Одноразовые

Сергей 051-й Агеев

Одноразовые

Предисловие.

Сначала была идея, потом кто-то сказал: – А хрен ли «Сыны Анархии» есть, а у нас нет ничего похожего? И сначала так и хотели – типа, русские «Сыны анархии». Но…в результате, получилось то, что получилось. Ни разу не то, что собирались.

Мне кажется, что эта тема еще ждет своего автора. И кто-то обязательно напишет правдивую, честную и красивую книгу про мотоклубы в России, про то, каково это. Кто-то, но, видимо, не я. Не чувствую себя в праве.

Читая эту книжку, читатель, наверное, обратит внимание, что никаких географических привязок, реально существующих имен и названий, кроме тех, без которых уже никак не обойтись, в книге нет. Это касается, прежде всего, клубного движения. Не хотелось бы, упомянув один клуб, обидеть или невольно принизить десятки других, не менее достойных! Поэтому реальных названий клубов здесь нет.

Относительно событий, происходящих на Ближнем Востоке – это не больше, чем авторский вымысел. Какие-то аналогии с реально произошедшим в Бейруте в начале 80-х, целиком на совести тех, кто эти аналогии проводит.

Ну и, наконец… О книге! О чем она? Она о тех, кого называют «хрустики», «двухколесные», «одноразовые», а иногда и «ух ты ж, бля!», когда пролетает мимо очередной мотоциклист. Кто эти люди? По каким законам они живут? Как становятся мотоциклистами?

Думаю, Вас ждет немало открытий. Представьте себе – те, кто сознательно выбирает такой образ жизни, они такие же люди. Им так же больно, они так же любят и ненавидят. И они так же устают от всего этого, слезая с мотоцикла, и обещая себе никогда больше на него не садится.

В книге будут попадаться всякие незнакомые слова, а нередко слова, которые Вы знали, но не подозревали, что у них может быть еще и такое значение. Все эти слова я постараюсь по мере сил и способностей объяснять.

Знатоки! Не кривитесь! Я объясняю, как умею. И прежде всего для тех, кому при слове, например, «литр» воображение рисует исключительно пакет молока или сока… Для нормальных, в общем людей…

Итак, пожалуй, поехали! Джентльмены! Заводите моторы! И внимание! Я, конечно, ни в коем разе не считаю себя «рупором эпохи» или «живым классиком», но такой книжки, на сколько я помню, в нашей стране еще не было. Вполне возможно, что у кого-то из Вас жизнь поделится на «до и после», когда вы прочитаете эту книгу. А там и до мотоцикла недалеко… Мое дело – предупредить!

Внимание!!! В книге присутствует ненормативная лексика (много), а также сцены курения, употребления алкоголя, насилия и секса!!!

Благодарность: Вере Баженовой и Дмитрию «Барду»! За саму идею, за помощь и вдохновение, за то, что некоторые персонажи книги никогда не стали бы такими, если бы не эти люди…

Отдельное спасибо Петру Н.

За помощь и за то, что не позволил ошибиться в принципиальных вопросах, касающихся клубов МС и 1%-х клубов!

Одноразовые. Пролог. Москва. Наши дни.

И была осень. Ну, как осень? То самое время, когда еще тепло и солнце светит, и небо синее, но что-то и в небе, и в желтеющих листьях и пыльном асфальте, обязательно ткнет тебя мордой – скоро! Скоро уже будет не так. Будет холодно, противно, а потом вообще – снег.

Седой мужчина, про таких обычно продавщицы в «Пятерочке» говорят – «интересный», прошел через КПП и не

спеша зашагал по аллее больничного парка. Приметы наступающей осени его мало волновали. Он шел по больничной аллее туда, где голуби суетливо клевали крошки, которые кидал им молодой парень, сидящий на скамейке.

Рядом со скамейкой стояли костыли, правая нога парня топорщилась железными спицами. Парень крошил кусок хлеба и улыбался, подставляя лицо солнцу. Увидев мужчину, парень встрепенулся и кинул в голубей оставшийся хлеб. Подхватив костыли, он ловко вскочил на ногу и сделал несколько шагов к мужчине.

– Дядь Вов! Здрасте… – мужчина пожал протянутую руку и оглянулся по сторонам. Из кармана куртки мужчина вынул плоскую, стеклянную фляжку коньяка и ловко сунул ее в карман халата парня. Тот заговорщицки оглянулся, приложил ладонь к груди.

– Рахмат, дядь Вов! Чего должен? – тот, кого назвали дядей Вовой усмехнулся одними глазами и коротко отмахнулся.

– Забей! Боженька велел привечать сирых и убогих… – дядя Вова хотел сказать еще что-то, но в парк из-за больничного забора ворвался сначала гул, потом рокот, быстро перешедший в визг. Оба, как по команде повернулись в сторону звука и тщетно пытались что-то рассмотреть за деревьями.

– Литр1 – не меньше, – восторженно пробормотал парень и даже попытался привстать на цыпочки, но едва не завалился назад. Дядя Вова еле успел поймать его за локоть.

– Может и литр, – задумчиво произнес дядя Вова и тут же добавил, – А может на кавася трехсотку прямоток вкорячил2 и ездит теперь, типа гонщик…

Парень какое-то время обдумывал сказанное, а потом встрепенулся.

– Дядь Вов! А чо это я убогим вдруг стал? С каких пирогов? – дядя Вова пожал плечами.

– А валить на заднем3 по Яузе, в три часа дня – это от большого ума, да? – парень смутился, уселся на скамейку и старательно принялся любоваться голубями, которые уже почти доклевали остатки батона. Дядя Вова удовлетворенно кивнул.

– Вот то-то. Сиди и не чирикай, спиди-гонщик. Иди вон… – дядя Вова кивнул в сторону стоящей возле больничного корпуса медсестры, которая активно пыталась привлечь внимание парня, – …Тебе на клизму пора! – парень тоже заметил медсестру и погрустнев, встал, подхватил костыли и поплелся к больничному корпусу.

– Держись, брат! – послал ему в спину дядя Вова, – В следующий раз умнее будешь… – парень, не оборачиваясь вскинул над головой сжатый кулак и продолжил свой путь.

Дядя Вова, усмехнувшись, свернул за угол и вскоре уже поднимался по неширокой лестнице. На площадке перед дверью со светящейся надписью «Блок интенсивной терапии», он вытащил из висящей на плече сумки белый халат и мягкие тапочки.

Он как раз балансировал на одной ноге, пытаясь натянуть второй тапок, когда распахнулась тяжелая, матового стекла дверь, и толкнула дядю Вову блестящей ручкой.

– Да твою… – дядя Вова с трудом поймал равновесие и с негодованием воззрился на выскочившую на площадку миниатюрную девушку в хирургическом костюме с веселыми мишками на ткани.

– Вика, блин! Тебя в жопу укусили? – начал дядя Вова, но тут же коротко спросил, – Что? – та которую назвали Викой, моментально прошла лицом длинный путь от ярости – «типа хрен ли стоишь на дороге?», до радости узнавания, а потом и грусти.

– Привет, дядь Вов! Ничего. В приемник4 бегу, там привезли кого-то, а у них катетеры кончились… – она взмахнула какими-то пластиковыми штуковинами. Дядя Вова оглядел ее с головы до ног. Вика могла бы блистать на подиуме. Точеная фигурка, красивая лицо с огромными глазами. Про таких говорят – «чья-то погибель». Только вот какая-то грустинка в глазах делала ее куда старше своих двадцати с небольшим лет.

– Слышь, племянница! – сварливо произнес дядя Вова, – Мы ж договаривались. Или ты замуж за него выйдешь и тогда тоже меня дядей Вовой звать будешь? – Вика смутилась на секунду и тут же ответила без какого-либо раскаяния.

– Ну, прости, – она начала спускаться по лестнице, но тут же приостановилась, – дядь… Тьфу, блин! Молот!

– Чего? – тут же откликнулся дядя Вова.

– Там Арсений Сергеевич с тобой поговорить хотел…

– Опять, что ли? – вскинулся дядя Вова, но Вика энергично замотала головой.

– Нет. Он… – она замешкалась, подбирая слова, но потом просто махнула рукой и заспешила вниз по лестнице. Дядя Вова запахнул халат и, открыв дверь, вошел в отделение.

Он прошел по короткому коридору и, завернув за угол, практически воткнулся в здоровенного мужика с окладистой бородищей, одетого в хирургический костюм. Увидев дядю Вову, мужик ткнул в него сосискообразным пальцем и прогудел.

– О! На ловца и зверь, как говорится!

– Сам ты зверь, – пробурчал дядя Вова, но мужик, сграбастав его за локоть, буквально внес в небольшой кабинет и, закрыв дверь, кивнул на кресло.

– Падай… – дядя Вова присел в кресло и решительно прихлопнул ладонью по журнальному столику.

– Сень! Ты знаешь, я тебя уважаю, я тебя люблю. Ты врач от Бога, но, если еще раз заикнешься об этом, я тебе морду набью! Клянусь! – тот, кого назвали Сеня, несколько секунд обрабатывал сказанное, а потом плюхнулся в кресло напротив. Кресло жалобно заскрипело, но выдержало.

– Володь! – прогудел Сеня, – Ты хорош гнать на меня! Ну один раз было, не спорю. Решили вопрос. Но что теперь до конца дней припоминать будешь? – дядя Вова примирительно поднял руки перед собой.

– Слушаю тебя, Сеня, слушаю… – Сеня, наклонившись через стол, понизил голос, который теперь звучал так, будто где-то бьют по железной бочке палкой, но стараются не шуметь.

– Я про эту… – Сень кивнул на дверь, – Она ж тебя слушает! Скажи ей! – дядя Вова посмотрел на Сеню.

– Тааак. Чего стряслось?

– Да ничего не стряслось! – отмахнулся Сеня, – Просто вечером захожу в палату, а она лежит… С ним…– последнее слово Сеня произнес почему-то шёпотом. Несколько секунд он ждал какой-то реакции, но не дождался и продолжил, – Я ей тудыть-растудыть, а она, видишь ли, в интернете прочитала, что может помочь, если баба в койку залезет! Представляешь?

– А что? Правда, может? – быстро спросил дядя Вова. Сеня смешался, отвел глаза, пробормотал.

– А хрен его знает, если честно…

– Ты я надеюсь не думаешь… – дядя Вова не договорил, но собеседник понял.

– С ума сошел? – он возмущенно привстал и снова опустился на жалобно скрипнувшее кресло, – Я ж не в этом смысле! Я ж понимаю – любит она его! По-настоящему любит, домой вообще не уходит! Отдежурит и спит тут же, на кушетке, или книжки ему читает или еще что…

– Вот и я об этом, – кивнул дядя Вова.

– Но все равно! – громыхнул снова Сеня, – А не я зашел бы, а если б родственники? Это же такой скандал был бы! Уволили бы! Жалобы эти…

– Из родственников только она, да я. Забыл? – дядя Вова встал, – А остальным не фиг там делать. И если она считает, что ему лучше, когда она с ним лежит, согревает, значит пусть так и будет. Понял? – дядя Вова встал, пошел к двери, открыл ее и вышел в коридор. Сеня кивнул уже закрывшейся двери и, побарабанив пальцами по столешнице, встал на ноги.

– Сука! – ни к кому не обращаясь произнес Сеня и, поправив свой хирургический костюм, тоже вышел из кабинета.

                              %      %      %

На мониторах бежали линии, мерно попискивал аппарат. В углу, возле двери, видимо в санузел, стояла кушетка, застеленная зеленоватым, больничным одеялом. На стуле, возле кушетки, высилась небольшая стопка книг.

Дядя Вова сидел в кресле, а напротив него, на больничной кровати лежал молодой человек. О возрасте сказать было трудно. Темные волосы, закрытые глаза. В ногах, на спинке кровати висело что-то похожее на небольшой плакат. Сверху короткая надпись – «Кома». Чуть ниже красным маркером были написаны три цифры: 479. А еще ниже черным: Молотков Жан-Пьер Владимирович. Полных лет: 29.

Дядя Вова встал, какое-то время смотрел на бегущие по мониторам кривые, зачем-то ткнул указательным пальцем в монитор, а потом присел на кровать.

– Привет, сынок, – негромко сказал он, – Ты прости. Не мог раньше. Столько навалилось сразу, столько новостей. Я Луке сразу сказал – сегодня не жди. Пока Женьке все расскажу – это до утра. Сашка-то теперь у меня живет. Представляешь? – дядя Вова помолчал, как будто дожидаясь ответа. Он снова поднял взгляд на монитор и несколько секунд смотрел на цветные линии.

– С чего ж начать-то? – сам себя спросил дядя Вова. Он еще немного подумал, – Ну да, как Тамбов появился, так вся эта пурга и началась… Ты прости, сынок, я иногда скакать буду туда-сюда, но что ж поделать? – дядя Вова сел поудобнее и прикрыл глаза…

Часть первая. Наши дни.

За несколько месяцев до этого.

Россия. Тамбов.

Сергей.

Дородная женщина, вздрогнув бюстом, как отгоняющая слепней и оводов лошадь, обворожительно улыбнулась.

– Ах, Сергей! И на кого же вы нас бросаете? – Громыслава Никитична – главный бухгалтер филиала, была весомой женщиной. По ее собственным словам, происходила она чуть ли не от великопольских князей, о чем говорило и имя. Но злые языки утверждали, что если в Никитичне и есть что-то княжеское, то лишь то, что ее предки явно таскали на себе княжеские пушки. Но что бы не говорили злые языки, они говорили это тихо, оглядываясь.

Борис Петрович – глава филиала банка, доводился Никитичне родным племянником, и находить себе геморрой на ровном месте дураков не было.

Сергей посмотрел на ласково улыбающуюся Громыславу и вспомнил прошлый декабрь. Грохочущая на весь кабак музыка, запах алкоголя и духов. Громыслава Никитична в платье в пайетках в обтяжку и принявшая не безразмерную грудь почти литр коньяка. Кто ворожил Сергею, Бог или дьявол, но уберег он тогда разведенного сотрудника от алчущих лап и губ поддатого главбуха.

      Борис Петрович – руководитель филиала солидно постучал вилкой по столу.

– Господа! – Сергей внутренне подобрался, как любому виновнику торжества ему хотелось только одного, чтобы все это наконец-то закончилось. Как угодно. Хоть увольнением, хоть расстрелом, но закончилось. Борис Петрович откашлялся.

– Сергей! Дорогой ты наш, Сергей Петрович! Я очень рад, что московское руководство по заслугам оценило твои таланты, но… Без тебя нам будет нелегко… – Сергей скромно пожал плечами, баюкая в руке пластиковый стаканчик с красным вином. Повисшая пауза не оставила путей к отступлению. Чувствуя себя куклой на радиаторе свадебной машины, Сергей проглотил комок в горле.

– Спасибо вам всем! Это и ваша заслуга! Это вы и учили, и помогали, и давали возможность развиваться! Спасибо вам… – все дружно зааплодировали и, неслышно чокнувшись пластиковыми стаканчиками, выпили. Борис Петрович, неодобрительно взглянув на выпивающих подчиненных, сел за стол и воткнул вилку в салат «оливье».

Россия. Тамбовская область.

Трасса мотокросса.

Повинуясь решительному взмаху руки, спортсмен на бледно-желтом «эндуро»5 притормозил возле плотного парня в спортивном костюме. Сидящий на мотоцикле нетерпеливо подгазовывал, всем своим видом показывая желание как можно быстрее вернуться на трассу. Парень в спортивном костюме слегка пристукнул ладонью по шлему гонщика.

– Артем, блин! Хрен ли ты делаешь? Ты в шестом повороте не жопами пихаться должен, а ехать! Понимаешь, нет? Ехать! – тренер указал пальцем на руль, – Газ – вот у тебя! Открывайся! Это мотокросс, а не балет! Тебя сожрут к херам на кубке! Понял? – тот, кого назвали Артемом, утвердительно качнул шлемом. Выбросив из-под заднего колеса комья земли, мотоцикл выпрыгнул на трассу и едва не встал на заднее колесо, но, повинуясь гонщику, выправился и покатил, подпрыгивая на неровностях.

Тренер щелкнул кнопкой секундомера и оглядел трассу, по которой носились полтора десятка мотоциклов. Гонщик на бледно-желтом мотоцикле, обойдя нескольких соперников, выкатился на короткую прямую и со всего маху влетел в вираж.

– Во! – удовлетворенно качнул головой тренер, – Давно бы так. А то ишь ты – крадется. Так вот… – он хотел еще что-то сказать, но осекся и нахмурившись начал всматриваться в трассу, – Закрывайся уже! – не выдержал тренер и энергично взмахнул рукой. Однако гонщик на бледно-желтом мотоцикле остался равнодушен к призыву и еще ускорился. Выпрыгнув с трамплина, мотоцикл, вполне ожидаемо для такой скорости, опустился на трассу в считанных метрах от «шпильки» – резкого поворота почти на 180 градусов. Пробив защитное ограждение, мотоцикл вылетел с трассы и, подняв клубы пыли, закувыркался по земле.

– Да мать твою ёб! – заорал тренер и прямо через трассу побежал к упавшему гонщику. Со всех сторон туда же неслись механики, маршалы и все, кто оказался свидетелем падения.

Россия. Тамбов.

Сергей.

Застолье медленно катилось к своему логическому завершению. Уже забылся повод, уже виновник торжества практически слился с пейзажем, обреченно игнорируя откровенно похотливые взгляды Громыславы Никитичны.

Повелительница «ресепшена» Ниночка – губы, грудь и ноги банка, в который раз уже рассказывала весьма захмелевшему Борису Петровичу о недавней поездке в Таиланд. Особое внимание Ниночка уделяла свое привычке загорать топлесс. Борис Петрович внимал Ниночке с грустью давно и безнадежно женатого человека. Все в банке знали, что своим положением и должностью Борис Петрович обязан супруге – двоюродной сестре заместителя губернатора. Ниночка тоже знала, но надеялась.

Сергей, стараясь не привлекать к себе внимания, взглянул на часы. Уходить было беспардонно рано, а остаться – значило с огромной вероятностью пополнить собой сборник банковских легенд и преданий. Дескать, был тут один, в Москву уехал, но Никитишну трахнул.

Главбух видимо сочла, что все мыслимые и немыслимые приличия соблюдены и линкором двинулась к Сергею, раздвигая мощной грудью банковский планктон. Она уже вышла на дистанцию атаки.

– Сергей Петрович, ну что же вы… – медово-ласковый голос Громыславы Никитичны прервала трель телефонного звонка. Кадровичка Любочка метнулась к телефону и сорвала трубку.

– Але? – Любочка несколько секунд слушала абонента, поставив коленку на офисный стул, отчего строгая юбочка до колен, аппетитно обрисовала некоторые подробности любочкиной фигуры. Любочка была мила, добра и неконфликтна. Однако, манера спрашивать очередного полового партнера: «А как мы с тобой будем дальше?» утром после первой же ночи, ставила на личной жизни Любочки большой и жирный крест.

Сергей, тоже не избежавший такого вопроса, отчасти понимал, что привыкшая к работе с кадрами Любочка, просто хотела кристальной ясности перспектив. Но к отношениям был не готов. О чем и сказал, сразу же пополнив собой Любочкин список не представляющих промыслового интереса особей.

Любочка дослушала, поискала глазами и нашла Сергея взглядом.

– Сергей Петрович! Вас! – Любочка протянула Сергею трубку. Громыслава Никитична замерла на абордажной дистанции, а Сергей с тщательно скрываемой радостью схватил трубку.

– Слушаю Вас! – бодро доложил он абоненту, но через пару секунд изменился в лице и коротко бросив, – Понял! Сейчас буду! – положил трубку на аппарат.

Сергей торопливо начал пробираться к выходу из переговорной.

– Сергей Петрович! Вы куда? – главбух княжеских кровей явно не желала упускать добычу. Сергей, не останавливаясь, умоляюще сложил руки на груди.

– Дико извиняюсь! Простите! Из больницы звонили – с сыном что-то! Просили подъехать срочно… – сочтя, что объяснение не требует дополнений, Сергей выскочил из переговорной и почти бегом помчался по коридору.

Россия. Москва.

Полковник.

Он уже почти уехал. Но лифт, как будто издеваясь, остановился на этаж ниже. Полковник покачал шлемом и легонько побарабанил пальцами по двери лифта – не помогло. Кабина снова поехала, но вниз.

– Саша! – он медленно повернулся, стараясь, чтобы шлем оказался между ним и лифтом, но Татьяна безошибочно нашла взглядом ненавистный предмет, – Ты опять сегодня до ночи? – и так темные глаза жены стали темнее грозовой тучи.

– Танюш! – Полковник постарался вложить в это слово максимум кротости, – Я с работы сразу домой! Клянусь! Чуть-чуть катну по центру и все! – лифт спасительно клацнул сочленениями, и двери кабины открылись. Полковник шагнул в кабину, но жена еще сказала не все.

– Не позже девяти! – прокурорским тоном произнесла дорогая подруга жизни и добавила, окончательно испортив Полковнику настроение, – Тетя с дядей скорее всего приедут. Не вздумай опоздать! – двери лифта закрылись и милостиво позволили Полковнику не следить за лицом.

Лифт послушно отсчитал этажи, и двери открылись. Сразу повеяло знакомыми ароматами. Урода, справлявшего нужду на паркинге, вычислить никак не удавалось. И к привычной духоте и бензиновому аромату уже как родной примешивался запах чьего-то непотребства.

Чувствуя как, покалывая иголочками, бежит по венам радостное нетерпение, Полковник дошел до своего места. «Король»6 радостно блеснул хромом.

– Привет, родной! – Полковник нежно погладил округлость бака, – Сейчас поедем… – он сел в седло, привычным движением выровняв мотоцикл и убрал подножку. Поворот круглой шайбы на баке – и это неповторимое чувство, когда вслед за нажатием кнопки стартера, рождается под тобой биение сердца. Двигатель пропустил такт, но тут же выровнялся и зарокотал мощно и ровно, распугивая тишину по углам.

Полковник застегнул шлем, натянул перчатки, отметил, что левая уже дышит на ладан. «И сезона не прошло!» – с досадой подумал Полковник, – «Джон Доу7, вроде как! Палево подсунули, суки!». С металлическим стуком включилась передача и «король» солидно, плавно тронулся к выезду из паркинга.

Россия. Москва.

Профессор.

Она уже не постанывала, она почти кричала. Профессор еще более увеличил темп. Где-то на периферии сознания билась мысль, что с такой интенсивностью он долго не выдержит – не мальчик все-таки. В его возрасте берут уже не выносливостью, а техникой.

Но она, со свойственной современным девушкам простотой, предупредила еще на пороге номера – Меня трахать! Понял? Просто трахать, трахать и трахать! Долго и жестко!

Он тогда не придал значения таким вот пожеланиям, а сейчас с ужасом почувствовал, что выдыхается. «Твою мать!» – он с беспокойством оглядел расстилающееся перед ним зрелище. Закрытые глаза, искривленные на красивеньком личике губы, с которых срывались без перерыва громкие стоны, капли пота на умопомрачительной груди.

Пронзительная трель телефонного звонка вмешалась в интимность момента. Она на секунду приоткрыла глаза.

– Не вздумай ответить! Я еще не все… – она снова закрыла глаза, наслаждаясь процессом, а Профессор, вытянув шею, старался рассмотреть высветившееся на экране имя абонента. Рассмотрел и тут же остановился, как норовистый конь перед неодолимым препятствием.

– Э! Ты издеваешься что ли? – она смотрела обиженно, приподнявшись на локте, но он уже шел к двери в ванную с телефоном в руке. Взмахом другой показав – «молчать!». Нажав кнопку ответа, он поднес телефон к уху.

– Мам! Что случилось? – несколько секунд он слушал, а потом понизив голос произнес на одном дыхании, – Мама! У меня обход! Зам по лечебной приехал, я не могу сейчас! Прости! Я перезвоню тебе, ладно? Все! Не могу… – нажав кнопку отбоя, Профессор облегченно выдохнул и повернулся к кровати.

Она одевалась. Быстро, зло, не заботясь о состоянии одежды, не разглаживала, не подтягивала. Одевшись, встала, прошла мимо него, как мимо пустого места. На инстинкте глянула в зеркало на выходе из номера и, не оборачиваясь, припечатала:

– Козел! – через секунду с клацаньем захлопнулась дверь номера, глухо простучали, удаляясь, каблучки по ковролину. Он улыбнулся и с размаху упал на кровать.

От постельного белья пахло сексом и ее духами. Профессор на секунду закрыл глаза и, выдохнув, сел на постели, потянулся за лежащими на полу трусами, но телефон снова напомнил о себе. Взглянув на имя абонента на экране, он ткнул кнопку ответа и сразу же включил динамик.

– Жалуйся! – коротко бросил он и продолжил одеваться.

– Профессор! Ты чо? Как? Где? – пулеметом выпалила трубка. Он надел на плечи рубашку, начал застегивать пуговицы.

– Плюх! – произнес он, застегивая рукав, – Не нарывайся на рифму, ладно? Чего хочешь?

– Я это… – зачастила трубка, – У Бульдогов фест в субботу, вроде как. Ну, как фест? Так, дружеские посиделки. Шашлыкинг, пивасинг и прочее… Поедешь? – Профессор что-то прикидывал, пытаясь параллельно справиться с маленькой пуговицей. Коварная хренотень никак не поддавалась.

– Посмотрим, – он справился, наконец, и натянул мотоджинсы, – У меня так-то резина доходит, – пояснил он трубке, – Корд уже лезет. Если до выходных переобуюсь, то почему нет…

– Лады! – обрадовалась трубка, – На созвоне тогда… – из динамика донеслись гудки отбоя.

Профессор натянул куртку, подхватил шлем и оглядел гостиничный номер. Удовлетворившись осмотром, он взял в одну руку свой шлем, в другую шлем, который предназначался подружке и неловко, боком вышел из номера.

Россия. Тамбов.

Сергей.

Он остановил машину и, заглушив мотор, буквально выпрыгнул из-за руля. На ходу нажав кнопку сигнализации, краем уха услышал пиликанье сигналки, когда уже вбежал в приемный покой.

– Девушка! – бросился он к сидящей за стеклянной перегородкой администраторше. Та, с невозмутимостью, знающей себе цену сторожевой собаки, снизу вверх взглянула на Сергея.

– Что у вас случилось? – негромко спросила она.