(Не)Твоя семья

Нет, не разнообразие. Влюбленная заклятая подруга.

– Племенная кобыла? – иронизировала, но во рту такая горечь. Права, во всем права. Я бракованная для них. Для него…

– Пусть так. Я готова ей быть. А ты не для него. Ты никогда не была для семьи Мантуровых своей, – ткнула меня в очевидное и вошла в кабинет, плотно закрывая дверь. Я стояла рядом с минуту. Что там происходит? Сколько это происходит?

– Неважно… – прошептала одними губами и вытерла набежавшие слезы. Все, это последние. Больше никогда. Мне беречь себя нужно. Я одна у своего малыша.

Спустилась вниз, достала чемоданы и, вызвав такси, поехала в аэропорт. В машине набрала отца. Мама почему-то не ответила. На смене, наверное.

– Пап, привет, – пыталась звучать бодро. – Я к вам в гости собралась, можно?

Родные не откажут. Они поддержат. Я возвращалась брошенной женщиной туда, откуда уезжала наивной влюбленной мечтательницей. Жизнь порой жестока и непредсказуема…

Глава 5

Тимур

Ангелина ушла. Жена. Бывшая. Никогда не думал, что нас ждет расставание. Что разведемся: так быстро и так сложно. Внутри тяжело. Мне. Ей – не знаю. Ни одной слезинки не проронила. Буквально помешалась на этом ребенке! И муж стал нахрен не нужен! Ну и пусть! Не приму обратно ни при каких раскладах! Я умею быть жестоким. С ней особенно. С особой виртуозной жестокостью люди делали больно себе и самым любимым.

– Тим… – Марьяна вошла и прислонилась к двери. Она смотрела на меня, а я сквозь: на ту, что уходила, не оглядываясь. – Забудь, – оттолкнулась и подошла, руки на грудь положила. – Я люблю тебя, Тим. Очень люблю… – внутри такая агрессивная ярость бушевала, на глупости толкала, хотел больно сделать. Растоптать, унизить, уничтожить. Ангелину. Но ее нет, а Марьяна рядом, о любви шепчет, с обожанием смотрит. Как моя жена когда-то. В прошлом. Теперь все у нас в прошлом.

– Этого хочешь? – обманчиво мягко спросил и жестко надавил на плечи. Пусть на колени становится. Пусть доказывает свою любовь. Мне сейчас очень нужно выпустить на волю демонов, которых разбудила любимая жена, кроткая послушная девочка. Была когда-то.

Марьяна послушно опустилась: молния поддалась, прохладные пальцы обхватили напряженный ствол, затем стон болезненный и протяжный. Мой.

Она принимала и позволяла делать с собой все, а я и не церемонился: бросил на стол, юбку задрал, агрессивно ноги раздвинул.

– Давно ждала, да? – намотал волосы на кулак.

– Да, – простонала, принимая меня. Я хотел морально уничтожить жену, но физически доставалось Марьяне. – Гелька всегда была не от мира сего. Я буду с тобой, – услышал рваное и хриплое. – Я рожу тебе здорового ребенка. Я могу, а она нет…

Я резко вышел, вслушиваясь в слова подруги детства: Ангелина, дети, семья. Нет, ничего не хочу. Хватит. Не сейчас. А может, никогда.

Пару раз толкнулся в руку – тело скрутил болезненный спазм: там не было удовольствия, только боль и ненависть. На Марьяну вообще плевать. Я не звал, сама пришла. Рванул рубашку, обтерся, бросил на пол. Ремень выдернул и отправил туда же. В душ нужно: смыть с себя этот уродливый день.

Я изменил жене. Вроде развелись, не обязан верность хранить, а тошно. Шесть лет вместе были, пять из них мужем и женой. Даже не вставал на других, мыслей не допускал покувыркаться с левой бабой. Тем более с Марьяной. Я с мужем ее за руку здоровался, дочку их крестил, жена моя улыбалась ей. Подругой считала. Бывшая жена. Теперь у меня все бывшее.

Горячая вода кислотой в лицо брызнула, кожа покраснела, пятнами пошла, внутри все разворотило и выжгло. Пускай. Не хочу ничего чувствовать. Геля уверена, что изменял ей с Марьяной – и ладно. Может обрыдаться! Меня ее слезы больше не трогали!

– Тим… – створка душа открылась. Марьяна голая прижалась к моей спине. – Я люблю тебя, а Ангелина пусть локти кусает.

Я резко развернулся и, выбросив руку, схватил ее за горло.

– Не смей больше говорить о моей жене, – очень медленно чеканил каждое слово. – Я не хочу о ней слышать, поняла?

Она активно кивала, прижимаясь ко мне грудью, животом, ногами. Хотела. Текла вся. А я? Мне Гельку забыть нужно. Я уже в грязи – никакой душ не поможет. Грехом больше, грехом меньше.

– Сама напросилась, – жестко впечатал в стеклянную стену. – Потом не плачь, – и взял сзади. Больно, резко, без подготовки. Нежным я был только с одной женщиной. Зря, нужно было быть жестче. Тогда бы не осмелилась ослушаться. Теперь буду истинным мерзавцем, которого заботливо воспитали циничный папа и слабохарактерная мама.

Вечером нас с Ангелиной ждали на ужин родители. О разводе никто не знал. Я и сам до последнего надеялся на ее благоразумие. Но нет так нет: умерла так умерла. Я слово держу, обратного пути нет.

– Что теперь будет? – Марьяна подошла со спины и обняла за талию. Я раздраженно напрягся, застегивая белую сорочку.

– Ничего не будет. Ты вернешься домой к мужу и дочери. Я поеду к родителям на ужин. У каждого своя жизнь, – прохладно объявил. Дружба заканчивалась ровно там, где начиналась постель. С Марьяной всегда было легко и понятно, как с мужиком и братаном. Видимо, не просто так Марат подкалывал, что она смотрит на меня глазами недоенной коровы. Я осаживал, списывая на природный цинизм лучшего друга: он в принципе не верил в дружбу между мужчиной и женщиной.

– Тимур, но я хочу быть с тобой. Олег никогда не значил для меня столько, сколько ты. Знаешь же, что брак у нас не по любви.

– А мой был по любви, – обернулся, припечатав злым взглядом. – Я только сегодня развелся. Жена уехала. Ребенок – генетический урод. Какие претензии?! Ты чего от меня хочешь?!

– Прости, – шумно сглотнула, пальцами попыталась убрать с моего лба еще влажную челку. Я дернул головой, на автомате поправляя стрижку. – Я буду ждать тебя. Буду ждать сколько нужно.

– Марьяна, – смотрел исподлобья, – подумай трижды о своем решении. Я ведь могу никогда не прийти.

Я не знал, чего она от меня хочет, чего ждет. Я сам от женщин больше ничего не ждал: попробовал, не получилось, ок, нормально.

Я очень любил свою Белоснежку, готов быть ее семью гномами и прекрасным принцем в одном лице. Единственное, о чем просил – быть всегда на моей стороне: ты со мной, я с тобой – ничего сложного. Не вышло. С той, кого полюбил с первого взгляда, не вышло, что уж говорить о любой другой женщине…

Родительский дом находился на территории закрытого элитного поселка «Сады Майендорф»: на меньшее один из самых богатых министров в правительстве не согласен. Четырехметровые ворота плавно отъехали в сторону, пропуская машину. Меня знали, поэтому охрана не приставала с документами ни на кпп, ни здесь: отец очень переживал за безопасность, поэтому пара крепких парней с боевым оружием всегда дежурили на входе.

Я считал это перебором – те самые перегибы на местах. Замки, высокие заборы, охрана – бандит, а не слуга, мля, народа. Хотя время неспокойное, отца понять можно.

Ехал до особняка еще минуты три – петлял по дорожкам, объезжал фонтаны и злился, глядя на писающих мальчиков с золотыми крылышками. Как я здесь жил?! Это же музей, не меньше! Наш дом совсем иной. Мой. Теперь только мой.

– Здравствуй, сынок, – мама, до сих пор тонкая и изящная, крепко обняла и поцеловала в щеку. – А Геля где? – попыталась заглянуть в салон моей ауди, затем меня внимательно оглядела. Отец, естественно, рассказал, что беременность ненормальная, но подробностей и сам не знал.

– Давай в дом пройдем, – подтолкнул ко входу. Объявлю, что отныне разведен, им обоим. Меньше ахов и охов будет. Мама при отце привыкла маскировать чувства, мимикрируя под любую ситуацию и настроение мужа. Он не плохой человек, но тяжелый и авторитарный. Я в него.

– Сын, – отца встретил на выходе из кабинета, – у меня презент: сигары из Доминиканы. За коньячком перетрем насчет новых кандидатов в министры. Конкуренты твои будущие.

Он только сейчас заметил, что я один: бровь вскинул, в лицо впился острым взглядом, затем скомандовал:

– После ужина.

Ели молча. Мне кусок в горло не лез, а над столом тяжелый флер тлена. Все поняли, но предпочитали жрать каре барашка и запивать красным Каберне. Очень изысканно и вкусно, но я отбросил приборы. Нет у меня аппетита.

– Мы с Ангелиной развелись, – объявил, вытирая рот белоснежной тканевой салфеткой. – Сегодня.

– Ох! – воскликнула мама. – Но как же… Она ведь беременна!

Не могу сказать, что жена и мать были подругами, но последняя, видя любовь Гели, радовалась. Она одобрила мой брак по любви. В отличие от отца.

– Плоду в ней, – начал, глядя в глаза матери, – поставили диагноз синдром Дауна. Альберт Ромович и врачебная комиссия настаивали на прерывании беременности. Ангелина захотела родить. Я поставил ультиматум, она его не приняла. У меня нет жены и не будет ребенка, – закончил жестко.

– Хм… – только и услышал от отца. Но он недолго переваривал: – Правильно сделал, что убрал ее с глаз быстро и по-тихому.

– И все? – с саркастичной насмешкой уточнил. – Я беременную жену нах послал, а ты так спокоен.

Отец жестко взглянул на меня. Такие же серые глаза: уверенные, грозные, злые. Мои.

– Ты что хочешь услышать? Осуждение и порицание? Трижды ха! – неприятно рассмеялся. – Я не одобрял твой брак, но никогда не лез, хотя были кандидатки по статусу. Но если женщина не может выполнить свою прямую функцию, то ей не место рядом с тобой.

На этих словах мама со звоном уронила приборы и, извинившись, буквально выбежала из-за стола.

– За тобой большое будущее, и ты все правильно сделал, – отец продолжил, провожая ее взглядом. – Если врачи говорят, – теперь на меня смотрел, – надо слушать. Если Ангелина дура – это не твоя проблема. Закон на твоей стороне.

Я горько усмехнулся и вышел из-за стола: матери в глаза посмотреть хотел. Поднялся в хозяйскую спальню, постучал. У них с отцом все как в княжеских семьях: будуар жены соединялся дверью с комнатой мужа.

– Войдите, – услышал приглушенное. В роскошной бледно-золотой спальне ее не было. Мама нашлась в ванной. Она умывала лицо. Плакала.

– Презираешь меня? – спросил у ее отражения. Она молчала. – А себя?

Мама повернулась: глаза, полные слез… Она руками обняла мое лицо и шепнула:

– Себя да. Тебя, – и поцеловала в лоб не без моей помощи: слишком миниатюрная женщина, – нет. Ты мой сын. Я тебя всегда поддержу. Дети – это лучшая версия нас.

– Нет, мам, – накрыл холодную ладонь, – я получился дерьмом.

Она не стала возражать. Осуждает, но молчит. Это очень по-матерински.

– Эту тему мы закрываем, – подвел черту. – Больше не хочу слышать о жене и том… создании. Надеюсь, ты меня услышала.

Я дал возможность обсудить ситуацию сегодня, даже наорать и поругать как маленького позволил бы, но раз это никому не нужно, значит, заканчиваем. Больше такого шанса не предоставлю.

Утром заехал в «Загитов и партнеры». В этом деле нужно поставить жирную точку. Финансовую.

– Сколько собираешься ей платить? – Марат лично занимался моим делом, хотя эту работу мог передать рядовому специалисту. Возможно, я и сам этого хотел бы. Друг ничего не говорил, но иногда бросал слишком тяжелые красноречивые взгляды. Надеюсь, с женой будет выбирать выражения, описывая наш с Ангелиной развод.

– Пятьсот ежемесячно и десять лямов одноразово, – ответил глухо.

Марат присвистнул. Ангелина не справится одна. Это сейчас она храбрилась, но настоящих трудностей не видела. Я оберегал ее, холил и лелеял. Цели оставить ее без средств к существованию у меня не было. Все же она повела себя правильно и достойно: без истерик и меркантильных попыток отсудить у меня имущество. Я буду помогать финансово. Знать о ней и плоде ничего не хочу, но платить буду. Не я, а банк, конечно. Марат оформит документы, чтобы к этому вопросу мы больше не возвращались.

– Ты как сам? – Марат неожиданно сбросил маску равнодушного юриста и перевоплотился в друга. Мы ведь не говорили об этом по душам: все четко, быстро и по делу. Я вообще душу никому не изливал. Может, надо бы, да поздно. Время ушло. Не хочу говорить о ней. Думать тоже не хочу, но с этим сложнее. От людей убежать легче, чем от себя.

– Охранено, – сухо ответил, подписывая доверенность на банковское обслуживание. От дальнейших расспросов спас сигнал напоминалки в телефоне.

Шрек. Таблетки.

Мля! У нас с Ангелиной синхронизирован календарь по домашним делам. Домом, бытом и собакой занималась она, но теперь ее нет. Или есть? А вдруг она еще не уехала?

– Заканчивай без меня, – стремительно поднялся и вышел. Уже по дороге в Сколково понял, что жены не могло быть дома. Она ключи бросила практически мне в лицо. Машина тоже стояла на парковке лофта. Геля слишком уверенно заявила, что видеть меня больше не хочет. Со зла и обиды, естественно. Она меня любит. Страдать и жалеть начнет уже очень скоро, но это будут ее проблемы.

Остановился возле ажурных ворот – не стал искать пульт и заезжать. Вряд ли надолго задержусь. Дверь поддалась легко: не успел войти, как Шрек с восторженным лаем бросился в ноги.

– Привет, бродяга, – присел и потрепал по коричневой морде. – Одни мы, да? – спросил, но ответ витал в воздухе: запах дома, родного, любимого, увядал, растворялся в воздухе вместе с ароматом хозяйки, уступая место дереву и мебели. Когда становилось пусто, появлялся запах либо свежего ремонта, либо затхлости. В доме пахло ремонтом, а затхло у меня исключительно внутри. – Пойдем, покормлю тебя и таблетки выпьем.

Только где они… Неделю назад Шрека пронесло знатно. Ангелина в клинику возила его, лекарство назначили для микрофлоры желудка. Я был в курсе исключительно поверхностно.

На кухне в собачьем закутке было три тарелки с едой, и Шрек умял все. Оголодал, бедолага. Я насыпал корм и огляделся: где его лекарство могло быть, хотя бы чисто теоретически? Взгляд споткнулся о листок на холодильнике, придавленный магнитом. Красивым ровным почерком написаны инструкции по жизни с собакой. Геля позаботилась.

Пока пес ел, я прошел в спальню: в гардеробной остались не только мои вещи, но и остатки женских: туфли на каблуке, сумочки, платья и прочая ерунда для образа и стиля. Что с этим делать?

Я сорвал с вешалки рандомную блузку и поднес к лицу. Не пахнет, разве что порошком. Геля пахла дикими цветами, сама ручная и покладистая, а запах непокорный.

Отбросил тонкую ткань и с силой захлопнул створки. Пусть будет. А я уйду. Здесь жить в любом случае никогда не смогу. Со временем продам этот дом.

– Шрек, за мной, – позвал собаку, схватил упаковку корма, лекарство и его любимую лежанку. Дом закрыл и поставил на сигнализацию. – Вдвоем будем жить, – посадил пса на переднее сиденье. Уже тронулся, когда пришло сообщение:

Марьяна: Я подала на развод

Я крепче сжал руль и посмотрел на ушастого товарища по несчастью:

– Ну и что мне с этой информацией делать?

Он не ответил. Я тоже. Просто сбросил сообщение. Пока так, потом поглядим, что с Марьяной делать.

Глава 6

После…

3 года спустя

Ангелина

Я тихонько вышла из спальни и прикрыла дверь. Сын лег на дневной сон, а это значило, что у меня есть полтора часа посидеть над финальной версией проекта для дома четы Небесных. Я успешно освоила программы для дизайна интерьеров и использовала свой художественный вкус, чтобы зарабатывать на жизнь. Получалось: не сотни тысяч миллионов, но хватало.

В Сочи рынок труда давно поделен, и своя так называемая мафия тоже была. Только клятые москвичи могли открывать с ноги дверь, в остальном рулили диаспоры. Крупным агентствам доставались жирные заказы – отели, апартаменты, офисы, а я раскручивалась через социальные сети и отсылала резюме вместе с законченными примерами проектов. Меня неожиданно пригласили на собеседование для дизайна особняка на Мацесте. Обеспеченная семья из Москвы. Хозяйка влюбилась в мой проект. Теперь я не просто помогала с дизайном, но и занималась интерьером в практическом смысле: рабочие уже закончили воплощать мои идеи, теперь я за очень приличную плату обставляла дом из лучших каталогов итальянской стильной мебели.

Сегодня привезут обстановку для одной из гостевых спален – возьму сына и пойдем принимать и контролировать. У Небесных трое детей: младшая возраста моего Егора, и они очень здорово играли вместе. Пусть развлекается напоследок, в сентябре уже в садик. Очередь как раз подошла.

Я достала телефон и включила ютуб. Думала посмотреть что-то профессиональное, но приложение предложило видео про политику:

– Тимур Мантуров – олицетворение новой политической системы, – прочитала на автомате. Смысл дошел не сразу, а вот в груди сжалось и болью откликнулось.

Я ведь не искала, не интересовалась, не следила за ним. Вычеркнула из жизни, памяти и сердца так же, как и он меня. Не легко, нет, но я смогла. И вот опять… Палец инстинктивно коснулся значка на экране – видео запустилось.

Три года, и я снова могла увидеть бывшего мужа. И оценить, конечно. Изменился ли Мантуров? И да, и нет. Стильный строгий костюм, дорогие золотые часы, туфли, в которых можно увидеть отражение – все как и прежде. Темные волосы иначе уложены, серый взгляд жестче, в уголках губ морщинки и на лбу тоже – красивый взрослый богатый мужчина. Если мужчина холеный и породистый, то возраст только добавлял лоска и притягательной опытности.

– Тимур Викторович, вы попали в список самых богатых чиновников в этом году, – после сессии вопросов о его взгляде на политику ведущая перешла к щекотливым темам. Деньги и власть. – А точнее, – заглянула в планшет, – семьсот пятьдесят три миллиона в год. Вы продолжаете заниматься коммерческой деятельностью?

– Нет, – обаятельно и уверенно улыбнулся. Девушка даже зарделась и глаза отвела смущенно. Я фыркнула. Еще бы номерами телефонов в эфире обменялись. – Наталья, прежде чем прийти в политику, я очень долго занимался бизнесом. Сейчас я получаю пассивный доход от удачных вложений и инвестиций, акционные дивиденды. Мне нечего скрывать от людей. Моя налоговая декларация в свободном доступе, как и совокупный доход семьи Мантуровых. Каждый может ознакомиться.

Я усмехнулась. Тимур прекрасный оратор и дипломат. От каверзных вопросов уходил виртуозно. Ну а что: сеть отелей на мать записана, заводы на Аглаю Валентиновну, бабушку, которой сейчас восемьдесят три. Все по-честному!

– Вы совсем недавно защитили кандидатскую и начали преподавать в МГУ экономику. Как вам работа учителя? – кокетливо нарисовала кавычки в воздухе.

– Это не работа. Я читаю лекции студентам на добровольной основе. Они учатся у меня, а я у них.

Защитился, значит. Что же, Тимур упорно и методично шел к намеченной цели. Большая политика и высокие посты. Один или с кем-то? Не знаю. Может, с Марьяной?

Глаз упал на правую руку – кольца нет. Я только пожала плечами: мне все равно, но бытует мнение, что карьера политика лучше идет у семейных, поэтому странно, что Мантуров не состряпал себе новую правильную жену и не нарожал выводок идеальных здоровых детей, так же быстро, как устроил наш развод.

Я не боялась, что видео посмотрят и будут шушукаться за спиной. В нашей стране один политический деятель, которого все знали, остальные фоном. Да и для местных я могла быть максимум однофамильцем замминистра МинПромТорга. Когда замуж вышла, соседи судачили: богатого москвича отхватила. Вернулась, тоже сплетничали: не со зла, так, забавы и развлечения ради. Бросил хахаль пузатую – с кем не бывает! Было неприятно, больно, плохо: нервы и слезы обеспечили мне больницу на целый месяц. Лежала на сохранении, плакала и молилась, но не о бывшем муже – о сыне. Там я научилась быть сильной. Хрупкая мечтательница, которой я всегда была, сизым пеплом истончилась и рассеялась над синим глубоким морем. Оно не убивало намеренно, но и не щадило, если оказался во власти стихии.

Нежная, любящая, преданная жена умерла во мне. Крепкий ветер и соленый воздух закалили, возродили и заставили повзрослеть. Меня обидели, предали, вычеркнули – болезненная пощечина, но хороший урок. Я так любила мужа. Восторженно поклонялась ему. Белоснежкой была, доброй и трепетной спутницей. Теперь я его ненавидела. Это не злоба и ярость, они тоже притупились. Просто данность. Факт.

Мантуров за все три года с нашего развода только единожды вышел со мной на связь. Я лежала в патологии перед плановым кесаревым. Ночь, темно и страшно. Я боялась родов. Местные врачи не подтверждали, но и не опровергали диагноз московских: сроки максимально достоверных скринингов прошли, а от кордоцентеза я отказалась сама: если в любом случае буду рожать, так смысл подвергать даже минимальным рискам ребенка? А в остальном – нос маленький, затылок плосковат, конечности не достаточно длинные, в общем, прогнозы неутешительные. Звонок Тимура испугал, но я ответила. Той ночью хотелось услышать чей-то голос, чтобы не сойти с ума от страха. Мантуров дал мне очередной повод ненавидеть его. Это спасло от тихой апатии.

– Геля, – его голос был тихим, – мы все отыграем назад, только сделай правильный выбор, – каждое слово словно давалось с большим трудом. Будто язык не слушался. Тимур пьян?! Обычно он не злоупотреблял алкоголем.

– Какой выбор? – я реально не понимала. Я вот-вот рожу! Или он думал, что брошу сына в роддоме, написав отказную?!

– Я. Твой выбор всегда я!

Я рассмеялась от такой самоуверенной наглости.

– Ты?! – иронично воскликнула. – О нет! Мой выбор – настоящий мужчина, опора, стена, и это не про тебя.

– А что, – я буквально воочию увидела, как подозрительно сузил глаза, – есть кто-то на примете? Ангелина, у тебя мужик появился?

– Есть, – выпалила, не подумав. – В отличие от тебя он не трус и не предатель.

– Быстро же ты утешилась.

– Да и ты долго не страдал. Марьяне привет! – старалась звучать равнодушно, но не было и дня, чтобы в памяти не всплывало, как она целовала моего мужа. Я не видела самого секса, но этого хватило. Слишком интимная сцена.

– Может, и зародыш не мой? – пропустил ремарку о любовнице мимо ушей. – М? Что молчишь? – в каждом слове злость. Сына называл не иначе, чем зародыш, плод, эмбрион. Злился на меня, словно я предала его, выбрав жизнь, а не смерть. О своих грехах молчал. Циничный подлый эгоист!

– Конечно, не твой, – едко бросила. – От таких породистых жеребцов не рождаются больные дети. Прощай. Ты мне больше никто. Нам никто!

Я отключилась, ртом воздух схватила и… у меня неожиданно отошли воды.

Ночь, суета, врачи – разом вспомнилось. Все шло не по плану, но закончилось чудом: я родила прекрасного здорового малыша. По шкале Апгар 6/7 для наших прогнозов – более чем прекрасный результат. Сердце подсказывало, что все эти скрининги и тесты не истина в последней инстанции, а врачам, даже великим светилам, свойственно ошибаться.

– Мамь, – в дверях застыл заспанный Егор. Мой красивый темноволосый мальчик. Очень рослый для двух с неполных трех лет, в отца. На Тимура был очень похож. Бывает, что по ребенку сложно сразу определить сходство с родителями, но это не наш случай. Стопроцентный Мантуров.

– Иди сюда, – выключила видео и поманила на ручки. – Обедать будем, котик? – поцеловала в щечку. Он позволил. Егор мальчик настроения: иногда ласковый и игривый, иногда серьезный мужчина, не терпящий телячьих нежностей.

Утром после родов написала бывшему мужу всего два слова: «я родила». Он не ответил. Я не стала ставить его в известность, что у нас обычный нормотипичный ребенок. У моего сына нет отца и по документам в том числе. Фамилию, правда, я не поменяла: не было времени и моральных сил. Да и привыкла уже. В мире ведь много однофамильцев, вот и мы такие с Мантуровым. Ничего общего, кроме фамилии.

Мама, конечно, порывалась послать ему пару наших с сыном снимков. Но мне это не нужно: не хочу видеть этого мужчину. Не хочу его в нашу жизнь. Зачем мне рядом предатель? Но деньги назад не отправляла. Засунула гордость поглубже и собирала на специальный счет алименты, которые ежемесячно платил Тимур: каждый месяц после нашего развода и по сей день. Деньги на жилье тоже получила, но мне не нужно пока. Дом у родителей большой, раньше они сдавали комнаты в сезон, сейчас уже не хотят лишних людей на своей территории.

– Ну что, поехали к тете Алене и Ксюше?

Мы с Егором собрались на объект. Лето, дороги загружены приезжими, дышать нечем. Это люди на курорт к морю приезжали, а у меня времени совсем нет сходить и освежиться. Мама, когда на выходном после смены в больнице, брала Егора и вела на небольшой пляж: он каменистый, узкий, с плохим заходом в воду, поэтому для приезжих совершенно не привлекательный, но вода чистая, просто нужно привыкнуть к неудобствам.