Скелеты в шкафу благочестивого семейства. Роман

– Все равно, не понимаю, как так могло получиться. Она же сама выросла без родителей. Нет, вы, бесспорно, заменили ей семью. Были лучше и заботливее родных, сам такой же и видел все с первых дней ее появления в доме. Вы любили ее, как родную.

– Любим!

– Прости, любите, конечно же, любите! Жан, ты только вспомни, как она переживала, как хотела найти и узнать о своих родных, чтобы отдать им должное.

– Дорогой мой Игорь, это были не переживания и не дань памяти. Она вообще не знала своих родителей, а захотела бы узнать, спросила бы напрямую. То были первые звоночки, а мы не поняли.

– Думаешь, это из-за роскоши?

– Нет! Алчности в ней никогда не было. Это из-за ее сути. Мы вчера много говорили с Виен, не столько о Лере, как о ее родителях. Мы их не знали, да и найдя о них сведения, не углубились в познание всей их жизни. Где-то на нее повлияло вмешательство Карла, но если подумать, то гены вещь упрямая. Ее бросили, пусть из-за лучших побуждений, но бросили! Она идет тем же путем. Есть препятствие, и она решает простейшим способом. Послушай меня, поставь ей жесткие рамки. Не физически, этого я тебе не позволю. Если хочешь сохранить семью – ограничь в финансировании. Заставь работать. Безразлично чем, но пусть займет себя. Пусть хотя бы краски весь день мешает в мастерской. Не открывай бизнес, она будет плохим руководителем, деспотом! Быть может, профукает все быстренько, как надоест командовать подчиненными. И еще одна просьба, разгрузите Галину, ей самой пора детками обзавестись, а она к вам уже второй год привязана, практически живет с вами.

– Наверное, ты прав.

– Думай. Я настаивать не буду, решение твое. Кстати, я собираюсь звонить Эдгару, им надо знать все как есть на самом деле. Они-то еще не в курсе. Да и многое другое, им пора узнать. – Жан поднялся, подошел к парню, присев на краешек стола, положил руку на плечо. – Обруби этот узел раз и навсегда! Третьего не дано. Поверь мне, мальчик, Лерка не бедная овечка. И у нее на личном счету есть хороший запас. После ее поступка я позабочусь, чтобы не прокутила все в одночасье. Сделаю и не задумаюсь. И еще… Если ты решись с ней расстаться, я первый буду «за». Об ее содержании не думай, это я возьму на себя, у тебя дочь, тебе о ней думать нужно. Могу сказать на перед, Лерка попытается вернуть девочку, но лишь за тем, чтобы тянуть с тебя деньги. Прежде чем уступить ее словам и действиям, сто раз подумай. Иди, прими правильное решение и не звони ей несколько дней, пусть задумается.

– Спасибо!

Игорь вышел, а Жан сразу же набран Эдгара:

– Сын, привет!

«Привет! Я в курсе побега, Вел сегодня рассказала».

– А вы не собираетесь на выходные к нам?

«Я чего-то не знаю?»

– Да, есть нечто, что мне надо вам сказать. Я не прошу ехать моментально. Хочу, чтобы вы с Дэном определились и мне сообщили дату.

«Да без проблем, я перезвоню».

– Спасибо, жду! – с души Жана свалилось половина груза. Эд слышал, как отец облегченно вздохнул, прежде чем положить трубочку. А Жан не стал дожидаться и сразу же сам набрал Дэниэля. Говорили дольше, чем с Эдом. У Дэна было больше эмоций в адрес Лерки. И в конце разговора парень заверил отца, что они постараются вернуться на пару дней раньше. Отложив телефон, Жан минуты две смотрел на чистый лист книги, над которой работал последнее время, и отложил ее в сторону. Опять взял мобильный, открыл телефонную книгу, листал контакты, раздумывая, вызывать или нет, родителей. Решил не тревожить, они и так знали то, что он хотел открыть детям. Поднялся, подошел к маленькому холодильнику, встроенному в шкаф, выпил холодной воды без газа и, сбросив последние сомнения, вернулся к своей летописи.

Посещение и общение с хранителями «Жизни» его настолько потрясло и вдохновило, что Жан сел за это, казалось бы, никому не нужное дело с большим воодушевлением. Он всегда думал о том, что где-то есть такие как они. И знакомство оставило в нем большой след.

Тогда, на горе, во время праздника, он долго говорил с Главой их Рода и тот с легкостью поделился своим опытом. Рассказывать сразу все семье, Жан не спешил – не та была ситуация. Потом закрутилось, наслоилось. Но он, чтобы не упустить ни одной мелочи, в свое свободное время, досконально описывал последнюю поездку. Записав еще одну главу, взглянул на часы:

– Ой, ма! Виен меня когда-нибудь стукнет, больно и безжалостно!

****

– Прости, заработался! – влетел он в их гостиную.

– Прощаю! – улыбалась Ви. – Надеюсь, когда-нибудь услышу от тебя все, что доверяешь бумаге.

– Не только услышишь, но и прочтешь. Завтракали?

– В приличных семьях в этот час обедают. Но так как мы с тобой многонациональная семья. – тут она еще шире заулыбалась и спросила лукаво: – Поухаживать?

– Ну, уж нет! Я сам с усам! Чай, или со мной, кофе?

– Чаю, дорогой, я постоянна, особенно по утрам. Потом опять закроешься?

Взяв в руки чашку горячего чаю, обняв ее двумя руками, Виен склонила голову на бок, разглядывала мужа.

– Нет! Мы сегодня с тобой гульнем, да основательно!

Оба замолчали, Жан принялся есть, Виен просто чаевничала. На тарелке была половина завтрака, когда Жан опять заговорил.

– Беседовал с Игорем. Он просил совета, я ограничился собственным мнением, оставив ему решать все самому.

– Мне твое мнение понравилось.

– Что он примет?

– Пока не знаю. Я отключилась от него. Хочу узнать окончательное решение вместе с тобой. Взял Ангелинку, ушел к морю.

– Один?!

– Да! Ему очень тяжело дается общество людей. Все всё видели. Но он молодец, достойно держится.

– Он с детства был молодцом. А что бы ты ему посоветовала?

– Жан, я же жестока в таких вопросах.

– Но нам с тобой, как не крути, придется с Леркой увидеться.

– Вот тогда я ей все и скажу. И пусть будет, как будет. – Жан кивал. Еще немного опустошив тарелку, отодвинул ее в сторону, выпил кофе. Виен добавила немного горячей заварки и произнесла: – Знаешь, я многое хочу изменить.

– Знаю и поддерживаю.

– С тобой невыносимо говорить. – Он расплылся в улыбке, а Виен ответила:

– Давай совместно думать! – засмеялась.

– Прекрати меня смешить, я агрессивно настроен.

– Ты? Жан, не наговаривай. Ты же сама доброта.

****

Игорь не взял коляску, прижав ребенка к груди, открыл большой зонт и пошел по дорожке. Солнышко сжалилось над ним, прорвало тучку и послало им тепло. Игорю всегда думалось лучше, глядя на море. Дочка пищала и агукала, постоянно «клевала» носиком, слюнявила щеку и всовывала пальчик в рот.

– Ангелочек мой! Все будет хорошо, все у нас с тобой будет! Это я тебе обещаю. И мама будет тебя любить, не меньше, чем я. – Девчушка в ответ затянула свою тарабарщину, кивая головой. Он подошел к скамье, выбитую из осколка скалы, смахнул воду с камня, достал носовой платок, вытерев, сел, повернул дочь спинкой к себе, удобно усадив на коленях. Пока они шли в бухточку, несколько раз подряд вибрировал мобильный. Звонила Валера, но он впервые за их совместную жизнь, отключил звук полностью и всунул телефон в карман. Девочка тянула руки к воде. – Море. Это наше море. Славки выросли в нем, Агния тоже. И ты, мое сокровище, будешь подрастать обласканная им. Хочешь к воде? Идем, конечно. – Солнышко припекало, хотя за горами клубились кучные облака. Игорь снял пинетки и разулся сам. Лина смеялась и прыгала в его руках. Он опустил ножки в теплую воду, ненадолго, лишь что бы она почувствовала ее. Девочка залилась смехом. Опустил еще раз, та заболтала ножками, явно довольная. – На сегодня все, завтра еще придем. А сейчас тебе пора кушать. Нам надо расти сильными и здоровыми. – Вытерев ножки своей футболкой, обул ее и пошел назад, девчушка все кивала и тянула к воде руки.

Телефон неумолимо садил батарею. Ближе к вечеру, Игорь взял трубочку, достал зарядное и увидел двадцать пропущенных вызовов. Не успел он выпустить его из рук, как экран загорелся снова.

– Слушаю! – голос прозвучал сухо.

«Ты где пропал?!»

– И тебе добрый вечер, с дочерью все хорошо, мы гуляли, ели, спали. И вообще, я с дочерью, а вот где ты ш…. – Оборвал себя, решив не опускаться до ругани.

«Не придирайся к словам. Почему не звонишь?»

– А должен?

«Конечно, ты должен мне звонить!»

– Прости, если ты не знала, то поясню, я никому и ничего не должен. Кроме дочери. Перед тобой же, в особенности, у меня долгов нет.

«Дуешься? Я что, не имею права на отдых? – Игорь промолчал. – Ты чего молчишь, я с кем говорю?»

– Лера! Я тебя очень люблю. Но это не помешает мне сказать следующее: последние годы отдых стал для тебя работой! Это первое. Втрое – умерь пыл и измени тон, если хочешь со мной разговаривать.

«Да пошел ты…»

– Вот и здорово. – ответил Игорь потухшему экрану. – Значит, так тому и быть. – Нажал кнопку: – Жан! Вы дома?

«Подъезжаем. Есть новости?»

– Я принял решение.

«Увидимся через полчаса».

****

Утром, ограничив доступ жене к своим счетам, до приличного минимума в сутки, Игорь ехал в поместье и ждал ее реакции, и она не заставила себя ждать.

«Игорь! – не поздоровавшись, не спросив о дочери, заныла: – У меня что-то с карточкой».

– Что именно?

«Банкомат выдал копейки».

– Копейки? Ни в одном банкомате мелочь не выдают.

«Уууу! Ты же понял, о чем я говорю!»

– Если тысяча для тебя копейки, то я тебе не завидую. Я ограничил тебе доступ средств.

«Да как ты мог?!»

– Поверь, с трудом. Хочешь продолжать праздную жизнь, трать личные, или иди работать!

«То есть, на панель толкаешь!»

– Ну, это зависит от твоей фантазии.

«Сволочь! Какая же ты сволочь!»

– В первую очередь, я отец! Прости, мне пора укладывать Лину спать.

Недолго думая, Лера позвонила Эду, но тот сбросил звонок.

– И кто это тебе звонит в такое время? – прищурила Вел глазки.

– Лерка. Не хочу говорить, пусть задумается.

– Над чем? – Вел скривилась.

– Игорь заморозил счета.

– Да неужели?! Наконец мужской поступок. Пусть только появится, уж я с ней поговорю.

Однако звонка Вел, как, впрочем, и Ев, от Леры не последовало.

Глава 4

Лерка атаковала Игоря телефонными звонками еще два дня, а потом вообще перестала звонить. Жанну пришел отчет из банка, что она сняла немалое количество средств со своего счета и купила билет по безналу.

– Едет домой! – объявил он семье, когда все собрались в большой гостиной.

– Вот и хорошо! – за всех ответил Эд. – Пора решить этот вопрос.

Жан посмотрел на семью и, встретившись взглядом с женой, вздохнул, поправил ворот рубашки, словно тот ему очень мешал, и начал:

– Я попросил вас всех приехать, потому что хочу кое в чем признаться.

– Ты выиграл миллион! – усмехнулся Дэн.

– Не совсем. – тихо ответил на его шуточку Жан. – Я не знаю, с чего начать… Дело в том, что поступок Леры…

– Отец! – Эд решил ему помочь. – Это без вопросов, мы все в гневе, шоке и даже больше. Подобное поведение, без сомнения, надо пресечь!

– Эд, сын, не перебивай меня, пожалуйста. Я сам буду сто раз сбиваться. Именно она натолкнула меня на откровенный разговор. Скажу сразу, я хотел поговорить только с вами, так сказать, по-мужски, но вовремя понял – мы семья, одна, большая и дружная! Если я в чем-то виноват, то перед всеми.

– Жан, ты хочешь сказать, что Лерка умчалась не без твоей помощи? – спросила Вел, видя, как он волнуется.

– Нет, дочь, не это. – он прошелся, стал ровно посредине. – В общем так! – Жан взял себя в руки, выпрямил спину и смотрел на сыновей. – Дети, я был не совсем откровенен с вами, всю жизнь. Дело в том, что я пережил подобное, много лет назад. Мама Эдгара не умерла при родах, как я вам говорил. Она нас бросила.

– Что?! – не сдержался Эд, побелев, как полотно. – Ты хочешь сказать…?

– Да, она как Лерка, сбежала, когда ты был совсем маленьким. Просто собрала вещи и уехала, не сказав ни слова. Эд, прости, но…

– Жан, прекрати извиняться! – вставила Виен. – Ты действовал, оберегая детей.

– Да, но это не оправдание. Я бы может и не вспомнил об этом, если бы не поступок Леры. Теперь поздно оправдываться, я понимаю, но, несмотря на это, должен все рассказать. Она…

– Отец, подожди. – проговорил Эд, как-то резко осунувшись. – Я ей был не нужен? И она ни разу не вспоминала обо мне?

– Не могу сказать, что ею двигало, не знаю. Эд, тогда телефонов не было, а писем она не писала. Сын!

– Все! Оставим это, пожалуйста. – сказал Эд и уставился в пол. – Уехала и уехала. Значит умерла. Мог бы и раньше сказать правду. Но теперь все. Забудь! – он нервничал, кусал губы, ломал пальцы. Злился, не понимая на кого больше.

– Эд, я не хотел чернить ее имя. Прошу тебя, выслушай все до конца!

– Отец, разве ты не все сказал? Считаю, что и не стоило начинать этот разговор.

– Да как же вы не поймете?! – Жан заметил, что Дэн собирается поддержать брата и поспешил высказаться: – Вернее, не хотите понять и дослушать. Дайте мне пять минут. Я хочу, чтобы вы все знали.

Эд поднялся, собираясь покинуть комнату, Вел усадила его на место и держала за руку:

– Прости, но мы выслушаем Жана. А потом ты спустишься, истерзаешь грушу в клочья, до самого песка. Все равно надо покупать новую.

– Как скажешь. – безразлично ответил Эдгар и опустил голову.

– Вот и ладненько, вот и славно. – Вел погладила мужа по плечу и подняла глаза к свекру: – Жан, сам понимаешь, такое не каждый день слышишь. Ты говори, мы больше перебивать не будем.

– Да, я понимаю. – Жан выпил воду, смачивая пересохшее горло. Виен провела по его руке, улыбнулась и присела в уголке, подальше от всех. Жан, словно боясь потерять ее поддержку, прошел следом, поцеловал ее руку и став за ее спиной, положив обе руки ей на плечи, словно она давала ему силы, продолжил: – Ее не было года полтора, точно сказать не могу. В один из зимних вечеров я поздно возвращался домой, она стояла у ворот, замерзшая и совсем синяя от холода. Не знаю, может Ольга не пустила, может сама не решалась постучаться. «Жан!» – позвала она и я повернулся. Мне было больно ее видеть, в нашей глуши, в темноте, на морозе. И я подошел.

– Приехала? – она лишь пожала плечами. Сил ругаться, доказывать, выяснять что-либо, не было. Я открыл дверь: – Входи!

– Нет. – замотала она головой и сделала шаг назад. – Я не могу войти, там семья.

– Семья. Вся. Кроме…

– Не надо сейчас об этом. Я виновата, хочешь – прогони, я пойму. Хочешь – четвертуй.

– Что ты хочешь?

– Кусок хлеба и переночевать. У меня совсем закончились деньги… – Она замялась, и я тогда подумал – стесняется спросить о сыне. Она, словно услышала мои мысли. – Как сын?

– Растет. Можешь переночевать в домике, там тепло и есть чем подкрепиться. Деньги?

Я, глупец, достал все, что было, и отдал ей, тут же:

– Это все, что у меня есть с собою. Где твои вещи?

– Вот. – Показала она на небольшой саквояж.

– Пойдем. Утром встретимся, когда ты выспишься и согреешься, поговорим.

Она пошла за мной, больше не сказав ни слова. Михаил встретил ее не приветливо. Даже более чем, но ушел, оставив одних. Разговор не клеился и я, извинившись, оставил ее одну. Шел в дом, думал, надеялся, идиот, что она увидит сына, как тот вырос, какой стал… и опомнится, останется. Мало кто не ошибается. Ну, сорвалась, нервы, с кем не бывает.

– Ужинать будешь? – спросила меня мать, и я по взгляду понял – знает.

– Спасибо, не хочу.

Эд спал в кроватке, у меня в спальне. Я долго любовался им и всю ночь думал о ней. Утром, отдав сына няньке, первым делом пошел в сторожку, но ее не было. Сердце словно оборвалось.

– Михаил, где она?

– НЕ знаю, я зашел растопить, а тут пусто.

– Ты и не видел, как она выходила?

Я ему не поверил, честно говорю – не поверил.

– Нет! – ответил он. А я бросился в комнату, где она должна была ночевать. В надежде, что он не заметил, ошибся, или на крайний случай, она оставила записку.

– Жан! Я видел следы экипажа у двора.

– Спасибо! Бог с ней.

Закрывшись у себя в комнате, я первым делом стал вспоминать, сколько денег я мог ей отдать и надолго ли ей хватит. Затем корил себя, что не сказ ей всю правду о себе и тут же радовался, что не сделал этого. А летом, этого же года, Эд увидел ее, гуляя у моря с няней. Ольга сразу мне сообщила, что она явилась. Я как скаженный помчался, мечтая об одном – забрать сына! Не подпускать ее к нему. Дать ей денег, сколько захочет и что бы мы ее больше никогда не видели в нашей жизни. Эд с нянькой гуляли, а она тихонько так, сидела в стороне и любовалась им, как же она смотрела на него! Сколько нежности и раскаяния было в глазах! Я успокоился и медленно пошел к Эду. Ты, сынок, набирал песок в кулачки и пересыпал его горкой, поглядывая на нее. Я присел рядом, уже не торопясь тебя уводить. Не знаю, чего было больше в моей душе – гордости за тебя, или желания сделать ей больно. Да и пугать тебя не хотелось…. А ты все косил глазки в ее сторону. Как-то неожиданно пошел к ней, говоря: «мама, мама» …. Как же мне хотелось выть! Бросится, забрать тебя, увести как можно дальше, но я сидел и ничего не делал. Ты подошел к ней и так нежно проговорил: «Мама! Идем домой. Ты будешь с нами жить». Твои ручки кольцом сомкнулись на ее шее. Ну не смог я оторвать тебя от нее. Ты взял ее за руку и тянул: «Будешь мамой, будешь с нами» ….

Она смотрела на меня, глазами побитой собаки.

– Идем! – это было все, на что меня хватило. Взял тебя на руки, она пошла следом. Сидела тихо, пока тебя, сын, кормили и укладывали спать.

– Я посплю. – сказал ты ей, еле выговаривая половину букв. – Ты будешь ждать?

– Буду! – ответила она и расплакалась.

Потом мы долго с ней говорили, не хочу вспоминать всего, что наговорил ей. Она соглашалась, кивала, не оправдывалась, не пыталась оспорить обвинения. Ольга вошла на средине разговора, заявила: «Пусть остается»! Сразу же ушла.

– Прости, прости, прости! – запричитала она. – Я была глупой. Хочешь, буду прислугой, нянькой, посудомойкой!

– У сына уже есть няня, очень хорошая и преданная. – Возможно, мои слова прозвучали жестоко. Я не смотрел на нее, мне было больно ее видеть. – Живи. Мне даже интересно, сколько выдержишь.

Старался с ней не встречаться. Так прошло около полугода. Мы постепенно начали общаться. Вроде все стало налаживаться. Сам не знаю почему, но я ей опять поверил. Ольга уехала, не высказав ни мне, ни ей своего мнения, оставила нас одних. Я тогда даже рад был, ни сомнений, ни влияний, ни поддержки. Да и не прислушался бы я к словам матери. Мне же тогда казалось, что твоя мать, Эд, стала лучше, чем была до…. – Жан сделал паузу, все заметили, что он нарочно не упоминает имени. Вот только почему, у женщин были разные предположения. Ев думала – боль возродилась. Вел, что ненависть проснулась с новой силой, а Жан, таким образом, пытается ее погасить. И только Виен не предполагала, она точно знала – это обида. Но не за себя, за сыновей, что сейчас, по прошествии стольких лет им приходится узнавать правду, да еще горькую. Тут Жан снова вздохнул и продолжил: – Все-таки я ее любил, раз был настолько слеп. Мы опять стали семьей, только уже никуда не выезжали, постоянно жили в имении, втроем. Ты, сын, любил ее. Не отходил, следовал за нею всюду, словно хвостик и, как маленький джентльмен, ухаживал за ней. Скамеечку подашь, чашечку отнесешь, цветочек найдешь, ей несешь. Привезу тебе сладостей – ты ей в первую очередь даешь, а затем уже сам кушаешь….

Однажды она мне сказала:

– Я тебя прошу только об одном, не говори Эду, что я его бросала. Лучше скажи, что его мама умерла, а я новая.

– Зачем? – не понял я, – он же еще маленький, не помнит. – Сказал, а с плеч, словно груз упал. Ведь мы никому не говорили, что она …, весь Род знал о смерти моей жены. Вернее, говорили, что она тяжело больна, подстраховываясь. Ольга была против, но я уговорил, отец поддержал. Почему так решил? Да много было причин и одна из них та, что я не мог признать себя слабым, показать всем, что совершенно не умею разбираться в людях. Я! Сын Ольги. Скорее всего, это тоже было не маловесной причиной, почему Ольга согласилась врать. В общем, как бы там ни было, а жизнь пошла своим путем. Она сильно изменилась и в первую очередь внешне. А в связи с тем, что ее мало кто видел, вполне можно было говорить о новом браке. Ну, похожи. Да в те времена все старались быть на кого-то похожим, чтобы не выбиваться из общего плана. В общем, я принял ее предложение и не смог сдержать эмоций, она это заметила:

– Что улыбаешься? Я предложила то, что давно уже сказано? Вельможи Гаи не смогли признать, что никчемная женщина осмелилась бросить завидного мужа? Не злись, я не хочу тебя обидеть. Давай, признавайся.

– Почти. Ты же знаешь нашу большую семью…

– Не поясняй, это даже лучше. – отмахнулась она от дальнейших моих слов. – Меня мало кто видел, а кто видел, вспомнит ли, какой была на свадьбе. Ох, как вспомню, самой смешно, я же тогда была увешана накидками, как матрешка. Нет, правда, я не зря тебе предложила, самой легче – не будут коситься, ваши напыщенные барышни, и тыкать пальцем, мол, как благородно, Гаи простили и приютили!

А в скором времени меня постиг новый шок. Примчалась Ольга, как ураган, набросилась на меня, даже не обратив внимания, что я в комнате не один:

– Что ты делаешь?! Ты начнешь когда-нибудь думать головой?! Хочешь опять остаться один? – орала она.

Я сидел, хлопал глазами и не понимал, что мать хочет от меня. Помню меня так задел тон, что я резко поднялся и повернулся, собрался силой вывести мать и серьезно поговорить наедине, а… твоя мать, Эд, в ноги:

– Прости, собиралась сказать, не успела. Думала, ты будешь счастлив. Да оттягивала, хотела сообщить как-то по-особенному!

По-особенному и получилось. Ольга тогда много еще говорила, так конкретно, с крепкими словами. Мальчики, я, правда, был на седьмом небе от счастья, что у меня будет еще один сын. И то, что она решилась подарить мне тебя, Дэн, говорило только о том, что ваша… мать… исправилась! Что хочет семью, хочет загладить первую неудачную ошибку. А я ни о чем плохом даже думать не хотел…. Как же мы с тобой Эд ждали братика. Какими подарками засыпали, с каким рвением выполняли все просьбы. А она принимала, так кротко глядя в глаза, благодарила, словно ей все это не важно. Фантазировала, как мы, вчетвером, будем выгуливать «подарки» … Да, да Эд, ты почему-то сразу решил, что у тебя будет братик.

Помню, как-то к нам приехали гости, Стафан с семьей, и удивились:

– Ты женился?! И нам ничего не сказал?!

Посыпались поздравления, умиления, как моя новая жена сошлась с Эдом. Ольга только бросила на нас свой взгляд, взяла их под руки и уводя, громко так объясняла:

– Простите! Боялись афишировать, временно. Вы же помните, каким трагическим был у Жана первый брак!

Ох, как я разозлился на мать! А она обняла меня и тихо так, убаюкивающее, проговорила:

– Видишь, как все хорошо сложилось. Я же говорила, что меня никто не узнает. И для твоей матушке так лучше.

И вот настал долгожданный день, родился Дэн. Такой ангелочек! Беленький, глазки ясные синие как василек. А она в истерику:

– Прости, мне плохо, можно я его завтра возьму.

Слезы, обмороки.

Хорошо у нас в доме, у одного из слуг жена недавно родила, стала Дэну кормилицей.

Пять дней она болела, жар не спадал ни на минуту, я уже просил Ольг дать ей эликсир, та отказала, довольно убедительно, пояснила отказ. Правда, не обмолвившись ни словом о грехе, о том, что та собирается сделать. Сидела с ней днями, оставляя мне ночи. Я сначала и не замечал ни выражения лица матери, ни того, что она делает, чтобы поднять больную на ноги. Жар спал, а лихорадка и истерики не прекращались. Я опять к матери, мол, неделю страдает. Опять заговорил об эликсире, мать же рассмеялась:

– Неужели ты такой слепец? Да притворяется она, нагло врет!

– Как ты можешь такое говорить? Посмотри на нее.

– Я-то вижу, а вот ты глаза то открой! Эх, сын! Устала я быть ее сторожем. Решил второй раз на те же грабли, отлично, наступай. Авось прозреешь.

И ушла, совсем ушла, больше на нашу половину не показывалась. Ночь я провел без сна вообще, а на утро опять к матери, но уже не просить, а требовать.

– Хорошо, – говорит, – дам! Только у меня условие. Три дня, всего три дня подожди, в таком-то состоянии нельзя, сгореть может.

– Ладно, подожду. – Ушел, как же я был сердит на жадность матери, на недоверие, на то, что не умеет прощать. Но, недолго злился. Пока я говорил с матерью, … взяла немного вещей, все драгоценности и все деньги, что были у меня на этот момент дома.

– Подожди! – взорвался Эд, прервав рассказ отца. – Но я хорошо помню, как она умирала и как мы ее хоронили.

– Да, сын, она умерла в нашем доме. Где-то в конце декабря, я нашел ее замершей у наших ворот. Пришла ли на заре, или провела ночь на улице, мне неведомо. Лечили ее. Ольга даже сама принесла капли, думаю, чтобы избавить ее и нас от мучений. Она пришла в себя на третьи сутки, позвала меня: