Снайпер Маша

– Представляю, как он страшно удивился, открыв глаза, – подала голос, казалось, дремавшая в углу Зульфия. – В общем, проспал свою жизнь.

Допрос в блиндаже разведчиков длился недолго. Дело в том, что немец, на вид лет тридцати, высокий, худощавый, оказался с характером: сказал только, что зовут его Отто Беккер, он выпускник берлинской школы снайперов, одной из лучших в Германии. Службу начинал в войсках СС, в охране концлагерей, потом по личной просьбе переведен в вермахт, чтобы быть ближе к фронту. А дальше на все вопросы переводчика твердил одно: «нихт ферштее» и «нихт вайс» (не понимаю и не знаю).

– Ничего, скоро научишься понимать и еще много чего узнаешь, – со стальными нотками в голосе на прощанье пообещал немногословному немцу старший лейтенант Сироткин.

По большому счету, не его, командира разведроты, дело – допрашивать пленного: тут взяло верх обычное любопытство. Первостепенная задача старшего лейтенанта Сироткина и его подчиненных – захватить и доставить ценного «языка» в сохранности. А контрразведчики-особисты как спецы с него уже по максимуму важную информацию снимут.

Живой фриц ничем не впечатлил девушек, даже показался каким-то жалким. Маша Ивушкина сравнила его с потерявшейся мокрой курицей.

– Это он таким слабым и беззащитным выглядит, потому что без оружия, в плену, – предположила Зульфия. – Обратили внимание на его карабин? Мне бы такой.

– Да наша «Светка» не хуже, а то и лучше! – со знанием дела заявила Ларина, хотя непонятно было, откуда у нее такая уверенность. (Позже сами немцы признают, что русские снайперские винтовки надежнее и эффективнее их основного армейского карабина «Маузер-98К» с оптическим прицелом.)

Через сутки отделение в составе четырех пар, в соответствии с приказом комдива, вышло на охоту на таких, как Отто. Правда, начальник разведки полка капитан Иван Сажнев, инструктировавший девушек, кажется, мало верил в успешное выполнение столь сложной задачи. Легко сказать – обезвредить снайперов, для этого их, ловко маскирующихся на местности, нужно как минимум обнаружить, чтобы в огневом поединке, перехитрив, сразить метким выстрелом.

Хорошо хоть во времени не ограничивали: главное – результат. И он на третьи сутки появился: нашим девушкам удалось все-таки выследить и снять одну «кукушку» с дерева, а вторую – со старого полуразрушенного ветряка, одиноко доживавшего свой век в поле. Удивительно, что на такую приметную точку, как мельница, поначалу никто не обратил внимания. Может, из-за того, что, вся изрешеченная осколками и пулями, она держалась на честном слове, да и была на виду. Но, как ни парадоксально, именно ее и облюбовал немецкий снайпер. Младший сержант Ларина первой догадалась об этом, приказав всем, кто видит ветряк, не спускать с него глаз. Правда, долго ничего подозрительного, заслуживающего внимания, там не происходило. Некоторые девчонки уже не верили, что на ветряке кто-то может быть. Лишь когда солнце коснулось линии горизонта, Ивушкина в бинокль увидела едва заметную тонкую струйку жидкости, лившуюся вниз из-за крыла мельницы. Молниеносно осенила догадка: немец справляет малую нужду! Решила, что нельзя медлить: прицелилась и выстрелила. Через секунду грузное тело свалилось на землю. То был четвертый ее немец. А вот пятого, за которого уже полагалась медаль «За отвагу», она все никак не могла добыть.

В начале июня Маша получила сразу три письма – от мамы, со снайперской школы от Инны Мокрецовой, ставшей уже Кузнецовой, и от Тани Барамзиной, служившей на соседнем, 2-м Белорусском фронте в 70-й стрелковой дивизии.

Мама, как обычно, просила беречь себя и почем зря не лезть на рожон. Спрашивала, сыта ли, обута и одета. Советовала обязательно читать на ночь молитву «Спаси и сохрани», как делает она. И в очередной раз наказывала никогда не расставаться с оберегом – маленькой иконкой Богоматери, обретшей духовную силу во время освящения в московском храме Святого благоверного князя Александра Невского в начале войны. Мама, собирая ее в дорогу, наряду с необходимыми вещами положила в чемоданчик и иконку, бережно завернув в полотняный рушник.

– В тягость она не будет, весит всего несколько граммов, зато в лихую годину защитит от беды и напасти.

Мама с малых лет была набожной, вера передалась по наследству от бабушки. Когда чуть подросла, стала петь в церковном хоре: голос у нее был замечательный. Эта любовь к пению, только не церковных, а народных песен, привилась и Маше. Правда, в войну не до этого, к сожалению, хотя напеть что-то знакомое, родное душа иногда просит. Вот тихонько, про себя и мурлычет пришедший на ум мотивчик, чувствуя, как в такие минуты светлее становится день, улучшается настроение.

Инна поделилась главной новостью: «Мы с Пашей недавно сыграли скромную свадьбу, так что я теперь Кузнецова. Снимаем квартиру в Подольске. Чужие стены, но все же свое гнездышко. Паша классный, заботливый, милый, мне с ним очень хорошо, надеюсь, и ему со мной тоже, – писала Инна. – А всеми любимый Николай Николаевич Кольчак таки добился своего и, тепло попрощавшись с нами, убыл к вам, на 3-й Белорусский фронт, где, говорят, принял стрелковый полк». (294-й стрелковый полк полковника Кольчака, форсировав Неман, 17 августа 1944 года первым выйдет на Государственную границу СССР, за что удостоится ордена Красного Знамени, а его командир за проявленное мужество и отвагу получит Звезду Героя Советского Союза. Об этом Мария Ивушкина узнает уже после войны).

Таня Барамзина сообщила, что уничтожила шестнадцать немцев и с радостью продолжала бы истреблять гитлеровскую нечисть и дальше, если бы резко не ухудшилось зрение, из-за чего чуть не списали на гражданку: какой из нее теперь снайпер?!

«Едва упросила командира оставить в полку телефонисткой: это дело я быстро освоила. Пиши, как ты, как наши девчонки воюют, надеюсь, все живы и здоровы. С нетерпением буду ждать весточки с 3-го Белорусского!

Твоя Таня».

Маша про себя недовольно подумала: у нее на счету только четыре убитых немца, а подруга – молодец, уже шестнадцать фрицев на тот свет отправила! Да, очень жаль, что зрение ее подвело. «Глаза – это ваше главное оружие, берегите его!» – вспомнилось известное наставление начальника снайперской школы, а ныне, значит, уже командира полка полковника Кольчака. Интересно, в какой дивизии Николай Николаевич, может, где-то неподалеку воюет? Вот бы хоть раз свидеться с ним, а также, конечно, с Инной, Таней да со всеми, с кем познакомилась и подружилась под Подольском. (Увы, с Таней Барамзиной они никогда уже не встретятся. Спустя месяц, 5 июля, она примет мученическую смерть у деревни Пекалин Смолевичского района Минской области. Барамзина убила с десяток вражеских солдат, до последнего патрона защищая блиндаж с ранеными красноармейцами. Захватив девушку в плен, немцы подвергли ее нечеловеческим пыткам: выкололи глаза, а затем выстрелили в голову из противотанкового ружья. Позже сильно изуродованный труп опознали только по остаткам обмундирования и волосам… 24 марта 1945 года телефонистке 252-го стрелкового полка 70-й стрелковой дивизии ефрейтору Татьяне Барамзиной посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.)

Из последнего письма Тани своей маме: «Мама, дорогая! Помнишь, я часто повторяла слова Короленко: “Человек создан для счастья, как птица для полета”? Я убеждена, что не может быть счастья, если его не сделаешь своими руками, не согреешь живым теплом, не отдашь ему бо́льшую часть горячего сердца, а может быть, и все целиком. Война идет священная, война не на жизнь, а на смерть. И если уж мне придется погибнуть, знай, что я погибла счастливой: умереть, достойно защищая родную землю, – это ведь тоже счастье, которое дается не каждому…»

Маша + Коля = смерть

У Маши Козловой завязались романтические отношения с омичем Николаем вторым, рядовым разведчиком с простой русской фамилией Панкратов. Все началось с искры симпатии, неожиданно пробежавшей между ними в землянке во время знакомства. Тогда при всех толком и не поговорили, обменялись лишь парой ничего не значащих фраз да теплыми улыбками. Вот и вся «химия»: откуда только чувства возникают и, накапливаясь, переходят в качественно что-то более сильное и возвышенное, называемое любовью?

Вечером, перед уходом в ночную разведку, Коля нередко заглядывал к ним в землянку, куда посторонним вход без разрешения был воспрещен. Приходил почти всегда с каким-то подарком. И, по-мальчишески чуть стесняясь, вручал его, рассыпаясь в комплиментах, порой стихотворных. Для девчонок так и осталось загадкой: он сам их сочинял или откуда-то списывал? Хотя на фронте, как известно, и в помине нет ни библиотек, ни других каких-либо культурных заведений. Тут, где масштабно, отлаженно работает конвейер смерти, не до романтики и лирической поэзии. Да, полк находился в обороне, не на самом передке, во втором эшелоне дивизии. И все равно через день-другой нес потери, пусть и небольшие, единичные, как пишут в политдонесениях и сообщают в сводках Совинформбюро. Но даже одна, неважно чем – пулей, миной или осколком прерванная, чаще всего молодая жизнь, это всегда трагедия – для семьи погибшего, родных и близких. И психологическая травма для сослуживцев, которых, кто знает, не сегодня, так завтра может такая же горькая участь постичь. Но прямо-таки животного страха от потенциальной смерти, от возможной, но не обязательной же гибели у большинства разведчиков, часто ходивших по лезвию ножа, на линии огня, все же нет. По крайней мере, никто в этом не признается. А если и зайдет невзначай разговор о сказочном персонаже, том костлявом, с косой, то к шутке или анекдоту его сведут. Таковы неписаные правила военной жизни, неизвестно кем и когда установленные, но негласно соблюдаемые, как народное поверье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.