Полная версия
Приключения поэта Вадюсика в стихах и прозе. Дилогия
Вадим Нонин
Приключения поэта Вадюсика в стихах и прозе. Дилогия
Предисловие
Творчество и магиЯ,
Вот что обожаю я!
В ноябре 2023 года на меня снизошло вдохновение, и я стал писать прозу.
Первая моя повесть – фэнтези: «Приключения поэта Вадюсика».
По подсказке свыше стал включать в прозаические тексты свои стихотворения, и очень доволен этой находкой. Также очень рад данной Богом идее сделать творчество разновидностью магии!
Следом написал повесть: «Новые приключения поэта Вадюсика в стихах и прозе». В книгах много юмора и озорных стихотворений.
Бесконечно благодарен Богу за идею и вдохновение!
Все написано с любовью к творчеству и читателям!
Творчество и магия – прекрасны и всесильны,
С Божьей помощью пишу, я сейчас обильно.
Будете сейчас читать – и благословляю,
Много разных чистых благ Вам тогда желаю!
Всем читателям – благословение на прекрасное здоровье!Будут еще благословения!
Благодарности и посвящения
Благодарю за всё и сразу,
По сердцу – Господа наказы!
Посвящаю эту книгу моей самой лучшей и великолепной музе ТигрусиДэ из КрасноДэ, о взаимоотношениях с которой я написал книгу “Красавица и поэт”, опубликованной на Литрес.
Благодарю родителей, которые родили меня для счастья!
Также благодарю всех моих муз, которые помогли отточить поэтическое мастерство.
Отдельная благодарность Литрес за предоставленную великолепную возможность публикации и превосходную обложку от ИИ.
Всем читателям – благословение на материальное благополучие, чтобы Вы могли купить все мои книги!
Приятного чтения!
Книга 1. Поэт Вселенной – больше, чем поэт!
Приключения духа лучше приключений тела.
Так говорит поэт Вадюсик!
Всем читателям – благословение на удовольствие от творчества!Будут еще благословения!
Глава 1. Хорошо ли быть поэтом во Вселенной?
Хорошо ли быть поэтом?
Спросим Бога мы об этом!..
Родился Вадюсик во второй половине 20 века в обычной семье в Советское время в маленьком городе и жизнь его до 13 лет была скучная, серая, как говорится, без огонька…
Поэтому на этом периоде мы не задержимся.
Будем считать, что родился наш лирический герой сразу в 13 лет!
И в этом возрасте то ли открылись в нём некие странные способности, то ли фантазия его была буйная, но как-то раз утром по дороге в школу…
Шел он по тротуару, как всегда витая в своих мыслях, и рифмовал что попало.
Он же поэт все-таки!
Утренний весенний город преподносил жителям изумительную атмосферу возрождения природы: щебетали птицы, на деревьях проклюнулись первые листочки, даже машины шелестели шинами по-весеннему весело.
И вот как раз в тот момент, когда ему пришла на ум необычная рифма: пусто – искусство, в окружающем пространстве что-то вдруг неуловимо изменилось.
Да так неуловимо, что Вадюсик не сразу это и заметил.
Стало как-то странно тихо: только что шуршали шины машин, слышались негромкие разговоры, редкие гудки, пение весенних пташек и, вдруг, как отрезало!
Подняв голову, Вадюсик увидел вроде бы обычную картину утреннего города. До него не сразу дошло, что с улицы исчезли и люди, и машины.
Пения птиц больше не было.
Более того, солнце теперь стояло в зените, стало немного теплее, дул несильный теплый ветер.
Мокрый, вроде бы, с утра весенний тротуар стал сухим.
Вадюсик ошарашенно рассматривал свою родную улицу. Вроде она, но и не она как будто.
Это было очень-очень странно.
Вслед за шоком пришёл страх.
Срифмовал по привычке:
испуг – досуг,
ужас – сконфузясь,
И немного успокоился.
Не то, чтобы Вадюсик жалел пропавших людей, но пугала неизвестность.
Он развернулся и быстро пошел назад, домой.
Дома никого не было.
И ни одного человека не встретилось на его пути.
Это было весьма страшно. Родители должны были быть на работе, но что-то подсказывало Вадюсику, что их здесь не было, так- же как и других людей вообще.
Срифмовал для успокоения:
пустота – красота,
опустошение – воскрешение.
Вадюсик пошёл в школу. А вдруг там кто-то есть?
Но и там не было никого. Классы были приветственно открыты, кое где приоткрыты форточки, и это всё.
Вадюсик от страха захотел кушать.
Кушать – слушать,
поесть – месть,
идти – скрести!
Выйдя на улицу, он зашел в ближайший магазин Молоко. Пусто. Но на прилавке лежали разные продукты. И вполне свежие, кстати.
Свежие – невежи,
взять – не взять?
Накажут – повяжут?
Неудобно было брать бесплатно. Но и на кассе никого не было.
Неудобно – съедобно?
Голод – холод,
молот – наколот…
Вадюсик решился и неуверенно взял любимый глазированный сырок в шоколаде.
Ничего страшного не произошло.
Сырок – порог,
творог – милок,
молоко – дорогО!
Непонятно, что было делать дальше.
Так как Вадюсик с детства отличался пытливым умом и хорошей памятью, он сел на лавочку рядом с магазином и решил поразмышлять, в какой момент произошли эти странные изменения в окружающем мире.
Начал он, как всегда, с рифмоплётства:
Один я в этом мире внятном,
И что мне делать – непонятно,
Спросить мне некого, выходит,
И никого вокруг не бродит…
Творческая деятельность привела в порядок мысли, успокоила и Вадюсику вспомнилось, как он срифмовал: пусто – искусство!
То, что в мире стало пусто, просто бросалось в глаза!
Но при чём тут искусство?
Вадюсик еще подумал и понял, что его стихи стали продолжительнее: раньше он сочинял одностишия, реже двустишия, а тут вдруг сразу 4 строчки!
Для проверки он тут-же решил поэкспериментировать и вот что получилось:
Не бред ли это в час весенний,
А может, даже и осенний,
Ведь и сезон мог измениться,
Осталось только лишь…
Тут произошли некоторые внутренние колебания: что выбрать? Жениться, напиться, стремиться? Вадюсик решил выбрать – напиться.
Не бред ли это в час весенний,
А может, даже и осенний,
Ведь и сезон мог измениться,
Осталось только лишь напиться!
И тут же почувствовал жажду.
Пришлось сходить в магазин, взять бутылку молока и распить ее на лавочке.
Распить – осудить,
вина – спина,
нехорошо – плохо!
Нет, не так. Правильно так:
Стащил бутылку из магаза,
Вот ведь Вадюсик наш зараза!
Вину он чувствует и знает,
Что сам себя он осуждает!
Понравилось. Это было весьма приятно: рифмовать стало легче, рифмовать стало веселее! Но и чувство вины тоже усилилось. Тогда Вадюсик поменял стих так:
Стащил бутылку из магаза,
Вот ведь Вадюсик наш зараза!
Вину он чувствует не хочет,
Пускай другие там бормочут!
Вроде чувство вины пошло на убыль. Но это не точно. Прибора то для измерения чувств у Вадюсика не было.
Опять же непонятно было, почему не все стихотворные строчки воплощались в жизнь. После строчки: пускай другие там бормочут, никаких других не появилось.
С другой стороны, после такого мощного стихосложения, Вадюсик осознал, что он почти в раю: есть и пить можно сколько угодно, спать есть где(дома), никто ругать не будет и любимого чтения навалом: в школе хорошая библиотека.
Читай и ешь ты сколько влезет,
Пускай одежда вся облезет,
Возьмём другую в магазине,
Там всё бесплатно на витрине!
Конечно, поговорить не с кем, но Вадюсик был единственный ребенок в семье, всегда любил одиночество и не переживал по этому поводу!
О, одиночество, ты моя радость,
Любить тебя – есть просто сладость.
Немножечко жаль, что мамулечки нет,
Но ведь никто и не ругаЕт!
В последней строчке было неправильное ударение, но Вадюсик еще плохо умел подбирать синонимы. Словарный запас школьника тринадцати лет середины 70-х годов 20-го века оставлял желать лучшего.
Ритм стиха тоже ломался, но не будем к начинающему поэту предъявлять слишком высокие требования.
Весенний день слегка прохладен,
Но сыт, доволен и опрятен.
Вадюсик сбился на двустишия, но больше ничего не придумывалось.
Надо было прогуляться и набраться впечатлений для новых стихов.
Медленно идя по улице, он заметил некоторые несоответствия с его родным городом. Например, на улице было намного чище: ни окурков, ни бумажек, фантиков и прочего мусора. Наоборот, улица поражала свой стерильностью.
Далее, никаких следов от какающих птичек. Не то, чтобы Вадюсик отличался наблюдательностью, но сейчас его чувства обострились, и он замечал то, мимо чего прошёл бы раньше, не заметив.
Стерильна улица родная,
Нет мусора, помета птиц.
И где же мамочка родная,
Омлет из четырёх яиц?
На глаза навернулись слёзы и Вадюсик постарался творчеством излечить горе.
Зато так тихо и спокойно,
Никто не гадит и не пьет.
Я постараюсь быть довольным,
Пусть даже скверен анекдот!
И действительно, на душе стало спокойнее. Вадюсик присел на лавочку у фонтана. Фонтан работал. Поглядев пять минут на струи падающей воды, Вадюсик успокоился совсем.
Фонтан хорош для размышлений,
Воды прекрасна полоса.
Покоя нынче удостоен,
Не рву на лбу я волоса.
В третьей строчке не было рифмы, волосы скорее на голове, чем на лбу, и Вадюсик постарался отредактировать собственный опус.
Фонтан хорош для размышлений,
Ушёл с зимою весь мороз.
Покоя нынче удостоен,
Не рву на голове волос.
В третьей строке рифма так и не появилась, но хотя бы смысла стало больше. Вадюсик встал с лавочки и побрел дальше по улице.
Иду, бреду без всякой цели,
Исчезли бег и суета,
Какой срок жизни мне отмерен,
Войду ль в небесные врата?
Надо же! Потянуло на философствования. Никогда раньше Вадюсик не отличался склонностью к отвлеченным размышлениям, но обстановка предрасполагала.
Вадюсик решил вернуться домой. Дома и стены помогают. Первым делом он схватился за городской телефон. Гудка не было, в трубке слышался далёкий шорох. В то же время электричество было, холодильник работал.
Шум холодильника приятен,
Уверенность внушает он,
Загадкой мира озадачен,
Проблемой этой удивлен.
Вот это уже было намного лучше. И рифма на месте, и смысл присутствует. Даже чувствуется некоторое изящество. Вадюсик всегда любил красоту и изящество. Перфекционист, так сказать.
Он решил пойти к школе и посидеть там на лавочке. Он интуитивно чувствовал, что там самое лучшее место для размышлений. Место духовной силы, так сказать. Хотя само слово – Духовное, было для Вадюсика непривычно. Он представлял под духовностью скорее всего творческую жилку.
Иду дорогой к школе,
Там посижу на воле.
Занятий нету никаких,
И сочиню там важный стих.
В этом стихотворении первые две строчки были в одном ритме, а последние две в другом. Но ведь он еще молод и неопытен. Да и кому тут слушать и критиковать?
Нет критиков совсем нигде,
Никто не скажет – плохо,
И это очень хорошэ,
Прекрасная подмога!
Вадюсик сомневался, что можно сказать хорошэ вместо хорошо, но его эстетическое чувство молчало, и он решил, что это не нарушение рифмы, а приятная особенность его стихосложения. Фишка, так сказать.
Имею фишку во стихах,
Особенность такую.
Никто не скажет громко – ах!
Ничем я не рискую.
Интересное дело – словарный запас Вадюсика как поэта постепенно расширялся. Скорее всего, память преподносила ему сюрпризы – когда-то он случайно где-то слышал эти слова, скорее всего в разговорах родителей, но не запомнил. А тут вдруг они выскочили из подсознания.
Пополнил слов своих запас,
Великолепно очень.
Мой творческий боеприпас,
Необходимый ночью.
На самом деле и днем, и утром, и вечером, но не всё сразу хорошо! Или хорошэ, – как сказал бы Вадюсик.
Он пришел к школе. Идти к ней от дома всего несколько минут, так что усталости никакой не было, но всё-таки Вадюсик чувствовал необходимость посидеть спокойно и настроиться на нужную волну. Сначала он побродил ещё раз по школе, заходил в пустые классы. Там был полный порядок – ничего не валялось на полу, парты стояли ровно, как по линейке, школьные принадлежности – типа глобуса в кабинете географии – стояли каждый на своем месте в шкафу на полочке.
Порядок в городе моём,
И это малость странно,
Привык, что в мусоре живем,
Но это нежеланно!
Всем читателям, дочитавшим до этого места – благословение на веселье.Будут еще благословения!
Глава 2. Как перемещаться по мирам?
Перемещаться по мирам?
А надо это ли всем нам?
Посидев еще часок на солнцепеке, Вадюсик понял, что он каким-то неведомым образом нащупал ключевое слово, отомкнувшее двери между мирами и перенесшее его в соседнюю(видимо), вселенную, очень похожую на родную, но где не было людей.
Я слово ключевое нащупал неспроста,
Попал куда-то прямо с воздушного моста.
И где моя планета, никак мне не понять.
И вряд ли мне удастся кого-нибудь обнять!
Хорошо еще, что без всяких там монстров и хищников.
Вадюсик тут же сочинил на эту тему стишок:
Как хорошо в пустынном мире,
Ну просто здесь какой-то клад!
Придите, юмор и сатира,
Я искренне вам нынче рад!
Пришла пора сходить в туалет и Вадюсик с удовольствием сделал это в родной школе. Совесть не позволила ему опИсать ближайшие кусты. Он тут же сочинил четверостишие:
Я не какой-нибудь подлюг,
Чтобы опИсать всё вокруг.
Простой поэт Вадюсик я,
Да здравствует судьба моя!
Интересный вопрос остался без ответа: если это пустынный мир, то кто же построил все эти дома, подозрительно похожие на родные Вадюсику хижины? И кто снабдил его свежими продуктами? Что-то тут осталось непонятым…
Какое-то внутреннее чутье подсказало, что, возможно, он поймет это, когда научиться сочинять восьмистишия.
Он тут же попробовал. Дело пошло со скрипом, но кое-что получилось:
Где новый ключ и эта дверь,
Что делать в мире мне теперь?
Быть может, больше рифмовать,
Поэзию практиковать?
Дай Высших сил мне отыскать,
И их вопросами загнать…
…
Дальше не шло от слова совсем. Видимо, пока еще рано. Надо практиковаться на четверостишиях.
Пойду за город погулять,
Пытаясь больше рифмовать.
Посмотрим, что там за прикид,
Какой у пригорода вид.
Вадюсик освободил школьный рюкзак, положил в него запас продуктов и бутылок с водой из магазина, и потихоньку пошел по улице в сторону окраины.
Иду дорогой в никуда,
Но хорошо, что есть вода,
И хорошо, что есть еда,
Ведь без еды мне никуда!
В первой и последней строчке повторялось слово никуда, но как Вадюсик ни бился, другой рифмы не нашел. Видимо, торопливость хороша только при ловле блох. А в творчестве нужна постепенность, помноженная на опыт.
Старайся Вадик, и ищи,
И рифму лучшую найди.
Хороший стих я сочиню,
Не зря хореи я учу!
Городок, слава Богу, был небольшой, и через час Вадюсик дошел до окраины. Глазам его предстала удивительная картина: мир был резко разграничен окраиной города на две части. Заасфальтированная дорога обрывалась и дальше шла степь без всяких следов человеческой деятельности.
Обрывается резко дорога,
Дальше путь наш идёт по траве.
Но не слишком мне этого много,
И продолжу я путь в тишине…
Опять-таки, ни животных, ни насекомых, ни птиц не было ни видно, ни слышно. Провода обрывались на границе города и концы валялись на земле. Один столб был как будто разрезан неведомой силой на две неравные части и вторая часть отсутствовала. Особенно странно выглядел срез дороги.
Как удивлен я в это миг,
Прошел я город напрямик,
А дальше степь лишь с пустотой,
Вернуться, может быть, домой?
Но любопытство победило, и Вадюсик решился сойти с дороги и пойти в этот неведомый мир. Однако, кроссовки его были явно не приспособлены для хождения по траве: она была очень жесткая, почти не гнулась, и мало походила на привычную земную. Вадюсик ботанику знал плохо, но и его неискушенному взору было ясно, что это уже не Земля. Кстати, и солнце по-прежнему было почти в зените, тогда как по земному времени с утра прошло, наверное, часа три.
Солнце в зените почти три часа,
Черная в жизни пришла полоса.
Срочно меняю на белых на две,
Чтобы скакать мне на резвом коне…
Вадюсик часов не любил и не носил их. Так что точное время определить было нечем. Компаса у него тоже не было, да и видимо, здесь он и не пригодился бы. Он же не собирался уходить далеко от города, где уютно и спокойно. Ветер в степи дул сильный, и гнал его назад в город.
Противный ветер так силен,
Что в штиль уже сейчас влюблен,
Пойду укроюсь я меж стен,
И будет тихо там совсем!
Четверостишия получались намного лучше, чем три часа назад, слова не повторялись, рифма быстро находилась и настроение тоже улучшилось. Единственно мешались глагольные рифмы, а Вадюсик где – то читал, что в современной поэзии это не приветствуется. А впрочем, где теперь вся эта стихобратия? И как они могут осуждать его с другой планеты, до которой, может быть, тысячи световых лет?
Где все поэты тут живут?
И лесом пусть они идут.
Хотя не вижу леса здесь,
Сбрось поэтическую спесь!
Вадюсик повернулся, забрался на дорогу и пошел в город. Кстати, даже уровень дороги был немного выше уровня степи – наверное, сантиметров на тридцать. Хорошо, что не на километр!
С дороги мне пришлось сойти,
Но по степи нельзя идти.
Вернусь я в город свой родной,
Покуда я еще живой!
Через полчаса Вадюсик пришёл домой и лег в постель отдохнуть. По-прежнему ни людей, ни животных, ни папы, ни мамы. Предательски защипало в глазах, но тут же пришли на ум строчки:
Пусть я один, но я силён,
И плакать вовсе не резон.
Есть солнце, воздух и вода,
И даже вкусная еда!
Отдохнув, Вадюсик решил, что надо почитать. Дома была неплохая библиотека, но он пошёл в школу – там была еще лучше.
Читать хочу с огромной силой,
И там восстану из могилы.
Попробую там 8 строк,
В стихах не буду одинок!
В библиотеке, ориентируясь на интуитивную подсказку, Вадюсик взял почитать Пушкина и тут же сочинил:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Себе горчичники поставил,
И лучше выдумать не мог!
Переделав Пушкина с огромным удовольствием, он решил, что всё-таки, собственное творчество намного лучше, по крайней мере для него и вышел с книгой во двор школы.
Эх, сочинять я буду сам,
Спасибо вдохновениям.
Отображу прекрасный вид,
Что здесь вокруг меня лежит.
Или сидит? Лежит вид или сидит было неясно. Прекрасный вид состоял из школьного двора, на котором в отличие от настоящего не было ни соринки, небольшого количества деревьев с набухающими почками, здания самой школы, которая выглядела свежепокрашенной, хотя в реальности на Земле была весьма облупленная и грязноватая.
Как чисто здесь среди двора,
Какая странная игра.
Но почитаю я чуть-чуть,
Немного отдохну – и в путь.
Впрочем, чтение было весьма увлекательным и Вадюсик просидел за книгой часа два, без перерыва.
Какой же Пушкин молодец,
Все рифмы у него пипец*.
И ритм нигде не наруша…,
Но хватит слов, отныне – ша!
Пипец – здесь в смысле хорошие.
В третьей строчке вместо нарушается было: наруша… Но как Вадюсик ни старался, рифмы к слову: ша приходили неподходящие: камыша, вороша, не спеша, хороша. В общем, следовало переждать…
После Пушкина Вадюсик взял Маяковского. Любил он его необычные и сильные стихи. Сам он так не умел. Даже и пробовать не стоило. Или попробовать?
Вот сижу я тут на скамье,
Никому на фиг не нужен.
Ну и по фигу это мне,
Важно то, что поесть на ужин!
Вроде хорошо получилось. Вадюсику так понравилось, что он решил почитать Есенина, которого тоже очень любил за тонкую лиричность и нарочитую грубоватость. И написать подражание, разумеется.
Отходил я в школу этим летом,
Без неё мне радость, не печаль.
Обожаю новую планету,
И Земель пропавших мне не жаль!
Очаровательно! Даже почти не понятно, что подражание. Браво самому себе! Ещё?
На планете новой я, однако,
Ничего не повидал, не ведал.
Поищу в магазе крендель с маком,
На своих двоих домой поеду!
Замечательно! Но стоит теперь почитать поэтов советского периода.
Попробую Роберта Рождественского.
Если нас отозвать с Землицы,
И послать по далёкой грани.
Полетим мы туда, как птицы,
Но Землёю я в сердце ранен!
Очень хорошо. Главное, никто за плагиат не осудит!
Попробую любимого поэта – песенника Николая Добронравова.
Опустела без меня Земля,
Как же смогут без меня прожить?
А я тут уже почти пол дня,
Помогите Звёздный парус сшить…
Нет, это слишком явно. Попробую кого-то другого.
Через годы, через расстояния,
На любой планете летом и зимой.
Мы Земле не скажем до свидания,
В сердце не расстанемся с тобой!
Тоже слишком явно. Ну не виноват же Вадюсик, что они сочиняли прямо про него! Попробую еще Ваншенкина.
Я люблю тебя, жизнь,
Где бы ни был затерян судьбою.
Я люблю тебя жизнь,
И нигде я не знаю покоя.
Вот уж звезды зажглись,
Ветру я поперечному внемлю.
Я люблю тебя жизнь,
И хочу я вернуться на Землю!
В этом стихе было восемь строк, но так как рефрен – Я люблю тебя жизнь – повторялся четыре раза, то фактически четыре. Тоже явный плагиат, но уж очень хорошо легло на ситуацию! Можно сказать, эти поэты гениально предвидели скитания Вадюсика. Кстати, никаких звёзд не было, солнце по-прежнему стояло в зените.
Попробуем Андрея Деменьтьева.
Если жизнь Вас чем-то огорошит,
Занесёт неведомо куда.
Не забудьте зимнюю порошу,
О Земле не забывайте никогда!
Прэлестно! Это было так хорошо, что Вадюсик на минутку даже забыл о своём необычном, и в чём-то даже бедственном положении.
Как хорошо весною теплой,
Пройтись неведомо куда.
В одежде ласковой и доброй,
Виват горячая еда!
Но надолго забыть не удалось. Захотелось кушать. Вадюсик сходил в школьную столовую и поел там какую-то унылую кашу, видимо пшённую, холодную котлету с такой-же холодной картошкой и попил компот.
Обед был хладный и невкусный,
Готовить тоже ведь искусство.
А не умеешь – не берись.
В прохладны дали удались!
Наверное, можно было как-то разогреть обед, но Вадюсик даже не догадывался как.
Как разогреть обед словами?
Скажите это, между нами.
Я никому не протреплюсь,
Ведь нет здесь никого, боюсь!
После обеда, как обычно, захотелось спать. Вадюсик прошел километр до своего дома и растянулся на кровати.
Поспим часочек ясным днём,
И от печали запоём.
Печаль тоска тогда уйдёт,
И я уже не обормот!
Честно говоря, кто такой обормот Вадюсик не знал, но так его иногда называл папа, видимо, любя.
Проснувшись, он понял, что сидеть на одном месте неинтересно. Куда интересней исследовать новый мир, неожиданно открывшийся перед ним…
Пойду смотреть я новый мир,
Теперь Дефо лишь мой кумир.
Живу я здесь, как робинзон,
Но Острова побольше он!
И еще о путешествиях:
Пойду я в путь далёкий очень,
Опасно это, между прочим.
Но положусь я на удачу,
Надеясь, после не заплачу…
Всем читателям, дочитавшим до этого места – благословение на прекрасные впечатления от жизни.Будут еще благословения!
