Сумерки эндемиков

Каменистая гряда дальше ушла в стороны. На поваленных стволах деревьев неподвижно стояли одинаковые угловатые фигуры, несколько матерых особей парапитека что-то делали, остальные смотрели.

Особи вели себя как-то странно. Те, что занимались раскопками, то и дело нервно склонялись, заглядывая куда-то под себя и тут же отскакивая. Все их конечности работали так, словно боялись обжечься. Они что-то исследовали, что-то, что находилось в каменистом разломе ниже предела их досягаемости. Сетчатые заросли эстакадных деревьев загораживали обзор, потом остались только отдельно стоявшие деревья. Я протиснулся сквозь стволы последних растений, и у меня заломило в висках от одинаковых угловатых пятен черного и серого. Парапитек, оказывается, был тут всюду. Мордатый головастый терапод покрывал собой едва ли не все подступы склона. Трава встряхивалась в самых неожиданных местах, пропуская любопытствующие взгляды, в коридорах темноты совсем близко кто-то стоял, они все чего-то ждали. Пресловутый феномен Геры в ожидании знаменитой местной грозы тоже явно чувствовал себя не в своих носках. Они практиковали один и тот же способ охоты: обездвиживали добычу, забрасывая камнями. Иногда удерживали цепкой паутиной корневищ, давя чем придется. Кто это был, они выясняли только после того, как пойманный больше не двигался.

Темный воздух над лесом начинал двигаться, галдящий рой кистеперых лягушек щелкал перепонками, вис в воздухе и на ветвях, ветви кое-где не выдерживали, пригибались и под тяжестью с треском срывались вниз, летуны снова поднимались вверх, кусаясь и цепляясь за что можно. Я с самого начала решил повернуть назад, обойти занятую территорию стороной и не искать неприятностей. Кассетник обоймы был пуст, и проблемы чужой охоты меня не касались, – что вообще могла значить преждевременная гибель одного зверя, когда в пропасть шагали целые виды? И меньше всего в мои планы входило связываться с питеком. В таком настроении и в таком количестве их лучше было не трогать. Сегодня был не мой день. Не знаю, почему я не свернул, головная боль, наверное, помешала.

Мной вдруг овладела страшная истома, невыносимая, нестерпимая скука и брезгливое чувство ко всем без исключения исходам со стороны моих перетрудившихся за день мозговых клеток. Моя дорога домой тоже никого не касалась.

Впереди, будто из-под земли, доносилось урчание далеко не кроткого зверя, многообещающее и сдавленное. Там что-то происходило, в тех камнях, что-то такое, что держало всё присутствие в напряжении. Пойманный явно не проходил по категории легкой добычи, даже из невыгодного положения заставляя всех разом дергаться назад и менять диспозицию.

Я шагал теперь как никогда спокойно, неторопливо и уверенно, равнодушными глазами глядя прямо туда, где лежала пара каменных глыб. Кто бы это ни был, тропа его жизни подошла к концу. Я снова чувствовал себя способным принимать взвешенные решения, труднопредсказуемые для всех и единственно возможные, на всякий случай распаковав на бедре стропорез. Я словно отмерял шагами смысл своей жизни, свою собственную территорию мучительных поисков, закрепленную за мной по праву рождения и не подлежащую двоякому толкованию. И словно не было прежде череды столкновений между ними и мной, и никогда не ходил я по краю пропасти.

Парапитек маячил то на камнях, то внизу, запуская длинные конечности куда-то далеко под обломки и тут же отдергивая их назад. Собравшиеся, казалось, стремились как можно скорее закончить со всем этим и отбыть куда-нибудь подальше переждать непогоду.

При моем появлении из заросшего травой разлома одинаковыми движениями вылетели одна за другой несколько фигур. Они сразу рассеялись далеко в стороны, уйдя с головой в траву. Мне еще на подходе показалось странным и каким-то удивительно знакомым то, с какими интонациями и коварством безнадежно упрятанный под каменные глыбы зверь пытался найти дорогу наверх. Потом перспектива обзора резко ушла вниз и вдаль, отдельные части сошлись в целое, и мне стало не до болей в пояснице. Еще бы этим интонациям не быть знакомыми. В узком углублении, проложенном по дну каменистого разлома, прочно запертый, почти целиком скрытый под двумя большими обломками камней, лежал никто иной, как неуправляемый катаклизм плато Рыжего До, угольно-черный детергент местного биоценоза и шальная клизма среднего радиуса действия, по определению ботанической станции, которая даже не подозревала, что как раз в эту минуту всем можно расслабиться и спать спокойно. Батут был жив, он просто не мог двигаться.

Терапод обыкновенно плохо переносил падавшую сверху воду. Сказать иначе, просто терпеть ее не мог. В особенно ненастные дни они являли собой вид смертной болотной тоски, они даже на водопое держались не так, как все. Я сразу понял их затруднение: все, что оставалось доступным взору, это самый кончик широко всем известного здесь короткого хвоста. Все же остальное в силу рельефа и набежавшего щебня находилось вне пределов досягаемости. Парапитек вился вокруг этого рельефа мухами, рассерженно фыркал ухоловами, бегал от одного камня к другому, как заевшая на одном месте пластинка повторяя один ряд возмущений, но процесс не двигался. Наименее обремененные благоразумием пытались достать Батута за ноги, но это дорого обошлось каждому из них. Взрыв ярости под камнями и серии новых раскапываний чередовались с глухим сдавленным воем, не обещавшим ничего хорошего. Батута спасло не столько мое появление, сколько то обстоятельство, что лапы добычи до сих пор сохраняли свободу действий. Ритуальность отношений животного на охоте была не соблюдена, и такой добычей будут пользоваться в последнюю очередь. Серьезному противнику, чтобы лишить возможности передвижений, они разбивали задние конечности. С учетом численного перевеса самого терапода, потом никто уже не представлял для них опасности. Однако тут задние лапы еще предстояло достать. Широко известная невероятная крепость организма больших мато здесь была ни при чем, конечно. Камни легли так, что теперь держали один другой.

Завидев меня, парапитек взял тайм-аут. Я никогда не доверял никаким сколь угодно глубоким аналогиям и впечатлениям от поведения представителей чуждой биологической организации, какой бы высокой та ни казалась, добросовестно уклоняясь от любых параллелей. Но здесь мог бы поклясться, что отчетливо видел одно и то же. Я прямо с необыкновенной отчетливостью читал на этих мордах желание не торопить события и достать зверя чужими руками. Макушки травы по ложбинам встряхивались, оттуда стреляли одинаковые глаза, собравшиеся держались на удалении, решив досмотреть, что будет. Вот и до тебя добрались тоже, подумал я с сочувствием, сидя на краю гребня на корточках и разглядывая весь объем проделанных работ. Камни преткновения могли сойти с места в любой момент.

На фоне уходящего дня я был виден, как на ладони. Этого было лучше не делать, но мне было уже плевать. Батут попался на обычную уловку парапода. Всех подробностей было не разглядеть, но на этот раз питеку определенно изменило чувство меры. Многокилограммовые глыбы не оставляли никаких шансов.

Перебравшись к камням ниже, я с удовольствием освободился от лямок бесполезного самострела, по привычке все равно пристраивая его на расстоянии вытянутой руки. Как дела, спросил я, осторожно опускаясь на корточки рядом с амбразурой, откуда выглядывала морда Батута, хищная, наглая и до предела недовольная.

У Батута при всех его недостатках было одно несомненное достоинство: он никогда не говорил много. Я держал руки на виду, давая возможность сориентироваться в знакомых интонациях, хоть и не мог вспомнить, слышал ли он когда-нибудь мой голос прежде. Вопрос был из категории «добрый день». Батут не отреагировал никак.

Едва видимый из-за щебня, он больше не ворочался, то ли собираясь с мыслями, то ли терпеливо ожидая, когда все кончится и он пойдет домой, к яблокам. Ему явно надоело здесь лежать.

Я щурил глаза, пытаясь заглянуть и оценить, как далеко все зашло, но без особого успеха. Гостеприимство Батута испытывать не стоило. Он не был похож на того, кто лежит с переломанным костным остовом. С другой стороны, все они, и мато, и весь остальной вымирающий мир вот с точно таким же каменным терпением, волоча за собой сгустки лап, раздробленных питеком, под его радостное гуканье могли ползком пробираться в направлении родного дома.

Я на всякий случай поднялся на ноги. Осмотревшись, опустился снова, и стал думать. Это был первый в моей практике дипломированного специалиста, профессионального психотерапевта нестадных экзоморфологических образований и систем случай самостоятельного оказания врачебной помощи. И меня это не радовало. Батут решительно заворочался, принимаясь выбираться.

Были еще несколько порезов на пальцах, оставленных стекловолокнистым тросом. У меня до сих пор на сильном холоде синели шрамы. Мой присущий моей натуре оптимизм на такую грубую действительность рассчитан не был.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.