Сыщик. Васюганский «спрут»

И не потому, что я был такой «задрот, очкарик», «Знайка» из мультика про Незнайку на луне… Нет, потому что впервые в свои 17 лет я увидел и столкнулся с «реверсом» этой гнилой системы. Еще не познав «аверс», я уже видел ее изнанку…

Тогда в 1990 году нас, абитуриентов, было около тысячи человек, может, больше, на триста мест на курсе. Почти все шли по направлениям регионов или республик.

Так, например, для одного туркмена, ставшего впоследствии моим товарищем, служить с которым довелось в одном взводе, чтобы поступить, было достаточно просто написать сочинение русскими буквами, не взирая на знаки препинания и обороты речи…

Он так и написал: «МоЯ сочинение»… Но он был туркмен. И ему нужно было представлять милицию и всю советскую власть в светлом и теплом Туркменистане. Из этой солнечной и южной республики был только один желающих поступить в ОВШМ, поэтому даже такое сочинение шло ему в зачет, и он был зачислен.

Но были и другие регионы, где число желающих поступить было слишком велико… человек 10 на одно место. И вот тогда вылезали на поверхность «реверсы», когда бездарных абитуриентов курировали преподаватели и руководители школы милиции… когда достойных пацанов «забривали», а эти сынки системы проходили по конкурсу… Видел я все это и знал, конечно, к своим-то 17 годам отроду. Все понимал.

Не было у меня таких «толкачей», мои родители простые рабочие, рассчитывать мне приходилось на свои знания, а не на те «связи», поэтому рвал я свой мозг и свое зрение, чтобы хоть как-то встать рядом с этими «мохнатыми» абитуриентами.

Из сотрудников школы милиции этим не гнушался никто: ни простые преподаватели и «профессура», ни простые курсовые офицеры и руководители школы… Знаю это, потому что учиться с такими слушателями пришлось не только на одном курсе, но и в одном взводе… Теми, кто даже школу-то закончить не смог с первого раза, несмотря на их покровителей, те, кто потом ни дня не проработали в милиции, а свалили сразу в коммерцию или иное направление, лишь бы не тащить эту лямку, о которой другие пацаны могли только мечтать… Но не о них, этих смазливых абитуриентах, в последующем слушателях идет здесь речь… Они даже не реверс, обратная сторона, они – лишь жалкое отражение, тень той действительности, тех реверсивных офицеров милиции, прикрывавших их бездарность… Но это была наша действительность, с которой приходилось сосуществовать.

Это было мое первое знакомство с реверсом системы… Я знал: если залет случится у меня и «того парня», то выгонят меня, а не его. Мне нужно было быть лучше него, а для этого нужно было просто хорошо учиться, так хорошо, чтобы к тебе не то что вопросов не было, а чтобы стать одним из лучших…

В предыдущем моем образовательном учреждении – средней общеобразовательной школе – я не был не то что отличником, я даже хорошистом-то стал с натяжкой, так как преподаватели школы, не желая портить советскую статистику по выпуску, «натягивали» нам положительные оценки, как мы противогазы на уши.

Но то было детство, отрочество и юность, вместе взятые, а здесь была уже мечта, цель, смысл жизни… И я готов был «рвать задницу», а не только зрение садить, лишь бы окончить это учебное заведение…

Как это часто бывает в таких ситуациях, я перестарался… Впитывая знания, как губка воду, я стал одним из лучших слушателей курса. А к лучшим и спрос всегда больший… Был бы середнячком, не заметным среди трехсот человек, то и дослужился бы простым слушателем до выпуска… Но нет же, раз уж пошло-поехало, то и останавливаться не за чем… Пришлось в прямом смысле слова соответствовать. В общем, школу милиции я окончил с красным дипломом.

Именно тогда впервые я осознал, что я немного другой, чужой среди своих, не такой, как все, не лучше их и не хуже, я просто другой. Даже на общей выпускной фотографии взвода все наши парни одеты в парадную форму лейтенантов, а я стою в обычном повседневном обмундировании, и не потому, что у меня не было золотых погон, просто я не считал это необходимым. Мне уже не терпелось уйти отсюда и вернуться в родной Новосибирск, продолжить службу…

Начальник курса подошел ко мне как к одному из лучших и попросил выступить с прощальной речью от имени выпускников перед оставшимися слушателями… Я отказался. Я ему просто сказал:

– Виктор Петрович, извините, я че-то так устал от вас за эти 4 года… Я ведь все сдал: и экзамены, и комнату для проживания, и излишнее форменное обмундирование. Может, вы вышлите мне диплом по почте, а я уже поеду домой?

– Ну, смотри, Карпович, как знаешь…

И на доску почета школы милиции повесили не мою фамилию, а другого… послушного, одевшего золотые погоны и согласившегося выступить с прощальной речью… Ну что поделать – что выросло, то выросло.

У меня не было и нет до сих пор друзей или подруг. Были и есть приятели, товарищи, сослуживцы, соратники… Но друзей или просто людей, кому бы я мог доверить до конца свои мысли, дела, с кем бы мог тащить эту лямку, попросту нет.

Иногда казалось, что не хватает мне именно такого же, как я сам, брата-близнеца, одной крови, одной веры, одних мыслей…

Придя на службу в уголовный розыск – туда, куда я стремился последние четыре года своей жизни, – я был не своим и не чужим, ни аверсом, ни реверсом. Я только начинал постигать азы работы и впитывать особенности этой службы.

Четыре года в одном отделе – это не четыре года в школе милиции. Научился я многому, хоть и учителей и преподавателей было гораздо меньше, чем в ОВШМ.

Это, пожалуй, одно из подразделений, где мне было комфортно проходить службу. Хотя отношение отдельных коллег было предсказуемым.

Середина 90-х. С высшим юридическим образованием были единицы. После школы милиции моих однокашников в приказном порядке забирали и чуть ли не принудительно в следствие. Следователей с юридическим образованием не хватало, а тут мы такие «козырные» после «вышки» и в опера…

Но мне повезло. Мое личное дело просто-напросто забыли в школе милиции. Точнее, его просто забыли запросить оттуда. Как это получилось? Да запросто. 7 февраля 1994 года я пришел в свой любимый и родной Новосибирский сельский райотдел милиции на практику.

За четыре месяца до этого, в 1993 году 5 октября, нашему курсу впервые за многолетнюю историю школы милиции, и это было нововведение в милицейском образовании, когда слушателям, уже имевшим неполное высшее образование, присваивалось звание младшего лейтенанта милиции.

Прибыл я на практику уже офицером. Начальник районного отдела очень удивился, но противиться не стал, и я «каким-то чудесным образом» уже 8 февраля был назначен его приказом по отделу на должность оперуполномоченного уголовного розыска. По факту я являлся слушателем школы милиции, и в то же самое время я уже был опером.

Нонсенс, но так и было на самом деле. Мне было выдано служебное удостоверение оперуполномоченного уголовного розыска, назначено денежное содержание – оклад по должности, а в марте я уже заводил дела оперативного учета, получил табельное оружие на «постоянку» и продолжал нести службу.

В июле 1994 года я съездил в Омск, благополучно сдал госэкзамены и вернулся в отдел для дальнейшего прохождения службы.

Но вот приказ по мне остался только местный, отделовский, о назначении меня на должность опера. Приказа по главному управлению не было до ноября 1994 года. Главк просто не знал, что в «сельском» проходит службу выпускник ОВШМ. В ноябре кто-то где-то очнулся, дело мое-таки запросили из Омска, но вот воткнуть меня в следователи не получилось. Сам я желания не высказывал, ибо меня все устраивало в уголовном розыске.

Крайним в этой ситуации сделали местного кадровика, наградив ее почетным выговором, а я так и остался служить на своем месте.

И тем не менее насмешки и шушуканье за спиной: «Красный диплом, отличник…» – я чувствовал постоянно своим реверсным зрением.

Я был моложе и неопытнее многих коллег. Школьное образование – это была лишь теория, практику приходилось познавать прямо «с колес». И все же я остаюсь до сих пор благодарным моему учителю и наставнику за все эти четыре года – Дубовицкому Борису Александровичу. Мною он подробно описан как опер и наставник в книге «Сыщик. Изнанка профессии», где я посвятил ему целую главу.

Благодарен своим коллегам, которые учили 21-летнего бестолкового пацана, еще не оперившегося опера уму разуму… Я не чувствовал себя там чужим среди своих или своим среди чужих… Это пришло позже, когда опыт работы и наваленная в мозг куча негативной информации привели меня к полному осознанию того, что я там лишний. Что я не такой, как многие, угодные той системе.

Именно поэтому сейчас, работая в частном порядке, частным сыщиком, я чувствую себя свободнее и комфортнее, нежели тогда и там, в погонах.

Однако по-настоящему с реверсом своей службы мне пришлось столкнуться в 2007 году, работая вместе с М.С. Крутером по уголовному делу № 30698 о вымогательстве девяти миллионов рублей у гражданки Дильс.

Тогда мне было 34 года, подполковник милиции, старший опер по особо важным…

Я уже отчетливо чувствовал и осознавал себя другим, чужим, не таким, как многие, но все еще обожающим свою работу, несмотря на всезаполняющий мой мозг реверс по отношению к системе, в которой приходилось работать.

Зная свою работу на все 100%, любя и чувствуя ее кожей и каким-то еще внутренним чутьем, понимая, что не могу делать шаблонно того, что от меня требует система, я уже начинал действовать исподтишка. И не специально это получалось. Как-то автоматически, подсознательно.

Видя отчетливо, где начальство покрывает коррупционеров или закрывает глаза на откровенные факты, а некоторые из них набивают свой карман, прикрываясь служебной необходимостью или чувством ложного долга, я уже не искал ни друга, ни брата, ни соратника по службе. Я работал и действовал один, так же как и сейчас, спустя 17 лет, работая частным сыщиком.

Тогда мне приходилось в открытую бастовать или втихую обманывать руководство, лишь бы делать так, как мне считалось правильным… Это не часто, но приносило плоды, вкусные положительные плоды. Иногда я даже наслаждался происходящим…

Так, по одному делу, которым я занимался в течение нескольких месяцев, собирая материал, указывающий на совершения преступления одним коррумпированным чиновником в милицейских погонах, мне необходимо было направить собранный материал в следственные органы для возбуждения уголовного дела. Однако начальник моего отдела запретил мне так делать, приказав забыть про материал, так как этот чиновник когда-то служил вместе с моим начальником.

Тогда я просто дождался, когда он уедет в командировку в другой регион и подписал сопроводительный документ в следствие у его зама, сославшись на то, что начальник в курсе.

Собственноручно и благополучно доставив материал в прокуратуру, дождавшись возбуждения уголовного дела, и даже получив лично в отделе статистики карточки о возбужденном уголовном деле, я привез и доложил руководителю о результатах работы, не взирая на его крики, вопли и сопли…

Скажу вам искренне, что это те редкие, но незабываемые моменты, когда ты катнул шар в лузу и, даже не представляя его истинного пути, совершаемых им маневров, не учитывая встречный ветер, кочки под ровным покрывалом бильярдного стола или иные неровности, неприятности или препятствия, точно знаешь, что он, этот твой «шарик», всяко найдет нужную лузу… Как будто намагничены они оба: он и она… И такая радость тебя одолевает, что не нужно своими руками ничего больше делать, не нужно пуп надрывать, кому-то что-то доказывать, лбом биться об бюрократическую стенку кумовства и «сослуживства»… Нужно просто дать импульс, искру света в этот темный мир коррумпированной системы…

И практически все мне сходило с рук, и даже там, где ходить приходилось по лезвию, по тем разработкам и материалам, на которые отдельные коллеги и руководители откровенно смотрели с упреком или даже ненавистью.

Однако, работая по делу с Марком Соломоновичем, мне все же пришлось допустить одну досадную осечку, позволившую системе избавиться от меня… Ну что же, всего не просчитаешь. Не предусмотришь. Соломку везде не подстелешь.

В итоге одна ошибка, допущенная мною, позволила дереву сбросить, избавиться от этого надоедливого плода…

А может, это все было сделано вовремя? Я наелся ею, научился всему, насытился ее плодами, и она отпустила меня и простила… как заблудшего сына. Как отпускает медведица своего повзрослевшего медвежонка, выросшего на ее молоке, как выросший тигренок уходит от своей матери в самостоятельный путь, на свою тропу, территорию…

Глава 4.Нор

Не будет ветер дуть – листок не пошевелится.

Татарская пословица.

Это был конец осени 2006 года. Я постоянно мотался в городскую прокуратуру к следователю Шушарину Василию Николаевичу, который вел уголовное дело о коррумпированном чиновнике.

Я, как опер, поднимавший материал с самого его дна, инициировавший возбуждение данного дела, осуществлял его же сопровождение, выполняя отдельные поручения следствия, отвозя-развозя запросы, собирая и привозя ответы, выполняя отдельные несложные следственные действия.

Порою я был у Шушарина чаще, чем на рабочем месте в своем служебном кабинете. Объем выполняемой вспомогательной работы по делу был достаточно велик, но это не смущало меня, мне это даже нравилось.

Небольшой кабинет Шушарина был расположен в самом конце коридора помещения, занимаемого следственным отделом городской прокуратуры города Новосибирска.

Вместе с Шушариным в одном кабинете, прямо напротив его стола, находилось рабочее место еще одного следователя. Его звали Илья со странной фамилией Нор.

Мы познакомились с ним тогда же, когда я в первый раз прибыл к Шушарину.

– Илья. Нор. Фамилия такая, – представился он мне.

– Нор? Странная фамилия. Француз, что ли? Парле франсэ? – спросил я, засмеявшись.

– Я-я… натюрлих, – ответил Нор и рассмеялся в ответ басистым смехом.

Скажу вам откровенно, что странных фамилий у героев этой повести будет достаточно много, и не потому, что я их так видоизменил.

Я, естественно, подкорректировал часть из них, но и в действительности участники тех событий просто блистали особыми «прицепами» к своим именам и отчествам…

Когда я был у Василия и обсуждал с ним отдельные моменты нашего дела, Нор постоянно сидел за своим столом, уткнувшись в монитор компьютера.

Его стол был завален томами каких-то уголовных дел или материалов доследственных проверок.

Зачастую мы с Василием громко обсуждали материалы «нашего» дела, какие-то результаты следственных действий, перспективы расследования того или иного эпизода. При этом часто просто балагуря, хохоча, распивали чай в разукрашенных под старую русскую роспись чашках.

Нор же всегда был в одиночестве. Я никогда не видел, чтобы к нему приходил кто-то из оперов хоть по какому-то делу. Я даже жуликов или свидетелей, допрашиваемых им, ни разу не видел в кабинете.

Складывалось впечатление, что он вообще статист какой-то, поглощенный работой над бумажными архивами… Мне казалось, что он отвлекался от своей писанины только тогда, когда я заглядывал в кабинет и начинал балагурить с Шушариным.

Нор с удовольствием присоединялся к нашему чаепитию, вставлял свои «пять копеек» в шутки юмора, и тогда оказывалось, что он свойский парень, очень любящий пошутить и посквернословить.

В один из дней очередного посещения следователя Шушарина и отчета перед ним о проведенных мероприятиях, за распитием очередной кружки чая, балагуря и хохоча над очередным анекдотом, Нор обратился ко мне:

– Слушай, у меня в производстве есть одно дело о вымогательстве девяти миллионов рублей. Я уже кучу поручений разослал: и в управление уголовного розыска, и в УБОП местный, и на территорию, где было совершено преступление, – толку никакого нет. Либо отписки формальные, либо вообще тишина. Я, как погляжу, ты опер «козырный», может, уделишь внимание этому делу?

– А че за дело-то? Если чистое вымогательство, то мне это неинтересно, у нас своя специфика, ОПГ нам подавай и «погоны» должны фигурировать.

– А там в перспективе и ОПГ, и «погоны» будут, – радостно вскликнул Нор, заваливаясь на спинку кресла и широко улыбаясь, закинув при этом руки себе за голову. – Ком цу мир, – произнес он, не прекращая улыбаться и показывая мне рукой на стоящий рядом со мной стул.

– Дело вообще странное, – начал он. – Оно возбуждено еще год назад по прямому указанию генеральной прокуратуры и передано нам на расследование.

– Так вымогательство же – милицейская статья? Его наши следователи расследуют. Вы-то тут причем? – возмутился я.

– Вот и я о том же, но УПК допускает изъятие дел из милицейского производства и расследование их следствием прокуратуры при особых обстоятельствах. Не «парь» голову из-за этого. Дело возбудили еще «ваши» следователи, прокуратура его изъяла из их «оборота», передала нам – я расследую. Только оно мертвым грузом лежит.

– Мне без оперативного сопровождения никак, а у меня одни филькины грамоты от оперов. А там адвокат один московский, весть мозг генеральной прокуратуре вынес, добился и возобновления дела, и его передачи нам. Теперь мне «мозг кушает». Почему, мол, я ничего не предпринимаю по делу… Давай подвигаемся вместе. Дело на самом деле интересное и непростое.

– Ну, давай рассмотрим этот вопрос в интересном для нас ракурсе, – сказал я, и мы оба рассмеялись.

«Интересное и непростое дело» – меня так легко было подкупить этой фразой.

Тем более возбужденное не по устоявшимся уголовно-процессуальным канонам, а по жалобе адвоката, да еще и стоящее на контроле у самого заместителя генерального прокурора в Сибирском федеральном округе.

Это дело заслуживало, по крайней мере, внимания с моей стороны… и стоило мне карьеры, как выяснилось позже.

Я начал тут же изучать отдельные материалы дела, любезно предоставленные мне следователем Нором. Он распечатал мне постановление о возбуждении дела и справку-меморандум по нему.

С одной стороны, оно выглядело вполне заурядно. Двое модных «комерсов» с простыми русскими фамилиями Мухомедьяров Ривхат по кличке «Татарин» и Витя Козлевич по кличке – впрочем я не буду писать здесь и так очевидное прозвище второго вымогателя – требовали деньги у женщины с красивой немецкой фамилией Дильс – такой же коммерсанткой, занимающейся реализацией мясопродуктов крупным оптом на территории нашей области и близлежащих регионов.

Женщина, испугавшись психологического давления, оказываемого на нее, и поддавшись на угрозы и шантаж с их стороны, продала все имущество фирмы, назанимала денег в долг и выплатила негодяям требуемую ими сумму денег в размере девяти миллионов рублей…

Доллар США тогда стоил 27 рублей. Если переводить сумму вымогательства на американскую валюту, получится порядка 333 тысяч долларов. Не хило, даже по сегодняшним меркам.

Однако это была лишь середина болота. Того самого, Васюганского.

Это дело планомерное и вялотекущее, как медленная и неповоротливая маловодная речушка, покидающая просторы Васюгана, выпуклого из-за ежегодного наслоения торфа, стекая с него, обводняя все вокруг и постепенно его расширяя, вытекало из другого дела, по которому сожитель той самой женщины с не менее звучной, но уже хохлятской фамилией Лизогуб, задерживался и арестовывался сотрудниками могущественного силового ведомства – оперативно-розыскного бюро ГУВД по Новосибирской области.

Ему инкриминировали покушение на мошенничество в особо крупном размере.

Лизогуба ОРБшники задержали при получении денег, которые он брал для прекращения проверки фирмы Мухомедьярова и Козлевича, проводимого УБЭП ГУВД по Новосибирской области, по факту нарушения запрета Министерства сельского хозяйства РФ о поставках китайского мяса на территорию РФ… Но и это еще было не все!

Сотрудники областного УБЭП, задержавшие и арестовавшие китайское мясо, принадлежавшее компании Мухомедьярова и Козлевича в объеме 32 тонн, за взятку в сумме 200 000 рублей отпустили его, сфальсифицировав материалы и позволив «Татарину» вывезти мясо со склада, заменив его другим, качественным российским мясом.

В общем, при первом прочтении и ознакомлении с материалами дела в голове у меня сложилась такая абракадабра и каша из трех ингредиентов (по количеству фигурирующих там эпизодов преступной деятельности), о которых мне пытался рассказать следователь Нор.

– Илья, давай поступим таким образом: ты прямо сейчас подготовь отдельное поручение о производстве ОРМ по твоему делу в наш отдел. Я его нарочным заберу, привезу и зарегистрирую. Поговорю с начальником – если он отмашку даст, тогда без проблем, я возьму его в свое производство и отработаю.

– Отличненько! – воскликнул Нор. – У меня шаблон один и тот же набит во все оперативные подразделения области, сейчас «шапку» перепечатаю. На чье имя писать поручение?

Я продиктовал ему данные нашего подразделения и ФИО своего руководителя.

Не особо рассчитывая на помощь Нору, потому что перспективы этого дела казались мне не слишком интересными, я тем не менее забрал его и повез в свою контору, отдав на регистрацию.

Как и предполагалось, начальник отдела отписал проведение мероприятий мне.

Глава 5. Провокация

Грабли всегда найдут способ тебя перепроверить.

Вита Логвиненко

Наутро Лизогуб стремительно помчался в УБЭП. Его интересовало только одно: арестована ли партия китайского мяса и назначена ли экспертиза в Роспотребнадзоре… Ему не терпелось воплотить в жизнь второй пункт своего хитромудрого плана «Барбаросса» по выкачиванию денег из «Мяспродторга».

Услышав от милицейского чиновника положительный ответ, он уже знал, кому и зачем звонить, что и как говорить.

Лизогуб «накручивал» Татарину. Тот не отвечал.

Сначала Мухомедьяров отсыпался после ночного приключения, чуть не стоившего ему и его компании уголовного преследования и краха, затем, уже проснувшись, он впился в монитор телефона, все еще не веря своим глазам…

Если бы Лизогуб позвонил тотчас же, то Татарин просто бы выбросил телефон от испуга, от того, что его кошмар еще не закончился и зачинщик, провокатор, их «головная боль» звонит ему прямо сейчас и что-то от него еще хочет.

Не был Ривхат готов к такому повороту событий. Вести бизнес, хоть и наполовину теневой, – это вам не один на один, лицом к лицу с врагом на нейтральной территории встретиться… Для этого «борода» должна у мужика быть, и не на лице, а внутри… Стержень, которого никогда не было у Татарина.

Два года назад, когда запрет на ввоз китайского мяса обрушился на их с Дильс компании и чуть не парализовал их деятельность, они совместно решали нависшую проблему, несколько раз встречались в ресторанах, общались, консультировались друг с другом, делились контактами поставщиков, логистическими маршрутами. Дошло до того, что они даже поздравляли друг друга с днями рождения.

У них даже мелькала мысль объединить части своего бизнеса, чтобы минимизировать транспортные расходы двух компаний, однако Дильс подсознательно опасалась компаньона Мухомедьярова – Витю Козлевича, который при каждой их встрече просто пожирал ее крупный бюст своими жадными поросячьими глазками, да и Саша Лизогуб, со всей своей хохлятской прозорливостью, ревновал Дильс к конкурентам, отговаривая ее от совместных бизнес-процессов.

В итоге Дильс со своей компанией прекратили поставки мяса из Китая, переключившись на других импортеров продукции, а «Мяспродторг», как я уже и рассказывал выше по тексту, придумали для себя иной выход из сложившейся ситуации.

И тем не менее нет-нет, да и общались все-таки между собой по разным вопросам и Лизогуб, и Мухомедьяров, и Козлевич. Поэтому совершенно спокойно «накручивая» телефонный номер Татарина, как будто звоня своему старому другу, Лизогуб уже предвкушал, как «накинет на его уши партию китайской лапши» и разведет его на ровном месте, предложив посильную помощь в решении их проблемы, им же для них и созданной.

Татарин же в панике звонил Козлевичу:

– Витя, мне Лизогуб звонит… Уже два пропущенных от него на трубке. Че делать будем? Зачем он звонит? Опять что-то задумал… – Мухомедьяров не давал вставить Козлевичу и пары слов в свою речь, выстреливаемую из его уст, как пули из крупнокалиберного пулемета.

– Да угомонись ты… Не отвечай пока ничего, едем к Валере, там будем все решать, и «спасибо» для него захвати, у меня налички нет, в банк потом заедем, снять со счета нужно будет.

Они договорились встретиться на улице Серебренниковской, около здания ОРБ.

В кабинете Недополза на несколько секунд повисла тишина после того, как возбужденный мозг Мухомедьярова вывалил на служебный стол подполковника всю имеющуюся информацию о подставе их фирмы со стороны «ЗюрЗейта» и уже трех пропущенных звонках от Лизогуба.

– Значит так, – почесывая переносицу, произнес Недополз, – сейчас я закрою кабинет, чтобы никто не вошел и не помешал разговору. Включим диктофон, и ты сам наберешь Лизогубу… Давай послушаем, что ему нужно от вас… Может, решать ничего не нужно и он сейчас сам нам во всем поможет… Звони.