Во имя комфорта

– А догадаться не можешь? – пристально посмотрел на меня Цамий.

– Нет.

– Ты какого цвета?

– Фиолетово-сиреневого.

– Мы все фиолетово-сиреневые, – Цамий кажется уже терял терпение. – Какого цвета наш народ? Твоя семья?

– Оранжевый? – вспомнил я разговор отца с канцлером и цвет своей раковины.

– Наконец-то! Знатно же кабан тебе на мозг наступил!

– Но тут два оттенка оранжевого.

– Вот, – ткнул пальцем в карту Цамий. – Вот мы. Написано же – Северные. А, ты же читать разучился…

Я всмотрелся в карту. Указанная область протянулась с северо-восток-востока на юго-запад-запад. Она была меньше всех окружавших её областей. Особенно тех, которые примыкали слева и снизу.

– Это страны? – задал я глупый вопрос.

– Да, – ответил Цамий уже спокойно. – Страны делятся на графства, по ним есть отдельные карты. У нас три графства. Западное и главное – Хилэпсюш. Центральное и самое большое – Бам. И наше восточное, самое маленькое – Дюйбимт.

– А почему мы называемся "Северными"? Есть же вот страны севернее нас. Север же наверху?

– Да, наверху, где же ему ещё быть то? Так исторически сложилось. Давным-давно, сразу после извержения, наша… Кхм… Твоя семья была первой, кто зашёл дальше всех на север и долгое время оставалась такой. Прямые потомки тех первопроходцев продолжают носить эту фамилию и называть соответственно территорию в своём подчинении.

– А что за огромная тёмно-жёлтая страна? – ткнул я пальцем в соседнюю с нашей территорию. Ту, которая снизу.

– Это Сатацкое королевство, – непринуждённо ответил Цамий.

– Что? Это же они могут напасть на нас! Но они же во много раз больше нас! Как мы сможем им противостоять?

– Они больше по площади. И воинов у них тоже больше. Но они не могут послать на нас всех, оставив другие границы беззащитными. Очень многие хотят оторвать от них кусочек.

– Но зачем столько войн? – спросил я. Всегда придерживался пацифистских взглядов.

– Чтобы получить ресурсы для жизни, – Цамий объяснял явно очевидные вещи, но делал это спокойно. По-учительски. – Еда, дерево, медь, железо. Ресурсы получаются из земель.

– И когда ждать их нападения?

– Как всегда зимой.

– В смысле, как всегда зимой? – уточнил я. – Они всегда нападают только зимой?

– Все всегда нападают зимой, – Цамий отнёс на место ранее отданную мне книгу. – Весной нужно сеять, летом ухаживать за полями и животными и заниматься постройками, осенью собирать урожай. Только зимой можно отвлечь население на войну.

– Но зимой же холодно.

– Да. Но можно одеться теплее. И зимой можно идти прямо через поля не боясь повредить посевы.

Кстати, а насколько холодно? Пора задать вопрос из самого первого квадратика в моей блок схеме.

– А как мы определяем те… – слова температура не оказалось в лексиконе моллюсков. – Есть какие-то средства для определения степени холода?

– Средства? Ты хочешь спросить, как понять, что стало холодно? – Цамию кажется было интересно отвечать на мои вопросы. – Зимой опадают листья, начинает идти снег. Вода замерзает.

– А более точные?

– Что ты имеешь в виду?

– У нас есть ртуть? – спросил я и затаил дыхание боясь ответа.

– А ты всё-таки не до конца потерял память! – улыбнулся запахами Цамий. – Конечно есть. Куда её девать. Так и стоит в сарае.

– А где этот сарай?

– Так на руднике.

– Это далеко? – я видел много холмов, нужно уточнить.

– На северо-западе, – махнул в сторону выхода Цамий.

– Сколько по времени туда идти?

– Четыре секунды.

Я не уверен, что перевод обозначенной Цамием единицы времени был точен. За привычные для меня четыре секунды и до двери дойти не успеть. Поэтому я спросил:

– Секунды складываются в минуты, да?

– Верно мой мальчик, – Цамий был готов отвечать на любые мои вопросы. – Шесть секунд это минута. Шесть минут это час, а шесть часов это день.

– Значит в дне два один шесть секунд? – цифры вышли из меня по отдельности, хотя я хотел сказать их целиком.

– Нет. Ты и считать разучился? Охо-хо. Смотри. Шесть минут по шесть секунд это будет час, то есть шесть плюс шесть плюс шесть и так шесть раз. Итого пять шесть секунд. Понял?

– Нет, – честно признался я. Для меня шесть раз по шесть это… – Три шесть должно быть.

– Три шесть это только четыре минуты. Давай на пальцах, – сказал Цамий и стал собственно загибать пальцы. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Это одна минута. Опять раз, два, три, четыре, пять, шесть. Это вторая минута. Но теперь они считаются уже с единичкой впереди. Две минуты получились один шесть. Опять раз…

Но я уже не слушал Цамия. Видя, как он загибает пальцы до меня дошло, что у моллюсков не десятичная система исчисления! Ведь пальцев у них шесть! По три на каждой руке. А значит шестеричная. Ну потрясающе! Мало того, что я не умею читать на местном языке, так ещё и все цифры придётся пересчитывать в голове в привычную для меня десятичную систему. А я не очень помню, как это делать быстро. Хотя в целом память у меня отменная. Вот, например какой год сейчас идёт, говорил мне брат? 2-2-2-6. И? Там что-то нужно умножать на шесть с возведением шестёрки в степень и потом что-то складывать. Я, конечно, умный, но в голове такое не сделаю. Нужна бумага и ручка. Или чем тут пишут.

– Я понял, Цамий. Можно мне на чём писать и чем писать? Я хочу потренироваться.

– Для тебя, мой мальчик, что угодно. Вот, держи. Я посмотрю.

– Нет, – ответил я. Ещё не хватало, чтобы Цамий увидел десятичную систему и арабские цифры. – Я хочу сделать это в одиночестве.

– Но расскажешь потом, что у тебя получилось? – с подозрением посмотрел он на меня.

– Да, конечно.

Врать нехорошо. Но как-нибудь выкручусь. Я принял неровный лист толстой бумаги и острозаточенную палочку. Сделал вид, что знаю, как этим пользоваться и направился в свою спальню.

Я расположился на комоде, сидеть же моллюскам не надо. Вот эта острая палочка явно для царапания на бумаге. Попробуем. Кажется это не бумага, а тонкая кора дерева. Как она называется? Береста, да! Со школы этого слова не слышал. И клинопись тоже. Потому что делать красивые округлые циферки не получалось. Но мне и так пойдёт. Я напряг память. Так, нужно первую цифру, то есть двойку, умножить на шесть в той степени, какой по счёту с конца стоит эта цифра начиная с нуля. В третьей значит. Шесть на шесть и ещё на шесть… Сто восемь получается. Умножаем на два. 216. Теперь два на шесть во второй степени… 36 на 2 равно 72 и плюс уже имеющиеся 216 итого 288. Теперь два на шесть, то есть сразу 12. Ха! Это не так сложно! Плюсуем, 300. И добавляем последнюю шестёрку…

Стоп! Как в шестеричной системе оказалась сама цифра шесть? Её не может тут быть. Как в двоичной нет двойки, а в восьмеричной нет восьмёрки. Ууу! Я взялся руками за рожки. У моллюсков не человеческая шестеричная система. Она начинается не с ноля, а с единицы. Ведь люди сами придумали всякие системы исчисления отличные от десятичной, но почему-то решили, что они в отличии от неё будут начинаться не с единицы, а с ноля. Ну вот кто такое выдумал? А мне теперь как здесь всё пересчитывать? Формулу явно не придумать. Нужны таблицы перевода. На них уйдёт много времени и бересты.

– Как успехи? – в спальню вошёл Цамий.

– Никак, – ответил я вслух, хотя слова в голове были другие и малоцензурные.

– Дай-ка я посмотрю. О! Интересные символы. Из цифр только единица и четвёрка. Ты писать тоже разучился, да?

– Да, да, разучился.

– Кто ты? И почему так похож на Хамжю? – Цамий пристально уставился на меня.

– Это я, учитель, просто после встречи с кабаном я стал ещё более чудным, – заверил его я.

– Хамжю никогда не называл себя чудным. Иным, но не чудным. И никогда не называл меня учителем.

– Всё так перемешалось…

– Настолько, что ты пишешь странные символы, странно говоришь и задаешь странные вопросы? – Цамий напирал всё сильнее.

– Мне отшибло память, – я продолжал стоять на своей версии. – Символы это попытки вспомнить, как писать.

– Может быть и так. Но я с Хамжю с самого первого его года. Я знаю все его движения, слова, интонации, привычки. И ты не он.

– Но я это я. Я Хамжю. Посмотри на меня.

– Смотрю, – Цамий подошёл вплотную. – И не могу найти различий. Тот же цвет раковины, те же глаза, то же лицо. Не может быть двух одинаковых ахов. Можно перекрасить раковину, но нельзя изменить рисунок вен на лице. И всё же ты не Хамжю по сути.

– Я не знаю своей сути, ведь я столько всего не помню. Потеряв память, я потерял и себя.

– Очень логично пахнет. Возможно, так оно и есть.

Цамий отошёл от меня, ещё раз посмотрел в мои каракули на бересте. И вздохнув сказал:

– Что ж. Я научу тебя всему ещё раз. Насколько хватит отпущенного мне времени. И хоть на шпиона или диверсанта ты не похож, я с тебя глаз не спущу. Понял?

– Да, – кивнул я. – Спасибо.

– Ты хотел сходить в сарай на руднике?

– Верно. Но я пока не уверен в своих силах, вдруг не дойду.

– Мы можем запрячь карету, – предложил Цамий.

– Думаю это лишнее. Вряд ли местные жители будут рады видеть меня в повозке, – отказался я.

– Тут ты прав. Кое-что всё же помнишь. Тогда можем приступить к обучению. С чего хочешь начать?

– Я бы хотел сегодня попрактиковаться в счёте и письме. Один. Повспоминать. Но мне понадобится много материала. И желательно стол.

– Бересту я тебе дам, пойдём, – Цамий направился к выходу. – Можешь расположиться в ученической на втором этаже. Только свечи тоже возьми.

– Наверху тоже нет окон? Но почему? Почему вообще в домах нет окон? – этот вопрос давно меня мучал и я его наконец-то задал.

– Потому что летом в них летят насекомые, а зимой снег и холод.

– Но есть же стекло, через…

– Аккуратнее со словами, Хамжю! – Цамий резко развернулся прямо посреди коридора. Не ожидал, что моллюски так могут. – Здесь тебя никто не слышит, но следи за запахами при других!

– Что я сказал не так? – я неподдельно удивился.

– Ты употребил запретное слово.

– Какое?

– Стекло.

– Почему оно запретное? – мне совсем не нравилась эта ситуация.

– Потому что Ах покарал нас за его использование, – мы зашли в библиотеку и Цамий начал отбирать бересту для меня.

– За использование слова или за само…?

– За использование стекла. Ты и этого не помнишь? Как можно забыть главнейшее событие в нашей жизни?

– Не помню, расскажи подробнее.

– Ахи захотели стать ближе к Богу, – Цамий встал удобнее. – Посмотреть куда он ушёл, что там наверху. Мы сделали большие увеличительные стёкла, чтобы смотреть на небо. Мы извлекли из воды силу и стали с её помощью приводить в движение повозки, чтобы доставлять тяжёлые и большие части устройства. Мы соединили уголь с железом, чтобы сделать для этих повозок дороги. Но этим мы переступили черту, превысили дозволенное Ахом, ведь мы не должны уметь то, что позволено только Богу. И он покарал нас. Заставил Асац извергаться, землю дрожать, моря поднимать волны до небес. Камни падали с неба, пепел шёл вместо дождя, лава сожгла один три графства. Земля ходила ходуном, трескалась, проваливалась и вздымалась. Где были холмы стали равнины, где были поля стали горы. Реки изменили свои русла. Моря поглотили прибрежные графства, но подняли из пучин новые земли. Год была зима и ночь, почти всё живое погибло, всё, что было создано нами сгорело, разрушилось, провалилось под землю или утонуло. Но Ах, в конце концов, сжалился над нами. Тьма рассеялась, растения восстали из развороченной земли позволив оставшимся животным есть их, а оставшимся ахам есть животных. Так мы получили важный урок о том, что нельзя гневить Аха и делать то, что позволено только Богу.

Кажется, Цамий процитировал священное писание. Таков был его тон. Меня поразило что, оказывается, у моллюсков были паровозы! Ибо что ещё могут быть за повозки, приводящиеся в движение силой воды и ездящие по железной дороге? И судя по всему, они пытались построить телескоп. А потом произошло извержение вулкана. Видимо настолько мощное, что повлекло за собой землетрясения и наводнения. И длинную зиму из-за летающего в воздухе пепла. Было тяжело, многие погибли, сильная религия назвала всё это гневом Бога и вот теперь у ахов (теперь я знаю самоназвание моллюсков) нет окон, стекла и прочих достижений. А могли бы уже за время прошедшее с извержения развиться до космических кораблей! И я бы сейчас думал не о том, как не замочить ногу в грязи двора, а о том какую планету посетить в качестве туриста. Охо-хо…

Видимо моё ошеломление было настолько сильным, что читалось по лицу, потому что Цамий сказал:

– Ты действительно не помнишь этого? Да… Нам придётся начать с основ.

– Я бы предпочёл обучаться, задавая вопросы и получая на них ответы, – попросил я.

– Да, так тоже можно.

– Сейчас можно мне идти?

– Иди. Вспоминай.

Я взял у Цамия кипу листов бересты, несколько свечей, одна из которых уже была зажжена. В человеческих руках я бы никогда это не донёс. Но этими щупальцами можно обвить, прижать к телу сразу множество предметов.

Я вышел из библиотеки и остановился напротив лестницы на второй этаж. Ну что ж, это будет моё первое восхождение. За перила взяться нечем. Попробуем.

Я осторожно шагнул на наклонную поверхность. Ничего необычного. Заполз на неё полностью. Чтобы не свалиться назад пришлось наклоняться вперёд, напрягая заднюю часть ноги. Вот и горизонтальная площадка. Одна ступенька покорена! В принципе ничего сложного. Ещё три ступеньки и я на промежуточной площадке. Лестница поворачивает обратно. Четыре ступеньки и я на втором этаже. Здесь свет идёт только от свечи в моей руке. Вот дверь справа. Нет, это не ученическая. Множество полок, вещи на них. Похоже на кладовку. Пойдём дальше. Справа ещё дверь. Теперь то что нужно.

Большое помещение, стол посередине, картины на стенах, комодики в углах. Я бросил на стол бересту и принялся рассовывать свечи в подсвечники на стенах, заодно поджигая их. Заметно посветлело. Я стал разглядывать ближайшую картину. Да это пособие по строению тела моллюска! Не самое изысканное, но достаточно понятное. В двух проекциях.

Вот это да! Мозг то спрятан под раковиной! Потому что вот это дугообразная штука с извилинами явно он. Совсем не глубоко, сразу же под верхней кромкой. А в голове только небольшой узелок, к которому идут нити от глаз, рожек и разговорных щупалец. Да и всё остальное тоже находится под защитой раковины. Это вот лёгкие. Два, как у человека. Желудок вот. Клубок кишечника, какие-то железы. Другие органы. Сердце чуть ниже мозга. Прямо рядом с ним что-то круглое, от него ниточки к передней нижней части тела, где… Кажется под сердцем это почка. Одна. И ни одной кости! Что в принципе ожидаемо. Функцию опоры выполняет раковина. Судя по картинке, её толщина не везде одинакова. На спине толще всего, края и поясная линия тоже утолщены, а вот выше и ниже поясницы самая тонкая, но со своеобразными рёбрами жёсткости. Наверное, это самая хрупкая часть. Ведь, помнится, верх у меня и раздроблен. А нет, есть косточки. Челюсти. Две мощных дуги идут от передних краёв раковины и на них зубы.

То есть ахи неплохо знают своё строение. Но раздробление мне лечат бандажом и травами. Хотя я не силён в медицине, может ничего другого и нельзя придумать.

Что на других рисунках? Карта мира. Кажется, отличается от виденной мною в библиотеке. Больше белого внизу, тёмно-красного на западе возле основания мыса. А вот жёлтого заметно меньше, зато есть два дополнительных оттенка оранжевого. Ещё на одной карте три разновеликих области, в правой один город, в средней и левой по два. Эти вот неровные многоугольники с подписями города же? Линии изогнутые к ним идут. Дороги, видимо. Потому что красные широкие это реки. Две левые уходят вниз налево. Правая делает изгиб возле города. Возможно это карта наших графств.

На других рисунках оказались: символы в столбики, треугольники, прямоугольники и круги с надписями, тексты. Я, конечно же, ничего в них не понял.

Однако пора приниматься к составлению таблиц соответствий местных цифр привычной мне десятичной системе исчисления. Попробуем писать некрупно, чтобы сэкономить место. Первые шесть цифр совпадают. 7 моего бывшего мира соответствует 11 местного. И далее: 8=12, 9=13, 10=14, 11=15, 12=16. Ага. Один местный разряд это разница в шесть. Тогда 42=66, 43=111, 48=116, 78=166. Разница в два разряда составляет 36. Тогда в три разряда 216? Проверим…

Я провозился с таблицами до конца дня. Хорошо, что организм моллюсков просит еды только дважды в сутки, а походов в туалет и вовсе один. Не знаю, как местные отмечают время, но я понял, что пора заканчивать по урчанию в желудке и по почти полностью сгоревшим свечам. Собрал листы, потушил свечи и с одной горевшей спустился на первый этаж. Прошёл к себе, спрятал таблицы в комод и отправился в столовую. Цамия там не оказалось. Но были котлетки и каша с компотом. Уже холодные. Видимо я пропустил время ужина.

Поев, я собрал посуду и прошёл в дверь, за которую ещё не заглядывал. Это оказалась кухня. Большая печь, множество глиняной посуды, тарелок, кувшинов, висевшие на стенах травы, даже что-то похожее на лук. Я нашёл таз с водой в котором помыл тарелку и кружку и оставил их сохнуть на печи, не найдя чем вытереть. Разогнал из угла пару насекомых очень похожих на тараканов. Теперь можно сопоставить цифры согласно моим таблицам. Спать всё равно не хотелось.

Итак, начнём с года. Ищем в таблице четырёхразрядные числа. Вот с первой двойкой, ага вот со второй двойкой и с третьей двойкой. Я не стал делать сверхподробные таблицы, ограничился шагом в единицу на втором разряде, дальше посчитать просто. И что у нас получилось? 522-ой год. Ладно. То есть с момента извержения вулкана прошло почти полтысячи лет, а у ахов всё ещё телеги без рессор и деревянные дома. Сильно же они испугались. Что тормозит их прогресс? Нехватка ресурсов, привычка или давление религии? Ещё один вопросик в список.

Что там дальше? Возраст Цамия. 1-1-5. 47 лет получается. Ну не такой уж и старый. Хотя кто знает, сколько живут моллюски. Тоже спросить.

Год. 2-2-2 месяцев. Значит 86. Восемьдесят шесть? Ну год поделить можно на произвольное количество месяцев. В месяце 5-3 дня, говорил Цамий. 33 значит. И что же получается, в году 2838 дней? В десятичной системе. Это очень много! Но я опять же не знаю, сколько длится местный день. Чувствую я его как длинный, да. Но для бабочки и один день воспринимается как вся жизнь.

Мне нужны средства измерения. Как подсохнет, схожу за ртутью. Но возникнет проблема выдуть стекло для термометра и барометра. Оно под запретом в этом мире, а значит нельзя просто попросить сделать его. Нужна своя мастерская. Не в этой комнате, конечно же. Попробую убедить Цамия в необходимости выделения мне помещения. Желательно нового. С окнами. И ещё надо спросить, где взять хороший песок. А может сначала попробовать делать кирпичи? Песок будет, вода есть, глина тоже должна быть. На силикатный замахиваться не буду. Кстати надо узнать, как тут с горнами обстоят дела.

Ох, что-то мысли вскачь понеслись. Надо проветриться. Пойду на улицу. Через кухню на задний двор.

Снаружи уже была ночь. Звёздная. Столько звёзд я не видел с детства, когда ночевал летом на каникулах на даче. Здесь никакие огни фонарей не мешали созерцать небо. Ведь их не было. От бездонности пространства у меня закружилась голова. Я нашёл соединение стен дома и пристроился в эту щель спиной раковины. Получилось весьма удобно и заодно разгрузилась нога. И тут я заметил луну. Почти полную. Низко над горизонтом, она то ли восходила, то ли заходила, со сторонами света в этом месте пока было неясно. Она была меньше, чем я привык. И рисунок её поверхности был иной, нежели на Земле. Что совсем не подтверждало теорию, что я на другой планете. Как и не опровергало. А вот созвездия могли бы пролить свет на этот вопрос. Я тот ещё астроном, кроме ковша ничего никогда найти не мог. А сейчас и его не вижу. Вариантов несколько: я в южном полушарии, я на другой планете, прошло несколько миллионов лет с момента существования людей и созвездие распалось. То есть опять ничего не прояснилось.

– О чём думаешь? – Цамий появился неожиданно. Кажется, это он хорошо умеет.

– О том, зачем я в этом мире, – ответил я честно.

– Это только Аху известно. Как и многое другое.

– Есть звезда, которая указывает на север?

– Да, Сяждса. Прямо над тобой и чуть слева. Ищи нос бафзима.

Я стал искать на небе силуэт животного. И был очень удивлён, найдя его! Узнаваемый контур бафзмиа из ярких звёзд и самая яркая из них прямо на его носу. Что это, игра воображения или чей-то замысел так расположить звёзды? Это может быть причиной религиозности ахов.

– Силуэт бафзима всегда был на небе? – спросил я.

– Конечно, – уверенно ответил Цамий. – Ах создал небо и звёзды раньше земли и лун. Создал навсегда. Потом создал нас по своему образу и подобию и ушёл отдыхать. Видишь его след?

Я видел. Млечный путь. Для меня это означает, что планета находится в плоскости галактики. А для ахов это след ушедшего Бога. Одноногого ползающего моллюска. И соответственно его след это неровная полоска на небе. И не поспоришь! Это ещё одна и видимо самая яркая причина религиозности ахов. Безоговорочное доказательство существования Бога. Попробуй оспорить такую картину мира! Хотя надо ли? Но мне нужен некоторый прогресс в технологиях…

– Цамий, – обратился я к старому учителю. – Ах создал нас по своему образу и подобию?

– Верно, Хамжю, я так и сказал, – ответил он.

– Мы его дети?

– И это верно.

– Родители учат своих детей всему, что умеют сами?

– Это так, – согласился Цамий. – Иначе они не выживут в этом мире.

– Так почему Ах не хочет, чтобы мы научились тому, что умеет и знает он? – повернулся я к учителю.

– Потому что он Бог.

– Да. А ещё он Создатель. Родитель. Так?

– Так.

– Родители совершают ошибки при воспитании своих детей? – я пристально смотрел на Цамия.

– Да, несомненно, – согласился он.

– Порою оставляют их одних, без присмотра, пока занимаются своими делами?

– Бывает.

– Они совсем не хотят этого, просто так получается.

– К чему ты клонишь? – до Цамия начало доходить. Он умный моллюск.

– К тому, что извержение Асаца могло быть случайностью, – я отслонился от стены. Говорить, подбирая примеры, я умел. Не зря же вот уже полгода веду практику в университете. Студентам нравится, посещаемость хорошая. – Как ненароком задетый кувшин с горячей водой, упавший на ребёнка. Как порез осколком от разбившейся посуды. Больно, страшно, но не по вине родителей.

– Интересная ассоциация.

– Ах создал нас. Ушёл, оставив след. Оставил для того чтобы мы могли увидеть его, пойти за ним и встать рядом. Как дети, когда вырастают, встают рядом со своими родителями на осеннем поле для жатвы.

– Твои слова опасны, но не лишены смысла. Почему ты так думаешь?

– Потому что у нас есть всё для познания этого мира, – я указал рукой на себя. – Глаза, чтобы следить за тем, что происходит. Запахи, чтобы делиться мнением об увиденном. Ум, чтобы понимать, как всё происходит. И руки, чтобы улучшать мир вокруг. Делать вещи, которые приблизят нас к Аху.

– Значит ты, это всё-таки ты, Хамжю, – Цамий устремил взгляд вдаль. – Ты всегда по-другому воспринимал Аха. Хотя никогда так ярко не выражал свои мысли.

– Но моё мнение не популярно, да?

– Да.

– Я его высказывал?

– Ох, да, – покачал головой Цамий. – Не все были ему рады.

– Мне нужна своя мастерская, – выпалил я, посчитав, что сейчас подходящий момент.

– И что ты в ней будешь делать?

– То, что не популярно у ахов, но поможет нам стать ближе к Аху.

– Например, стекло?

– И его тоже, – подтвердил я.

– Весь двор до реки наш, – Цамий обвёл пространство рукой. – Лучшего места не придумать. Но раньше поздней осени никто тебе её не построит. Сам понимаешь, все сейчас заняты.

– Я сам построю.

– Сам?

– Да. Скажи мне только, где взять хороший песок и глину.

– Всё это ты найдёшь у реки, – Цамий направился внутрь дома. – Я покажу тебе завтра. А сейчас пойдём спать. Уже поздно.

Я последовал за учителем. Но уснуть долго не получалось. В голове… То есть в раковине, ведь там находится мой мозг, роились мысли о том, как максимально быстро прийти к изготовлению стекла без привлечения посторонней помощи. Получалось, что всё равно придётся брать что-то у других ахов. Хотя бы дрова.

На следующее утро мы, как и обещал Цамий, пошли к реке. Которая оказалась на заднем дворе. Правда, к ней пришлось достаточно долго идти, спускаясь по заросшему низкой травой склону. Берег был песчаный, то, что мне нужно. Сама река текла неспешно и была средней ширины, по крайней мере я прекрасно видел холмистый противоположный берег, поросший деревьями и кустарниками. На нашей стороне слева и справа над рекой нависали обрывы. На них Цамий указал как на источник глины. Справа, выше по течению, река поворачивала от нас, слева также был изгиб. Получается наш дом стоит на излучине. Удобно.