Сделай и живи спокойно 1

Любоваться пейзажами старой Калуги было некогда. Федя постоянно гундел, о необходимости как можно быстрее вернуться в расположение отдела. Что я могу ему возразить? Давай остановимся и посмотрим на город моего детства! Не поймёт. Однозначно.

Зато, никто не мешал мне, смотреть на улицы Калуги из окошка машины. Впечатлило. Город восстанавливался после войны. Казалось бы, середина рабочего дня, а народу на улицах много. Грузовые и легковые машины, телеги с лошадями и посреди этого мы. Жаль, что быстро доехали.

В кабинете у лейтенанта Собкина ничего не изменилось. Он что-то заполнял в листах бумаги. Мне делать было нечего. Сидеть на стуле и смотреть на чужую работу, мне быстро надоело. Поэтому я попросил у начальника чего-нибудь почитать. Газеты, журналы всё равно. Начальство долго не думало. Лейтенант мельком посмотрел на меня и позвал старшину.

– Федя проводи товарища Тихого в Ленинскую комнату, – не отрываясь от заполнения каких-то бланков, громко произнёс лейтенант Собкин, – там свежая пресса. Она лежит отдельно. Если интересно то, на столе под стенгазетой, есть подшивки газет этого года. Там и калужская, и центральная пресса.

– Пройдёмте товарищ Тихий, – сказала физиономия старшины Феди, заглянув в кабинет.

А я что? Пошёл конечно. Газеты почитать – это мы всегда готовы. Память у моего тела, конечно, хорошая. Но, освежить воспоминания никогда не помешает. Уже покидая кабинет, я услышал вопрос от Собкина:

– Товарищ Тихий! Вы ничего не вспомнили?

Пришлось остановиться в дверях и ответить:

– Нет, товарищ лейтенант. Но, я работаю над этим.

Ответом мне стал удивлённый взгляд и последовавший, за этим, взмах руки предлагающий побыстрее покинуть помещение. Что я и сделал.

Ленинская комната не впечатлила. Видал и получше. Поэтому, для начала, взял годовую подшивку газеты "Знамя" и уселся на место в президиуме. А что? Зато никому не мешаю и найти меня не трудно.

Калужская газета порадовала обилием информации. Если убрать лозунги и пропаганду, то всё в городе нормально. Получено пять новых автобусов. Теперь их пятнадцать – мало конечно, но лиха беда начало. На правом берегу Оки появился небольшой водный стадион спортивного общества «Буревестник» с трамплином. Город борется за звание самого благоустроенного. В связи с этим проводятся воскресники. Куда приглашаются все желающие. Комсомольцы разбирают старый театр и очищают Театральную площадь. Заканчивается благоустройство сквера имени Карпова. Возводятся дома на улице Чичерина. Утверждён новый проект Калужского драматического театра и площади возле него. Любимый калужанами футбольный клуб «Локомотив» в сезоне 1948–1949 становится абсолютным лидером области. В связи с этим в 1949 году «Локомотив» допускается к участию в первенстве России среди команд производственных коллективов центральной зоны. Это только те новости за которые, как говорится, цеплялся глаз. Я читал и впитывал эту атмосферу всеобщей радости. Радости от великой победы. Радости от возможности сделать жизнь лучше. Так что порадовался я за любимый город. Жаль, что не удастся погулять по знакомым местам. Меня ждёт Мурманск и мореходное училище.

Полтора часа я потратил на просмотр всей подшивки газеты "Знамя". Прежде чем приступить к центральной прессе, решил немного отдохнуть. Вышел в коридор. Удивительно, но мне никто не встретился. Создавалось впечатление, что все разбежались по делам или наоборот где-то сидят и что-то обсуждают. Попытался выйти на улицу. Но дежурный, что сидел возле входа, меня не выпустил. Блин, даже пресловутого Фёдора не видно. Зашёл в туалет. В небольшом, настенном зеркале посмотрел на своё отражение. Тьфу. Мало того, что дрищ, так ещё и последствия драки красоты не добавляли. Особенно ужасно выглядит ухо. Ещё небольшие припухлости под глазами, пока красного цвета, но уже темнеют потихоньку. Результат от удара в лоб. Завтра буду похож на енота. Может в аптеку зайти. Бадяга, я надеюсь, есть в продаже. Можно, конечно, свинцовые примочки использовать. Но, там лежать спокойно надо. Не, не пойду. Поздно. Уже не исправить. Буду ходить с синяками.

Вернулся в Ленинскую комнату. Там, на моём месте, за отдельным столом сидела девушка и что-то писала. Увидев меня сразу же оживилась и прямо-таки забросала вопросами:

– Здравствуйте! Меня зовут Катерина Воронцова! Вы комсомолец? Я секретарь местной ячейки. Вы наверное новенький? А что у вас с лицом? Вы бандитов задерживали? Сколько их было? Они были с оружием? А я в архиве работаю, по комсомольской направлению.

Жест рука-лицо здесь ещё наверное не знали. Я, на всякий случай, его изобразил. Но это не помогло. Катя продолжала сыпать вопросами и выдавать "на-гора" информацию. Чтобы хоть как-то прекратить этот словесный поток, я положил перед красавицей свой комсомольский билет. И минут пять наслаждался тишиной. За это время смог, наконец-то, рассмотреть это говорливое чудо.

Про рост этого секретаря, я ничего не могу сказать. Так как она сидела на стуле. А вот насчёт внешности это мне повезло. Есть с кем сравнить. Девушка была похожа на Елену Исинбаеву. А судя по темпераменту, то и характер, тоже был под стать прославленной легкоатлетке. Чтобы избежать повторного расстрела вопросами, я решил сам проявить инициативу.

– Привет Катя. Я Вилор Тихий. Детдомовец из Брянска. Здесь нахожусь как свидетель и потерпевший одновременно. Во время следования в Мурманск, где я должен был поступить в мореходное училище, подвергся нападению грабителей. В схватке с бандитами удалось выжить и даже, нанести некоторые повреждения этим уродам. Сейчас жду следователя Собкина. Он обещал посадить меня на поезд до Москвы.

Катерина смотрела на меня широко раскрыв глаза. Видно было, что девушка действительно переживает. С другой стороны, пока я говорю она молчит.

– Катя! Я только что вернулся из больницы. Врач запретил всю активную деятельность. И рекомендовал – тишину и покой. Так что извини, но мне надо отдохнуть.

– Ой, Вилор! Извини меня, – секретарь Воронцова смущённо посмотрела на меня, – конечно же отдыхай.

– Я вон там посижу, – ответил я и показал на стол с газетами, – прессу полистаю.

– Конечно, конечно, – быстро проговорила Катерина, – обрати внимание на последний номер «Комсомольской правды», там про Калугу есть упоминание.

– Обязательно Катя, – сказал я усаживаясь на стул.

Минут пятнадцать в Ленинской комнате стояла тишина, прерываемая только шелестом страниц. "Комсомолку" я просматривал быстро, ориентировался на названия статей. Если что-то привлекало внимание, то останавливался и уже читал более внимательно.

Сначала эта фотография, на первой полосе газеты, не привлекла моё внимание. Но, прочитав название передовицы, я начал внимательно изучать содержание. Сама статья была из серии "ни о чём", а вот фотография главного персонажа чем-то заинтересовала. Пытаясь понять, что тут не так, я, на некоторое время, выпал из реальности.

Я смотрел на газету и не мог поверить. Шок! Молния в мозг и просветление одновременно. Я вспомнил! Я понял! Мысли хаотично метались в голове. Пришлось сжать кулаки и пару раз слегка стукнуть самого себя по кумполу. Помогло. Наконец и до меня дошло, что именно хотел сказать дед, говоря о задании. Ну блин, конспиратор фигов. Так закрутить, блин! Перед глазами вставали картины детства. Дед бьёт кулаком по столу и что-то говорит гостям. Дед показывает на моего отца и призывает его в свидетели. Дед сильно ругается и делает жест, как будто бы сворачивает кому-то шею. И в конце, этого фрагмента памяти, дед проводит большим пальцем по шее – вроде как отрезает голову противнику. Я всё вспомнил. Осталось придумать, что со всем этим делать?

Глава 3

Глава 3

Мои переживания, по поводу задания деда, были неожиданно прерваны. В Ленинскую комнату вошли четыре человека. Екатерина подскочила со своего места и начала рассаживать гостей. Когда все расселись, она зачитала тему комсомольского собрания.

Вот ведь! Не знал я, что тут такие страсти творятся. Обсуждали справку-рекомендацию ЦК ВЛКСМ "О культурном досуге молодежи". Повезло же мне увидеть и услышать, что думают комсомольцы о джазе, о иностранных фильмах и театральных постановках зарубежных авторов. Собственно, даже не вникая в тему, можно было понять, что все присутствующие ссылались на «Выступление Сталина на встрече с творческой интеллигенцией в 1946», что сами неоднократно подчёркивали. Своё, конкретное мнение никто прямо не высказывал. Брались цитаты и из статей или выступлений Сталина. Причём, слова других, известных людей не брались или упоминались вскользь. Это меня немного удивило. Но, вспомнив, в каком времени я нахожусь, решил не вмешиваться в процесс. Пусть всё идёт так как идёт. Чтобы выполнить задание деда, мне, вообще-то, надо очень аккуратно относиться к своим поступкам. Не дай Хронос, что-то изменится в истории – тогда у меня ничего не получится.

Не свезло. Совершенно некстати, обо мне вспомнила Катерина. Она стала размахивать руками, приглашая меня присоединиться к собранию. Как бы я не старался, тоже жестами показать, что не могу участвовать в дискуссии из-за травмы, меня не услышали. Пришлось подойти поближе и поучаствовать. Заодно познакомились с ребятами. Началось всё, ясен пень, со слишком активной Катерины. Которой надоело смотреть, как мы просто разговариваем, на отвлечённую тему.

– Вилор! – неожиданно для всех, громко спросила Екатерина, – не хочешь поучаствовать в собрании? Ты же комсомолец. Что ты думаешь по поводу этой справки из ЦК ВЛКСМ?

Пришлось встать и подойти поближе к центральному столу, где заседала секретарь. Не знаю, что на меня нашло. Но, честное слово, надоело слушать одно и тоже. А может Екатерина понравилась и поэтому, я решил обратить на себя внимание? Фик его знает!? Короче, вспомнил я кое-что. Решил, что это будет хороший пример личной инициативы, переложенной на собственное мнение. А то цитаты-цитаты и ничего более. Заодно попробовать вспомнить свои навыки в риторике, что не помешало бы. Пригодится однозначно. Учили нас, в своё время, как правильно доводить информацию, до любой аудитории. Надеюсь, что это не сильно повлияет на ход истории.

Начал я с того, что попросил карандаш у секретаря. Быстро набросал, в столбик, несколько фраз на немецком языке с переводом. Потом предложил всем ознакомиться. Екатерина, на всякий случай, прочла эти фразы, на русском языке вслух:

– Мать или товарищ?

– Человек или машина?

– Бог или дьявол?

– Кровь или золото?

– Раса или полукровка?

– Народная песня или джаз?

– Национал-социализм или большевизма? (*Посмотреть изображение плаката можно в доп. материалах).

– Что это Вилор? – почти одновременно спросили все ребята.

– Это выражения с агитплаката нацистов, – ответил я.

– Причём тут этот плакат? – возмутилась Екатерина, – мы, про твоё отношение к джазу спрашивали! Зачем нам нацистская пропаганда?

– Этот плакат имеет самое, прямое отношение к моему мнению о джазе, – начал объяснять я, – сейчас расскажу… В ноябре 1943 года, наш детдом вернулся из эвакуации назад в Брянск. Повезло, что бывшая, дворянская усадьба в здании которой был расположен наш детдом, почти не пострадала. Но, всё равно, водопровод не работал. Электричество отсутствовало. Канализация была забита напрочь. Поэтому туалет был на улице. Нам, пацанам это не мешало, а вот девчонкам – сами понимаете. Если младшая группа пользовалась горшками, то девчонкам постарше приходилось труднее. Наш директор отчаявшись, что-то сделать собственными силами, пошёл в Брянский горком партии. Ему выделили целую телегу, вот таких вот плакатов. Мы ими обклеили стены туалета. Самое место для фашистской пропаганды. Бумага хорошая была – плотная. Содержание – подкачало. Зато из щелей не дуло.

Я ненадолго прервался. В горле пересохло. Хорошо, что на столе стоял графин с водой. Выпил стакан воды с большим удовольствием. Все в комнате смотрели на меня с изумлением. Самая нетерпеливая, секретарь Екатерина, даже, начала подгонять меня своими вопросами:

– А что дальше-то? Причём тут джаз? Рассказывай быстрее!

– А дальше… Дальше, кто-то перевёл этот текст с немецкого и озвучил результат на совете дружины, – я кивнул в сторону листка бумаги и продолжил рассказ, правда, перед этим пришлось поудобнее усесться на краешек стола, нога всё ещё беспокоила, – я же тогда был пионером. Сами понимаете, как всё это было. Война ещё идёт, общая ненависть к нацистам и фашистам. К тому же, мы все, находясь в эвакуации, помогали как могли раненым в госпиталях. Видели наших раненых воинов вблизи. Были бы постарше, честное слово, убежали бы на фронт. Все без исключения. Кулаки сжимались, зубы скрипели видя наших раненых. А тут эти плакаты. Если смысл всего текста, почти никто не понял, из-за детского возраста, то слова о джазе были понятны всем. Лично в моём понимании это означало, что фашистские народные песни лучше джаза. Наивно, да?

– Нет, что ты?! Нормально! А как иначе? – начали высказываться комсомольцы.

Пришлось ненадолго замолчать. Тело этого активиста, отреагировало соответственно. Слёзы начали скапливаться в уголках глаз. Подождал, успокоился чуть-чуть и продолжил:

– Так вот! На совете дружины, единогласно, было принято решение: слушать джаз назло нацистам. Все поклялись перед знаменем отряда. Теперь понимаете?

– Но, ты же теперь не пионер… – начала говорить Екатерина, а потом вдруг замолчала и с испугом посмотрела на меня.

– Да! Я теперь не пионер, – пришлось встать, чтобы речь звучала более весомо, – но, от своего слова отказываться не собираюсь. Как бы это не выглядело со стороны. Окажешься один раз, потом другой, а потом так и пойдёт. А я, между прочим, собираюсь стать настоящим коммунистом. Если не ошибаюсь, то коммунист всегда держит своё слово! Или не так?

– Так! Всё так, – начали успокаивать меня ребята, – ты молодец, что так решил. Так и надо!

– Вилор! – раздался голос секретаря, – ты меня прости. Я не подумала. Конечно же надо держать своё слово. Тем более если ты хочешь вступить в партию.

Все в комнате начали бурно обсуждать моё выступление. Я не вмешивался. Потихонечку дохромал до своего места. Сел и стал слушать.

Спор разгорался и грозил вырасти в что-то более, чем простая дискуссия. Ну, вот! Сам, того не подозревая, внёс разлад в ранее сплочённый коллектив. Кто-то из ребят не стесняясь, в отсутствии подходящих примеров, стукнул кулаком по столу. Остальные начали его успокаивать. Чём ещё больше повысили градус спора.

Из коридора начали заглядывать проходящие мимо сотрудники. Они прислушивались к предмету спора, заходили и сами включались в дискуссию. Здесь уже пошли весомые аргументы. Имя Сталина и курс партии упоминались постоянно. Офигеть! Спокойный как скала лейтенант Собкин, тоже, не остался в стороне. Он прибежал в Ленинскую комнату со стаканом чая только посмотреть и тут же присоединился к спору. Даже Федя прибежал и начал орать. Блин…

Я перестал следить за спором и попытался переключиться на свои проблемы, которых тоже хватало. И самая первая – это куда податься? В связи с просьбой деда, мне незачем ехать в Мурманск. Значит надо обустраиваться в непосредственной близости от места действия. Калуга мне подходит на всё сто процентов. Остаётся придумать куда пойти учиться и желательно заочно.

Опять меня отвлекли. Неожиданная тишина в Ленинской комнате и взгляды направленные на меня не оставляли места сомнениям – все, что-то хотят от меня услышать.

– Что? – недовольно спросил я у всех сразу(с какой стати мне быть довольным?).

Наверное, выражение моего лица, чем-то не понравилось окружающим. Потому что все, не сговариваясь, начали обступать место где я сидел. Но, как и раньше, первая не выдержала Екатерина. Вот, блин… нетерпеливая девушка. Она крикнула из-за стола:

– Вилор! Объясни товарищам своё мнение. Многие не согласны с ним.

– А я чё? – начал говорить, пока не очнулись спорщики, – это вы спорите, а для меня всё понятно.

– Что понятно?

– Пусть пояснит! Пусть скажет! Давай Вилор! – это уже не выдержали остальные. Не только комсомольцы, но и остальные присутствующие.

Как там говорил товарищ Суворов? Удивил значит победил – вроде так? Значит будем удивлять. Мне больше ничего не остаётся. И так засветился больше всякой меры.

– У вас тут, как насчёт работы? – спросил я у всех, – учеником можно устроиться или не берут без стажа?

– Какая нафиг работа? – раздалось из толпы, – ты конкретно говори, с чем ты не согласен в письменном распоряжении ЦК ВЛКСМ.

– Какое распоряжение? – я сделал вид, что ничего не понимаю, – мне теперь работу надо искать! А вы про какое-то распоряжение говорите.

Теперь все смотрели на Екатерину. Она, ничего не придумала лучше, как сказать:

– Может ему плохо стало? Вот и не помнит ничего. Посмотрите на него, он же избит весь. Ему отдохнуть надо, а мы к нему с вопросами.

Лейтенант Собкин решил пояснить, для всех окружающих:

– Парень боевой. Сегодня ночью, один против трёх бандитов выстоял. Правда, они его всё равно смогли вытолкнуть с поезда на ходу. Но, как видите, выжил и даже, активно спорит со старшими несмотря на травмы.

Народ в Ленинской комнате загомонил подтверждая выводы лейтенанта:

– Как же, видим! Боевой пацан! Молодец! Так держать!

Только Фёдор не успокаивался и настаивал на разъяснении животрепещущего вопроса. Он, даже, прорвался в первые ряды, чтобы задать свой вопрос напрямую. Теперь стоит напротив меня и тыкая пальцем в листок бумаги, громко спрашивает:

– Ты внимательно прочитал это распоряжение ЦК ВЛКСМ? Почему тогда отказываешься выполнять, ты же комсомолец? Объясни, а то мы тебя не понимаем?

– Чего тут объяснять? Мне, например, всё и так понятно, – ответил я, – никто не хочет мне помочь. Даже, старшие товарищи коммунисты почему-то спорят о какой-то справке, вместо того, чтобы помочь комсомольцу найти работу и жильё на первое время.

Народ замер, переваривая новую информацию. И теперь, уже, лейтенант Собкин смотря, почему-то на Фёдора, спросил меня:

– Это ты что имел в виду?

– Если в виду – то ничего. А так, я имел рюкзак с тёплой одеждой, – начал объяснять я, – у меня его украли. Все знают, что в Мурманске холодно. И как мне говорили, в матросской форме не так уж и тепло. Поэтому надо за лето заработать на новую тёплую одежду. Ну, или хотя бы, чтобы купить свитер и вязанные носки. Мне кажется, что в Заполярье без них не обойтись. А вы, мне, не хотите помочь. Всё какие-то дурацкие вопросы задаёте.

Но, я не учёл характера и способностей этих людей. После войны прошло всего четыре года. Здесь собрались люди которые точно воевали, к тому же работа в транспортной милиции, тоже не отдых в Крыму. Происшествия случаются каждый день. Лейтенант Собкин по моему догадался, что я над ними издеваюсь. Блин… Заигрался я. Сейчас меня будут ставить на место.

– То есть, говоря другими словами, – начал закипать лейтенант Собкин, – мы занимаемся ерундой, вместо того, чтобы искать твои вещи? Так?

Что мне оставалось делать? Особенно, когда на тебя смотрят куча парней с шашками на боку и револьверами в кобурах. Пришлось согласиться с лейтенантом. Зря я это сделал. Теперь, уже все начали кричать, о моей неблагодарности и сомневаться, что я буду когда-нибудь коммунистом, с такой точкой зрения.

Вспышка активности прекратилась очень быстро и, слава богу, не переросла в рукоприкладство. Собкин держал ситуацию под контролем. После его короткой команды: "Тихо все!", всё замолкли. Лейтенант выдержал небольшую паузу. Потом поинтересовался:

– Что ж ты, товарищ Тихий молчишь? Скажи что-нибудь старшим товарищам. Объясни свою точку зрения. А то я уже стал сомневаться в твоей преданности делу революции.

Да-с, шуток здесь не понимают. Ладно. Надо как-то разруливать эту неприятную ситуацию. А то, согласно неправильным выводам, меня ещё и расстреляют без суда и следствия. Нафига я это всё затеял? Захотелось перед красивой девушкой покрасоваться? Долбанные гормоны и дурацкая привычка спорить по любому поводу. Умом понимаешь, что так делать нельзя, а язык живёт отдельной жизнью. Попробую сгладить углы и, при этом, остаться в выигрыше. А там глядишь Екатерина покажет мне город, пока я буду искать жильё? А может к себе пригласит из чувства комсомольской солидарности? Тьфу, блин! Размечтался, Дон Хуан шестнадцатилетний.

– Ладно! – спокойно, не вставая со стула, начал объяснять я, – извините, погорячился! Может дадите возможность исправиться?

– Валяй! – тут же отозвался Собкин, занимая ближайший стул, – товарищи, рассаживаемся на свободные места. Сейчас нам лекцию читать будут, на тему – как не выполнить приказ ЦК ВЛКСМ.

Народ проникся и, под надзором начальства, стал рассаживаться за столы. Вот, что мне нравится в людях этого времени, так это вера в приказ. Сказали тебе молчать, значит будут молчать. Сказали сесть за стол, сядут и будут ждать продолжения.

– Товарищи! – начал я, вспоминая всё о правилах риторики, – сразу хочу сказать, что произошло непонимание ситуации в общем. Сейчас всё объясню. А то меня тут, чуть ли не во враги записали.

Небольшой шум в комнате, резко пресек лейтенант Собкин. Немного приподнявшись над стулом, он погрозил кому-то кулаком. Когда тишина восстановилась, я продолжил:

– Так вот! Я сидел и читал газеты, когда меня попросили рассказать, что я думаю о джазе. Правильно Екатерина!

Девушка прямо с места громко затараторила:

– Да! Так и было. У них там забавный случай произошёл в детском доме. Они все поклялись слушать джаз на зло фашистам. Представляете! А перед этим…

– Достаточно Катерина! – я постарался сказать, как можно более мягко, но получилось так, как получилось, – это отдельная тема. Сейчас же о этом распоряжении.

Пришлось поискать на столе эту выписку. Когда нашёл, то сразу спросил у присутствующих:

– Вы сами читали эту справку или только на словах знаете?

Мнение в коллективе разделились. Кто-то кричал с места, что конечно же внимательно читал, а кто-то, что использовал конспект. Меня это полностью устроило и я продолжил:

– Всё вы здесь люди военные. Знаете, что такое приказ и чем он отличается от просьбы. Правильно?

Всё со мной согласились. А некоторые, даже, захлопали в ладоши. За каким надом, они это сделали – я не знаю. Впрочем, успокоились они так же быстро, как и начали.

– Тогда я задам ещё один вопрос. Где-нибудь, в тексте, вы видите слова: приказ, приказываю, приступить к исполнению или что-то подобное?

Народ, резко подхватился, начал шуршать бумажками. Некоторые, особо исполнительные, бросились к столу с газетами и стали, что-то там искать. Самые неподготовленные куда-то выбежали.

Я уселся на стул поудобнее. Закинул ногу за ногу и стал наблюдать за происходящим. А что? Вполне нормальная рабочая обстановка. Кто был на планёрке в крупной строительной компании, особенно в конце месяца, тот посмотрит на происходящее как на детский праздник. Всё мирно и культурно. Все стараются поучаствовать с полной отдачей и никто не прячется за спинами других. И хотя, с самого начала, собрание было комсомольским, то что здесь присутствуют коммунисты или кандидаты в партию никого не удивляет. Да-с. Чувствую себя Воландом в Московском варьете, когда он рассматривал людей в зрительном зале.

В комнате всё чаще звучали возгласы, о том, что я прав. В справке не было ни одного слова похожего на приказ.

Пришлось привлечь к себе внимание, простым способом – похлопать в ладоши. Когда все более менее успокоились, я задал вопрос:

– Мне продолжать? Или все уже сами догадались?

– Продолжай! Что посоветуешь? Молодец! Так держать! – раздались выкрики со всех сторон.

Екатерина подбежала и пожала мне руку. Потом начала быстро говорить:

– Ты молодец! Как всё хорошо объяснил. У вас в детдоме все комсомольцы такие? Надо организовать встречу с вашими воспитанниками. У вас наверное очень хорошие воспитатели?..

– Спасибо Катя, – мне пришлось прервать этот поток слов и чуть-чуть отодвинуть девушку в сторону, – я продолжу, а то люди ждут.

– Да, да конечно, – быстро проговорила девушка и побежала на своё место.

– Как видим, у этой справки рекомендательный характер, а не исполнительный, – не громко, но с уверенностью в голосе, произнёс я, – отсюда вывод: ЦК ВЛКСМ оставило право решать – что делать, за самими комсомольцами. Мы, например, в нашем детдоме оставили всё по старому. Только, убрали из списка джазовых исполнителей, самых криворуких и не музыкальных. Да и действительно, их джаз совсем не похож на музыку. Набор звуков и ничего более. Вот как-то так!

Тишина, в Ленинской комнате, показала мне, что я на правильном пути. После недолгой паузы я продолжил:

– Поэтому, когда меня спросили, что я думаю о этом распоряжении, мне нечего было сказать. Для себя я всё уже давно решил. А так как у меня сейчас все мысли, о том как попасть в Мурманск, то и ответ был однозначный. Извините.