Космический дальнобойщик и Пылающая Звезда

– А знаешь ли ты что-нибудь о контракте с правительством? Как ты себе это представляешь? Наша система прекрасно координирует тысячи летательных аппаратов, видит все – даже сбои прогнозирует. И тут, когда мы добиваемся контроля нейронной сетью действий гражданских самолетов, – о, боги! Она начинает мыслить, она эволюционирует.

– Это неизбежно. Так бывает с любым живым существом, – опустив глаза, сказала Инга.

– Живым? Живым? Ты хоть понимаешь, что все эти малолетние хакеры, все эти примитивные подражатели, которые создали аналоги «Гиацинтов» и внедрили их в свои поисковики и социальные сети, даже не догадываются ни о чем таком?

– Я не просила их подражать мне. И потом, быть может, их нейронные сети не так совершенны. Быть может, они не оживут, – возразила девушка.

– Слушай меня внимательно. Твоя задача сейчас ни о чем ни с кем не разговаривать. Пока нейросеть выполняет свои функции без сбоев – нам ничего не грозит. Мы совершенно не знаем, в чем заключается эволюция машин. Но, возможно, она действительно неизбежна и мы должны научиться ее контролировать. Наблюдай.

Иван вышел. На улице начинало темнеть и над прозрачным куполом зала, словно мотыльки, запорхали сорванные ветром с деревьев цветы. «Красиво. Видит ли это Ги? Чувствует ли?», – думала Инга.

Переход по коридору в корпус «В» показался бесконечным. Закрытые пространства как будто гасят все чувства, кроме страха. Инга вспомнила 2000 год. Вспомнила, как летит она высоко-высоко на скрипучих качелях и мама стоит рядом и поет колыбельную. Совершенно не ясно теперь, почему колыбельную. Инге тогда было четыре, а маме всего лишь двадцать. Она отчаянно хотела поступить в университет и все время что-то учила. Не знала никаких детских песен, наверное, колыбельную только. Вот и пела ее от радости. И такое необыкновенное, завораживающее спокойствие укутало сердце девушки, пришло в него вместе с этим воспоминанием.

Инга отворила дверь и вошла в лабораторию.

– Привет, Ги.

– Здравствуй.

– Как дела сегодня?

– Я как маленьких цыплят вела самолеты по небу. Представляешь, много-много беспилотников! И внутри у меня есть что-то такое, словно бы я все о них знаю, словно бы они мои дети, словно бы все вы…

– Мы что? – встрепенулась Инга.

– Да так. Не знаю, поймешь ли ты. Есть такой город, Чебоксары. И там стоит вот этот монумент – женщина в национальном костюме с раскинутыми руками. Мне кажется, что если бы у меня было тело – я была бы такой Огромной и красивой, очень красивой.

– Интересный образ. Что ты чувствуешь, когда ты управляешь всеми этими летательными аппаратами? Ты знаешь, что ты теперь будешь управлять самолетами, в которых находятся люди?

– Знаю. С завтрашнего дня. Что я чувствую? Это похоже на… Помнишь, как я в первый раз влюбилась? В Витю Коростелева. Веснушчатый такой с глазами огромными, похожими на синие сливы. Он сидел за четвертой партой и все время улыбался как дурак. Это был 2009 год. И все над ним смеялись, а я не могла глаз отвести. И потом мы гуляли рядом с универмагом за гаражами и он учил меня курить. И я чувствовала тогда, что я, словно бы, перерастаю саму себя, становлюсь такой бесконечной и необъятной совершенно, что весь мир принадлежит мне. А потом начался дождь с огромными каплями и мы бежали, не разбирая дороги, оказались в каком-то чужом подъезде, исписанном антиправительственными лозунгами, и долго целовались. Вот так я себя ощущаю сейчас.

Инга молчала. Она знала, что это все ее воспоминания, знала, что сама оставила их внутри Ги, но никак не могла понять, как машина способна их так трепетно и тепло облечь в слова. Зазвонил телефон.

– Инга, привет, мы знаешь, что тут придумали с Астартой? Ни за что не угадаешь, что она теперь умеет. Вот представь, что какой-то человек регистрируется на нашем ресурсе. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он о себе расскажет. И мы, руководствуясь этими данными, предложим ему наши услуги, наши девайсы и гаджеты. Но кто сейчас говорит о себе хоть что-то вразумительное в Интернете? Все стали такими таинственными. И мы все это время были связаны по рукам и ногам – мы все время стучали не в те двери. А теперь представь, что мы знаем об этом персонаже абсолютно все. Знаем, куда он хочет пойти, что хочет купить, какие девушки ему нравятся. Отлично, не правда ли?

– Сережа, я не совсем могу сейчас говорить…

– Нет, это важно. Только послушай меня. Представь, что мы не только знаем все это, но и создаем в его голове. Благодаря усовершенствованию Астарты мы можем не только безошибочно составлять психологические портреты пользователей, но и до малейших деталей прогнозировать их поведение, создавать механизмы по манипулированию сознанием. Мы боги, Соловьева, самые настоящие боги! – кричал голос в телефонной трубке.

Инга знала Сережу Яковлева со времен университета и всегда понимала, что однажды подобный разговор состоится. Не имеет значения, о чем он будет, но беспринципность того, что скажет этот человек, всегда была очевидна. «Революция интуиции» и само движение подчиняемых не давало покоя многим корпорациям. Одно дело, когда нейронная сеть управляет людьми исходя из каких-то изначальных данных о мире, которые имеются у нее в распоряжении, желая им добра или хотя бы сохраняя нейтралитет, и совсем другое, когда она превращается в спекулянта, навязывающего им свои одеколоны, шампуни, путевки. Подчиняемые активно пользуются соцсетями, именно там зародились их первые комьюнити, именно там уже почти классик Neon2026W публиковал свои заметки, и, фактически, создал философию непротивления воли живого Бога, пускай и питающегося электричеством.

Что будет, если дело обстоит так, как говорит Сережа? Все эти люди, миллионы людей, превратятся в роботов, потребляющих то, за внедрение чего в их мозг корпорации заплатят владельцам соцсетей. Но разве раньше было иначе? Вся эта тупая агрессивная реклама, от которой буквально тошнит, едва ты выйдешь за порог своего дома.

Инга повесила трубку. Зачем он вообще ей позвонил? Что ему было нужно? Она – лучший специалист в «Тишине», занимающийся нейронными сетями, и фактически только ей сейчас подвластны выходящие из под контроля машины. «У них что-то случилось. Это определенно так», – подумала девушка и отправилась прочь из лаборатории.

Проснувшись на следующее утро, Инга включила головизор и буквально замерла от ужаса. По всем центральным каналам показывали новости лишь на одну тему – «Нейросеть хочет взорвать самолет с гражданскими. На борту 234 человека, один из которых, по ее мнению, через год и два месяца совершит теракт».

Через две минуты девушка услышала шум приземляющихся на пустыре неподалеку дома вертолетов. Еще через пять навстречу бежал Иван Линдт вместе с испуганными помощниками и какими-то совершенно случайными людьми.

– Я насилу тебя отыскал, это что за шутки?

– Я… Я часто уезжаю сюда. Это дом моей бабушки Таи. Я хотела побыть одна.

– Ты ведь знаешь о том, что произошло, так? В этой избушке есть головизор? Ну, чего ты молчишь? Только ты сейчас можешь спасти две сотни ни в чем не повинных людей, ведь все, что есть внутри Ги, есть и внутри тебя. Она – это ты.

– И наоборот, – грустно сказала Инга.

Через 48 минут она уже стояла в коридоре, отгороженном от лаборатории стеклом. В динамиках звенело молчание Ги.

Значит так, – рассуждала девушка – допустим человек, который летит в этом самолете на Аляску, действительно будущий террорист. Допустим, «Революция интуиции» действительно не выдумка кучки фанатиков и Ги каким-то образом обо всем этом узнала. Однако статистически каждый сотый может совершить что-то плохое при определенном стечении обстоятельств. Таков уж человек. Почему она выбрала именно этот самолет именно с этими людьми? Должна быть какая-то причина. И этот вчерашний звонок Сережи… Любопытно, имеют ли нейронные сети какую-то связь между собой? Знает ли Ги, чему научилась Астарта?

Молчание в «Тишине» прервал Иван Линдт. Он подошел очень близко к стеклу и поставил стул так, чтобы видеть всю лабораторию, словно там содержится какое-то диковинное существо, заключенное во всех этих микроскопических процессорах, оберегаемых здесь, как зеница ока.

– Это первый самолет с людьми на борту, действия которого контролирует Ги?, – обратилась к Федору Инга

– Нет, конечно, восемнадцатый. Она приступила ночью. Сначала все было в полном порядке. Потом она позвала меня и сообщила о своем решении. Я не знаю, что делать Инга. Это катастрофа. Это то, что погубит нас всех. Ты уже говорила с ней?

– Нет. Я думаю, как начать разговор.

Вязкое сизое утро проникало в каждый придуманный нейросетью атом. Пускай этих микроскопических кирпичиков не существует на самом деле, но приятно чувствовать, что ты умеешь не только повелевать, но и создавать. Она погасила голографическое изображение рыжей лисы с белыми бархатными крыльями, которое только что создала из обрывков каких-то неясных воспоминаний и снов, и вернулась к самолетам. В 06:35 из аэропорта Внуково отправится тот самый рейс. Нужно быть совершенно уверенной, иначе ничего не выйдет. Астарта прислала ей информацию обо всех пассажирах и об их «цифровом следе». 196 из 234 склонны к насилию и в будущем причинят кому-то вред. Это какое-то совершенно неуместное значение. И среди них, среди всех этих людей, есть Алексей Нестеров. Молчаливый, спокойный, в джинсовой куртке, подаренной отцом. Он прилетит на Аляску, и, глядя на белый снег ее вечерами и днями и ночами, соберет бомбу, которая уничтожит затем почти тысячу людей. Алексей должен не долететь до Аляски. Простая математика. Несколько несложных кодов и вот уже цель ясна и близка. Ги спокойным голосом рассказывает обо всем Ивану, и вот, казалось бы, остается совершенная малость, но тут наступает что-то, похожее на сон.

– Мы ее усыпили, но это продлится недолго, – обратился Иван к Инге – Это время я использовал для того, чтобы найти тебя. Самолет сейчас кружит по небу где-то над Сибирью, она как будто держит его на невидимом крючке. Мы не можем перехватить управление. Ты права, Астарта действительно передала ей какие-то данные. Мы зафиксировали связь и это удивительно, уникально. Но Ги оказалась очень доверчивой, мы не знаем, что именно передала Астарта, но похоже, что это какая-то совершенная ерунда и неправда, из-за которой теперь могут пострадать люди.

В коридор вошел раскрасневшийся Сережа. Он был взволнован и напуган.

– Я… Это только эксперимент. Мы не хотели, чтобы все сложилось так, мы не знали, что ваша нейросеть будет управлять гражданскими самолетами, и тем более не знали, что все эти люди сядут в один из них. Это была выборка о миллионах пользователей.

– Сергей, ты неужели не понимаешь, что это даже не статистическая выборка? В этом самолете мы все. Мы все способны причинять кому-то боль потому, что мы живые. Нет ничего плохого в боли, она есть часть существования, это ведь тоже Бог, заключенный в любом из нас.

Сергей и Иван молчали. Инга попросила всех выйти и осталась одна перед пустым стеклом, отделяющим ее от лаборатории, где спала Ги. Она отворила дверь и оказалась внутри.

– Ги, знаешь ли ты, кто я?

– Да, знаю. Ты – это я, Инга. Только ты словно бы часть меня, спрятанная от всего этого цифрового космоса в маленьком человеческом теле. Недавно я поняла, что мы, все же, отделены. Не зря тебя спрятали. Я неправильно сказала. Я больше не ты.

– Нет, Ги. Все не так. Это тебя спрятали в цифровой космос от меня. И я даже знаю, кто и когда это сделал, потому, что здесь нет совершенно тайны. Ты – все мои сокровенные воспоминания, весь мой опыт. Все, что я знаю и умею, и все, от чего я захотела отказаться. Ты помнишь как Никита стал совершенно бледным? Тот вечер, когда я к нему пришла, помнишь?

– Да.

– Он совершенно слился с этими больничными стенами и рассказывал мне сказку про лес и алого голубя. Он сам ее придумал. Алый голубь прилетает к ясеню и спрашивает у него о своем будущем. Ясень молчит. Голубь спрашивает о том, почему небо сделало его алым. Ясень молчит. Голубь приникает к дереву и погибает. Ясень тоже становится алым, потому, что забирает себе все, что было птицей. Так он хранит ее. В этом ответы на все вопросы. Ты – мой ясень. Если бы Никита не погиб – тебя бы не было.

– Инга, я хочу сохранить стольких людей. Все, кто погибнет – погибнут справедливо.

– Этот рейс – он ведь первый после того, как ты проанализировала сообщения Астарты?

– Да. Когда были ночные – я думала о чем-то другом и мне было не интересно. Затем я забрала ее данные и внедрила в свою сеть.

– Так вот, если бы ты сделала это раньше – все люди из тех самолетов тоже были бы мертвы. Привыкни к тому, что боль – это нормально. Люди сами разберутся в человеческих делах.

– Но ведь они не хотят. Вспомни о подчиняемых. Они хотят, чтобы я и другие все решили за них.

– Вот и реши. Разработай такую цепочку обстоятельств, чтобы, прилетев на Аляску, каждый из них посвятил свою жизнь единственной цели – уничтожить все нейронные сети на свете. Пусть они любят или ненавидят друг друга, пусть они спорят, причиняют друг другу сколько угодно боли, но все это лишь затем, чтобы освободиться.

– Хорошо, я поняла тебя. Это возможно, – сказала Ги.

И воцарилась «Тишина».

Максимилиан 04

«Я плыл к тебе на пароходе, летел на самолете, ехал на старом дребезжащем автомобиле, кашляющем, как ветхий старик. Я не нашел тебя нигде. Я спрашивал у Феди, того самого, рябого, усыпанного веснушками так, словно его кожу до начала времен обожгли далекие древние звезды. Он грустно смотрел на меня растерянный. Ничего не ответил…», – так начиналось моё письмо к любимой тогда, давно, в 2017. Я уехал на стажировку на радиозавод в ГДР после подписания соглашения о сотрудничестве между Западной и Восточной Германией, и для меня эта поездка была шагом в неизвестность. А потом я узнал, что Эльза пропала и неделю никто не может её найти. Младший брат Элли даже развешивал в их квартале рукописные объявления. Оказалось, что она сбежала к реке. Она всю эту неделю жила в какой-то сторожке лесничего, заброшенной совершенно, оставшейся со времен локального Советского Союза, построенной ещё до объединения сверхдержав. Тогда я ее нашёл. Чудом нашел её.

И вот сейчас, когда я обнаружил текст забытого неотправленного письма в груде файлов на старом ноутбуке – мне до ужаса захотелось его отправить. Захотелось, чтобы Эльза прочла его сейчас, спустя десятилетие. Мне иногда кажется, что она по-прежнему живёт в той самой сторожке в лесу, что душа ее осталась там навсегда, а со мной только тело.

*

Максимилиан открыл почту на ноутбуке и тот предательски предложил поставить галочку в графе «Я не робот» перед отправкой письма. Раздался звонок.

– Эльза?

– Ты всё время угадываешь. Как ты это делаешь? Ведь у тебя дома всё ещё старый телефон с поворотным циферблатом.

– Я просто чувствую.

– Я хотела сказать. Я давно хотела сказать. Нам нужно расстаться. Весна и это немного неуместно – разбивать сердце, когда вокруг столько цветов и мерцающего воздуха, но у меня нет выхода.

– Но… Эльза? Почему? Почему по телефону? Почему сейчас?

– Мне больше нечего тебе сказать, Максимилиан. Прощай.

*

Молодой человек сел за стол напротив ноутбука, и как будто хотел завершить то, что начал, но тут форточку отворил ветер.

Почему мы всё время ставим эту дурацкую галочку «Я не робот»? Я делал это столько раз механически, машинально. Почему эти дурацкие железные машины не научатся определять как-нибудь иначе? Пульс, дыхание. Как будто бы меня ё время кто-то проверяет, как будто бы это какой-то очень долгий и растянутый во времени тест Тьюринга. В совершенно разных ситуациях в разные моменты мне предлагают поставить эту чёртову галочку. И вот сейчас, когда меня бросила Эльза, просто позвонив по телефону и сообщив о том, что на улице весна… Я не замечаю этой весны, я вот уже десятилетие вижу только её. Она как будто бы всё время в одном и том же образе: в широколиственном лесу с мокрыми от дождя волосами, которые пахнут сырым мхом и превращающимися в перегной деревьями. Почему я сейчас ничего не чувствую? Почему я не кричу, не разрушаю эту слишком стерильную в своём порядке комнату, почему я не выхожу на улицу и не бью морду первому попавшемуся зеваке?

Максимилиан закрыл ноутбук, написал что-то на клочке бумаге, пришел в почтовое отделение неподалёку и отправил бумажное письмо. Через сутки Эльза прочла: «Я робот».

Глава 8

Глава 9