Королевский шпион. Победив, заточи нож

Отдохнув, мы отправились дальше, а еще спустя пару часов остановились у придорожной таверны. Хозяин, жизнерадостный толстяк, предложил нам похлебку и жареную свинину. Пока ели, поинтересовались дорогой на Бурж, правильно ли едем и не сбились ли с пути.

– Не волнуйтесь, господа. Вы едете верно, но если хотите сократить путь, то вам следует доехать до каменного креста и свернуть на протоптанную тропинку, которая ведет через лес. Это земли графа Гийома де Монтень. Проедете сквозь его лес и попадете на торную дорогу, а там и до Буржа рукой подать. Только упаси вас бог подстрелить какую-либо живность в лесах графа. Его егеря прямо сущие черти, – подняв глаза к потолку, он перекрестился. – Прости меня господь за упоминание нечистой силы.

– А постоялый двор на той дороге есть? – спросил его Луи.

– Есть. Как не быть, ваша милость. Вот к закату до него и доберетесь.

Мой благородный друг в очередной раз предоставил мне возможность рассчитаться за обед. Я только усмехнулся про себя и полез за кошельком.

Как и сказал нам хозяин, у вросшего в землю каменного креста, местами поросшего мхом, мы увидели узкую лесную тропу и съехали с тракта. Она тянулась через густой лес, где ветки дубов и буков образовали поистине настоящую зеленую стену по обе стороны, а иной раз смыкались прямо над головой, образовывая крышу. Здесь, в глубине леса, было очень тихо. Сначала безмолвие нарушалось лишь легким шелестом веток да воркованием диких голубей, но углубившись дальше в лес мы услышали где-то далеко в стороне звук охотничьего рога и лай собак.

Вскоре лесная тропа вывела нас к зеленой луговине, где, разомлев на солнце, лежали коровы и свободно бродили свиньи. За ней, в окружении полей, лежала деревня в три десятка домов и прилепленных к ним пристроек для скота и птицы. Кое-где вился сизый дымок над отверстиями в соломенных крышах. Из взрослых обитателей деревни мы никого не видели, так как был разгар рабочего дня и только возле двух домов копались в земле совсем маленькие дети.

Проехав по границе деревни, мы выехали на торговый тракт и скоро поравнялись с купеческим обозом, где снова уточнили дорогу на Бурж. Купцы нас успокоили, заверив, что мы едем в нужном направлении. Не успели мы с ними расстаться, как встретились с небольшим отрядом, скакавшим нам навстречу. Группу из шести солдат возглавлял крепкий, плечистый мужчина с густыми усами и окладистой бородой, напоминающей по форме лопату. На его голове был берет без каких-либо украшений. Широкие плечи облегал темно-синий камзол, на левой верхней части которого был вышит герб. На руках перчатки из оленьей кожи. На поясе висел меч и кинжал. Солдаты были одеты в коричневые куртки из бычьей кожи. За плечами у каждого висел длинный лук, а на поясе – короткий меч. Лица у лучников были грубые и обветренные. Скользнув по нам взглядом и определив в моем попутчике дворянина, командир отряда проигнорировал меня, слегка кивнув шевалье, и получил в ответ точно такой же короткий кивок от де Жуанвиля. Насколько я разбирался в местных реалиях, то решил, что это отряд солдат графа Гийома де Монтеня, хотя не знал его герба, поэтому сравнивать вышитый рисунок мне было не с чем.

Городские ворота, надвратные башни и видневшиеся из-за городских стен крыши домов, остроконечные шпили с крестами на верхушках. Это был Бурж. Мы наконец добрались до цели нашего путешествия. Пробравшись через знакомую мне толчею у городских ворот, я остановил лошадь возле стоящего у ворот стражника, который недовольно глянул на меня, как бы спрашивая: чего встал, дорогу загораживаешь? Но сверкнувшая на солнце монета сразу разгладила его нахмуренные брови.

– Приятель, где мне найти постоялый двор «Голова сарацина»?

Он мне подробно объяснил дорогу, а в конце одобрил мой выбор, заявив, что там довольно чисто и хорошо кормят, но тут же удивленно посмотрел на меня, стоило мне снова спросить про хорошую гостиницу. Не знаю, что обо мне подумал пожилой страж ворот, но тут же пустился в объяснения, после чего мы с Луи поехали в «Свирепого вепря». Шевалье, слушавший объяснения стражника, тоже бросил на меня любопытный взгляд, но ничего не сказал.

Хозяин, лысый, как колено, толстяк, принял нас, как полагается, поселив и сразу накормив. Луи сказал, что отдохнет после дороги, и остался поговорить с хозяином об особо интересных в городе местах, где можно хорошо развлечься, а я отправился в «Голову сарацина».

Так как в моем задании не было конкретики, а только общие указания, поэтому, не зная, как пойдут дела, я решил не терять времени и заняться пока подготовкой к работе. Изучить город и места жительства тех лиц, за которыми мне придется наблюдать. Я и так привлек ненужное внимание, поинтересовавшись у стражника сразу двумя гостиницами, так как в «Голове сарацина» я изначально не собирался останавливаться. Не исключено, что обо мне в городе уже знали, и в этом случае я мог оказаться под наблюдением потенциального противника. Может, подобная осторожность смешно выглядит в средневековом городе, но она мне уже не раз спасала жизнь в моей прошлой ипостаси, поэтому не казалась ни смешной, ни лишней. Я пошел пешком из-за той же предосторожности, изредка спрашивая дорогу. Уже привычный городской шум, с криками зазывал и болтовней кумушек, сплетавшийся с руганью и спорами торговцев на рынках, ржанием лошадей и скрипом телег, я пропускал мимо ушей, но при этом внимательно смотрел под ноги, обходя кучи мусора и зловонные лужи. Проходя мимо лавки пекаря, с удовольствием втянул в себя аромат свежевыпеченного хлеба, еще чем-то вкусным пахнуло из дверей и широко распахнутого окна таверны, расположенной чуть дальше, на углу. Прошел через рынок, бросив взгляд на кучку нищих, которые самозабвенно дрались за какие-то отбросы. С десяток любопытных, среди них была парочка городских стражников, криками и улюлюканьем подбадривая ее участников, с явным интересом наблюдали за дракой.

Дойдя до постоялого двора, осмотрелся. В двери таверны постоянно то входили, то выходили люди. Обратил внимание на трех купцов средних лет, одетых по-дорожному, а значит, не местных, видимо, приехали сюда торговать. Проходя мимо двух шлюх, стоявших у стены соседнего дома в ожидании клиентов, они весело рассмеялись. Из верхних комнат были слышны невнятные крики гостей, чего-то требующих. Через двор к лестнице, которая вела на галерею, пробежал слуга, торопясь услужить гостям. Конюх и подручный, подросток лет двенадцати, занимались лошадьми.

В этот самый момент к конюшне подъехал рыцарь с оруженосцем. Я определил это сразу, так как к его седлу был приторочен турнирный щит с гербом – свернувшаяся змея на фоне разделенного косой полосой поля щита. Верхняя часть была красной, а на нижней – голубые и серебряные полосы. Легко спрыгнув на землю, он сразу направился в таверну, оставив лошадей и вещи на попечение своего слуги. Насчет турнирных правил меня немного просветил Луи, поэтому я решил, что рыцарь здесь не просто так, а, возможно, приехал на турнир.

Войдя в зал, быстро огляделся по сторонам. Посетителей было немного. Компания купцов, сидевшая за столом, что-то негромко, но оживленно обсуждала, кто-то из посетителей обедал, уткнувшись в тарелки, другие пили пиво или вино. Не заметив ничего подозрительного, подошел к хозяину, стоявшему у небольшого столика, а за его спиной выстроились три бочки на козлах. Хозяином постоялого двора оказался длинноносый худой мужчина, лет сорока пяти, с грустными глазами. Когда я представился и передал ему кошелек, выражение его лица не изменилось и было не похоже, чтобы он так сильно обрадовался деньгам. Уже позже я узнал, что его несчастный вид имел семейное происхождение: вздорная, сварливая жена и пятеро детей.

– У меня остановитесь, сударь? – спросил меня Жак Доффиналь, так он мне представился.

– Нет. У знакомых, – соврал я.

– Хорошо. Если что-то вам понадобится, милости прошу, обращайтесь.

Вернувшись в свою гостиницу, я застал шевалье в его комнате, где он занимался тем, что выбирал себе костюм для выхода в город. Выйдя на улицу, мы сначала прошлись по городу, а затем по торговым рядам. День выдался солнечным, и отражавшиеся от блестевших позолотой вывесок или выставленной серебряной посуды яркие солнечные блики время от времени слепили глаза. Если шум людской толпы, куда вплетались крики зазывал, уличных торговцев и владельцев лавок, был для меня привычным фоном, то к отвратительному запаху, шедшему от мясных лавок или сливных канав, привыкнуть до сих пор не мог, он заставлял меня невольно морщиться.

Неожиданно шевалье встрепенулся и вдруг обратился к двум идущим рядом с нами горожанам:

– Приятель, ты что-то говорил о турнире.

Мужчина, судя по всему ремесленник, поняв, что перед ним дворянин, ответил:

– Да, ваша милость. Его сиятельство, граф Анри де Бриенн, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, устраивает большой праздник. Мой приятель из студентов назвал его… вроде как jubilaeus или годовщина очень важного события. Вот граф и решил его отметить не только пиром, но и турниром. Вы, ваша милость, сходите на городскую площадь. Там каждый день герольд графа…

«И тут юбилеи празднуют. Может, граф свои пятьдесят лет решил отметить? Значит, с турнирным щитом я все же угадал».

– Спасибо, приятель, – оборвал его Луи, потом повернулся ко мне. – Как же нам повезло, Клод!

Он не просто обрадовался, как ребенок, этой новости, сейчас в его глазах горел боевой азарт воина. Мне, конечно, было интересно посмотреть на рыцарский турнир вживую, вот только меня ждала работа, которую за меня никто не сделает, но так как шевалье ждал от меня соответствующей реакции, то мне пришлось делать радостное лицо.

– Это просто здорово! Мы обязательно пойдем.

Не сдержав эмоций, Луи даже хлопнул меня по плечу:

– Идем, мой друг, скорее! Я хочу узнать имена славных рыцарей, которые выйдут на ристалище, чтобы биться во славу прекрасных дам!

По пути, из разговора двух кумушек, идущих впереди нас, мы узнали еще одну городскую новость. Оказалось, что на главной городской площади сегодня утром к позорным столбам должны приковать двух преступников.

Пока мы за ними шли, то услышали много всякого разного. Какая-то Луиза, самая настоящая ведьма, сынка аптекарского привадила, и он к ней теперь каждую ночь бегает, а Жульетта, соседка одной из подружек, ночью видела черную тень, которая заслонила луну. Еще мы узнали, что в Париже повесили какого-то знаменитого разбойника, который называл себя Королем дорог. По их словам, он сам взошел на эшафот, после чего громко сказал: «Вручаю свою душу Богу, Пресвятой Богородице и Святой Троице Рая и умоляю их простить все мои гнусные преступления и грехи, что я совершил в своей жизни! Палач, делай свое дело!»

Под эти сплетни и слухи мы вышли на центральную площадь, где толкалось достаточно много народа. Женщины, набиравшие воду в фонтане, мужчины, толпившиеся у раскрашенного деревянного щита, и шумевшая толпа, собравшаяся возле позорных столбов. Мне не нужно было протискиваться сквозь толпу, чтобы увидеть то, что и прежде доводилось видеть. Да и Луи пока интересовало только одно: турнир! Протолкавшись вперед, несмотря на недовольные взгляды и тихие ругательства, раздававшиеся у нас за спиной, мы оказались у ярко раскрашенного щита, где на вбитых в доски гвоздях висело два с половиной десятка маленьких декоративных щитов с гербами рыцарей. По обе стороны от этой своеобразной выставки стояли, одетые в цвета графа, герольд с ярко начищенной трубой и подросток – паж лет тринадцати-четырнадцати. На груди каждого камзола был вышит большой герб их господина. Я покосился на шевалье, который не отрывая глаз, внимательно и цепко разглядывал каждый герб, при этом непрерывно шевелил губами, словно читал невидимую книгу. Я даже ее название знал: «Геральдика». Лично мне она показалась скучной и неинтересной.

Так мы стояли минут десять, пока герольд не поднес трубу к губам и закинув голову, трижды не протрубил, потом сильным и звучным голосом объявил во всеуслышание, что его господин, граф Анри де Бриенн, приглашает всех достойных рыцарей почтить его праздник своим присутствием и выступить на турнире, который состоится на третий день после Преображения Господня. Я чисто автоматически прикинул в голове: Преображение Господне – это 6 августа, значит, праздник у графа начнется 9 августа. Турнир, продолжил объяснять глашатай, будет проходить в три этапа. Сначала состоится вечерний турнир, на котором молодые рыцари-холостяки и оруженосцы будут иметь возможность продемонстрировать свою доблесть и воинскую выучку перед опытными рыцарями и собравшейся публикой. Также здесь рыцари могут участвовать в соревновании под названием «Платок прекрасной дамы», где на полном скаку надо поднять копьем лежащий на земле платок. На второй день праздника будет парад рыцарей и «меле» – групповая схватка, где рыцари будут сражаться пешими. На третий день на ристалище начнутся поединки конных рыцарей, а в завершение праздника пройдет определение победителя и торжественная церемония вручения наград.

Когда глашатай закончил говорить, он снова поднес трубу к губам, закинул голову и громко протрубил три раза. Не успел он закончить свое выступление, как в дело вступил паж. Симпатичный парень, богато и красиво одетый, с завитыми волосами, которые ложились на его плечи. Он чистым и звонким голосом стал зачитывать список рыцарей, заявивших свое выступление в турнире. В конце он объявил о правах и правилах на турнире. Как оказалось, оружие на турнире будет специально притупленное, но даже при этом рыцарям предлагалось использовать усиленные доспехи. Запрещалось в случае проигрыша забирать доспехи, коня или пленить проигравшего рыцаря. Было запрещено наносить удары в правую руку, так как ее в схватке не закрывал щит.

Было зачитано еще много правил и требований к участникам турнира, но мне это было неинтересно. Единственное, на что я обратил внимание, так это на то, что любой рыцарь, пожелавший участвовать в турнире, должен был пройти специальную отборочную комиссию, где нужно представить неоспоримые доказательства своего дворянства, герб и девиз. На состязание не допускались рыцари, уронившие свое достоинство – предатели, лжесвидетели или разбойники. Про самозванцев и речи быть не могло. Узнав об этом, его, согласно каким-то древним законам, могли вполне затравить собаками.

Когда мы выбрались из толпы, лицо у Луи выражало неописуемый восторг. Чувствовалось, что в нем сейчас бурлило море чувств и эмоций, которые его просто захлестывали. Пару минут мне пришлось ждать, когда он успокоится и объяснит, что его так взволновало.

– На этом турнире будет выступать мой благородный друг, виконт де Сен-Сир.

К сожалению, для этого времени я до сих пор оставался чужаком, который только-только научился разбираться с эмоциями, чувствами и мыслями буржуа и ремесленников, а вот с дворянами, честно говоря, близко дел не имел. Дворяне, стоя на вершине власти, в своем большинстве, умели управлять своими эмоциями и чувствами, хотя и среди них хватало снобов, дураков и подлых негодяев. Вот только у большинства важных и влиятельных вельмож всегда имелось второе дно. Кровосмесительные союзы или родственные связи, которые они не хотели признавать, борьба за землю или кровная месть, которая длилась десятилетиями, а то и веками, то затихая, то вспыхивая вновь, как пожар на торфянике. К тому же сейчас во Франции шла война крупных феодалов против короля, где дворянам приходилось делать выбор, выступая за ту или иную сторону, вступать в политические союзы, где родственники и друзья оказывались по разные стороны поля боя, а кровным врагам невольно приходилось сражаться плечом к плечу против единого противника.

Пока я был не готов разбираться с запутанной родословной дворянской элиты, их связями, политическими взглядами, кровной местью, врагами и покровителями, но при этом пытался понять взгляды, интересы и настроения дворян, с которыми мне приходилось сталкиваться. Меня всегда удивляла их необоснованная спесь, которая проявлялась в самых неожиданных случаях, но при этом я понимал, что это взгляд современного человека на общественные отношения в Средневековье. Оба дворянина, рыцарь-романтик Луи де Жуанвиль и карьерист Антуан де Парэ были мне видны, как на ладони. Луи считал, что живет так, как ему нравится, хотя на самом деле он придерживался определенных жизненных рамок – дворянской чести и рыцарского кодекса. Да и мечты у него были самые обычные – жена-красавица, поместье, наследник. Антуан, еще молодой, сделал ставку на службу у короля, но при этом я не сомневался, что суть его мечтаний ничем не отличается от желаний Луи. Только одно мне было непонятно с де Жуанвилем. Разделись в один прекрасный день вся Франция на два лагеря, кто за короля, а кто против, я бы, наверное, не смог сказать, на чьей стороне тот выступит.

– Вы, сударь, хотите поехать к нему? – поинтересовался я.

– Даже не знаю, Клод. Мы не виделись с ним… очень много времени. Я думал его навестить, ведь у нас есть о чем поговорить… и что вспомнить.

Я знал это мечтательное выражение на его лице. Оно обычно предвещало длинный рассказ или долгие воспоминания, которые мне не хотелось слушать. Другого способа, чтобы отвлечь его, я не нашел, поэтому быстро предложил:

– Давай лучше посмотрим, кого там наказывают.

– Зрелище для простаков, – пробурчал он, но при этом развернулся и направился к уже сильно поредевшей толпе горожан.

У одного позорного столба стоял полный мужчина средних лет в хлопковом колпаке на голове и привязанной к шее буханкой хлеба. Как явствовало из таблички, прикрепленной к столбу, он был булочником, который продавал хлеб с недовеском. Его одежда носила на себе следы пятен от гнилых фруктов, а один глаз подбит, однако сейчас никто в него не бросал, люди по большей части проходили мимо, а если и задерживались, то только для того, чтобы отпустить грубую шутку. Голова булочника была опущена, и он все время смотрел в землю. Зато вокруг второго столба стояла небольшая толпа, причем большинство зевак состояло из женщин. Здесь к столбу была привязана женщина, полная противоположность пекарю, сухопарая и высокая. У нее на голове была надета маска-клетка в виде морды собаки. В лицевой части маски находился острый металлический кляп, который не давал закрыть рот, а значит, не давал возможности говорить. В отличие от наказанного мужчины, она стояла выпрямившись, а глаза ее метали молнии, если можно так выразиться. Из надписи на столбе можно было понять, что она неоднократно и прилюдно оскорбляла на улице людей. Пытка лично для нее была жестокой: ее ругали и оскорбляли, а она ни слова не могла сказать в ответ. Такие наказания, я знал из своей практики, длились не более двух суток. Цель их, конечно, была ясна: унижение и публичное порицание. Вот только это еще была и замаскированная пытка. Человек после долгого стояния сильно уставал, со временем начиная обвисать, но веревки или кандалы не давали ему упасть и жестко резали руки.

Постояв какое-то время перед позорными столбами, мы пошли дальше. Прошли мимо аптеки, в дверях которой стоял хозяин лавки в темно-зеленой мантии. Это был пожилой мужчина с худым лицом и гривой седых волос. В отличие от большинства владельцев лавок он не зазывал прохожих, а с любопытством, мне так показалось, наблюдал за жизнью улицы.

Мы перешли с солнечной на теневую сторону улицы и пошли, глазея по сторонам, пока не добрались до таверны, где решили перекусить. Не успели мы перешагнуть порог, как к нам подошла подавальщица, довольно милая девушка, и спросила:

– Господа желают поесть?

Я еще толком не успел осмотреться, как Луи уже дал согласие. В самом конце зала, куда нас привела девушка, стояло два стола. Они стояли сразу за двумя толстыми балками, потемневшими от времени и копоти, являясь своеобразной границей для дворян и простого люда. За одним столом сидела компания из четырех человек благородного происхождения, которые с явным аппетитом ели жареного поросенка, запивая вином, а за другим сидел дворянин примерно возраста Луи. Он ел жареную курицу. При виде нас он приветственно махнул рукой, при этом открыто и весело улыбнулся.

– Прошу вас, господа! Составьте мне компанию.

Он был одет по последней моде, да и два перстня с крупными камнями говорили о его богатстве. Сразу напрашивался вопрос, что он делает в обычной городской таверне? Или приехал на турнир? Если так, то до него чуть больше двух недель. Состоялось взаимное представление, причем взгляд нашего нового знакомого по имени Гийом де Брюк, брошенный на меня, не изменился, остался таким же доброжелательным. Луи бросил оценивающий взгляд на девушку, стоявшую в ожидании заказа, потом спросил:

– Что у тебя есть, милая?

– У нас сегодня похлебка, жаркое из свинины и тушенный с овощами цыпленок. Ветчина, паштет, колбаса, сыр. Есть монастырское сладкое и бургундское вино.

Я взял паштет и жаркое из свинины, а шевалье – ветчину и цыпленка. Вино, по рекомендации нашего нового знакомого, мы взяли бургундское. В разговоре выяснилось, что он только что приехал в город для улаживания своих личных дел и неожиданно узнал, как и мы, о турнире. Если раньше он собирался уехать пораньше, то теперь он намерен задержаться. После этого заявления спокойная и вежливая беседа двух едва знакомых людей тут же превратилась в энергичный и бурный спор двух фанатиков. Оба знали до мельчайших подробностей все тонкости и правила турниров, могли наизусть перечислить победителей, их любимые приемы, какое оружие лучше и все такое прочее.

Доев жаркое, я еще какое-то время, чисто из вежливости, слушал их споры, но когда мне надоело, извинившись и сославшись на свои дела, встал и ушел.

Глава 3

Исходя из того, что в этом городе придется «работать», а значит, мне надо было изучить его не хуже местного жителя. Начал я с района, где мы остановились, потом прошелся по торговым рядам, от них вернулся к городским воротам, после чего направился обратно к центральной площади. План города мало чем отличался от Тура, как и городская площадь. Фонтан, трехэтажное здание ратуши, где заседал городской совет и суд, собор и дома богатых и именитых граждан города. Для того чтобы приступить к расследованию, мне требовался источник первичной информации. Заместитель прево был наиболее более приемлемым вариантом, но он был на виду, а значит, что вполне возможно, за ним велось негласное наблюдение.

Честно говоря, у меня появилось подозрение, что обо мне, а может даже и о моем прибытии в город, уже знают местные преступники. Если в этом деле замешаны целых три королевских казначея, согласно списку, то у них должны быть неплохие подвязки с местными властями, а также с бандитами. Появилось оно уже тогда, когда я получил задание через Антошку. Честно говоря, по-другому я уже никак не мог его называть. Судя по его некоторой горячности и пышности фраз, это был молодой карьерист, полный служебного усердия, поэтому я не думал, что он хотел провалить порученное ему дело, вот только по неопытности он вполне мог довериться не тому человеку. Теперь мне надо было просчитать все возможные варианты развития событий, так как от этого, вполне возможно, будет зависеть моя жизнь.

Чтобы проверить заместителя прево, надо было хотя бы пару дней за ним понаблюдать и узнать, ведется ли за ним слежка, но для этого мне нужны помощники, поэтому для начала я решил начать с писца, работающего в ратуше, как более незаметной фигуры. Пьер Фурне, по прозвищу Бретонец, с которым у меня было много общего, начиная с уголовного прошлого и кончая виселицей. С ходу встречаться с ним я пока не планировал, так как для начала надо было присмотреться к нему и понять, что это за человек. Внешние данные, мимика, жесты очень много могут сказать о его личности, а заодно дать понять, как с ним надо работать. Зайдя в общий зал ратуши, где городские чиновники принимали посетителей, я несколько удивился большому количеству народа. Все они, просители и заявители, что-то хотели, просили или требовали. Здесь чиновники и писцы принимали заявления, готовили бумаги для сделок, оформляли документы на наследство, заверяли рождение или смерть человека. Пройдясь по залу и быстро осмотревшись, я довольно скоро нашел нужного мне человека.

К моему удивлению, Фурне оказался не рядовым писцом, а каким-то маленьким начальником, которому служащие приносили уже почти готовые документы для просмотра, прежде чем отдать их на подпись или поставить печать. Просматривая их, он по большей части согласно кивал и возвращал обратно, но иногда, тыкая пальцами в ошибки, хмурился и требовал переделать документ. Это был мужчина среднего роста, лет сорока, имеющий крепкое телосложение и обычное лицо, без каких-либо особых примет. Вот только в его глазах, когда он изредка окидывал толпящихся в зале людей, читались скука и легкое презрение. Несмотря на серые и темные тона в его одежде, она у него была довольно новая и хорошего качества. Вряд ли обычный, скромный писец мог позволить себе пошить камзол из тонкой английской шерсти. Изображая посетителя, походил по залу, задал пару пустячных вопросов чиновнику, завязал разговор с одним из посетителей, после чего покинул мэрию.