучше чем горе заливать, я тебе рекомендую с Татьяной помириться. Обрати энергию в эту сферу. Можете в то самое кафе зайти, из-за которого у вас сыр-бор пошел… Иначе, смотри, упустишь девчонку!
Витька вздрогнул. Слова попали в яблочко. На лице проявилась работа мысли.
– Ладно… – задумчиво промычал он, и я поздравил себя с тем, что сориентировал дружка на цель, как торпеду. Как дальше двинулась разработка плана его действий, я не знаю, потому что после занятий удачно увильнул из раздевалки, рванул в общагу, приоделся, приукрасился и слинял, дабы избежать расспросов. И немного прогулялся, сделал крюк, идя к «Союзпечати».
Естественно, не просто так. В пути размышлял, прикидывал, хотя данных было маловато. Но хочешь-не хочешь, а версия выстраивалась и без данных, уж как-то больно подозрительно все сходилось. Таких совпадений не бывает…
На подходе к ларьку я увидел, что погруженная в омут мыслей Лена плетется перпендикулярно мне, неся на спине изящный импортный рюкзачок – со спортивной одеждой, надо полагать. Голова опущена, лицо безрадостное… Но даже в таком облике девушка выглядела прелестно – изящная, чистенькая, по-хорошему изнеженная. Вот Люба, скажем, при всем своем чудесном обаянии могла носиться по общаге растрепанная, даже в драных штанах, а на замечания громогласно объявляла, что ей на это «насрать». У Лены же прямо в хромосомы был вплетен некий природный аристократизм – такое бывает, и совершенно независимо от происхождения. Вот Лене родители и подарили счастливый генетический билет: она всегда выглядела как юная княжна, такая ухоженная, изысканная без малейшей пышности, без этого пошлого «дорого-богато»… Невольно я залюбовался ей, да и не я один. Встречный парень, наверняка тоже наш студент, миновав барышню, оглянулся вслед, одним взглядом окинул от головы до пят, и я прекрасно понял этот взгляд.
Глянули – и баста, молодой человек! Это моя живая драгоценность, я буду ей владеть и ни с кем не поделюсь. Вот так. Всех прочих мужчин планеты прошу не тратить время зря. Я сказал!
Метров за десять до киоска Лена подняла голову, сразу увидела меня, улыбнулась, но как-то слабо. Тем не менее, слетевшее с ее губ:
– Привет! – прозвучало если еще не сказать дружелюбно, то почти нейтрально.
– Привет, – сказал и я. – Рюкзак давай понесу?
– Куда нести собрался?
– Куда! Провожу домой. Так ведь?
Она кивнула и тут же спросила:
– Что это за физкультурница у вас? Наши мальчишки на нее все шеи вывернули.
В голосе проскользнула нотка ревности.
– Я не вывернул.
– Ой ли! А кто специалист по… – она запнулась.
– По дамам бальзаковского возраста, вы хотите сказать? – осведомился я с ледяным бесстрастием.
– Ну… не я это произнесла, – туманно парировала она.
– Ладно, – интонацией я как бы подвел черту. – Слушай, Лен, поговорим серьезно… Ранец-то давай!
Помедлив секунду, она стянула с плеч лямки, и я принял рюкзачок, совсем не тяжелый.
– А теперь послушай.
И я рассказал о наших встречах с Ларисой Юрьевной почти без утайки. Об ее записке, о беседах, и даже о распитии коньяка. Умолчал про обжимания и поцелуи, решив не подвергать ранимую душу сложным переживаниям. Но говорил и говорил в темпе, намеренно обрушивая на девичий разум потоки информации.
– Да! Она прониклась ко мне какими-то чувствами. Не знаю уж какими. Она до конца не открылась, а я выпытывать не стал. Одно скажу точно: ей надо было выговориться. Понимаешь?! Почему именно мне? Ну…
Лена язвительно хмыкнула:
– Почему! Мне решила нагадить. Бог шельму метит. Хотя…
Она не договорила.
– Может быть, – отчеканил я. – Но ты понимаешь, зачем я ввязался в эту тему?! Здесь только одна причина. Только одна, и никакой другой!
Лена слегка нахмурилась:
– Ты решил подробнее узнать про Беззубцева?
Я торжествующе рассмеялся:
– Елена Игоревна! Вам когда-нибудь поставят памятник как самой умной бабушке планеты. Ну, когда вы станете бабушкой, конечно!..
– Ох, болтун! Сам… дедушка!
– Потенциальный. Конечно! Но ты представь: я ведь узнал! И узнал такое, отчего уши в трубочку сворачиваются.
– А, значит у меня сейчас свернутся?..
– Ты их пальчиками придержи, вот так, – и я показал, как.
Она постаралась не засмеяться, но я видел, что она совсем оттаяла, и верит моим словам, и очень хочет узнать то, что мне известно. И, конечно, я поделюсь. Только придется еще потрудиться.
– Готова? Ну отлично. Но прежде… – я понизил голос и обернулся, и Лена тоже послушно оглянулась – психологический крючок сработал. Я заговорил напористо, с четкой отсечкой слов: – Прежде вот что. Сперва ты мне расскажи, как ты это узнала. Все подробности, какие есть! Это важно. Важнее некуда.
– Так… подробностей-то кот наплакал.
– Понимаю. Но все, что есть.
Лена сосредоточилась.
– Ну, значит, так…
Я узнал, что она в обед решила забежать в отдел кадров…
– Соскучилась?
– Да как тебе сказать… Тут сложный синтез чувств, – она приосанилась, понимая, что выразилась глубоко.
– Понимаю, – сказал я.
Словом, забежала. В самом приподнятом настроении. Можно сказать, в радостном. И застала там полное смятение. Женщин с перекошенными лицами и начальника, держащегося за живот и пьющего лекарство из бутылочки «Товарищество В.К. Феррейнъ». От ошеломляющего известия у него внезапно обострилась язва.
И все они дружно накинулись на Лену и обрушили на нее ужасную новость.
– Так, – прервал я. – С этого места подробнее.
Но подробностей на самом деле было немного. В кабинете начальника раздался звонок. Мужской казенный голос предупредил, что звонят из милиции, и без эмоций поинтересовался, известна ли абоненту Лариса Юрьевна Семенова…
Я подумал, что при жизни даже не знал ее фамилии! Вот как бывает.
У начальника екнуло в груди. Лариса Юрьевна утром не явилась на работу, но это бывало и раньше, и она всегда исправно предоставляла врачебные справки. Поэтому он не взволновался. Но звонок из милиции!.. Язва в желудке вдруг запульсировала острой болью, а казенный голос равнодушно сообщил, что гражданка Семенова обнаружена мертвой в своей квартире.
– Информирую вас как работодателя, – проговорил этот служебный робот. – Ведется следствие.
И положил трубку.
Это произошло минуты за три до появления бывшей коллеги, ныне студентки Никоновой. Ошарашенный начальник, заикаясь, передал услышанное подчиненным, вогнав всех в моральный ступор. Такими их и застала сияющая Лена.
– А вот теперь… – с ударением сказала она, – теперь, пожалуй, самое главное.
Глава 5
Лена по-настоящему не успела воспринять сказанное. Стояла, хлопала роскошными ресницами, тоже испытывая мгновенную окаменелость чувств и мыслей. И в этот миг в помещение ворвалась вытаращенная сотрудница ректората – рядовой клерк, шут знает, как по отчеству, все ее звали Оксана-кофеварка. За избыточную кипучесть по жизни и действительно талант сногсшибательно готовить кофе. Иные злые языки шипели, что лишь за это ее в ректорате и держат. Дура дурой, но у кого не получалось создать столь сказочный аромат, сколько бы ни старались. Гости бывали просто в отпаде.
Так вот, эта самая Оксана и влетела, вылупив глаза, в отдел кадров.
– Девчонки!.. – возопила она, – ой, здрасьте, Владимир Палыч! Дев… То есть, э-э, товарищи, вы знаете новость?!
– Знаем, – холодно ответил Владимир Павлович. Он «кофеварку» недолюбливал.
– Откуда? – Оксана точно с разбегу налетела на невидимую стену.
Начальник сморщился, поскорей припал с сосуду с эмульсией. Ответила одна из сотрудниц:
– Да вот только что… Из милиции звонили.
– Из какой милиции?!
Оксана и вправду была дура. Впрочем, с этим вопросом она была скорее права, чем нет.
Слово за слово, выяснилось, что в милицейской бюрократии есть какие-то свои запутки, левая рука не знает, что делает правая, и наоборот. И вот одна рука позвонила в отдел кадров, другая – в ректорат совершенно независимо друг от друга. Разные инстанции. Та, что звонила в ректорат, оказалась несравненно контактнее, из нее удалось вытянуть информации побольше. Всю это информацию Оксана и протарахтела кадровикам.
Дело обстояло так.
Соседка по лестничной площадке договорилась с Ларисой в субботу встретиться, обменяться какими-то там выкройками – ну, бабские глупые дела, юбки-блузки, шляпки-тряпки, понятно. Соседка самая ближняя буквально, стена в стену. Выходной, рано вставать не надо: допоздна всей семьей смотрели телевизор, потом муж, дети отрубились, а хозяйке какие-то внутренние демоны спать не давали, она уютно устроилась на кухне со свежезаваренным чаем и «Собором Парижской богоматери». Книгой, разумеется. И зачарованно погрузилась в приключения парижан XV столетия, то есть в бурлящий омут бешеных страстей, интриг, политики и дремучего невежества. Вот уж и ночь пришла, и вроде бы глаза слипаться начали, как вдруг…
Как вдруг за стеной раздался резкий шум. Читательница Гюго чуть не подпрыгнула и разом растеряла сон.
Похоже было, будто по полу протащили какую-то увесистую мебель, типа стола или дивана. Соседка застыла, разинув рот. Не сказать, что ждала чего-то, просто очумела, а все мысли как сдуло. У женщин при внезапных вбросахинформации бывает так. Как пыльным мешком из-за угла хлопнули.
Ну вот так она одурела, а между тем больше ничего не происходило. Совершенно. Текла ночь, тикали стенные часы. А потом вдруг еле уловимый звук – не то скрип дверной петли, не то щелчок дверного замка.
Почему-то этот призрачный звук в ночном безмолвии произвел на женщину неимоверно зловещее впечатление. Она задрожала и не очень сознавая, что делает, бросилась будить мужа:
– Коля! Коля! – жгучим шепотом. – Слышишь!..
Коля не сразу, но проснулся, и испуг подруги жизни расценил по-своему:
– Ну чего там еще?.. Дочиталась, блин! Квазимодо приснился, что ли? Не обосраласьслучайно?..
– У, дурак! Говорю тебе!.. – и она горячо описала ночные звуки, начиная, правда, соображать, что ничего особенного-то в них и не было… Коля так и воспринял, зевнув:
– Ну и что такого? К Лариске твоей наверняка мужик какой-то приходил, да и слинял тихим сапом… А зачем приходил, понятно. Табуретками гремели? Тоже бывает… Кстати! Раз уж не спим, так мы тоже давай тем же самым займемся. Можем и на табуретке…
– Дурак! – фыркнула супруга, но уже с иным смыслом. Мужнины слова и вправду сдвинули мысли на иные рельсы… ну а что случилось дальше, это уж другая тема.
Как договаривались, не самым ранним утром, часов так в одиннадцать, соседка сунулась к Ларисе за выкройками. Позвонила в дверь. Никто не открыл.
Странно. Недоумевая, соседка позвонила и дважды, и трижды. Тишина. Конечно, тут вспомнились странные ночные звуки, при свете дня уже не казавшиеся зловещими… но в совокупности с безмолвием за дверью все порождало какую-то не то тоску, не то тревогу, которая никак не выветривалась.
С этим тягучим беспокойством женщина побродила по квартире, вышла. Еще раз позвонила в соседнюю дверь. Ничего.
Зачем-то пошла вниз, вышла во двор… и натолкнулась на молодого милиционера. Лейтенанта.
– Здравствуйте! – обрадовался он. – Я ваш новый участковый, делаю обход территории. Знакомлюсь!..
Ну вот так все и совпало как нарочно. Смутная тревога женщины, ретивость начинающего участкового… Старый наверняка бы отмахнулся от такой ерунды, а этот так и вцепился, тоже звонил, стучал в дверь, а потом поднял на уши ЖЭК, дернули дежурного слесаря, еще не успевшего принять законную субботнюю чекушку. Тот явился, сильно недовольный несовершенством бытия:
– Ну чо еще стряслось? Суббота же!.. – и дальше неприлично.
Лейтенант одернул рассерженного пролетария:
– Так! Ты, рабочий класс, во-первых, при женщинах не выражайся, а во-вторых какая тебе суббота? Ты что, еврей?
– Ну, чего нет, того нет, врать не стану.
– Зато дежурный?
– А вот это да…
– Тогда какие разговоры? Вперед! Открывай!
Сознавая справедливость сказанного, «рабочий класс» с сопением начал возиться в дверном замке.
Честно сказать, законность этого действия была довольно шаткая, базировалась она только на неистовом рвении участкового, только что произведенного из сержантов в лейтенанты и упоенного собственным офицерством. Но ведь и вправду как-то так сходятся стрелы событий…
Короче говоря, лейтенант и понятые, в каковые на ходу были произведены соседка и слесарь, ввалились в квартиру… и оледенели, увидев на полу мертвую хозяйку.
– Стоп! – я вскинул руку.
Естественно, я узнавал все это в двойнойпередаче. Сперва Оксана горячо трындела отделу кадров, а теперь Лена пересказывала мне. Она говорила разумно, толково, и пока в ее монологе все было мне понятно. Но на данной точке возникла потребность в уточнениях.
Я спросил о том, в каких позе и одежде находилось тело. Спросил без всяких задних мыслей, но забыл, что женская логика от мужской сильно отличается.
– А что, тебе это так интересно?.. – и в голосе промелькнула нотка ревности.
Я решил, что здесь надо ответить жестко:
– Лена! Мы что с тобой, тут шутки шутим? В бирюльки играем? Ты уж малость переключи мозги с бабьей дури на реальные проблемы! Которые нам с тобой надо решать.
Конечно, Лена осознала, что я прав – девушка она неглупая. Но заартачиться необходимо, как же без этого:
– Ха! Это у кого же бабья дурь?!
– Подумай, – спокойно парировал я. – У кого из нас может такое водиться в голове?
– А вот это еще вопрос! – огрызнулась Лена, но примирительно, давая понять, что держа фасон, сильно конфликтовать она не хочет. И я верно уловил этот акцент.
– Ладно, не будем в данный вопрос углубляться. А вот мои вопросы важные. Итак, подробности!
Подробности, насколько Лена владела ими, оказались таковы: тело лежало на полу ничком между кроватью и обеденным столом, явно сдвинутым с места. Обнаженным тело не было, но и назвать его одетым можно было ограниченно: в легком полупрозрачном пеньюаре, еще и сильно задранном к голове.
– Хм, – произнес я.
Конечно, выводы уже напрашивались. Но излагать их я пока не стал.
– Причины смерти?
– Ну, это еще неизвестно, – рассудительно сказала Лена. – И момент наступления тоже.
– Да. Но знать нам это понадобится. И задача по добыче сведений…
– Ложится на меня?
– Не сомневался, что вы меня поймете, – сказал я с шутливой церемонностью.
Лена кивнула, шагов десять что-то думала, соображала, и наконец, осторожно проговорила:
– А ты сказал, что выяснил что-то…
– Да.
Я произнес это твердо. Лена подобралась.
– Только не падай, – предупредил я.
– Держусь, – откликнулась она.
– Держись за меня, – не растерялся я.
Чуток помедлив, она взяла меня под руку.
– А теперь слушай…
И я без утайки изложил все то, что слышал от Ларисы Юрьевны об их причудливых сексуальных отношениях с профессором Беззубцевым. Пока говорил, чувствовал, как Лена одновременно и шалеет и проникается жгучим интересом к интимным тайнам. Выслушав, она потрясенномолчала с полминуты, прежде чем ей удалось превратить мысль в речь:
– По… погоди. Это она тебе все рассказала?!
– Да.
– А откуда такая откровенность?
– Ты мне не веришь? – холодновато спросил я. – Считаешь, что это я все выдумал?
– Да нет, – довольно колко возразила она. – Я к тому, что рассказать такое незнакомому парню на… на двадцать лет моложе! При каких отношениях это возможно?
– Лена, – я повторил внушительно. – Я тебе об отношениях все рассказал. Пригласила меня домой. Выпили коньяку. И вот такая… исповедь горячего сердца. Почему? Не знаю, почему! А с кем ей еще делиться? С вами? Так вы ее терпеть не могли…
– Не надо! – сердито прервала Лена. – Я могла терпеть. Но со мной она бы делиться не стала. Она меня не любила. Ну, не то, что прямо не любила… Ревновала, что ли. Может, даже, неосознанно. Инстинкт чуял во мне соперницу. Знаешь, даже без каких-то там мужчин, просто так.
