Колючка

На пьедестале покоится неглубокая чаша, до краев наполненная мерцающей водой. Я нерешительно гляжу в нее, памятуя о прошлой встрече со своим отражением. Но ничего странного в этот раз нет, в воде отражаюсь я.

Я сама. Воздух вырывается из груди, будто от удара под дых. На меня смотрит лицо, всю жизнь бывшее моим. Я не могу отвести взгляда, а образ меняется, мои черты расплываются, волосы темнеют до черных. На меня смотрят карие мужские глаза.

Мне становится дурно, будто от качки, когда я узнаю в мужчине того самого колдуна. Он хмурит брови, по лицу пробегают тени, и губы шевелятся, выговаривая мое имя: Алирра.

Я мотаю головой и хватаюсь пальцами за края каменного стола. Колдун подается ближе, в его чертах сквозит растерянность, и я снова вижу свое имя на его губах.

Нет. Я бросаюсь прочь от возвышения, путаюсь в собственных ногах, спешу к выходу. Проскочив сквозь него, падаю в удушливый мрак. В отчаянии тянусь в пустоту, чернильная тьма застилает глаза, заливается в рот. Пальцы, скрюченные в когти, вцепляются в край чего-то, я срываю с себя одеяло, в щели ставней сочится лунный свет, а в мою грудь наконец-то вновь льется сладкий ночной воздух.

Глава 8

На следующий день мы спускаемся с предгорий. Обширные долины тянутся, насколько хватает глаз, золотистые от совсем еще летнего зноя травы колышутся волнами. Я с облегчением отмечаю, что они вовсе не такие высокие, как мне снилось, а едва по колено лошадям.

Тут и там разбросаны деревеньки, окруженные полями пшеницы и кукурузы, более низкими островками с посадками овощей и маленькими фруктовыми садиками. Порой мы проезжаем мимо огромных лугов, кругом обнесенных изгородями, за которыми бродят кони. Здесь, рассказывает принцессе Мелькиор, устроены хозяйства, в которых разводят лучшие менайские породы лошадей.

После ужина в очередном трактире я снова иду на конюшни. Работники еще не вернулись с кухни, но снаружи караулит один из воинов. Когда я дохожу до загонов, белый тянет голову из стойла и толкает меня носом в плечо. Я упираюсь ногами, чтобы не упасть.

– Ты поразмыслила над своим будущим? – спрашивает конь негромко.

Пока я успела только понять, что не так уж и рвусь искать колдуна, – что, если он разглядит настоящую меня под чарами, как в этом сне? Я не хочу, чтобы он вынудил меня снова быть принцессой, но другого способа донести предостережение до принца нет.

Поэтому я отвечаю на вопрос белого собственным:

– Почему ты вообще решил, что мы можем что-нибудь сделать?

От его вздоха мимо ушей со свистом проносится воздух.

– Я не могу. Только ты можешь развеять заклятие Дамы.

– Я?

– Или наложить новые чары равной мощи, или уговорить ее снять изначальные.

Меня тянет смеяться. Одно невероятнее другого.

– Я вроде бы не колдунья, – отвечаю ему сухо.

– Тогда придется выяснить, чего она хотела добиться, заклиная тебя.

Ей нужен принц Кестрин – который пребывал во власти безымянной хвори, когда встретившие нас лорды видели его последний раз.

– Может быть, уже добилась, – бормочу я.

Впрочем, если бы она получила желаемое, то не стала бы менять нас с Валкой местами.

– Вы встречались и раньше, – отмечает белый.

– Да.

Он ждет, повернув ко мне уши.

– Ей нужен принц, – сознаюсь я.

Слова гулко и тяжело повисают в воздухе между нами. Продолжать совершенно не хочется.

– Она приходила ко мне дважды. На второй раз сама все сказала: ей нужен принц Кестрин.

– И самозванка поможет ей заполучить его, – тихо договаривает конь. – А ты будешь стоять и смотреть?

– Нет… нет, не буду. – Я мотаю головой и сжимаю руки. – Я предупрежу его. А потом уеду из дворца. Мне не обязательно быть принцессой. Только вот…

Я растерянно затихаю. Некоторые кусочки мозаики никак не сходятся.

– Что?

– Дама невероятно сильна. Не могу понять, зачем ей понадобилась… – Я сглатываю подступающее давление цепочки и ищу более расплывчатые слова: – Зачем мы вообще нужны ей, чтобы… чтобы добраться до принца.

Жеребец задумчиво склоняет голову.

– Считаешь, она способна одолеть его?

– Думаю, да.

Колдуна она сразила с легкостью. До сих пор я могу лишь надеяться, что он вообще пережил схватку. Тем более невероятно, что с ней справится не обученный колдовству принц.

– Значит, она неспроста ведет игру без грубой силы. Вероятно, хочет, чтобы он сам сдался, покорился ей. Если она подчинит его волю, то получит над принцем нерушимую власть.

Я отвожу глаза. Для этого Даме нужна приманка, тот, ради кого принц согласится отдать себя. Вот почему Семья выбрала меня – принцессу, о смерти которой никто не станет горевать. Я закрываю глаза, но не могу спрятаться от очевидной правды. Принц осознанно готовится, когда придет время, откупиться невестой вместо себя. Только теперь он предаст Валку, которая собирается отплатить ему тем же.

– Принцесса? – выжидающе спрашивает белый.

Я открываю глаза и сглатываю болезненный ком в горле.

– Я предостерегу его, – говорю, потому что должна. Потому что пока у меня о принце есть только догадки – ни одной хорошей, но и ни одной проверенной.

Белый вздыхает. Я опираюсь на дверцу стойла и пробегаю взглядом по очертаниям его шеи и спины. Прекрасное создание, сильное и благородное, но во всех его движениях сквозит неуловимая усталость. Не могу я до конца уловить и причин, по которым он променял свободу на привязь и разговоры со мной, даже будь я и в самом деле надеждой человечества.

Я прерываю молчание:

– Скажешь мне свое имя?

Он пристально смотрит на меня и тихонько фыркает:

– Фалада.

Снаружи слышатся негромкие шаги. Конь утыкается носом в сено. Почти сразу в дверях появляется один из конюхов и кланяется, увидев меня:

– Вам помочь, миледи?

Я качаю головой, про себя радуясь, что он знает мой язык.

– Нет, благодарю.

Конюх принимается за работу, а я возвращаюсь в дом на ночлег.

Следующий день начинается как все прежние. Ничто не предвещает беды, пока уже поздним утром я не замечаю самодовольную улыбку Валки, выходящей размять ноги во время остановки.

– Приготовьте мою лошадь, – приказывает она командиру Саркору. – Мне надоела карета.

– Ваше Высочество, – вежливо отвечает Саркор и уходит вдоль дороги к концу каравана, где привязан у повозки с едой белый жеребец. Я тайком наблюдаю.

– Не желаете присоединиться, милорды? – Валка с сияющей улыбкой обращается к нашим спутникам.

– С удовольствием, – говорит Мелькиор. За лошадьми для лордов тут же отсылают другого солдата. Я чувствую короткий взгляд Филадона, но четвертой лошади для меня все равно нет. Была бы – я бы давно предпочла путешествовать верхом, а не в обществе Валки.

Я отхожу от них в сторонку и смотрю, как конюхи достают подходящие седла из телеги. Дэйрилин не дал дочери в дорогу собственную лошадь. Отказал в просьбе? Или она отказалась сама, уже надеясь занять мое место и понимая, как мне будет не хватать прогулок верхом? Так мелочно отыграться за прошлое вполне в ее духе.

Только у нее самой теперь конь, на котором не прокатишься. И ничем хорошим это не кончится.

Я вижу, как конюх подходит к белому и накидывает тому на спину подседельную попону. Фалада всхрапывает и пятится, яростно вертит головой и скалит зубы. Конюх с воплем отшатывается, жеребец в ответ встает на дыбы, попона слетает с его спины, как скорлупка, вся телега ходит ходуном из-за туго натянутой привязи.

– Тише! – кричу я и бегу в их сторону. Солдаты обступают Фаладу кольцом, но держатся на расстоянии. Белый храпит и тянет привязь, на его шее бугрятся мышцы.

– Тише, – снова говорю я, вклиниваясь между двумя солдатами, чтобы подойти к коню.

– Верия… леди, назад! – приказывает Саркор.

Я тяну руку к жеребцу, надеясь, что он услышит.

– Тише, – повторяю вновь.

Он опускается и смотрит на меня.

– Успокойся.

Фалада стоит не шевелясь.

– Никто не будет ездить на тебе, – говорю я ему.

Конь прядает ушами в сторону уже идущего к нам Саркора. Сделав два торопливых шага, подается вперед и утыкает нос в мою ладонь.

– Ну-ну, – бормочу я, гладя его по щеке второй рукой.

Саркор крепко берет меня за локоть и тянет прочь.

– Он просто испугался, – говорю я, пытаясь высвободиться из цепкой хватки.

– Именно, – отвечает Саркор. – Потому я и приказал отойти.

– Не надо надевать на него седло.

Я позволяю Саркору вывести меня из круга, потому что он вцепился почти как брат и так же не будет слушать возражений. Но ведь не ударит?

– Не наденут, – говорит он и выдает своим людям целый шквал команд на менайском.

Не все удается понять, но «принцесса» и «коня» и «позже» звучат ясно.

Я оглядываюсь через плечо. Люди обходят белого стороной и разбредаются по делам.

Саркор ведет меня прочь от дороги. Юбки цепляют траву и тянут меня назад, пока он тащит вперед. Наконец он останавливается, и я благодарно выдыхаю. Отряд уже довольно далеко, никто ничего не услышит. Оттуда по-прежнему отлично нас видно, но я не знаю, чего ждать от Саркора, так что это не успокаивает. Он сжимает мою руку непреклонно и крепко, но не больно. Пока.

– Что за дурость, – бросает он, резко оборачиваясь ко мне. Отпускает мой локоть и упирается в бока кулаками. – Вы что творите?

– Он бы меня не тронул.

– Вы знаете об этом коне еще меньше, чем принцесса, – отрезает Саркор. – Он взбесился, а вы подошли к нему. Наплевав на приказ.

Приказ, отданный сразу на двух языках в порыве остановить меня. Он испугался, а теперь только сильнее из-за этого злится.

– Я не хотела…

– Не лгите мне! – рычит он.

Я застываю, уткнувшись взглядом в его грудь на расстоянии двух ладоней от себя. Ужасно хочу, чтобы он отошел. Но не смею шелохнуться.

– Вы меня услышали и сделали по-своему. Пострадай вы там – виновным был бы я.

– Простите, – шепчу я тихо.

– Пока вы едете со мной, вы подчиняетесь мне. Это понятно?

– Да.

– Я поклялся доставить в Таринон принцессу и ее спутников невредимыми. Подвергнете опасности вашу леди или кого-то из моих людей еще раз – и я позабочусь, чтобы обо всем узнал король. И ему это не понравится.

– Простите, – повторяю я неровным голосом. – Я не хотела никому навредить. Но…

– Но? – отзывается он настороженным эхом.

Я не смотрю на него.

– Белый… Ей нельзя на нем ездить. Ни сейчас, ни позже.

Недолгое молчание.

– Объезжать жеребцов рискованно, но не вижу причин принцессе с ним не сладить.

Я качаю головой. Может, он слышал о том, что я часто выезжала верхом, но Валка и вполовину не настолько умелая наездница, да и Фалада не позволит даже оседлать себя.

Саркор долго вглядывается в меня.

– Что вам известно?

Я осторожно вдыхаю. Он умен, и он знает, что Валка – Валка, которой я притворяюсь, – почти не подходила к белому.

– Коня подарил ей брат, – говорю я. – Вручил прямо перед отбытием, на замену ее собственному.

Саркор смотрит мимо меня на вереницу лошадей и повозок.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы сами видели, каков их принц.

– Видел?

Да, Валка не может такого знать – никто, кроме меня и брата, не знает, что Саркор вступился за принцессу в коридоре.

На короткий миг я тону в неверных ответах. Найдя нужный, произношу его, будто наконец глотнув воздуха:

– Две недели назад вы приставили к принцессе квадры стражников.

– И вы полагаете, что знаете причину?

Я, не подумав, поднимаю взгляд. От недовольства мелкие морщинки на лице Саркора стали глубокими.

– Н‐нет, – запинаюсь я. – Нет. Но… но вы наверняка догадались… что брат обижал ее. И это тоже могло быть насмешкой – подарить ей коня, которого невозможно объездить.

Особенно для пути в Менайю, страну прославленных наездников.

Саркор понимает. Я вижу, как он стискивает зубы, как бросает короткий тревожный взгляд на белого жеребца. Но он ни за что не признает такое вслух. Долг обязывает его защищать ото всех честь моей семьи, несмотря на то, каков братец на самом деле. Командир смотрит на меня сверху вниз, лицо его будто высечено из камня. В наклоне плеч ясно читается угроза.

– Мы бесконечно уважаем семью принцессы Алирры. – В голосе сквозит нехорошая мягкость. – Помните об этом.

Я порывисто киваю.

– Услышу, что вы распускаете такие слухи, здесь или во дворце, – будьте уверены, что Семья быстро узнает, откуда они.

Я снова киваю и опускаю взгляд на траву.

– Надеюсь, у нас больше не будет поводов для беседы, – отрезает Саркор. Больше всего это похоже на приказ. Я опять киваю, но он уже размашисто шагает к дороге. Я жду, пока пройдет дрожь в руках, прежде чем идти следом.

* * *

– И как ты догадалась взять такую лошадь? – возмущается Валка тем же вечером, когда мы готовимся ко сну. Это ее первые слова, добровольно сказанные мне за все время наедине. – Совершенно никчемная! Прикажу сдать ее живодеру.

Я цепенею и отбиваюсь от волны страха. Нельзя показывать, что мне есть дело. Выдавливаю короткий смешок.

– Это подарок от брата. Так что не удивляйся, что на ней нельзя ездить.

Она смотрит на меня, и уголок ее губ трогает кривая ухмылка. С Валкой брат никогда не обходился жестоко, так что это кажется ей забавным.

– Вот как?

Мне может не представиться другого случая вступиться за жизнь белого. Я осторожно киваю, глядя на Валку.

– Теперь он твой брат, так что лучше остерегайся его игр. Сдашь лошадь на убой – и он победит. Выставит тебя невеждой, погубившей превосходное племенное животное. Потом еще и лично что-нибудь устроит, когда приедет на свадьбу. Уничтожит тебя в глазах всего двора. А если сделаешь вид, что тебе все равно, – сможешь досадить ему и победишь сама.

Валка хмурится:

– Предлагаешь слушать твои советы?

Кажется, перестаралась.

– Делай как тебе угодно, – бросаю я и отворачиваюсь.

Валка не отвечает, хотя я чувствую на себе сердитый взгляд. Остается только надеяться, что она хоть немного подумает о моих словах.

Ездить верхом она больше не стремится. И Филадон, и Мелькиор пытаются отдать ей своих коней. Она отвергает их предложения с горящими гневом глазами, злясь на то, что теперь ее жалеют. Если бы я не тревожилась о будущем белого, то позабавилась бы тем, как аукнулась выходка братца: предложение Мелькиора приправлено широкими улыбками и снисхождением к бедной девочке, которой даже не смогли дать достойного скакуна.

А вот Филадон меня удивляет. Предлагая Валке коня, он не выказывает никакой надменности и осуждения, и даже со мной ведет себя так же. В самом деле, каждый раз, когда мы почему-то ненадолго остаемся вдвоем – ожидая отъезда на постоялых двориках или приходя на завтрак раньше других, – он по-доброму беседует со мной.

Не расспрашивает о принцессе, о наших отношениях, не дает ни малейшего повода решить, что у его дружелюбия есть некая цель. Но и не окатывает безразличием, как Мелькиор. Даже в присутствии принцессы всегда находит для меня улыбку, передает еду и напитки раньше, чем я попрошу. Валке не раз приходится прикусывать язык, ведь нельзя же выговаривать лорду за эти маленькие знаки расположения, когда он ничем ее не обидел. Интересно, не потому ли Филадона и выбрали встречать принцессу, что он такой сердечный человек.

Может быть, он даже поможет мне отыскать новое место. Или хотя бы поддержит своими добрыми жестами в эти первые недели при дворе и при Валке, пока я буду разбираться, какого будущего вообще желаю. Потому что, несмотря на долгие часы молчания в карете и в спальнях одинокими вечерами, когда я пыталась придумать себе работу и жизнь по душе и силам, я придумала не так уж много.

И сейчас, когда город короля из пятнышка на горизонте превращается в рассекающие равнину огромные стены, у меня по-прежнему нет плана лучше, чем самый первый. Сидя напротив Валки, я смотрю, как мы въезжаем в тяжелые ворота и в новый мир. Весь стольный Таринон втиснут в эти стены, вытянут вверх многими этажами зданий из желтого камня. Люди заполоняют улицы, стекаются в переулки, свешиваются из окон, чтобы увидеть, как мы едем. Дети расселись по крышам домов пониже, босые и смешливые. Меня завораживают размеры города, высота построек, богатые наряды, тут и там мелькающие в толпе простых людей. И все эти горожане собрались здесь, чтобы увидеть меня – или ту, кем я была недавно. Глядя на них, я отчаянно благодарю судьбу за избавление от жизни рядом с королем, что с легкостью правит столь многим.

У ворот дворца толпа резко заканчивается. Мы с перестуком катимся по великолепному двору, подковы лошадей звенят о брусчатку. Когда карета замедляется, Валка встает и шагает к дверцам одновременно с подошедшим открыть их лакеем. Я смотрю наружу и ищу в толпе дворян человека, с которым должна была обручиться, того, кого теперь нужно предостеречь. Вот она, жизнь, с которой я прощаюсь навсегда. Вот она, судьба, которую я не обязана принимать.

Валка выходит наружу, едва распахиваются двери, нетерпение сквозит в каждом ее шаге.

– Ваше Величество, принцесса Алирра ка Розен, – возглашает Мелькиор, сам только мгновением раньше спрыгнувший с коня. Ближайшие к королю придворные расступаются, открывая моему взору молодого мужчину чуть позади него.

Дыхание застывает в груди. Я уже знаю человека, стоящего рядом с королем, я видела их принца раньше. Такой же рослый, как отец, с теми же черными волосами, что у всего их народа, только вместо резких ястребиных черт короля – высокие, немного женственные скулы. И снова сходство – тот же резко очерченный подбородок, тот же ореол врожденного величия.

– Алирра, позвольте представить моего сына, принца Кестрина, – говорит король, и колдун из моей спальни кланяется в ответ на реверанс Валки.

Я вцепляюсь в раму окошка, будто бросая якорь в неистовой качке, будто это может удержать меня от падения в опасно накренившемся мире. Колдун и есть принц Кестрин.

Валка застенчиво отводит от него взгляд. Принц держится принужденно, словно все еще сопротивляется хвори и боится хоть на миг выказать слабость. Он пробегает глазами по карете, скользит взглядом по мне, словно я не примечательнее тени на стене, и снова смотрит на Валку. Не знаю, видит ли он странность в ее поведении – наигранное смущение вместо растерянности от того, что они уже встречались раньше.

Мне отчаянно хочется подойти, сказать принцу: не доверяй ей. Он приходил предостеречь меня, и, будь он хоть принц, хоть колдун, теперь я должна предостеречь его. Обязана. Но слова еще только рождаются в сознании, а цепочка Дамы уже сдавливает шею.

Мысли путаются, дышать становится тяжело, и я просто смотрю, как принц берет подошедшую Валку под руку. Надо выйти сейчас же, пойти с ними, пока меня не бросили позади и не забыли. Но мои пальцы никак не могут отпустить раму окна, а я не могу заставить себя шевелиться.

Принц ведет свою даму к огромным дверям с замысловатой резьбой и искусной мозаикой из бронзы. Я в онемении разглядываю их, вспоминая парадные двери нашего дома с их железной отделкой и сине-белой раскраской. Здесь они показались бы деталькой игрушечного домика, маленькой и до смешного простой.

По кивку короля двери приветственно распахиваются. Но он не заходит, а встает на пороге и смотрит назад. Мелькиор и Филадон отступают на шаг, чтобы не мешать своему повелителю, то же самое делают остальные лорды. Взор короля, холодный и бесстрастный, через весь двор падает на меня. Он знал, что я здесь, что спутники уходят без меня, и решил подыграть, а потом остановить их. Кивнув в мою сторону, он говорит что-то Валке, стоящей рядом с принцем.

Я заставляю себя разжать пальцы, поднимаюсь и иду к двери; ноги подгибаются, будто я успела постареть с нашего прибытия. Спускаясь из кареты, я вижу самодовольную улыбку Валки, тонкую, режущую по живому. Слишком поздно догонять их, поздно хвататься за потерянное положение. Она уже оставила меня позади. Этого достаточно, чтобы новый двор понял – мне не место при ней. Я и в самом деле глупая и бестолковая, как считала мать, и совершенно не представляю, чем за это поплачусь.

Валка говорит что-то королю, пренебрежительно взмахнув рукой, и они скрываются во дворце.

Я остаюсь тонуть в море звуков и движения. Слышу, как стучат копыта лошадей, которых кто-то уводит. Приветственные оклики солдат через весь двор, суетливый топот слуг, шаги еще не попавших внутрь дворян. Кругом гомон, смех, крики, ругань, и все до последнего слова на менайском. И единственный человек, которого я представляла союзником, человек, с которым у нас теперь общий враг, оказался моим суженым.

Я обхватываю плечи руками. Позволив себе промедлить, позволив им бросить и забыть меня, я потеряла все надежды на место при дворе, и некому помочь мне отыскать это место хоть где-то еще. Кажется, будто в любое мгновение я могу рассыпаться на кусочки, будто душа вот-вот расколется под натиском осознания случившегося.

– Леди? – Рядом стоит невысокий, строгого вида человек. Я поворачиваюсь к нему с отчаянием утопающего. Он смотрит с сомнением. – Идите за мной.

У него низкий голос и такой сильный акцент, что я едва разбираю слова, но это все-таки мой язык. Я вглядываюсь в гладко выбритое лицо, в колючие темные глаза под густыми бровями. Волосы у него острижены, а не забраны, как у солдат. Я иду за ним через двор к боковому входу и дальше из коридора в коридор. Иду слепо, не глядя по сторонам. Наконец мой провожатый открывает одну из дверей и жестом указывает внутрь.

Я вхожу в маленькую спаленку. Дверь за спиной тут же закрывается. В тишине тают удаляющиеся шаги. Немного постояв, я иду к маленькому креслу у окна и сажусь. Разглаживаю на коленях юбки, аккуратно складываю руки. Я знаю, что здесь позаботятся о Фаладе, что мои сундуки не пропадут, что единственный, кто теперь, возможно, действительно пропал, – это принц, но о нем я думать не буду.

Глава 9

Вечер собирается в уголках двора под окном, мягкие синие тени расправляют крылья над вымощенным мозаикой полом. Один этот дворик, весь устеленный узорами из переплетенных соцветий и кругов, скрытый в недрах дворца и всеми забытый, ясно дает мне понять, насколько важно королю было отыскать принцессу, которую никто не станет оплакивать, пади она жертвой Дамы. Иначе почему он не уехал в то же мгновение, как увидел наш грубый брусчатый двор? Мы им не ровня, моя семья – кучка простолюдинов в сравнении с обитателями такого роскошного дворца.

Оцепенение уже проходит, как обычно оставляя меня наедине с отчаянным страхом, которого я не хочу замечать. Я утратила место при дворе раньше, чем получила его, вместе с ним утратив и всякую возможность отыскать пути к новой жизни. Если Валка меня прогонит, куда я пойду? Не зная города, почти не понимая языка, не смея надеяться на Филадона, который, хоть и был добр ко мне, едва ли поможет теперь, когда я в очевидной немилости. Но много сильнее, чем о собственной судьбе, я тревожусь о невозможности предупредить колдуна, что Валки нужно опасаться, – колдуна, оказавшегося моим суженым. Рассказав что-то принцу Кестрину теперь, я могу случайно выдать свою настоящую личность, но просто отойти в сторонку и позволить Валке предать его все равно невозможно.

Из коридора стучат: уверенное «тук-тук-тук» врывается в мои раздумья. Я поворачиваюсь на звук и окидываю взглядом уже позабытую обстановку сумеречной спальни. Стук раздается снова. Я встаю, иду к двери и нерешительно открываю.

В ярко освещенном коридоре стоит командир Саркор, при нем только Матсин эн Корто. Саркор коротко кланяется, взгляд его строг, губы сжаты. За хмурым выражением проступают сила и ясный ум. Я неожиданно остро жалею, что разозлила его в день, когда Валка пожелала прокатиться на белом. Не ослушайся я тогда – могла бы сейчас поговорить с ним, спросить, что произошло, пока я сидела одна в комнате.

– Леди, вашего присутствия просит король.

Я киваю и иду за ними. Валка отвергла меня бесповоротно и едва ли захочет видеть. Даже не представить, отчего король озаботился моей персоной. Нужно быть осмотрительной, чтобы он не решил, будто я чем-то могу угрожать принцессе.

Наш путь через дворец ярко освещен развешенными по стенам светильниками. Первые же коридоры поражают меня богатством – деревянными полами, полосами мозаики по стенам, но дальше все становится еще роскошнее, изысканнее, с деревянными украшениями и резьбой, с мозаичными узорами от уровня плеч и до самых потолков. Слышится тихий говор множества людей, отдаленный смех, плывущая откуда-то музыка. Вместо ламп появляются световые камни, ровно и мягко сияющие волшебным золотым свечением. Дома было только четыре таких, и все поместили в комнату гостившего короля. Впрочем, раз мать вызывала к себе колдуна, он мог зачаровать для нее еще несколько.