Насильник и убийца

Утром следующего дня пришел ответ из лаборатории – сделали досрочно, в лучшем виде. Помчался получать бумаги, пока ждал, еще пошутил, немного нервничая: «Могли бы скидку сделать как постоянному клиенту». Квятковский хохотнул, извлек бумаги, подал.

– Надеюсь, помогло. А то вы последнее время к нам как на работу ходите.

Тоже заметил. Я просмотрел по диагонали. Сердце екнуло.

Нет, ошибся. ДНК Лизы лаборатория нашла в достаточном количестве. Стало быть, бралась, возможно, не один раз. Рассматривала, может, как-то пользовалась? Лучше не представлять.

Только тут обратил внимание на второй лист, который почему-то стал проглядывать с начала, с генетического профиля, будто понимал, что написано. Уже потом дошел до строки вывода: «В образце (биологический материал на поливинилхлориде) пробы Б не обнаружено». Поднял глаза.

– Что за…?

– Нашли что-то любопытное, Вадим Юрьевич? – поинтересовался Квятковский, сам с интересом заглядывая в лист.

– Наоборот, что-то интересное не нашел. Спасибо! – и вылетел в коридор. Набрал Кожинского.

– Чего тебе, только покороче, – прошипел майор в ответ.

– Ты обыск у Шалого сам проводил? Тогда скажи, где ты мастурбатор нашел? Ну, игрушку мужскую с ДНК девочки.

Кожинский подумал полминуты, за это время до моего уха долетел шелест голосов его собеседников. Наконец, важнях откликнулся.

– В ванной обнаружили. Если точнее, возле стояка, в коробе спрятал зачем-то.

– Зачем… понятно. А почему ты шепотом со мной, стесняешься?

– Генпрокурор пожаловал. Видимо, крепить ряды и требовать успехов. Меня к нему вызвали. Все, бывай. А да, для чего тебе игрушка-то?

– Да нет, незачем. Она и тебе скоро не понадобится.

Вот как, выходит просто и ясно. Шалый не пользовался мастурбатором, видимо, сей предмет мужских удовольствий ему подкинул кто-то из соседей, дружков, собутыльников. Или спрятать или… нет, скорее, первое. С какой еще стати кидать игрушку в короб для труб, место, куда даже хозяин суется в лучшем случае раз в год перекрыть кран, когда горячую воду отключают.

Пальцы невольно оттарабанили плясовую по стенке коридора. Я вернулся к Квятковскому, поблагодарил и отбыл восвояси, так ничего толком не пояснив своему товарищу.

Стало быть, Шалый как первостепенный злодей почти окончательно отпадает. Еще б найти ту женщину…

После обеда снова побывал в прокуратуре, где перекинулся с коллегами парой слов, затем пообщался со свидетелем. Записал показания прибывшей на такси неходячей бабушки, которые тоже будут учитываться на проходящем процессе, надеюсь, уважат старость и сильно доставать ее не станут. Побывал на очной ставке по тому же делу, клиент держался уверенно, ни разу не сбился. И только тогда отзвонился Мамедову.

Тот прибыл в хорошем настроении, верно, предчувствуя горячий материал. Общались мы недолго, учебный час от силы. Журналист все записал на диктофон сотового, кое-что уточняя и записывая в бумажный блокнот, антикварная вещь в наше-то время, но видимо, ему особо дорогая, корочка его, изрядно потрепанная, говорила, что блок листов внутри менялся не один десяток раз. Или подарок или добрая память былых годин. Предположу последнее.

Общались плотно, зря боялся, журналист спрашивал не только о невиновности Шалого, но и попросил рассказать о нем поподробнее и не так, как это сделали на городском канале. Охотно согласившись, расписал детали, попутно пояснив, как сам отношусь к подобным клиентам, какова позиция защитника должна быть вообще и в моем случае, в частности. Говорить старался емко, объективно, но без деталей, чтоб не разгласить чего не надо. Да и Мамедов, понимая практику, не особо на них напирал. Возможно, с подобными вопросами пристанет к Кожинскому, когда его начальник уедет. Интересно, знает ли он о визите генпрокурора?

После побеседовали о трудностях профессии, о взаимодействии с полицией и прокуратурой, с тем же Кожинским, раз уж он ведет дело Шалого. Про наше взаимное тыканье, конечно, не рассказывал, посетовал на извечное стремление всякого прокурорского работника видеть в защитнике эдакую бяку, которую, особо поначалу, лучше как можно дольше до обвиняемого не допускать. Сам с этим не раз сталкивался, порой по неделе-другой не мог вручить ордер дознавателю, который либо игнорировал законника, либо прятался от него. Спасибо, майор не таков.

Мамедов молчал, делая торопливые стенографические записи бисерным почерком в блокнотик. Потом попросил подвести первые итоги работы. Честно, не знал, что сказать, но в двух словах обнадежил и его и себя. На том и расстались. Журналист уверил меня, что даст посмотреть статью перед выходом, чтоб не к чему было придраться. Вот это совсем другой пилотаж, Азата я зауважал еще больше.

Вечером позвонил клиент, попросил помощи – ерунда, как оказалось, но заставил понервничать. Успокоил, как мог. Народ у нас пуганый, иногда по делу тревожится, но чаще по пустякам. А этого дотюкали еще когда полиция милицией была. Вот и в этот раз клиенту показалось, его будто еще раз хотели прижать. Вообще, после случая с «похищением» правоохранители не то, чтоб законников уважать стали, но больше бояться нашей палаты. Баллер он такой, спуску не дает. Хотя и не всегда становится на сторону защитника. Судья, он и есть судья, натуру не изменишь.

Дело было нехитрое, но неприятное, уже потому, что в него вляпалось все районное отделение. В пресловутых Десятинах и в соседнем районе Сузда искали банду наркоторговцев. Но взять удалось лишь одного парня, по фамилии Викентьев, каким-то боком причастного к делу, а после угрозами и побоями принудить к исполнению роли покупателя дури. Потребовали приобрести анашу у одного из своих дружков, чтоб получить требуемые доказательства; тут парень понял, что в ходе операции дознаватели «закроют» и его тоже. Догадался связаться со Скобиным – через родителей, скорее всего, сам вряд ли удумал, молод еще. Порфирий Павлович звякнул мне, объяснил пиковую ситуацию: он в отъезде, быстро на месте оказаться не может, а парня надо вызволять. Я приехал на Партизанскую улицу вовремя, двое правоохранителей прижали Викентьева и требовали помещаться в машину, пока без рук. Место было выбрано самое неудачное для осуществления привода – аккурат возле здания мирового суда. Потому полицейские старались держаться в рамках из последних сил.

У меня, как на грех, подзащитным был тот самый покупатель. Адвокат же не может представлять интересы взаимно противоположных участников процесса. Потому пришлось действовать аккуратно, но решительно – я затащил Викентьева в свою машину, запер его там. После объяснил, что защитником приводимого в следственных действиях не являюсь, лишь защищаю от посягательств. Вот передам подследственного с рук на руки Скобину, а дальше разбирайтесь уже с ним. Полиция поскрипела зубами, поснимала меня и мой вездеход и убралась. Я отвез молодого человека Порфирию Павловичу, а через пару дней за мной пришли. Все равно обвинили в оказании юридических услуг, пообещав отобрать адвокатскую корочку. Немудрено, под защитой Скобина, Викентьев с ходу отказался от прежних показаний, подал жалобу на избиения, прошел освидетельствование. Заодно не потопил моего клиента, которому припаяли бы еще и эту продажу. Баллер вмешался очень вовремя.

Объяснив беспочвенность тревог клиенту, вернулся домой, позвонил Стасе. На этот раз общались спокойно, без нервов, хотя напряжение витало. Хотел объясниться с продолжением истории Шалого, но так и не решился, все недосказанное сопровождало нашу беседу тенью отца Гамлета.

Наутро снова проезжал прокуратуру, возле которой столпилось изрядно народа, явление для середины недели настолько непривычное, что пришлось остановиться и вылезти посмотреть. Напрасно наши чиновники думают, что горожан можно обвести вокруг пальца, просто не сообщив им о визите генерального прокурора. Да, он прибыл инкогнито, но в век интернета это совершенно бесполезная трата усилий. Всем об этом как-то стало известно, с утра возле здания стал собираться народ. Всяк прибывший мыслил о целях визита свое, но в одном сходились – генпрокурор потребует ускорить поиски девочки и закруглять следствие. Уж очень весомыми казались обвинения против Шалого, некоторые из опрошенных мной собравшихся горожан так и вовсе делились следственной тайной направо и налево, поди пойми, откуда им она стала известна. Возбуждение витало в воздухе, нарастая с каждым часом. Думаю, к вечеру на небольшой пятак подле прокуратуры соберется не меньше пары тысяч человек. Понятно, чего будут требовать. А это пращей попадет в Кожинского. А от него…

Я хмыкнул и поехал по делам далее. Вернувшись с очной ставки, получил гранки интервью для сегодняшнего выпуска «Вечерних новостей» – Мамедов не соврал насчет точности, убрал лишь несколько своих вопросов и моих ответов, не тронув больше ни запятой. И то хлеб. Пообедав, отправился к Шалому.

К нему приставили охрану. Я еще удивился, с чего это, но оказалось, и тут его пытались достать больные обвиняемые. Винить в том администрацию я не мог, но понял, что в карцере моему клиенту сидеть до конца следствия, а скорее и суда тоже.

Авдей выглядел получше, отеки спали, лицо посвежело. Он отоспался и теперь буравил меня неприятным взглядом, пытаясь с ходу узнать, что за новости я принес. Я сел, вытащил из папки лист заключения экспертов.

– Ну же, законник, не тяните! – не выдержал Шалый.

Про себя не без удовольствия отметил, что называть он стал меня на «вы», как полагается. После чего показал вывод клиенту. Пояснил:

– Мастурбатор нашли у вас в ванной комнате, но на нем вашего ДНК эксперт не обнаружил. Только девочки. Вывод напрашивается один.

– И какая падла мне это подбросила? – скрипнув зубами, спросил он. Я кивнул.

– Верно. Я тоже предположил, что вам игрушку могли подкинуть, но скорее, без злого умысла. Чтоб жена или еще кто-то из родных не увидел. За истекшие полгода к вам многие наведывались?

Он рукой махнул.

– Кто только ни приходил. Соседи, мушкетеры, приятели с завода, потом слесарь-сантехник, из домуправления… да что перечислять. Всех не упомнить. Коробейники, опять же, курьеры. У меня на двери номера квартиры нет, своровали, суки, вот часто ошибаются. А эта… падла мелкая… может, она была? Не помню. Ко мне приходили школьники какие-то, просили принять участие, черт, даже не помню, в чем. Потом потребовали сводить себя на горшок. А мне что, подглядывай за ними? Мысль такая была, да, и щель осталась, помню.

Снова пошел по краю. Вот не пойму я Шалого, он то нормальный, но стоит только о детях напомнить, становится сам не свой. На суде от него чего угодно ждать придется. Может, есть у него ребенок? Или может, было что-то похожее…

Черт, и я туда же. Нет, Шалый кого угодно заставит черт-те что думать. Спохватившись, поинтересовался:

– Сразу после исчезновения девочки, то есть в начале апреля к вам кто приходил?

– Да я помню? Наверное. Соседка весной часто захаживала, стерва, вот не переношу таких, чуть что и сразу на крик. А я ей в принципе не нравился. Мушкетеры, но я об этом говорил, когда снова похолодало, мы часто у меня на грудь принимали, – вспомнив, даже улыбнулся. Но после нахмурился: – Поверка водосчетчиков была, вот это хорошо запомнил. Какой-то пакостный пацан долго у стояка крутился, потом поменял чего-то там, а после вода стала подтекать. Он подкинул, падлой буду, если нет. После него деньги из пальто пропали, две тыщи. Сдача с пузырей.

– А как выглядел? – сам не зная, зачем, спросил я. Понятно, дело дохлое – выяснять, кто стащил, надо другое проверить.

– Как крыса водосточная. Мелкий, черный. Не то кавказец, не то чурка азиатская.

– Шалый, прекратите. Если и дальше так будете, вам на суде добавят от всей души.

Он помолчал, но через пару секунд пробубнил про себя что-то вроде: «он, падлой буду». Наконец, совсем затих.

– Давайте разберем ваш день тридцать первого марта, а точнее, время, когда вы вышли с предприятия. Поминутно сможете вспомнить? Я вас об этом на суде буду спрашивать.

– А, раз так, конечно-конечно. Давайте.

– Тогда слушаю.

– Я вышел, как часы пробили. У нас они с боем, каждый час звенят, так начальству удобней, да и нам, работягам, понятней, сколько горбатиться. Настучали четыре, нас и выпустили. Егорыч с дружками выходил тогда, я его кликнул, но он рукой махнул, мол, иди, догоню. Я к остановке пошел, позвонил по дороге Гусю, порадовал. Мы с Егорычем сразу договорились, что сегодня же и накатим. Уж больно хорошо все выдалось, и время освободилось, и погода на заказ.

– Сколько времени вам до остановки идти?

– Минуту со связанными ногами, она ж напротив проходной. Народу скопилось много, давно автобуса не было. Хорошо он сразу подошел, давка, конечно, но я впихался.

– Лизу на остановке видели?

– Не знаю, может. Школоты там тоже имелось. Да всей твари по паре.

Он довольно осклабился собственной шутке. Я продолжил.

– В автобусе тоже ее не запомнили.

– Даже если б втрое сильнее терлась, нет. Плотно все стояли, только через две стали выходить. Вот тогда до меня кондукторша и докопалась. А девчонку не помню, законник, хоть убей.

– Поверю. Как сошли, ее видели?

– Наверное, но внимания не обратил, зачем мне? Да были какие-то девки мелкие, наверное. Да, вот запомнил, прямо перед нами второй сто второй прошел, видно, пустым шел, ну и обогнал где-то. У нас как – автобуса то по часу нет, а потом по двое подходят. Шоферюгами все чурки… нет, правда, одни мигранты. Еще и говорить не научились, зато деньгу зашибают.

– Почему вы на «Лесопарке» сошли, а не на следующей «Магистральной улице»?

Он помялся.

– Сам не знаю. Погода хорошая, чего, думаю, не пройтись. На девку я взгляда не кинул.

– Она уже одна была? Вы так говорите, что одна.

Он помялся, подумал.

– Может. Наверное, она с подружками на остановке попрощалась и пошла к прудам. А я немного погодя. Просто у меня заминка вышла.

Я вспомнил показания охранника соседнего с остановкой предприятия, надо будет его подробно расспросить, что он видел, а что мог присочинить.

– В автобусе мне шнурок на ботинке порвали, давка ж страшная. Ну и пришлось сесть перешнуровывать. – Он помолчал, затем, будто вспомнив, продолжил. – Вот тут я куклу и заметил. Девки этой, как я понимаю. Которую у меня дома нашли.

– И зачем вы ее взяли?

– Сам не знаю, наклонился к шнурку, заметил и поднял. А да, вот почему, я на нее наступил, кукла-то махонькая, с ладонь, обычно мелкие такие на рюкзак вешают. Как наступил, она запищала: «Привет, как дела» – вроде такого. Я поднял, в руках покрутил и в сумку положил.

– Вы ее так с собой и притащили.

– Да забыл про нее, ну после тогдашнего. Утром только и нашел, как стал в магазин собираться. Положил на полку в прихожей, там она и стояла. Я еще думал, куда б ее приспособить, она хоть драная, но мне понравилась. В руках мала. А глядеть не на что.

Я понял, о чем он и поморщился. Пристально вгляделся в его лицо, нет, явно не придумывает. Возможно, так и было.

– То есть, за девочкой вы не наблюдали.

– За Лизой этой? И не думал. Не видел больше, клянусь. Я больше представлял стакан родимой, которую отполирую пивком. Вот об этом постоянно думал, но себя сдерживал, мол, надо других подождать. Егорыч задерживается, так чего спешить. Вот я нога за ногу и шел. Но к половине пятого был точно, – резко закончил он. Я кивнул.

– Как вы были одеты, давайте уточним. Свидетели говорят: куртка и брюки серого цвета.

– Спецовка, – пояснил Шалый. – Нам такие каждый год выдают, на первое января, мол, вот вам тринадцатая зарплата. Поди плохо? Я в такой все время и хожу, она удобная, а осенью можно выбросить, еще ж дадут. На груди и спине надпись «Горинжстрой», некоторые ее сводят. Я тоже, а то как у каторжников получается.

– Дальше. Сколько времени вы ехали в автобусе? – спросил больше от того, чтоб не слушать его речений о девочке.

– Он всегда ходит одинаково. Четверть часа, от силы минут двадцать от «Софьи Ковалевской» до «Магистральной».

– Будем считать, что до «Лесопарка» четверть часа. Если через него пройти, сколько времени это займет?

– Я не спешил, так что еще минут семь. Максимум, – выделив это слово, добавил Шалый. – Как и сказал, в половине пятого уже был возле дома Гуся. Он меня ждал. Мы поссорились с доминошником и накатили по первой. Потом остальные стали подтягиваться. Егорыч приперся последним, только через час, уже хорошим. Вот тогда мы и врезали.

– Головко, так фамилия доминошника, вас запомнил. Я надеюсь, еще найти одного свидетеля, чтоб наверняка обеспечить вам алиби на этот срок. Но даже если и не найдем, главное, что независимый свидетель у нас есть. Тогда суд будет на нашей стороне. Но и так после моей экспертизы следствие вынуждено будет убрать из дела главную улику против вас – мастурбатор. А значит, мы уже имеем надежную защиту от обвинений в изнасиловании.

Выпалил на одном дыхании и тут только заметил, что улыбаюсь вслед за клиентом, на которого смотрел, не отрываясь. Он будто гипнотизировал меня.

– Да тело ж еще не нашли! – воскликнул Шалый.

– Зато народ взбаламучен. Суд в любом случае будет предубежден, как бы ни старался доказать обратное. От этого надо танцевать. А обеспечив защиту от одной статьи, попробуем доказать вашу общую невиновность. Впрямую сделать этого, верно, не получится, уж больно дело резонансное. Придется действовать кружным путем. Попробую зайти с тыла и предложить отправить дело на доследование.

– Проканает? – тотчас спросил он. Я кивнул.

– При таком раскладе, должно. Особо если получится найти еще одного свидетеля. Тогда дело будет развалено. Суд всегда очень неохотно оправдывает по резонансным случаям, а наш именно такой. Потому на подобную сделку прокурор пойдет, думаю. Проще согласиться на частичное поражение, чем проиграть вчистую. А нам того и надо.

– Ну, законник, голова! – восхитился он, снова широко улыбаясь. – Вот спасибо, уважил. Теперь очень на вас буду надеяться.

Я сам рассчитывал на подобное, хотя и не так сильно, как подзащитный. Но в итоге тоже расчувствовался, даже пожал руку на прощание. Поспешил по другим делам.

По дороге вспомнил, что не мешало бы заехать, купить газету с интервью. И снова внимание привлекла толпа возле прокуратуры, она еще выросла, теперь на площади, а время приближалось к шести вечера, собралось никак не меньше тысячи человек. Все требовали правосудия и самого сурового приговора для убийцы и насильника. Некоторые пришли с самодельными плакатами «Не забудем, не простим», «Высшая мера убийце» и все в том же духе. Будто суд уже начался.

Здесь же продавали и «Вечерние новости». Шапка газеты бросилась в глаза, я похолодел, когда взял ее в руки. А после кровь прилила к лицу.

«Адвокат насильника будет добиваться его оправдания» – так гласило заглавие.

Глава 10

Подавать иск против Мамедова глупо. О заглавии в нашем разговоре и полслова не говорилось, файл с предпечатным текстом он мне прислал без шапки, а в самой статье, занявшей почти разворот, не изменил ни слова. Да кто ее, громадину, читать станет – в заглавии все ясно.

На следующий день «Будни» перепечатали свой старый материал, добавив к нему и меня: в их статье я представал жадным до славы стряпчим, намеревавшимся во что бы то ни стало оправдать подонка, уже прежде погоревшего на подобном преступлении, да стараниями другого законника всего ничего получившего. Журналист старательно перебрал материалы прошлого дела Шалого, вынеся свой вердикт: адвокатам, нанявшимся вытаскивать негодяев из заключения, веры нет. После вспомнил, как я защищал – и удачно – того самого наркодилера, которому полиция очень хотела припаять еще пятерку за якобы сбыт, спасибо Скобину, сумели отвертеться. Помянул еще пару случаев, в которых я защищал жертв домашнего насилия, и тоже довольно успешно, больше того, в одном случае подзащитного освободили прямо в зале заседаний после оглашения приговора, да именно мужчину, а не женщину. Странно, если не знать, что она работала шпалоукладчицей, а он продавцом в привокзальном буфете. Можно назвать это эмансипацией. Тут же припомнил старые времена, ну как же без этого, заявив, насколько справедливее было правосудие, лишенное корысти и предательства, так и написал «предательства интересов закона и справедливости». Попенял нынешним временам, мол, мало сейчас слушают прокурора.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.