Пси-ON. Книга IV

Так и вышло, но Алексеева успела спрятаться за «широкой спиной» Лины, плюс уже сами спецслужбы сделали всё для того, чтобы у новоявленного Лжебога, способного стирать с лица земли целые страны, – а это следовало хотя бы из того, что он смог провернуть в первые трое суток с момента своего «становления», – не возникло обид к аристократии Империи.

Вот и образуется сразу два подводных камня, которые цесаревичу виделись явно не под тем углом, под которым их хотел бы подать Лагов.

Этот стальной человек был хорошим, прямо-таки отличным учителем, и все необходимые навыки, умения и знания вбивал невероятно эффективно. Думал ли он, что Владимиру хватит духу однажды обратить всё полученное против самого наставника, нередко упоминающего, что нездоровая паранойя сохраняет жизнь всяко лучше здоровой? Скорее всего – да, думал. Не мог не думать, как не мог и не желать этого… если бы хотел наследнику только лучшего, конечно.

В чём сам Владимир усомнился, просто на секунду представив, как Геслер, узнав о, так скажем, использовании Ксении Алексеевой в качестве товара для торга, мог просто походя убить инициатора сего мероприятия. Его, Владимира, ведь это он, по задумке Лагова, должен был обо всём договориться, организовать и провести сделку…

Юноша уже спустился на лифте и оказался у выхода из здания, когда в его голове начали, наконец, всплывать дельные мысли, а не одни лишь опасения и «красные флаги».

Во-первых, использовать именно Алексееву было, конечно, удобнее всего, но с такими последствиями – спасибо, найдётся вариант получше. Есть и другие именитые фамилии, в которых могут счесть приемлемым отдать одну из дочерей за пусть безродного, но более чем достойного псиона-ментала и учёного – светило имперской науки. Придётся побегать и, если говорить совсем уж честно, задействовать влияние Трона, но не делать этого цесаревич причины не видел. Не считать же за таковую слова Лагова? Он за время растянувшейся на три часа беседы успел объяснить всё, и многое – в деталях, но вот это «ограничение» ничем не обосновал. Даже не заикнулся о нём, если говорить на чистоту.

Слишком уж смахивало на простейшую манипуляцию, распознавать которые Владимир Романов учился в первую очередь. И делал в этом успехи, так что единственное, на что мог расчитывать гипотетический Лагов-«предатель» – это на сниженную критичность мышления в отношении его слов.

Способ простой, но эффективный, хоть и требующий использования кого-то, кому «цель» доверяет. В стройном потоке истины, в которой невозможно усомниться, скрывается щепотка лжи, на которой никто не акцентирует внимание. И разум жертвы под большим потоком информации «пропускает» то, что в иной ситуации не прошло бы проверку.

Тут всё было как по учебнику: поток информации, истина, подтверждённая фактами, и всего одна фраза, которая могла привести к смерти цесаревича.

Очередной урок? Проверка? Или, всё же, удар в спину от одного из самых преданных тайных советников? В столь смутные времена обезглавить будущую империю, лишив её первого наследника – это если не фактически спровоцировать начало гражданской войны, то как минимум породить раскол, который сам собой уже не пропадёт. Владимир не рассматривал свою жизнь как некую абсолютную ценность, но вот значимость своего государства ему была привита с пелёнок. Он рос как лидер и тот, кто однажды начнёт отвечать за миллионы доверившихся ему подданных.

Ответственность была им впитана с молоком матери, а нужные приоритеты привили многочисленные учителя… и отец, который своим примером демонстрировал, как это – править, делая сначала для страны, после – для рода, и лишь в последнюю очередь для себя самого.

Хлопнув дверью личного автомобиля, цесаревич поудобнее устроился на диванчике в салоне и, изымая из специального отделения бутылочку холодной минеральной воды, поймал отражённый в зеркале заднего вида взгляд водителя:

– В мою резиденцию.

Машина тронулась с места, а Владимир, утолив жажду, – а пить он хотел неимоверно, ибо странный разговор и паранойя не позволили ему сделать в кабинете Лагова ни глотка, пожалуй, впервые за все года их знакомства, – продолжил перебирать варианты.

Самое простое – выложить всё отцу, включая и свои подозрения. За счёт опыта, ресурсов и прямого доступа к нужным людям он сможет всё проверить куда эффективнее самого Владимира, которому в любом случае придётся изворачиваться и искать варианты. Но каков шанс на то, что такое решение не будет сочтено им за проявление цесаревичем вопиющей несамостоятельности и слабости? Ситуация выглядит критической лишь в худшем из вариантов, а в лучшем же это может оказаться той самой проверкой на самостоятельность, которую Владимир, очевидно, провалит, выложив всё перед отцом…

Наследник Трона повернул голову, устремив взгляд на проносящиеся, – не так уж и быстро, впрочем, – мимо дома, другие автомобили и людей. Ему под силу было найти способ вычислить предателя, окольными путями сливающего ценные научные данные на сторону. И сделать это так, чтобы никакого потенциального конфликта с Геслером просто не произойдёт. Напрямую Лагов не мог устранить цесаревича, даже если очень этого хотел, так что ответный ход с его стороны, если он вообще будет сделан, окажется в плоскости интриг и хитрости.

Как раз там, где Владимир, сам того не особо желая, делал неплохие успехи…

«Рано или поздно, но я должен начинать решать серьёзные проблемы, а не только лишь учиться и наблюдать за тем, как это делают «взрослые». Да и учитель наверняка подстраховался на случай моей попытки столь топорно решить вопрос. Верно. Нужно принять правила игры, но не совсем так, как «злому» Лагову гипотетически того могло бы хотеться…».

Разбив задачу на составляющие, Владимир первым делом прикинул, что можно сделать со «взяткой» для Сенина. Привлекать ресурсы Трона сразу, конечно, не стоит, ибо об этом сразу же узнает Лагов. А вот попробовать сделать всё так, как он хочет, но по-другому?..

Цесаревич довольно улыбнулся, решив, что для начала стоит, пожалуй, обговорить этот момент с самой Алексеевой. Чисто теоретически, эту девицу вполне мог заинтересовать фиктивный брак с перспективой восстановления доброго имени Алексеевых. Она ведь не дура, и наверняка понимает, что ей самой фамилию никак не восстановить. Не хватит ни связей, ни ресурсов, ни способностей. Как псион Ксения вроде бы и не плоха, но звёзд с неба явно не хватает. Лина, при всей любви Владимира к сестрёнке, не сможет обеспечить достаточный уровень протекции для подруги. Та точно сможет нормально, и даже с некоторым комфортом жить, как противоречивая «фрейлина» и диковинная, взятая из жалости игрушка цесаревны, но едва ли Ксения хочет себе такой судьбы. Она и так выжимает из себя все соки, пытаясь взять от ситуации максимум, но талант – это штука, которую порой не заменить упорством…

Постепенно в голове Владимира формировался достаточно подробный план, реализация которого позволит изящно выйти из положения и выиграть со всех сторон сразу. Идеально!

В руке цесаревича оказался смартфон: ему требовалось сделать парочку звонков для того, чтобы подготовить почву. И, конечно же, следовало как можно раньше встретиться с самой Ксенией, сымитировав при этом сомнения и беспокойство для сторонних наблюдателей там, где Лагов мог обзавестись оными.

Кажется, следующим днём Лина со своей подругой собирались посетить прибывшую с гастролями зарубежную оперу.

Так почему бы не составить им там компанию?..

***

Власть развращает. А абсолютная власть – развращает абсолютно, как сказал один неглупый политик из англичан пару веков тому назад. По этой причине столь популярен регулярно поминаемый девиз всякого разумного, метящего на долгосрочное правление властителя – разделяй и властвуй. Эти два слова весьма изящно описывают систему сдержек и противовесов, без которого любого короля или императора ждёт неминуемое свержение. Описывают так, что поймёт и идиот.

А вот воспользуется ли – этого уже гарантировать было нельзя. Слишком уж часто во главе целых государств вставали люди, для которых долгосрочное планирование и точный расчёт были чем-то из разряда сказок…

Алексей Второй, Император Российской Империи, понимал это как никто другой, ибо ему уже давно пришлось воочию наблюдать, как в превосходных, даже идеальных условиях носители крови Романовых вырастали совсем не теми, кого ему хотелось бы видеть.

Слабость и неуверенность, глупость и недальновидность, потакание своим желаниям – скольких своих родичей он вынужден был сослать подальше, лишь бы те не позорили их фамилию своими попытками добиться прямо противоположного? А сколькие согласно его Воле превратились в политических импотентов, ни на что не влияющих?

И всё же, иногда Романовы демонстрировали достаточные таланты, чтобы их можно было возвысить. Возвысить – и использовать, руководствуясь всё тем же, выше упомянутым, принципом. Разделяй и властвуй. Для этого ведь не обязательно было буквально делить аристократию на части, разрушая союзы и навязывая осколкам свою волю. Хозяин Трона давно, с самого воцарения придерживался иной стратегии: он использовал талантливых родственников, концентрируя вокруг них политические группировки, придерживающиеся разных взглядов. Создавал своих друзей и недругов сам, заботливо направляя их туда, куда было нужно не ему, нет, но Империи.

И даже его собственные дети не были исключением из этого правила.

У Алексея Второго было немало детей, если считать и бастардов, носителей достаточно перспективной крови. Одиннадцать сыновей. Пятеро дочерей.

И из всех лишь трое демонстрировали достойные, по мнению Императора, результаты.

Нельзя сказать, что Алексей Второй не любил своих отпрысков, о нет. Любил, как может любить отец. Но чувства превыше долга он не ставил, и никаких поблажек отпрыскам, конечно же, не делал. Мог, хотел, но не делал. Потому что величие и стабильность Империи, которую столь тщательно возводили предки, нельзя было порушить из-за сентиментальности и слепой веры в скрытые таланты детей.

Был ли Император справедлив? Бесспорно. Но был ли объективен? Могущественный телепат и полноправный властелин своего разума, он изначально смотрел на потенциальных наследников и советников, сравнивая их с собой. И главным слабым местом такого подхода был, конечно же, телепатический дар. Дар ментала, сила, воплощающая в себе непоколебимость Воли и Намерения. То, за счёт чего Алексей Второй когда-то обставил всех конкурентов на Трон, а ныне правил, выстраивая схемы, никому другому не подвластные.

Владимир, его главная нынешняя надежда на светлое будущее Российской Империи, дар к телепатии не унаследовал, а Лина, весьма перспективная девочка с сильным даром к этой области псионики, отставала по целому комплексу других, не менее важных «параметров». Из неё не вышел бы правитель. Управленец – да, советник – тоже да, но ответственность за свои решения она принимать не хотела, как бы её ни склоняли к иному.

Как итог, на Трон, вероятнее всего, сядет сильный, талантливый, но чисто физически не превосходящий любого другого одарённого Император. Он будет куда более способным к эмпатии, нежели сам Алексей Второй, ибо работа с разумом постепенно приглушает эту особенность, по словам многих определяющую человечность, но хватит ли этого, чтобы совладать с кризисом, начавшимся три года назад?

Нет, Алексей Второй не планировал умирать ещё много лет, но и сказать, что проблема таких масштабов разрешится за разумный срок тоже не мог. Он делал всё от него зависящее для того, чтобы добиться результата, но перспективы радовать не спешили. Поток Пси, рвущейся на планету, возрастал, а пагубное воздействие этой отравы уже удалось зафиксировать в доступных на Земле условиях. Прогресс в отношении работы с разломами был, и был немалый, но практической пользы пока не приносил. Три года целенаправленной работы над вопросом всего мира, а ответов больше не становилось.

Даже наоборот: каждое открытие тянуло за собой новую кипу вопросов…

В то же самое время Геслер только намедни смог схлопнуть разлом-«катастрофу», и это при всех его реальных возможностях, которые Император не мог даже себе вообразить. Что примечательно, он так же озаботился и тем, чтобы прибывшие на место работники ОМП не смогли «пойти по его следам» и понять, что же именно там произошло. Раньше такого не случалось, и исследования разломов во многом зиждились именно на деятельности Лжебога, что бы об этом ни мнили светила науки.

Понять процесс куда проще, если есть, что и с чем сравнить. Уж это-то понимал всякий разумный человек. И будь Геслер чуть менее жестоким в отношении людей, то его, возможно, уже попытались бы обелить. Вот только высказанный три года назад план в этом отношении не изменился: миру и правда нужна была не отдалённая, а имеющая место здесь и сейчас общая угроза.

И Лжебог являлся таковой, что всецело понимали считанные единицы людей во всём мире.

Тяжко вздохнув, Император мазнул взглядом по пиктограммам свежих, только прибывших отчётов, с которыми ему было необходимо ознакомиться.

«Покой мне только снится» – максимально цензурная и безобидная вариация мыслей, которые пронеслись в голове могущественнейшего телепата, прежде чем рука легла на манипулятор. Работы меньше не становилось, а надежды Императора на раскрытие Владимира как полностью самостоятельной личности были весьма зыбкими.

И всё же, он искренне надеялся на то, что возмужавший юноша примет верное решение. А он, телепат, ото взгляда которого невозможно ничего скрыть, подстрахует сына и обеспечит тому достойную будущего Императора площадку для раскрытия спящих талантов.

Алексей Второй намеревался выжать из единственного варианта максимум, и не собирался останавливаться ни перед чем на этом неоднозначном пути.

Глава 6. Подлинная Аномалия.

Как можно одному, пусть и обладающему подавляющей силой сверхсуществу добиться подобающего уровня контроля над происходящим на целой планете?

Нужна информация, и при том – максимально полная.

В моём случае методы её добычи разделялись ровно на три категории: ноосфера, шпионаж и собственные наблюдения. В случае с ноосферой всё было не так однозначно, и относилось, по большей части, к фиксации тех или иных событий, «отразившихся» в мыслях достаточно большого числа людей в одном месте или в одно время. Подсмотреть что-то, о чём знают считанные единицы людей на большом расстоянии было крайне сложно, и требовало, буквально, «смотреть» в то место, воспринимая информацию из ноосферы.

Из этого недостатка проистекал второй пункт: шпионаж.

Любое общество так или иначе, но зиждилось на достаточно строгой иерархии, подразумевающий определённый контроль со стороны тех, кто находился на вершине этой пирамиды. И в силу того, что нынешнее человечество не могло обеспечить все «верха» сплошь одними только псионами, которые хоть и были по «чистым» ТТХ лучше обычных людей, но умениями и опытом зачастую им проигрывали, у меня имелась чудесная возможность незаметно читать память высокопоставленных неодарённых.

Последствия, как правило, были никакими, но в особо сложных случаях какой-нибудь премьер-министр или глава НИИ, обладающие крепкой волей и дисциплинированным разумом, мог обзавестись головной болью до конца дня. Обильная практика и способность действовать с огромной, на фоне прочих псионов-телепатов, форой по времени, позволяли и не такое, так что за день я мог поверхностно обработать до пары сотен интересующих меня человек. И этого хватало, так как «осмотры» проводились регулярно, и в глубину памяти лезть не приходилось.

Что же до собственных наблюдений, то они сводились к обобщению известной информации, её проверке, порой, лично, и построении прогнозов. Кто, что, как, куда, когда – я не один десяток раз предвосхищал появление новых террористических организаций, переворотов, экологических катастроф… даже довелось дважды опосредованно поспособствовать стабилизации политической ситуации в странах третьего мира, где шла затянувшаяся борьба ещё до того, как я родился.

Всё это в совокупности и позволяло мне в каком-то смысле контролировать развитие и «самочувствие» человечества, распределившегося по столь маленькому и одновременно огромному шарику – Земле. Очень недоставало способности моментально переноситься из точки в точку, но, как уже известно, пространство оказалось слишком капризным, чтобы так легко поставить его себе на службу.

Вот и сейчас вместо того, чтобы заниматься экспериментами, я заканчивал свой «круг почёта» на востоке Европы. Проверка основной части правительства одной небольшой страны подошла к концу, и меня ждал пусть короткий, но всё же необходимый отдых.

Обратно я летел неспешно, прислушиваясь к ноосфере и фиксируя в голове местоположение разломов, о которых особенно активно мыслили люди. В дальнейшем получившаяся «карта» должна была наложиться на собранный за счёт всемирной паутины и ряда шпионских закладок «технологический аналог» от Кси, с последующим анализом. Отсутствующие там и присутствующие тут разломы на самом деле могли сказать о многом, и в частности дополнить имеющиеся модели системы образования разломов.

А участие Кси тут было необходимо просто потому, что я, например, не мог позволить себе полностью осмыслить все части ноосферы, «описывающей» сотни разломов по всей планете. Это колоссальный пласт информации при том, что ресурсы моего разума и так распределены «в притык».

Воспринять факт появления разлома я мог себе позволить, определить ранг – тоже, но не более того.

Всё «свободное» время уделялось самосовершенствованию. По большей части теоретическому, но по достижении каких-то результатов я просто организовывал череду экспериментов, воплощая задуманное на практике, подтверждая или опровергая сделанные ранее выводы. Анализировал результаты – и вновь углублялся в теорию. Простой, но эффективный принцип. Местами рутинный и скучный, но и наука как таковая не состояла из одних только интересных открытий…

«Вспышка» в ноосфере ударила по разуму, настроенному на восприятие тонких и далёких течений информации, словно кувалда по голове, затянутой в пластиковую каску. И первой волной пришли чужие эмоции: удивление, испуг, ужас и страх, перемешивающиеся в чудовищный коктейль и протекающие сквозь меня, оставляющие в сознании свой мерзотный след. Почти инстинктивно я открылся им и сразу же, едва осознав проблему, закрылся, но на восстановление всё равно ушло несколько объективных секунд, на протяжении которых я был далеко не в той форме, в которой хотелось бы находиться даже во сне.

Даже с траектории пути сбился, перестав контролировать направление.

В этом было мало приятного настолько, что из чужого страха я смог изъять искры гнева, раздуть из них пожарище и вытравить всё лишнее из пострадавшего разума.

А после, когда моё состояние, наконец, стабилизировалось, из ноосферы уже безо всякого труда можно было считать воспринятый десятками тысяч человек образ: вспышка яркого света в форме колоссальных размеров восьмёрки, и поток земли с камнями вперемешку, хлынувший из необычным способом образовавшегося разлома.

И происходило всё это точнёхонько там, где я схлопнул разлом-«катастрофу». Совпадение? Не думаю. Скорее всего, избранный мной метод оказался с непредсказанным дефектом, который проявился некоторое время спустя. Правда, раньше пространство реагировало на мои действия здесь и сейчас вне зависимости от того, что я делал, но, видимо, в этот раз из области моего внимания ускользнуло нечто намного более важное. И я не понимал, что.

Всё равно, как если бы у химика создаваемая им таблетка от рака в один прекрасный момент отрастила ножки и убежала, а он ни сразу, ни после не смог бы понять, ПОЧЕМУ…

Выйдя из атмосферы, я на полном ходу преодолел расстояние до Индии за считанные минуты, появившись, впрочем, безо всяких спецэффектов и так, чтобы меня невозможно было заметить. Было непросто, так как подобных масштабов инцидент уже стянул к себе многочисленные вертолёты и наблюдателей с земли, а о спутниках можно было и не говорить: в последние годы они, казалось, размножались делением, так как все мировые гегемоны сочли необходимым обеспечить предельно возможный уровень контроля над всей поверхностью планеты.

Найдя подходящее во всех смыслах место в относительной близости над эпицентром повторной катастрофы, я охватил восприятием всё окружающее пространство, принявшись за изучение случившегося.

То, что я принял за поток почвы и камней, на деле оказалось невероятным объёмом перемолотой на части скалистой породы, которой хватило, чтобы погрести под тысячами и тысячами тонн обломков всё, что не успели порушить мутанты и бомбардировки. Картина вырисовывалась около-невозможная и уж точно не естественная: обычно пропускная способность разломов довольно ограничена, и одна только транспортировка ныне мной наблюдаемой материи даже у разлома-«катастрофы» заняла бы не один час.

Здесь же – считанные минуты, что и определило судьбу всех людей, работавших поблизости.

Первая и вторая линии установленного ОМП периметра исчезли, а все находившиеся там люди, кроме редких, успевших покинуть опасную зону псионов и подхваченных ими людей, погибли. Несколько научных групп со всем оборудованием постигла та же участь, но там потери были значительно больше. Среди учёных просто не было достаточно сильных одарённых, которые могли бы успеть кого-то вытащить вместе с собой. Катастрофический урон, оправиться от которого ОМП будет очень непросто.

Жертв среди гражданских, что неудивительно, достаточно мало: прошедшего времени хватило, чтобы эвакуировать большую часть населения, и достать из-под обломков тех, кого было можно спасти в сжатые сроки. Оставшимся так не повезло, и огромная движущаяся масса новообразованной громады отняла жизни сотен и тысяч несчастных.

Но сожаления и лишние мысли – потом, ибо сейчас меня куда больше волновала пространственная аномалия в глуби ещё шевелящейся «горы» или, что будет вернее, Объекта.

Порода всё прибывала и прибывала, но Пси. что примечательно, больше не становилось. И даже наоборот, что впечатлило меня настолько, что я безо всяких сомнений вбурился в скалы и почву, приблизившись к сокрытому в глубине разлому на минимально безопасное расстояние. То, что вокруг был не воздух, а порода, мне ничуть не мешало, так как моё восприятие лежало в совсем иной плоскости.

Близи я в деталях ощутил разлом, и смог его как следует изучить.

По всем основным характеристикам эта аномалия относилась к третьему рангу и была стабильной настолько, насколько вообще могло быть таковым. Необычайная, абсурдная стабильность, которой не вредила ни лезущая на эту сторону сопротивлению вопреки порода, ни мои собственные воздействия.

Там явно находилось что-то невероятное, и я, облизав губы, начал прокладывать тоннель сквозь разлом, намереваясь попасть на ту сторону. Ни малейших признаков грядущего его закрытия не было, и, в крайнем случае, я мог воспользоваться разницей в субъективном и объективном течении времени, чтобы успеть даже в готовую вот-вот схлопнуться пространственную аномалию.

Для этого достаточно не отходить далеко, и…

А, к чёрту лишние рассуждения! Я не мог упустить такую возможность продвинуться в исследовании пространства, а любопытство и стремление к познанию в моей душе оказались слишком сильны. Так что в какой-то момент я, прорываясь через камень, ощутил стабилизацию окружающего материального мира… и оказался в окружении всё тех же камней. Шевелящихся и как бы скатывающихся в «воронку» разлома со скоростью и интенсивностью, которую гравитацией было не оправдать. Ничего удивительно, что отсюда порода лезла с такой настойчивостью, преодолевая даже сопротивление натуральной горы, образовавшейся на Земле.

Ожидаемым было наличие на этой стороне псионической аномалии или некоего устройства, которое, потенциально, могла создать другая цивилизация, осваивающая вселенную, но всего этого здесь не наблюдалось. В радиусе нескольких километров – сплошной камень с редкими неоднородными вкраплениями естественных форм, и лишь вверху, относительно ощущающегося центра притяжения, я смог уловить отголоски безвоздушного, по всей видимости, или очень близкого к этому состоянию пространства.