Сквозь толщу веков

Скачут дружинники по следам татарским. Мало спят, а то не отдыхают вовсе. Устали. А Ратибор поторапливает.

– Помогите, друже! Помогите догнать ордынцев, отбить пленников. Наши русичи под плетями татарскими стонут, дети, женщины. Неужто кинем их в беде? Душа изболелась, на ленты рвётся, чует: не увижу я больше своей любушки Велиоки. Поспешим, догоним татар. Ещё хоть разок взглянуть на неё…

Настёну мёртвую на обочине нашли. Истерзана девушка, всё тело в кровоподтёках, губы в кровь искусаны. Догадались, какая её участь постигла. Сердце от боли зашлось.

Не надо боле подгонять их, сами горят желанием с ордынцами за поруганных русичей поквитаться.

Скачут дальше. Вдруг шум впереди послышался, голоса громкие, топот коней.

Затаились дружинники в чаще лесной. Глядят: едут ордынцы, довольные, смеются, ничего не опасаются. Много больше их, чем дружинников. Но вскипела кровь в жилах воинов.

– У-у, басурманы! Нехристи проклятые! Не топтать вам боле землю русскую, не мучить русичей!

Налетели вихрем огненным на татар дружинники, стремительно, как соколы. Сразу почти половину ордынцев положили. Бьются, аки звери, безжалостно. Только звенят мечи о доспехи татарские и пики острые в ход идут. В мечи свои такую ярость вкладывают, что одним ударом басурманов вместе с конём наземь опрокидывают. Опомнились татары, озлобились, как псы цепные. Пошла сеча пуще прежнего. Долго бились дружинники с ордынцами. Двух воинов потеряли, кровью всю землю вокруг залили, но побили всех до единого. Огляделись: нет никого, все татары повержены, на земле лежат. Повалились с коней, обессиливши, и заснули мертвецким сном. Сколько проспали воины, то неведомо. Проснувшись, похоронили друзей своих ратных и снова в путь тронулись. Недолго ехали дружинники, покуда к реке широкой подъехали.

Величественно несёт свои воды река, пустынна, до самого горизонта нет на ней ни одной лодчонки. У берега её следы обоза с пленниками пропадают. Видно, дальше невольников по воде увезли. Сел Ратибор на землю, застонал от боли душевной.

– Что теперь делать? Где Велиоку искать?

– Прости Ратибор, не можем мы с тобой дальше ехать. Возвращаться надобно к господину нашему Фёдору Васильевичу. А ты что решаешь?

– Нет, пока не отыщу Велиоку или хоть след её и доченьки моей Бажены, не вернусь, – отвечает им Ратибор.

– Знать, не быть тебе больше вольным хлебопашцем, знаешь ведь: за нарушение договора лишаешься ты всего, что есть у тебя. Теперь ты холоп боярский без прав и без имени.

– Боярину от меня поклон земной за помощь. А отбирать у меня нечего, без них, моих любушек мне и жизнь не мила. Коня моего заберите. И тех, что у татар отбили, тоже. Найду своих, до гроба на боярина работать буду, так и передайте, – поклонился дружинникам Ратибор.

Обнялись воины с Ратибором и в обратный путь отправились. А Ратибор по берегу реки пошёл, по течению…

В то же время на корабле турецком. Турки еду принесли. В чашках зерно сарацинское*, рыба солёная. Набросились люди на еду. Съели всё до крошечки, а глаза голодные, не наелись. У Велиоки снова молоко грудное появилось. Насосалась Бажена, заснула спокойно, а к вечеру бледность с личика чуть сошла, стал румянец проглядывать.

День плывут, два, три… долго плывут. Однажды под утро в море вышли. Воздух другой. Вода без края, берегов вовсе не видать, чайки над волной кружат с резкими криками. И ни лодочки, ни судёнышка… Корабль на волнах сильно качается, устали люди от качки. Зато раны на ногах зажили. Воды кругом много, а помыться негде. Много дней плывёт корабль, легко по волнам идёт. Свежий ветер парус надувает. Капитан опытный, умело гребцами руководит. Солнце ярко светит высоко в небе, облаков почти нет. Грустит Велиока, тяжело у неё на сердце, больно.

«Вот горе, – думает она, – родители наши и муж мой Ратиборушка не прибранные остались, не похороненные по-христиански. Теперь звери да птицы косточки их растащат. Вот горе! А с нами что будет?»

Турок подошёл, показывает женщинам на гору белья. Знаками объясняет: стирать надо. Мужчины воду достают, в большие чаны наливают, а женщины стирают бельё. Работа эта с первого дня на корабле пленникам знакома: всё мыть и стирать.

Как-то раз на ярко-голубом небе среди белых облаков, появилась тучка серая. Ветер усилился, так и рвёт парус.

– Firtinageliyor! Firtinageliyor!* – выкрикивают беспокойно матросы.

Забегали, команды капитана исполняют. А капитан кричит грозно, рукой показывает: кому, где и что делать надобно. Гребцы вёсла подняли, не гребут, тоже команды капитана слушаются.

Тучка та в миг один большой сделалась, заволокла всё небо серой, тяжёлой хмарью. Ветер уже не просто дует, беснуется, с ног валит.

– Всех невольников друг за другом вяжите и к борту, чтобы ветром не унесло и волной не смыло! Детей пусть сами к себе привяжут! – кричит сквозь гул капитан.

Его слова в шуме волн тонут. Поднялись волны выше борта, тёмные, страшные, белой пеной бурлят на гребнях, на палубу обрушиваются. Подбежали матросы к пленникам, снова путы накинули, всех вместе одной большой верёвкой в вереницу связали. Лопочут по-своему, на детей показывают, их тоже к себе привязать приказывают невольникам. Другие парус убрали, кинули пленникам, чтобы от воды детей укрыли и держали парус крепко, воду дождевую собирая. Мачта стонет, скрипит, обрывки снастей корабельных на ветру путаются. С неба ураганный ливень льёт. Промокли все до последней ниточки.

Не робеет капитан, видно не впервой ему такая напасть. Твёрдо на ногах стоит, чётко отдаёт команды своим помощникам. Волны с грохотом в борт бьются, разнести по брёвнышку судёнышко хотят. Корабль, как щепку малую по-чёрному, бушующемупростору носит, того и гляди

опрокинет в пучину кипящую. Люди к Богу взывают, чтоб помиловал их. Дети криком кричат от страха. Всем страшно. Кругом ад. Сверху ураган, внизу пучина бездонная. Безжалостный шторм на море.

Несколько часов продолжался разгул стихии, несколько раз за это время люди готовы были с жизнью проститься. Только милостив Бог, не дал в этот раз погибнуть. Буря помаленьку утихала, всё меньше становились волны, и свирепый ветер уже не выл, как грозный, раненый зверь, не сбивал с ног промокших, уставших матросов. Вот и первый солнечный луч пробился сквозь тяжёлые тучи, и только редкие запоздалые капли уходящего дождя шлёпали о мокрый парус.

Вздохнули люди, ещё не веря, что стихия отступила. Возблагодарили Бога за спасение своими молитвами. Матросы снасти прибирают, воду дождевую, пресную в бочки сливают с паруса.

Снова много дней плывёт парусник по морским просторам… Наконец, вдали синей дымкой земля показалась. Лодочки на волнах качаются. Корабли под парусами у причалов стоят. Вот он – берег османский, страна чужая…

~ Глава 4 ~

Ася вернулась из похода немного уставшая, но весёлая улыбка не сходила с её лица. Дома её радостно встретили сестрёнки. Помогая разбирать походный рюкзак, они с любопытством разглядывали старшую сестру, отмечая, что она загорела. Вскоре с работы вернулись родители. За ужином мама спросила.

– Вижу: удался поход? Понравилось?

– Ещё бы! – восторженно ответила Ася.

И она взахлёб начала рассказывать всем о том, как впервые в своей жизни сама рыбачила на удочку и даже поймала несколько рыбёшек, как пекли на костре картошку, как интересно было собирать растения для гербария и узнавать их совершенно удивительные свойства. Маргарита Ивановна умела рассказывать обо всём просто сказочно.

– А какой рассвет мы наблюдали! Солнце прямо перед нами всходило. Огромное! В полнеба, как в сказке! Я раньше никогда-никогдашечки такого не видела, даже в кино! Нет, этого рассказать нельзя, это увидеть надо! А знаете, с какими людьми мы встречались? Они самого Блюхера видели и столько нам про его походы рассказывали. Правда, они старые все, а глаза, как у молодых, горят. Сами в будёновках и сабли у них есть. Даже не верится, что они действительно красноармейцами были.

И она начинала новое повествование, спеша поделиться, переполнявшими её, впечатлениями. Но больше всего ей понравились вечера у костра, и походная пища. И уха, и каша получались так вкусно! Дома, ну, хоть расстарайся – так не получится.

Ася несколько дней перестраивалась на обычную жизнь, не прекращая рассказывать о походных событиях. Отвлекла её книга. Она побывала в библиотеке и взяла почитать книгу «Дмитрий Донской» С. Бородина. Ох, и интересная та книжка оказалась! Ася перечитала её дважды с большим удовольствием.

А впереди оставалось почти целое лето. Летом можно заняться чем угодно: купаться в реке (благо их в городе целых шесть), проводить время с подружками, обсуждая фасоны платьев и вообще одежды. Да мало ли тем для приятных бесед? Можно мечтать о чём угодно.

Находясь под впечатлением очередной книги, Ася представляла себя то в роли отважной партизанки в тылу врага, то знаменитой дрессировщицей тигров, то боярыней или крестьянкой четырнадцатого века. Она придумывала наряды для своей героини, представляла её окружение, речь и поведение в то древнее время. Это было так увлекательно! Но дни пробегали за днями, и лето помаленьку подходило к концу.

За неделю до начала нового учебного года учащихся старших классов пригласили в новую школу. Пришла туда и Ася. Вместе с другими ребятами она носила стулья, школьные столы в классы, протирала их и вместе с другими девочками мыла большие окна. Какое здесь всё было новое! Как приятно пахло краской и свежестью и как всё блестело! Ребята перезнакомились, но держались пока ещё напряжённо. К первому сентября класс был отмыт и украшен.

Ася сразу же погрузилась в учёбу, постепенно привыкая к одноклассникам, новым учителям и новым предметам. А привыкать было к чему. Собрались ребята со всего города, все со своими характерами. В общем, народец подобрался шебутной. Пара мальчишек соревновалась в чувстве юмора и умении повеселить класс. Несколько мальчиков и девочек были заняты исключительно учёбой и явно преуспевали в ней. Остальная масса учащихся вела себя, как обычные школьники, в меру проявляя старания во всех аспектах учебной деятельности.

«Вот зря считают, что дети, даже ученики старших классов, ничего не понимают в поведении взрослых. Не такие уж мы дураки. Можем хорошего преподавателя от плохого отличить. Хотя обсуждать учителей как-то стыдно. Ещё неизвестно, что из нас самих с годами получится…» – думала Ася.

В коллективе учителей новой школы тоже не было спаянности и единомыслия. Учителя появлялись и, проработав месяц, исчезали неизвестно куда, и они были такие разные. Учитель физики, например, уже третий за начало учебного года, голубоглазый брюнет, с именем Фердинанд сразу покорил сердца почти всех девочек. Они смотрели на него, не отрываясь, отчего он смущался и краснел. На его вопросы по теме урока мало кто мог вразумительно ответить, в голове девятиклассниц были только мечты о голубоглазом принце. Учитель истории частенько приходил на урок с глубокого «бодуна». Ася в этих случаях расстраивалась, ведь история всегда была её любимым предметом. Ведущая биологию дама, бывало, ела на уроках жареную рыбу, выглядывая из-за классного журнала с рыбными костями во рту, воинственно торчащими в разные стороны. Она бросала строгий взгляд на учеников, следя за дисциплиной во время самостоятельной работы по той или иной теме, и снова, прикрывшись журналом, продолжала есть свою рыбу. Наверное, очень рыбу любила. Хотя свой предмет знала и вела очень неплохо, если бы не эта рыба! Но зато уроки литературы проходили на редкость увлекательно. Полная и даже чем-то неприятная, на первый взгляд, учительница только открывала рот, как класс впадал в некую прострацию. Очарованные ученики замирали, слушая рассказы Клавдии Андреевны о жизни и творчестве писателей, в которых содержалось немало и исторического материала. На этих уроках времени всегда не хватало, хотелось слушать и слушать учительницу, поражаясь её глубоким знаниям предмета, выходящим далеко за рамки учебника. Так же интересно было на географии и на математике. Учительница по химии совсем не умела держать дисциплину и преподносила материал, не отклоняясь от учебника, монотонным, нудным речитативом. Класс в это время «стоял на ушах». Все занимались своими делами, перекидывались записками и вертелись на своих местах, как флюгеры. Одним словом, химия занимала у Аси последнее место в рейтинге школьных предметов. Эти впечатления останутся у Аси навсегда.

Тем не менее, жизнь продолжалась. Ребята не только учились, но и проводили какие-то игры, соревнования, конкурсы, олимпиады, викторины, вечера и состязания в спорте. Они подшучивали друг над другом по-доброму, без злости. В школе проходил конкурс плаката с темой «Мир во всём мире» к одноимённому вечеру. Выбрали редколлегию и приступили к выбору основного рисунка.

– А я совсем рисовать не умею, – сказала Тоня, – вот только: палка, палка, огуречик, вот и вышел…

– Кошмар какой-то вышел. Огурец с двумя палками! – заржал Витька Краснов, – И какое отношение огурцы к миру во всём мире имеют? Давайте голубя нарисуем и напишем что-нибудь про мир.

– Ага! – возмутился Рафаил, – Вот зуб даю, все классы голубей рисовать будут и наш пятым на конкурс прилетит.

– А может, первым? – возразила Люда.

– Первым, ну и что? Где оригинальность? Нет! Не вариант! – забраковал идею о голубе Рафаил, – Думайте, что ещё нарисовать можно?

– Слушайте, давайте лист на две части поделим. На одной стороне только чёрно-белые рисунки, ну, взрывы там, танки и надпись: Нет войне! А на другой – солнце, цветы. И надпись: Миру – да! – предложила Ася.

– Ну, ты – Малевич! – восхитился Краснов, – Вот и рисуй, давай!

– И нарисую. Я вообще рисовать люблю. А уж цветочки и солнышко, и ты бы нарисовать смог. Вот только, если мне кто-нибудь танки нарисовать поможет, – Ася обвела редколлегию вопросительным взглядом.

– Я могу. Я нарисую, – откликнулся Александр.

– Ну, вот. Можно сказать: полдела сделано, – подвёл итог Рафаил, – рисуйте, ребята. Да помогут Вам боги живописи!

Ася нарисовала несколько фигурок в одеждах стран мира, которые держали над головами транспарант с надписью «Миру – да!» Они стояли перед большой клумбой с цветами на фоне, пронизывающих всё пространство, солнечных лучей. Над второй частью рисунка трудился Саша, Ася лишь слегка корректировала композицию рисунка и надпись «Войне – нет!»

На конкурсе действительно были плакаты с одними голубями

– Вот! А я что Вам говорил? – гордо прохаживался вдоль стенда Рафаил, – всегда умных людей слушать надо!

Их плакат получил высшую оценку жюри и победил в опросе школьников. Класс наградили почётной грамотой. А Саша и Ася искупались в лучах славы и дружественных похлопываниях по плечу.

«Раньше я больше принцесс рисовала, а теперь вот… Что-то давно мне не снилась моя арфисточка, прошло три года с той поры, как этот сон впервые мне приснился, сейчас мне уже почти пятнадцать, значит и ей столько же», – думала Ася.

И, как будто прочитав её мысли, кто-то снова поставил для неё, как старое кино, её волшебный сон. Снова на балконе рядом с арфой сидела девушка, чем-то неуловимо похожая на Асю. Она по-прежнему смотрела на море. Но теперь это было раннее утро, когда ночная прохлада только – только отступала. Заря уже родилась, и её мягкий золотистый свет разливался по вершинам прибрежных скал, внизу же у их подножия ещё ютились мрак и свежесть. Маленькие рыбацкие лодочки под парусом стремились по, сверкающей, серебристой поверхности воды, к выходу из бухты. Запоздавшие рыбаки отправлялись на свой ежедневный промысел.

– Ах, госпожа, как рано Вы поднялись сегодня. Я уж перепугалась, не найдя Вас в Вашей опочивальне, – промолвила, выбежавшая на балкон служанка.

– Ну, что ты, Дебора, что может случиться со мной? Я не могла сомкнуть глаз ночью и еле дождалась рассвета. Ведь сегодня приезжает мой отец. Мне не хватает терпения до встречи с ним. Так хочется скорее увидеть его и припасть к его руке! Всё-таки четыре месяца напряжённого ожидания, это так много! Подавай скорее завтрак. А потом одеваться, и поспешим в гавань, навстречу ему! – возбуждённо и радостно говорила девушка.

– Сейчас, сейчас, госпожа. Завтрак будет подан через несколько минут. А потом я помогу Вам выбрать платье и украшения, – отозвалась Дебора.

После завтрака девушки торопясь выбирали из нарядов красивое и в то же время скромное платье для Паолины. Они остановились на платье из лёгкого шёлка в сиреневых оттенках, что очень шло к её глазам. Сверху девушка накинула плащ с прорезями для рук. Волосы подхватила лентой с серебристой вышивкой и жемчугом.

Через некоторое время Паолина и Дебора отправились в гавань Венеции, большого итальянского города, где уже собралась толпа встречающих корабли из дальнего плавания.

Невдалеке от берега под парусами стояло на приколе несколько кораблей и весёлые матросы, радуясь возвращению, быстро грузили товар с кораблей в лёгкие шлюпки, отправляя их к берегу. Здесь их встречали купцы в бархатных или шёлковых одеждах и замысловатых головных уборах с перьями и без них. Кричали матросы и возчики, восседающие в больших крытых повозках для груза. Толпа встречающих гудела множеством голосов, оживлённая радостной встречей.

Только выйдя из красивой, крытой повозки, принадлежащей её отцу, Паолина сразу увидела его. Он, был облачён в бархатный кафтан, мягкими складками спадающий с плеч, в белоснежный нагрудник из тончайшего шёлка, виднеющийся в глубоком вырезе. Отец размахивал руками, показывая то на тюки и сундуки, то на корабль. При этом колоколообразные рукава его кафтана то взметались вверх, то опадали вниз.

– Отец! – крикнула Паолина, пытаясь привлечь к себе его внимание.

Синьор Лоренцо Марино оглянулся и приветливо помахал ей рукой. Это был ещё не старый человек, которому минуло только пятьдесят четыре весны. Он был среднего роста, ещё достаточно бодр, крепок, и по-молодому худощав. Лоренцо не носил бороду и усы, брея лицо до лёгкой синевы, которое украшал крупный нос, широкие губы и добрые тёмно-карие глаза, окружённые сеткой морщинок.

Дождавшись шлюпку с недостающими вещами, Лоренцо приказал погрузить всё в повозку и пошёл навстречу дочери, распахнув руки для объятий. Среди толпы несколько человек внимательно следили за встречей дочери с отцом и среди них две пары глаз, обладателями которых оказались два молодых и очень богатых гражданина Венеции, не отводили взгляда от Паолины.

Лоренцо был богатым купцом, державшим в городе лавку, в которой продавались изысканные восточные ткани, благовония и драгоценные камни. К его услугам прибегали знатные особы, как представители известного семейства Медичей, так и другие богатейшие жители Италии. Дело Марино процветало, его товары ценились высоко и пользовались большим спросом. Он пожертвовал значительную сумму на строительство новых церквей в Венеции и Риме. Но оно ещё продолжалось и никак не могло закончиться потому, что зодчим не всё удавалось сделать, а именно построить купола церквей.

В доме Лоренцо Марино царила праздничная суматоха, вызванная приездом хозяина. Все залы его большого дворца были вычищены до блеска. К приезду хозяина повара приготовили роскошный обед. На столе было множество овощей запечённых и приправленных восточными пряностями. Здесь же на огромном золотом блюде с изысканной чеканкой лежала гора всевозможных отборных фруктов. В чашах исходила тонким ароматом искусно приготовленная фазанья грудка. На блюде поменьше возвышался горкой рассыпчатый рис. Несколько соусов стояли в изящных кувшинчиках с зауженным горлышком. Гора лепёшек манила своим запахом свежеиспеченного хлеба. Здесь были и сладкие конфеты, изготовленные из миндаля с мёдом, финики и фисташки, какие-то зёрна и семена, обжаренные в меду, привезённые отцом из дальних путешествий.

– Франки зовут эти лакомства confie или dessert, что переводиться, как «обжаренное» или «убирать со стола», и подают их в самом конце трапезы.