Волчий отрок. Ослеплённый светом

– Не хочешь мне ничего сказать? – Госпожа вперилась взглядом во Влада, но тот лишь слегка усмехнулся, пожимая плечами.

– Не думаю, – сказал он. – Я понятия об этом не имею.

– Не имеешь? Ты-то и не знаешь. – Голос наполнился ледяной сталью, острой и ранящей точно в цель. – Так в Михее ларва? Как она там появилась? Что-то я не слышала, что род Залесских занимался колдовством.

– Как же так? – наигранно удивился Влад. – Жужанна же занимается колдовством, а она прямой потомок Залесских…

– Не увиливай! – Госпожа схватила Влада за руку. – Что за игру ты ведёшь? Это какой-то обман?

– Да как я бы посмел обманывать свою госпожу. – Влад осторожно вырвал руку из хватки госпожи и покорно опустил голову. – Понятия не имею, что было с Михеем до нашей встречи на балу.

Михей усмехнулся, наблюдая, как Влад играет перед госпожой. Неужели она не замечает, какую змею пригрела на груди? Влад был притворщиком, великолепным, и госпожа нещадно поддавалась его чарам. Она изменилась в лице, стоило ему слегка поднять голову и приторно улыбнуться. В такой позе он походил на лиса, забравшегося в курятник. Морщины, что залегли на лбу госпожи, тут же разгладились. Она чуть успокоилась, гнев поутих, а тёмная форта отступила.

– Михей, что скажешь про ларву? – Госпожа прищурилась, чтобы не упустить ни одного движения на его лице. – Как она у тебя появилась?

– Я не знаю, – спокойно, скрывая дрожь, сковавшую сердце, ответил он. – Во время ритуала?

– Откуда ларва могла появиться в ритуале? Мы призывали вырколака. – Госпожа развернулась и посмотрела на Жужанну. Та вздёрнула бровь и прямо посмотрела в ответ. – Может, расскажешь, Жужа, была ли ларва в ритуале?

– Конечно, расскажу, госпожа. – Она перевела задумчивый взгляд на Влада, а затем на герцога Эрнста. Михею показалось, что Жужанна что-то тщательно взвешивала, пока размышляла. Наверное, собиралась раскрыть ложь Влада. – Это возможно. Во время ритуала Михей, пронзив себя, разорвал пространство между нашим миром и потусторонним, поэтому оттуда могла вылезти любая дрянь.

«Как грубо», – отозвалась ларва сквозь очередной едкий смешок. Если она пыталась подражать смеху Киры, то получалось плохо.

– С таким же успехом, – вмешался герцог Эрнст, который не сводил взгляда серых глаз с Жужанны, – это могло произойти и при рождении Михея. Если он был слаб…

– Но так не делают в Залесье, герцог. – Жужанна усмехнулась. – Это традиции Империи и Девлета. Вам ли не знать. Потом этих детей отправляют в ваш орден, а в Девлете из них делают талтошей. Я права?

– Слишком глубокие познания о природе ларвы и магии, Жужанна. – Герцог Эрнст прищурился, его взгляд изменился: в неподдельном интересе улавливалась предосторожность. – Хотелось бы мне знать, кто раскрыл вам наши секреты.

– Жужа! – Госпожа прикрикнула, ей явно не понравилось, что разговор стал проходить без неё. Она скрестила руки на груди, и форта заклубилась вокруг. – Объяснись! Талтоши? Подселили ларву при рождении? О чём вы вообще? – Госпожа вскинула руки и уставилась на них как на сумасшедших. – Босора, упаси, чтобы в моём Залесье кто-то занимался таким.

– Ну, у нас немного вариантов, чтобы объяснить это, – протянула Жужанна. – Ритуал волчьего отрока или ритуал при рождении Михея.

– А испытание на Священном озере? – предложил Эрнст. Его губы были плотно сжаты, но он усмехался глазами. – Там завеса самая тонкая.

– Интересный вариант, – сказала Жужанна и улыбнулась, а до этого безжизненные глаза заблестели.

– Влад, ты знал, что Михей – твой сын? – Госпожа посмотрела на Влада. – Может, ты и провёл этот ритуал?

– Откуда мне было это знать? – Влад усмехнулся. – Мало ли женщин я трахал? То, что Михей мой сын, я узнал на Озёрах. Разве не тогда вы доказали, что он мой сын? – На его лице появилась едкая улыбка, которой он бросал вызов госпоже.

Михей побледнел, вспоминая, что госпожа заставила Жужанну подделать результаты ритуала, и Влад явно знал об этом. Но откуда? Госпожа покраснела, крепко сжала кулаки и топнула ногой, форта с новой силой заклубилась вокруг, окутывая и готовясь перекинуться дальше.

«Какая она нервная, – протянула ларва. – Уже и забыла, ради чего все собрались. Как думаешь, она догадывается, что Влад её обманул?» – «Что тебе нужно?» – «Вообще я пришла помочь тебе доказать, что ты волчий отрок, но сейчас меня веселит госпожа». – «Веселит?» – «Конечно, посмотри, как её глаза горят, будто хотят испепелить Влада. И посмотри, какое в них бессилие». – «Бессилие? О чём ты?» – «Ты не понимаешь? – раздался ещё один заливистый смешок. – Она хочет уличить Влада во лжи, но если сделает это, то сама окажется лгуньей. Это так потешно».

Михей присмотрелся к госпоже, но ничего потешного не увидел. Её губы сомкнулись в тонкую жёсткую линию, голову она вздёрнула, чтобы показать длинную шею, будто пыталась вытянуться перед мужчинами, стать равной с ними. Госпожа хваталась за свою власть, и любые средства были хороши в этой борьбе.

– Мы должны перепроверить, – процедила госпожа. – Жужа, проведи ещё один ритуал с кровохлёбкой.

– Зачем? – Влад хитро усмехнулся. – В прошлом ритуале что-то было не так? – Его голос звучал чересчур наивно и беспечно. – Жужа ошиблась? Но ритуал показал, что Михей – мой сын. – Он выделил последние слова. – Вы же так убеждали меня в этом, тётушка. К чему теперь ритуал? – Он выдержал паузу, но госпожа уже опустила плечи и разжала руки, признавая поражение. – Или вы меня тогда обманули?

Госпожа скривилась, не скрывая своего разочарования. Глаза грозно уставились на Влада, она попыталась выразить во взгляде презрение, но получилось какое-то вялое негодование.

– Как будете доказывать, что Михей – волчий отрок? – Она окинула их ледяным взглядом.

– А ларва вас больше не интересует, госпожа? – спросила Жужанна.

Герцог Эрнст прыснул, пряча смешок в кулаке.

– Никто из вас не в состоянии мне это объяснить, так что опустим разбирательства. Это не так и важно. Надо понять, стал Михей волчьим отроком или нет.

– И это нужно сделать сейчас? – спросил бесцветно Влад. – Думаете, что и здесь кто-то попытается обмануть вас?

– А мне нужно об этом переживать, племянник?

Фраза была произнесена самым медовым и заискивающим голоском, что от его приторности тут же затошнило, но взгляд госпожи, устремлённый на Влада, поражал холодностью и жестокостью. Влад не отставал и отвечал ей тем же: с довольной улыбкой кота глаза горели предостережением. Их взгляды схлестнулись: каждый излучал силу и пытался отыскать слабости оппонента. Могло показаться, что в этот момент весь мир сжался до переглядов между Владом и госпожой. Было ли это началом вражды между ними? Или продолжение многолетнего соперничества? Они смотрели друг на друга, а вокруг клубилась форта госпожи, предупреждая, показывая, у кого из них двоих есть власть. Михей поёжился от холода, он ощутил его телом – тонкие волоски на руках вытянулись, а кожа покрылась бугорками, словно кольчугой, которая должна была защитить Михея. Внутри всё сжалось в крепкий узел, во рту сразу стало сухо.

Сцена длилась мгновение, хоть Михею и показалось, что прошла вечность. Госпожа первая отклонила голову и заливисто засмеялась, изящно прикрывая рот ладонью. Слезинки выступили в уголках её глаз. Влад опешил. На одну крохотную заминку, но всё-таки опешил.

– Конечно же, нет, тётушка. Меня ранит, что вы вообще об этом подумали.

– А меня ранит, что ты препятствуешь мне. Это подозрительно. – Она прищурилась и прикусила нижнюю губу. – Так что давайте посмотрим на вырколака и закончим с этим.

– Прямо здесь? – спросил Михей, нервно сглатывая.

«Я помогу тебе, – прошептала ларва. – Для этого же нужны друзья». – «Друзья?» – «Конечно, я же с тобой с рождения. Считай меня своей драгоценной подругой. Они пожалеют, что заставили нас показывать силы».

От последних слов ларвы Михею стало неуютно. Они сквозили опасностью и желанием навредить другим любой ценой, просто из прихоти. Как с такими мыслями ларва может быть ему другом?

«Я всё слышу, – хмыкнула она, подражая голосу Киры. – И это даже обидно! Ты же сам этого желаешь».

Михей покачал головой. Она была не права.

– А где же ещё? – Госпожа прицокнула.

Михей не нашёлся, что ответить, как в разговор вмешался Марчел:

– Лучше это делать на тренировочном плацу.

– С чего бы? – Госпожа повернулась к нему и пренебрежительно уставилась. – Чем плоха главная площадь?

– Кроме того, что вырколак может сбежать и навредить всем присутствующим? Наверное, ничем, – сказала сухо Жужанна.

– Не думаешь, что Михей может подчинять вырколака, Жужа?

– Да, не думаю.

– Если не увидим, то не узнаем.

– Вам решать, госпожа. Верно, Влад?

– Думаю, – протянул Влад, – Марчел прав. Пройдёмте на тренировочную площадку. Заодно сможем посмотреть, как вырколак справится с гвардейцами.

Госпожа хлопнула в ладоши и, подобрав платье, направилась к плацу.

Михей застыл, наблюдая, как процессия удаляется. Сердце бешено стучало, а тело пробирала дрожь. К нему подошёл Марчел, положил руку на плечо и сказал:

– Там будет сетка, я воспользуюсь ею, чтобы ты никому не навредил. И буду постоянно рядом.

– Но почему?

Марчел в непонимании уставился на него.

– Почему ты помогаешь мне? – добавил Михей, смущаясь. – Почему добр?

– Мой долг защищать замок и людей в нём. По-другому я не могу, – Марчел пожал плечами, словно они обсуждали какую-то обыденность. – Идём. Вряд ли госпожа будет рада, если мы ещё задержимся.

Михей вздохнул и поплёлся за Марчелом.

***

Михей стоял посреди тренировочного плаца, огороженного невысоким забором, именно здесь проходили его тренировки с Марчелом. Это походило на спектакль, где у него была главная роль, а остальные стояли на безопасном расстоянии, затаившись и ожидая. Двое юнцов-гвардейцев – их явно завербовали недавно – держали сетку и переступали с ноги на ногу, словно опасаясь. Ну да, чего бы им не опасаться, когда на них может наброситься вырколак. Если он сможет его призвать.

Эта маленькая деталь заставляла Михея попеременно бледнеть и краснеть. Он стоял посреди плаца, и все на него пялились. Это раздражало и пугало одновременно. Марчел стоял неподалёку от юнцов с мечом наготове, ожидая, что зверь набросится на него. Но сможет ли он…

– Ну, давай, Михей, – мягко и почти любовно произнесла госпожа, – покажи нам вырколака.

В голосе было слишком много ласки и заботы, но от Михея не скрылся немой приказ и ожидание его провала. Госпожа предвкушала это, всем своим чёрным сердцем. Михей был в этом уверен.

«Чем думать про госпожу, лучше сосредоточься на дыхании, – сказала ларва. Тон её изменился, теперь он ничем не отличался от командного голоса госпожи. Ларва хотела им управлять, Михей это чувствовал. – Не надумывай. Я просто хочу, чтобы мы справились, так что тебе лучше прислушаться ко мне. Ты же хочешь стереть эту самодовольную ухмылку с её лица?»

Михей посмотрел на госпожу и тут же понял, о чём говорила ларва. Госпожа точно верила, что права.

Он закрыл глаз и глубоко вздохнул, направляя всё внимание на дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Он перестал различать обрывки фраз, которые звучали на фоне. Только чувствовал, как грудь мерно поднимается и опускается.

«Молодец, – подбодрила ларва. – Чувствуешь, как стало тихо?» – «Да». – «А теперь посмотри вглубь себя, отринув все предубеждения. Что ты видишь?»

Михей нахмурился, совершенно не понимая, что должен увидеть в глубине себя. Эти пять дней, что он оставался наедине, были полны сожалений и страданий. Боли. Боли от невысказанных обид. Боли от предательств. Боли от обманов. Вся его жизнь превратилась в один сгусток боли, который цепкими когтями впился в сердце, не оставляя места ни для чего другого. Михей вздохнул и вновь погрузился в душу, рассматривая, что скрывается за болью. Он заметил движение тени. Тень вела его куда-то, и он последовал за ней. На душе стало гадко и темно. Слишком темно, словно он всматривался в необъятную тьму, что поселилась в сердце.

«Вот так. Ты её видишь. Это тьма. Чувствуешь, как она окутывает тебя?»

Он чувствовал. Плотный кокон сковал и начал медленно сдавливать. Дышать становилось всё сложнее. Тьма наступала, не оставляя ни единого просвета.

«Позови его», – произнесла ларва, волнуясь. Её голос дрожал и предвкушал, словно она скрывала восторг, который охватывал её.

«Позови!» – «Я не знаю как». – «Назови его имя». – «Я не знаю его!» – «Ты знаешь. – Ларва загоготала. – Всегда знал. Прислушайся к чувствам».

Михей услышал запах собачьей шерсти, к нему примешивался металлический. Кровь. Так пахло во время ритуала, когда госпожа убила его верного друга. Люпус. Это был он. Михей различил, как на место крови пришли запахи свежих трав и цветущих лугов, к ним примешалась овечья шерсть. Михей ощутил тёплое дыхание на своей руке, а за ним – шерсть Люпуса. Ему безумно, до дрожи, захотелось открыть глаз, чтобы увидеть своего друга.

«Не смей! – прикрикнула ларва. – А то придётся начинать сначала».

Из глаза потекла слеза, но Михей сдержался, крепче сжал губы и про себя прокричал:

«Люпус!»

Он не до конца верил, что вырколак – это Люпус, но подчинился ларве.

«Это и не он, – прошептала она. – Но он хотел, чтобы ты звал его так».

Ком подступил к горлу, а на сердце стало горше. Даже вырколак решил издеваться над ним, терзая и без того израненную душу. Ларва приняла облик Киры, вырколак хочет, чтобы его звали Люпусом. Что это, если не пытка?

«Доверься нам. Мы же часть тебя, мы не навредим», – мягко произнесла ларва. Слова были наполнены мёдом настолько сильно, что вызывали тошноту. Почему все так и хотят казаться его друзьями, а потом засаживают длинный нож в спину, так ещё и поворачивают его несколько раз. Невыносимо.

«Сосредоточься, – пробурчала ларва, её явно раздражали его внутренние стенания. – Позови вырколака».

Михей собрался с силами, крепче сжал кулак, чтобы чувствовать, как ногти впиваются в затянувшиеся шрамы. Он справится. Он сделает это. Заикаясь, он слабо протянул: «Люпус». Ничего не произошло. «Люпус», – голос стал увереннее, но всё ещё дрожал, боль, что приносило имя, не покидала. Михей различил шаги, как будто они отзывались позади. «Люпус», – тихо, но собраннее добавил он. Шаги усилились. Теперь он мог различить, как острые когти скрежещут по камню. «Люпус», – уверенно протянул Михей. Раздался протяжный рык. «Люпус!» – прокричал Михей, отринув боль и сожаление. Что-то уткнулось в него и тяжело задышало над ухом, слюна капала на Михея, и он зажмурился ещё сильнее. «Люпус», – в голосе появилась сталь. Михей не понял, когда внутри него всё изменилось, страх ушёл, а его место заняло желание убивать. Вырколак обошёл его, встал напротив и принюхался. Это был огромный волчара, раза в три или четыре больше Люпуса. У него была жёсткая чёрная шерсть, к которой если прикоснёшься, то точно порежешься. Михей не понимал как, но явственно видел его перед собой, хоть глаз всё ещё был закрыт. Вырколак оскалился и напрыгнул на Михея, повалив того на спину. Пасть с острыми зубами клацнула перед лицом, а после всё скрылось во тьме.

Резкая вспышка боли озарила, словно светоч в темноте. Острая боль отозвалась во всём теле. Его растягивали во все стороны, дёргали за руки, ноги и голову. Одежда треснула и разлетелась на жалкие лоскуты. Невидимые хватки впились в конечности. Они разрывали кожу, проникали сквозь плоть и мышцы, чтобы добраться до костей и впиться в них мёртвой хваткой. Они хотели только одного: растянуть кости, а затем и всё тело. Словно когтистые лапы пытались удлинить его. Боль охватывала, меняла тело. Что-то пробежалось по спине. Михей схватился за спину, но ничего не нашёл. Что-то проникло под кожу и бегало по позвоночнику. Он ощутил жгучее желание добраться до него и выцарапать это. Михей когтями впивался в кожу, раздирая её. Кровь текла, а ошмётки кожи он отбрасывал. Раздражение и ненависть вскипали внутри. Содрав кожу, Михей ощутил под пальцами густую жёсткую шерсть. Что происходит? Что он делает? В своём ли он уме? Михей кричал от боли, обхватывал руками-лапами себя, пытаясь как-то замедлить процесс. Словно так он мог что-то остановить. Никто не сказал ему, что он станет вырколаком. Почему он никогда не спрашивал? Почему никто не сказал? Как они могли скрыть, что вырколак и лидерец это не одно и то же? Он вновь закричал. Лицо вытягивалось, превращаясь в пасть и принося новую боль. Рот наполнился острыми клыками. Новое ощущение охватило пасть, словно зубам было тесно в ней.

Тело стало непреодолимо тяжёлым. Ноги подкосились, и Михей упал на колени. Он не ощущал собственное тело, оно стало незнакомым, чужеродным, другим. Всё в нём изменилось. Он увидел, как руки превратились в мощные лапы, покрытые чёрной шерстью, но они ему не подчинялись. Ничего не подчинялось ему. Он оказался заперт в изменившемся теле и мог только наблюдать, но и зрение подводило. Нет, у него так и остался один глаз, а девлуз заменял второй, но то, как он видел, изменилось, как и всё в теле. Мир стал каким-то грязно-желтоватым с глубокими серыми оттенками, потерял резкость. Михей с трудом различал Марчела, который ближе всех стоял к нему. Госпожа и остальные совсем расплылись. Внутри всё клокотало, гнев закипал и поднимался к горлу, захватывая сознание. В нос ударило несметное количество запахов, которые сбивали: тела, пот, моча, цветущие травы и деревья, земля, букет специй. Какие-то Михей точно знал, а о природе и названиях других мог только догадываться. Он явственно услышал запах Киры, который пьянил и сбивал с ног. От неё пахло топлёным молоком, мандрагорой и ещё пятью травами, чьи запахи он разбирал, но не знал названий.

Михей сосредоточился, чтобы вернуть себе тело, но оно не слушалось. Голод, дикий голод охватывал его. И только ему было подчинено существование. Голод заглушил боль, стал единственным голосом, который шептал в голове.

Вырколак прорычал, а затем протяжно завыл.

Вой пронёсся по всему телу Михея, он чувствовал его каждой частичкой, словно это не вырколак выл, а Михей. В звуке сплелись боль, отчаяние и обида, что терзали душу. Самозабвенно Михей и вырколак выли, отдаваясь этому целиком. Но в какой-то момент всё изменилось.

Позади раздались шаги, вырколак резко развернулся на них. К ним приближались двое юнцов с сеткой. Вырколак ощерился, предупреждая. Михей приказал вырколаку успокоиться, но тот не слушался. Он никак не реагировал, а просто продолжал предупредительно рычать, не сводя глаз с юнцов. В нос ударил кислый запах страха, Михей не видел выражения их лиц – вырколак не различал их, – но слышал все запахи, которые окружали юнцов. Внутри всё сжалось, Михей и вырколак были опасны для них. До того, как он это окончательно осознал, вырколак в последний раз ощерился и набросился на юнцов, растянувших сетку. Михей попытался зажмуриться, желая не видеть происходящее, но не мог. Вырколак смотрел во весь глаз, не видя ничего, кроме жертв. Жертв. Именно ими они и были. Два неопытных дурака, посмевших выйти против вырколака. У них не было шанса. Никакого.

Вырколак сбил правого – вроде бы светловолосого или, а может, рыжего, зрение вырколака с трудом различало оттенки – и прижал к земле. Юнец пытался вырваться, но вырколак был сильнее, тяжелее. Вырколак клацнул зубами, юнец закричал. Михей не понимал, почему вырколак не перегрызёт глотку, если он этого так хотел. Вместо этого он смаковал момент, наслаждался ужасом, который сотрясал тело юного гвардейца. Михей услышал запах мочи. Вырколак тяжело дышал, смотря прямо в глаза своей жертве. Что-то воткнулось в бок. Вырколак зарычал, резким движением свернул шею юнцу и в прыжке развернулся к тому, кто тыкал в бок. Там стоял второй такой же юнец, в руках у него было то ли копьё, то ли меч. Он крепко сжимал «палку», готовясь нанести следующий удар. Михей усмехнулся, понимая, что следующего удара не будет. Его внутренний страх отступил, когда он ощутил силу и уверенность, что источал вырколак.

Юнец, замахнувшись, побежал на вырколака, громко крича. Вырколак затаился и отпрыгнул, когда тот попытался ранить его. Вырколак быстро сбил юнца, повалил на живот и одним быстрым движением перекусил шею, голова оторвалась от тела. Михей почувствовал металлический привкус во рту. Это была кровь. Вырколак разрывал плоть, пожирая тело. Михей с ужасом наблюдал за этим, не до конца веря, что чувствует всё. Как это могло быть настоящей кровью, если она даже не была красной? Какая-то серая жидкость, отдающая отталкивающей желтизной. В ней не было ничего, что заставляло чувствовать трепет и верить, что она настоящая. Просто густая жидкость, текущая из разорванной шеи.

– Его нужно остановить, – прошептала госпожа, но Михей прекрасно всё расслышал. Слух стал неимоверно острым.

– Но вы же, тётушка, так хотели увидеть способности волчьего отрока. Наслаждайтесь, – протянул Влад. Михей отметил, как в словах он тщательно скрывал ехидство, что так и прорывалось сквозь стену вежливости. – Всё, как вы хотели, госпожа.

– Он неуправляем, – протянула нервно госпожа.

– Мне вмешаться? – спросил герцог Эрнст. – Возможно, форта его остановит.

– Зачем? – Влад засмеялся. – Давайте посмотрим, как волчий отрок действует без вмешательства.

– Это пугает, – сказала госпожа, сглотнув.

О да, Михей мог различить весь спектр ужаса, что сковывал её. Восторг растекался внутри по каждому закоулку души, словно Михей вкушал креплёное вино. Или это была тёплая кровь?

Вырколак не обращал внимания на споры, обгладывая кости. Пасть наполнялась кровью и сырым мясом, а Михея захватывала тошнота. Его чувства были обострены и сводили с ума. Вспышки вкусов, запахов оглушали и причиняли боль. Очередная боль. Он попытался призвать ларву, но она была глуха к его просьбам. Ему хотелось, чтобы вырколак прекратил, вернул ему управление телом. Михей хотел убежать в тихий угол своей спальни, забиться в него и плакать. Плакать. Плакать.

Что-то вновь изменилось. Михей почувствовал это быстрее, чем осознал умом. Шерсть встала дыбом на загривке, вырколак поднял голову и увидел, как на него наступает госпожа, окутанная тёмным туманом. Он клубился вокруг неё, тянулся длинным шлейфом. Михей не мог поверить, но видел, как в тумане вырисовывался силуэт, который обвивал госпожу и шептал на ухо. Его длинные руки обхватывали госпожу за талию, крепко прижимали к себе. Хоть это и выглядело пугающе, но забота и нежность, которые сквозили в движениях, заставляли поверить, что лидерец – вероятно, это был он – обожает госпожу. Нет, такое обожание должно быть отравлено. Как всё, что протягивает лапы из потустороннего в настоящий мир.

Михей и вырколак уставились на госпожу и наблюдали, как она приближается. Внутри всё сжалось, вырколак опасался лидерца – он принюхивался и поскуливал, когда лапами шаркал по земле, словно предупреждая того. Госпожа остановилась напротив вырколака и присела, смотря прямо в глаза. Они поразили Михея – синие глаза пылали ярким светом на желтоватом фоне. Казалось, они были единственным цветом, что он мог правильно различить. Цвет был глубоким, тёмным, похожим на грозовое небо или глубокую пучину озера в беззвёздную ночь. Михей наблюдал за ними, как заворожённый, боясь упустить любое изменение. Весь мир сжался до глаз госпожи, захвативших сознание.

Вырколак зарычал, возвращая Михея к реальности. Госпожа протянула к нему руки и погладила. Форта, что клубилась вокруг неё, набросилась на вырколака. Тот завыл, ощерился и принялся отбиваться, пытаясь прокусить туман. Челюсть клацала, лапы шаркали, а вырколак не мог ни укусить, ни дотронуться до форты, которая сплела вокруг них тёмный кокон. От тщетного преследования вырколак всё больше распалялся, Михей явственно ощущал, как сам желал схватить туман и поглотить его. Раздражение усиливалось с каждой попыткой.

Туман стал плотным. Сомкнулся вокруг вырколака и стал душить его. Не хватало воздуха, Михей и хотел бы хватать его ртом, но не мог – вырколак управлял телом и не намеревался сдаваться. С грозным рыком вырколак пробился сквозь тёмную пелену и сбил госпожу с ног, придавливая её весом собственного тела.

– Прочь, шавка, – прокричала госпожа, отбиваясь. – Прочь!

Её голос сорвался на визг, который пробирал до самых костей. Михей бы закрыл уши, но не мог. Всё, что ему оставалось смотреть.

Беспокойство захватило его сознание. Он понимал, что сейчас вырколак разорвёт глотку госпожи, и она навсегда замолчит. Но Михей не мог понять, что испытывает от этого – ужас или восхищение? Восторг от того, что их мучитель будет повержен? Или страх, что госпожа умрёт? Чувства смешались, не давая отделить одно от другого. Они безумно выматывали, выбивали почву из-под ног. И Михей вновь почувствовал, как захлёбывается в них.

«Будем честны, она это заслужила, – вкрадчиво сказала ларва. – Ты же и сам этого хочешь». Она не задавала вопрос, а утверждала. Её уверенность в его прогнившей душе пугала. Ведь он не такой. Он не желает людям смерти, даже если они этого заслуживают.