Полная версия
Ч. С.В.
Легенда о ЛьдеГраде
Глава 1. "Холодное добро"
Мы обращаемся ко тьме лишь тогда, когда свет не вызывает доверия.
Ч.С.В.
Разукрашенная синими цветочками печь топила на славу маленькую, но уютную избушку. Единственное окно дрожало от пурги. Когда она затихала, то хлопья снега лениво опускались на подоконник. Серебристые ветви дерева скребли стекло, но только что проснувшаяся девочка даже не дрогнула. Как же удобно наблюдать за капризами зимы из теплой кровати под пуховым одеялом!
Кошка пепельного цвета громко мяукнула и навострила ушки. Скрипнула деревянная дверь и отворилась. С улицы тянулся морозец. Сначала в открытом проеме показалась пышная елка, а потом и красивая молодая девушка в красной шубке. Тяжело дыша, она поставила «лесную красавицу» на пол. Падающие иголки застучали по мягкому ковру.
– Ну, сколько можно спать? – окинула вошедшая в избу мягким взглядом девочку в кровати. – Синеока, так и до весны проспишь, а праздника не увидишь. Одевайся и сходи за водой.
Дочь потянулась и зевнула. Ее голубые глаза задержались на связке мандаринов, свисающих с бревенчатого потолка.
– Встаю, мам!
Девушка сняла красный платок и поправила копну взъерошенных каштановых волос. Остатки снега сбила с плеч. Сняла сапоги и шубку; осталась в синем сарафане. Подошла к выщербленному столу и взяла круглое расписное зеркало. В меру длинный нос, пухлые губы, налитые кровью щеки, бездонные голубые глаза, тонкие брови и осиная талия – сама русская красота!
Синеока нехотя поднялась с кровати и пошаркала ногами в поисках тапочек. Мама поставила новенький самовар на на всеобщее обозрение.
– Ходила на базар в Омутград. Сегодня получила. Наш сосед любезно согласился привезти, чтобы я не таскала тяжести. Так он сказал, – усмехнулась хозяйка.
Синеока натянула поверх синей пижамы вязаный свитер с северными оленями. Она хромала на одну ногу. Хмурое лицо, курносая, с тонкими губами и большим лбом – полная противоположность своей матери-красавицы. Только голубые глаза унаследовала и их глубину.
– Ты так и не нашла тапочки?
– Муся опять стащила, – запричитала девочка. – Вечно она их по дому разбрасывает…
– Я найду, а ты сходи за водой. Чай попьем с пирожками.
Синеока надела валенки и сиреневую шубу с кроличьим мехом на воротнике.
Ведро стояло в сенях, поэтому его пришлось нести в руках за холодную ручку. Дверь открылась, а ветер сильно пробирал сквозь пижамные штаны. Девочка пожалела, что не взяла с собой варежек.
Колодец одиноко стоял во дворе. Маленький забор не скрывал Синеоку от посторонних глаз. Запряженные в лошади повозки часто проезжали по главной дороге. Граждане замечали хромающую девочку из-за ее нелепой походки. Некоторые смеялись и показывали пальцем. Та уже привыкла к такому, но чувствовала, как стыд жег ей лицо – этот смех колол больнее ударов.
Ведро, прикрепленное к цепи, с грохотом плюхнулось на дно колодца. Синеока надавила на рычаг и с усилием крутила его, пока злосчастное ведро снова не появилось, наполненное кристально-чистой водой, которую девочка сразу перелила в то, которое взяла из дома.
Теперь осталось поднять десять литров и не расплескать, ведь «медвежья» походка сильно мешала.
Дома мама уже наряжала елку игрушками: красные стеклянные шары и синие снежинки создавали восхитительный и праздничный наряд.
Синеока поставила ведро, едва переступив порог, и скинула с себя тяжелые валенки. Бирюзовые мягкие тапочки услужливо ждали свою хозяйку у двери.
Теперь дерево выглядело волшебно. «Вишенкой на торте» стали разноцветные ленты.
Самовар на славу дымился, словно приглашал к столу. Шоколадные конфеты в пестрой бумаге, малиновое варенье и пирожки с мясом – «чаепитие» обещало стать вкусным и сытным.
Мама первая уселась за стол и позвала Синеоку, скучающую около окна. В воздухе витали приятные ароматы, но весь тот смех посторонних до сих пор эхом звучал в ее голове. Окружающий мир не вызывал радости.
Люди злы! От них нужно держаться подальше! Никогда она не будет счастлива, ведь они не примут в свои ряды.
– Синеока! – вторила мама. – Иди пить чай. Сегодня можешь пойти погулять. Метель закончилась…
Дочь села за стол, но не притронулась к чашке горячего напитка. Каждая минута неловкого молчания заставила девушку обратить на это внимание.
– У тебя все хорошо? – осторожно спросила она. – Ты какая-то не такая…
Синеока тяжело вздохнула:
– Я твой хомут? Просто я мешаю тебе жить. Почему ты не сдала меня в приют?
– В приют? Что ты такое говоришь?
Теперь и для нее перестал существовать чай.
– Просто я вижу, что мне не место с тобой, – наконец высказала Синеока, что копилось много времени и вырвалось наружу. – Они ржут над тем, что я не в состоянии изменить… Я уродина! Меня надо отдать в приют или на съедение волкам…
Лицо мамы изменилось. Ее голубые глаза засверкали в свете свечей.
– Теперь послушай меня внимательно, дорогуша. Раз и навсегда закроем эту тему после разговора. Ты не хомут, а моя ответственность. Я люблю тебя! Люди, что смеются над твоими особенностями – это душевные калеки. Им должно быть стыдно, а не тебе! Глумиться над этим грешно, а в них нет ничего святого. Ты родилась, и я поняла: моя ответственность – дать тебе самое лучшее в жизни. Ты доверяешь этим идиотам, а не мне?
– Тебе легко говорить, ведь ты красавица!
– Ты не права. Она только мешает. Я не могу найти того, кто будет со мной честен…
– Нет! Они узнают, что ты родила уродину, и сразу убегают…
– Повторяю тебе, что ты не мой крест, а моя ответственность. Я тебя никому не отдам. Никогда. Помни, что человеку хорошо там, где его ждут и любят. Для меня ты самое главное чудо жизни. Твой отец…
– Ушел от нас…
– Настанет время, и ты все поймешь, Синеока. Мир не делится на хороших и плохих. Ты должна стать примером для многих. Не все встречают по одежке. Найти друзей в этом мире можно. Ты судишь всех по нескольким невеждам…
Муся прыгнула на колени Синеоки и распушила хвост. Она замурлыкала, принимая девочку за хозяйку, и не обращала внимания на ее недостатки. Синеока погладила своего благодарного питомца и заметила, что под столом лежит новогодняя железная коробка с ручкой. На ней изображена русская тройка, стоящая рядом с нарядной елкой. По углам праздничного предмета нарисованы красивые синие узоры, которые хорошо вписываются в снежный фон.
***
– Вечно ты в облаках, дрянная девчонка! – истерически вскрикнул возмущенный голос.
Синеока только сейчас оторвалась от воспоминаний прошлогодней давности. Перед ней возникла тучная женщина с сальными волосами. Во рту не было передних зубов, поэтому при разговоре она издавала свист, а нос-картошкой постоянно шмыгал. Выпученные серые глаза таращились на девочку, словно та уже провинилась. Она вытирала мокрые ручищи о грязный сарафан.
– Иди жрать! Мне что, за тобой бегать? Иди уже!
– Хорошо, – кивнула Синеока и отошла от пыльного окна. Обшарпанная комната со множеством неубранных кроватей и маленьких сундучков в изголовье говорила, что здесь живут дети-сироты.
Приют находился в Омут-граде, почти в самом центре городка. Два этажа серости – это название больше подходило для этого здания. Детство сгущалось только негативными красками словно, тюрьма для невиновных.
Мебель этого дома – убранство, созданное для порядка, удручало. Даже разрисованные разноцветными мелками стены походили на насмешку над добром. Синеока называла приют просто: «Холодное добро» – шутка над вывеской из облупившихся букв около входа: «Золотое детство».
Здесь все ходили в несвежих серых пижамах, а выход на улицу в холодную погоду походил на тихий ужас: верхнюю одежду носили поочередно. Вчера девочка пошла в пропахшей пóтом шубе на два размера больше. Хорошо, что обувь (валенки) выдавались раз в год, и то благодаря меценату.
Синеока спустилась по скрипучей лестнице с выпирающими гвоздями (каждый ребенок знал, где эти «ловушки», ведь об шляпки можно было зацепиться) и попала прямиком в большую кухню. В камине булькала странная смесь из супового набора и овсяной каши. Каждый день этот запах вызывал тошноту, ведь оно пахнет ужасно, а на вкус – клейкая жижа с кусками из жира и ошметок свиной кожи.
Дюжина девочек и пятнадцать мальчиков в одинаковой одежде сидели за столом, держа в руках облупленные ложки. Тарелки свалены в кучу около камина, а стаканы с кипятком уже лежали на большом исцарапанном подносе.
Синеока проследовала к своему месту около двери, откуда дул пронизывающий сквозняк. Вечно воспитанники боролись за хорошие места у огня, поэтому драки здесь происходили постоянно. Девочка старалась подождать, пока стихнет борьба. Она прекрасно понимала, что не выиграет схватку, а лишний раз злить Гневану и ее подругу Далину не хотелось.
Наконец тяжелые шаги тетки взбудоражили воспитанников. Они принялись орать и стучать ложками по столу.
– Рты закрыли! – вскрикнула женщина, обводя всех своим фирменным выпученным взглядом. Все смолкли, лишь чан продолжил варить «еду». – Передавайте дальше…
Она взяла большой черпак и выудила оттуда куски мяса. Щедро налила кашу в две тарелки и улыбнулась двум девочкам, которые жадно смотрели на свой скудный завтрак.
– Это, милочки, вам, – с напускным материнским чувством проворковала воспитательница.
Все знали, кому предлагалась самая сытная порция. Полная девочка с янтарными глазами и кривыми зубами, мышиного цвета волосами и кривым носом, нахмурила свои пышные брови; Гневана собственной персоной приняла похлебку и угодливо улыбнулась:
– Спасибо, тетя Боянка!
– Не за что, моя дорогая. Теперь и Далине положены такие подарки!
Худощавая девочка с грубыми чертами лица и карими глазами расплылась в улыбке. Она быстро собрала русые волосы в пучок сзади. Каша с мясом через несколько рук оказалась и у нее. Подруги насмешливо переглянулись, прежде чем приступить к трапезе. Остальные тоже получили свои порции.
Как только тарелка оказалась у Синеоки, то «соседи» своими ложками сразу вычерпали большую часть. Она уже привыкла к этому, ведь всеми тут заправляла Гневана. Каждый день из трех приемов пищи у нее забирали только одно блюдо в день – так она не умирала с голоду.
Боянка отправилась к себе в комнату, а Далина этим воспользовалась.
– Синотка – инвалидка и идиотка!
Гогот разразился на всю кухню. Многие ржали, а другие выдавливали из себя смех. При этом обидчица специально смотрела на Синеоку, говоря тем самым: «Попробуй только рот открыть, и тебя здесь забьют».
– Что вы, что вы! Она до сих пор ждет свою маму, – глумливо продолжала та. – Но твоя мамка окочурилась в Згой-лесу. Ее тело съели волки. То-то у них был пир на весь мир!
В этот момент руку подняла Гневана. Эффект наступил сразу: все обратили на нее свой взор.
– Скажи мне, Синеока, твоя мамочка понимала, что родила уродца, калеку? Она, наверное, тебе врала, когда говорила, что любит. Столько жалости… Ты думаешь, что здесь всем нужна? Ты просто обезьянка, хромая и тупая.
Смех заставил Синеоку вздрогнуть. А когда в нее полетели ложки, то она закрыла голову руками.
«Только не плакать, только не плакать», – думала она про себя, ведь за это давали наказание: «поставят на горох».
Стук в дверь угомонил воспитанников. Вышла Боянка с мешком. Запах копченостей смог перебить ароматы завтрака.
– Поели? Все по комнатам! – рявкнула она. – Гневана, пусть твои одеваются на улицу… Приду – проверю.
– Хорошо, тетя Боянка.
Синеока проследовала к себе в комнату. Там она легла на кровать и уставилась в потолок. Обидные слова уже не задевали, но она была зла на маму: оставить ребенка в этом аду. Хотя разум твердил девочке, что мама не виновата, раз пропала в том злосчастном лесу.
Сбежать Синеока не может. Ведь чтобы попасть в другой город, нужно проехать много километров, а сам Омут-град окружен лесами. Звери с радостью полакомятся слабой девочкой. Еще в декабре приходят сильные морозы. Просто так еду в приюте не дают. За нее нужно просить мелочь на улице. К слову…
– Ты идешь с нами! – скомандовала Гневана и пнула ногой кровать Синеоки. – Одевай шубу и бегом к нам. Не проси меня бить тебя. Ты идешь с нами и точка!
Девочка поняла, что ее отправляют попрошайничать деньги. Именно деньги, а не еду. Гневана в сговоре с Боянкой, вот и получает все «лавры».
Через несколько минут Синеока оказалась на улице вместе с другими «трудягами». Одетая в рванье (тряпки – больше подходит) она заняла свое место.
Снегопад только набирал свою силу. Дома Омутграда походили на новогодние открытки. Повсюду слышался несмолкаемый галдеж, топот копыт, кричали зазывалы в магазин подарков. Скученность старинных лавок со стеклянными витринами, где хранились просто горы сладостей, разнообразного мяса, помогали ориентироваться покупателям. Детские игрушки так и манили своим видом. Просто протяни руку, если бы не стекло.
– Расходимся! – приказала Гневана. – Далина, ты следи за инвалидкой. Уродина может выкинуть что-то. – Она повернулась к Синеоке. – Теперь не хочу слышать твоих оправданий. Проси и ной, если требуется. Будь калекой, кем ты и приходишься.
– Пошли, – буркнула Далина.
Синеока под присмотром подходила к людям и просто протягивала ладони. Большинство граждан чурались ее и делали вид, что не замечают. Другая категория неохотно доставала маленькие монетки и кидала в руки девочке-инвалиду. Далина улыбалась и смотрела за попрошайничеством у лавки с мандаринами.
Прошла скрученная старушка в красивом наряде. В авоську клала колбасу. Из-за того, что ее узловатые руки дрожали, она не заметила, что кошелек не попал в карман, а упал на заснеженную брусчатку.
Синеока заметила это и поспешила на помощь.
– Бабушка! Бабушка!
– Мне некогда, девочка, – нервно пробормотала та и ускорила шаг.
– Вы деньги уронили.
Старушка остановилась и с улыбкой приняла свою потерянную вещь. В благодарность Синеока получила гроздь черного винограда.
Доброе сердце сыграло с ней злую шутку: Далина передала эту новость Гневане. Когда два часа спустя Синеока вошла в проулок, который отделяет всю улицу от приюта, то получила подножку, а потом сапог раздавил выпавший виноград из рук.
– Дура тупая! – злобно прошипела ей на ухо Гневана. – Теперь ты точно получишь…
Вечером ее наказали. Боль была непередаваемой. Она злилась на себя за доброту. Когда слезы полились из глаз, властная воспитательница шикнула, чтобы та ложилась в кровать.
Девочки в комнате не спали. Все прильнули к окну, ведь за два дня до праздника начиналось природное представление: из-за лесной чащи возникал фейерверк. Яркий, переливался разными цветами и громыхал на всю округу.
Синеока смогла поплакать в подушку под канонаду огней. Она не смотрела салют, ведь в том самом лесу пропала ее мама. Отправилась дочке за подарками и сгинула с концами. В кошмарах звала на помощь, а потом замерзала и покрывалась льдом…
– Синеока! – крикнула Далина. – Сегодня ужин, а ты решила поспать? Иди уже, а то тебя заждались…
– Кто заждался? – не сразу поняла девочка, едва разлепив глаза.
В комнате было пусто. Лицо Далины сверкало радостью. Она стала слишком доброжелательной.
– Мама тебя ждет! Просто не говори ей, что я тебя обижала, пожалуйста.
Синеока вышла в коридор. В радостной эйфории она не заметила злосчастные торчащие гвозди и кубарем скатилась на лестничный пролет. Нога сильно ссадила, но ей казалось, что вот-вот открой дверь – и там появится мама собственной персоной.
– Она на улице, – услужливо сообщила Далина за спиной. – Вставай. Не сильно ударилась? Тебе помочь?
Синеока ничего не ответила, а сама поднялась. Хромота усилилась, но дверь так и манила к себе.
Дрожащими пальцами девочка отворила ее, впустив холодный ветер. В носках и по хрустящему снегу прошла до конца проулка. Стоит только заглянуть в сторону, и мама ее поприветствует!
Но лишь спящий город встретил наивную сироту слепыми окнами и горящими витринами. Такая шутка обездвижила Синеоку, ноги подкосились от безудержного плача. В это невозможно поверить.
Рыдала девочка так, словно боль ведрами накопилась в глазах за этот страшный год. Играть на чувствах ребенка – значит стать преступником.
Вернулась Синеока только когда мороз стал невыносим, а ноги окоченели из-за ледяной корки, что покрывала бездушную брусчатку. Едва она открыла дверь, как услышала ненавистный ей хохот! Воспитательница с мужем Жданом (худой и долговязый мужик с бледным лицом и залысиной посередине) смеялись, держась друг за друга, чтобы не согнуться в три погибели.
Чувство неистовой злобы разгоралось в добром сердце девочки. Ее уже не задевало ржание. Она схватила валенки у порога и валявшуюся рядом рваную шубу. Пулей вылетела из приюта, а его жители не успели среагировать. Длинный проулок оставался почти пройден, пока костлявая и сильная рука больно не вцепилась Синеоке в шею.
– Куда ты собралась?! Вернись быстро! – кричал в ухо Ждан. – Слушай старших, мерзавка! Ай!
В этот момент на помощь пришла до боли знакомая кошка. Муся прыгнула на голову преследователю и пустила в ход когти. Рука Ждана на миг ослабла, что позволило девочке успешно сбежать и спрятаться за углом сувенирного магазина.
Глава 2. "Погоня"
Синеока будто впечаталась в холодную стену. Ее сердце бешено колотилось. Она несколько раз нервно выглядывала из своего «убежища» со страхом принимая каждый шорох за шаги. Прошло несколько долгих минут, прежде чем девочка проскользнула мимо красивой витрины и сразу спряталась за украшенной мишурой телегой.
– Ищите ее! – истерический крик прорезал морозный воздух. Боянка была вне себя от бешенства. – Найдите эту мерзавку! Инвалидка не могла далеко уковылять! Любому, кто ее поймает, я дам подарок! Не справитесь – пеняйте на себя!
Синеока взмолилась.
Поднялся сильный ветер, серебристая пыль сильно резала глаза. Одна снежинка упала девочке на плечо, затем начался настоящий снегопад. Видимость ухудшилась, а воспитанники приюта с трудом противостояли порывам ветра. Они неумолимо приближались к тому месту, где пряталась беглянка. Еще пара метров и Синеока окажется в цепких руках Гневаны, которая во всю глотку выкрикивала оскорбления.
Небо снова разразилось цветными взрывами. Синеока воспользовалась суматохой и побежала (как позволяла хромота). Она столько раз гуляла по городу, что даже бы с закрытыми глазами смогла спокойно перейти на другую людную улицу. «Сказочный островок праздника» остался позади вместе с ненавистным приютом. Остается только идти вперед, а попасться – значит быть побитой и опять высмеянной.
Прохожие в суматохе спешили в свои уютные дома, а серые магазинчики заканчивали обслуживать последних посетителей; то и дело звенели дверные колокольчики. Затеряться тут – простое дело. Поэтому Синеока поспешила к мосту, ведущему прямиком к лесу Згой. Единственная дорога соединяла Омутград с другим городом. Только бывалые извозчики осмеливались ехать в такую опасную погоду.
Синеока услышала, как плачет ребенок, и вздрогнула от неожиданности. Но это оказался всего лишь капризный сын около своей мамы. Она пригрозила ему, что тот останется без подарков из-за своего поведения. Опасность снова миновала, но вскоре Боянка поймет, что непокорная сирота успешно скрылась.
Главная улица потихоньку пустела. Гомон сходил на нет. Слышать смех и радость людей, для которых праздник стал порывом хорошего настроения, ранило больше всего. Одинока в этом городе, но не сломлена. Лучше замерзнуть насмерть, чем вернуться туда, где не живет добро.
Лошади, запряженные в кареты, лениво бороздили толстую пленку из снега. Синеока перешла на тротуар, маневрируя между гражданами. Они не обращали никакого внимания на беспризорницу, но некоторые инстинктивно проверяли карманы, где лежали кошельки и другие ценности.
Какой же большой город! Синеока хромала по скользкой брусчатке. Она с ужасом услышала топот копыт, словно безумный решил проверить на прочность повозку и лошадь в такую погоду.
Сбежать девочка не могла, но в панике нашла выход из ситуации: старая потрепанная карета. Дверца со скрипом распахнулась. Несколько испуганных черных мышей пулей вылетели наружу. Синеока поморщила нос, но с храбростью закрылась в бесхозной пассажирской повозке.
– Ты быстрей не можешь, осел? – гневно причитала Боянка, когда лошадь перешла на шаг.
– Мы ее найдем, как пить дать! – оправдывался ее Ждан. – Она далеко не ушла. Смотри, тут следы…
– Их здесь тысячи, идиот!
– Может, заявим, что сбежала? – осторожно поинтересовался Ждан. – Город-то не деревня…
– Закрой свой рот! – рявкнула Боянка. – Если узнают, что она дала деру, то проверками замучают. Им палец в рот не клади… Ты в тюрьму хочешь, а? Я – нет. Подарки ты продал, а детишки с радостью все выложат, как на духу. Нет уж, дудки! Найдем ее! Я ремешком пройдусь по мерзавке!
Синеока прислушалась, хотя кишащие мыши испуганно пищали под ногами и норовили залезть на шубу. А она старалась дышать как можно тише.
– Эй! Заблудились? – пробасил мужской голос на всю улицу.
– Тпру! – скомандовал Ждан. – Нет, господин полицейский! Просто вышли на променад…
– И гнали, как угорелые? – вопрошал страж закона. – Жить надоело? Ищете кого-то?
– Нет, – елейно выговорила Боянка, стараясь включить притворную мягкость голоса. – Увлеклись разговором о моих воспитанниках. Чудесные ангелочки… Еду смотреть лесную опушку, где провести новогодний праздник. А вы где будете праздновать?
– Держитесь подальше от Згой, – серьезно предупредил полицейский. – Не ребенка ли вы ищете? Я тут видел хромую девочку. Маленькую. Ваш воспитанник?
Глаза Синеоки округлились. Взрослые разговаривали примерно в сотне метров от нее. Она хотела выбежать и сказать полицейскому, что пережила, но испугалась. Боянка вывернет все на свой лад: сирота врет, а она – ласковый воспитатель. Нет, остается только дождаться конца разговора и следовать дальше.
– Какого ребенка, господин? – иронично усмехнулась Боянка. – Мой любимый подтвердит, что все дети уже спят, а завтра их ждут подарки. Спасибо вашему отделу за жалость к нам – убогим…
Возникла пауза в разговоре, лишь тяжелое дыхание лошадей указывало, что взрослые не разошлись.
– Тогда счастливого пути, уважаемые, – подытожил полицейский и направил коня в сторону. Топот утихал, когда страж порядка свернул влево. Наконец он уехал, оставив девочку один на один с преследователями.
– Куда ты так прешься? – гневно прошептала Боянка. – Много внимания к нам привлекаешь… Иди осмотри карету…
– Но, дорогая моя, она заброшена несколько лет…
– А что мешает этой там спрятаться? Темнота? Иди проверь. Я тут посижу… Только быстро, а то холодрыга заела…
Ждан, хмыкая, спрыгнул с повозки, и судя по проклятиям, поскользнулся и упал. Боянка рассмеялась, а он только буркнул в ответ:
– Подумаешь!
Паника охватила Синеоку. Она в ловушке! Теперь он откроет дверь и схватит ее!
– Думай! Думай! – шипела девочка. Взгляд упал на старое, изъеденное молью покрывало под ногами.
Шаги приближались, беглянка бесцеремонно подняла с пола тряпку и стряхнула грызунов. Она накрылась ею и с отчаянием ждала своей участи. Секунды тянулись, словно часы, а муж воспитательницы приближался к злосчастной карете. Наконец его костлявые пальцы сжали ручку. Та сначала не поддалась, но он резко раскрыл повозку. Оттуда высыпали полчища испуганных и возмущенных мышей.
– А-а-а-а-а-а-а! Чтоб тебя! – ругнулся Ждан и отпрянул назад, поскальзываясь на ледяной корке. А порыву воздуха все-таки удалось сбить его с ног.
– Там мыши, Боянка! Мыши! Эти паразиты тут живут!
– Ты видишь инвалидку?
– Ну нет! Я туда даже не сунусь. Они мне чуть руку не отгрызли!
– Трус! Вышла за труса! Мне подойти?
Ждан боязливо отошел на почтительное расстояние и пытался разглядеть хоть какое-то подозрительное движение. Ночь и пурга сыграли на руку Синеоке. А когда грызуны поползли по внешней обшивке кареты, то сразу отбили желание обыскивать «мышиное царство».
– Ее там нет! – буркнул мужчина, сдерживая тошноту. – Она бы не стала в этом гадюшнике прятаться. Уже рук не чувствую, а мы все торчим здесь. Убежала девчонка или ее кто-то приютил. Зуб даю, что это так…
– Ты уверен?
– Сама посмотри, раз не веришь мне! – шмыгнул он носом. – Такая вонь стоит, что я век не отмоюсь!
– Ты так всегда пахнешь! – огрызнулась Боянка. – Поехали! Ее застукают полицейские, то я тебя прикончу!
– Иду-иду, – махнул рукой Ждан и быстро убрался восвояси. – Придется проехаться по мостовой. Там находится ночлежка для бездомных…
– Хоть что-то путное предложил.
