Маленькая история любви…

– Так и было. А потом я сбежала.

– Угу, – Степан поднял брови и сделал глоток жидкости янтарного цвета.

– Больше этого не повторится, – ответила я опережая его слова.

– Хорошо, – он немного смутился, потом строго посмотрел на меня. – А почему…

Он замолчал, а я обратила внимание на его черты. Высокий лоб, густые брови, аккуратный ровный нос, четкая граница скул и волевой подбородок. На мгновение я залюбовалась его внешностью и задумалась о том, какой у него характер. Степан поднял ладонь, сжал кулак и тихонько кашлянул.

– Почему вы тогда убежали?

Этот неожиданный вопрос привел меня в замешательство, и я поняла, что у меня нет другого выхода, кроме как солгать ему.

– Простите, я не помню. Я была слишком юна и глупа, – застенчиво улыбнулась я Степану.

Он улыбнулся и прищурил глаза, словно пытаясь прочесть мои мысли.

– Не хочу показаться грубой, но уже поздно. Кроме того, мне нужно навестить вашу сестрицу.

– Хорошо, – кивнул он.

Попрощавшись я направилась к лестнице, краем глаза замечая, что он все еще смотрит на меня.

Быстро поднявшись по ступеням, я решительно направилась к двери Апраксии и, отбросив все мысли, постучала трижды. Не получив ответа, я вошла в комнату. Апраксия по-прежнему сидела в своем кресле. Шаль, прикрывавшая ее ноги, соскользнула на пол. Апраксия не спала. Ее глаза были усталыми, книга лежала на коленях, а взгляд был устремлен в окно. За окном мерцали огни проезжающей вдалеке кареты и идущего ей навстречу одинокого путника, освещающего свой путь масляной лампой.

– Сударыня, почему вы не отвечаете на стук в дверь?

Я зажгла свечи в ее комнате, подняла шаль и осторожно прикрыла ей ноги. Девушка молча посмотрела на меня. Я проверила ее кувшин. Апраксия практически не пила воду.

– Так презирать жизнь может только человек. Даже тяжелораненые птицы борются до конца. – произнесла я глядя ей в глаза.

Рано утром я встала, умылась и отправилась навестить госпожу. Апраксия крепко спала и не услышала моего стука в дверь. Я решила не будить ее и спустилась на кухню, чтобы подготовить все к завтраку.

На кухне уже царила суматоха. Галина о чем-то спорила с Марфой. Та стояла поодаль со сжатыми кулаками, строго кивая и время от времени перебивая кухарку. Лидия с суровым выражением лица наблюдала за ними, пока Матрена перебирала лук.

Я осторожно прошла на кухню, вежливо поздоровалась со всеми и остановилась возле стола.

– Ах, душенька, умоляю, будьте так любезны, пойдите в сад и наберите клубники к завтраку, – сказала мне Галина.

– Не утруждайте такими просьбами сиделку, – строго возразила Лидия.

– Барин скоро вернется. Завтрак еще не готов, – крикнула Галина.

– Так вставайте пораньше… – спокойно сказала Лидия.

– Да куда уж раньше то! – всплеснула руками Галина. – И так раньше петухов встаем.

– Раньше петухов встаете, а завтрак не готов, – все так же спокойно говорила Лидия.

– Хорошо, я схожу, – сказала Матрена, отставляя в сторону корзину с луком.

– Какая вы черствая, Лидия. Барин явно плохо на вас влияет, – недовольно сказала Галина, покачав головой.

– Не спорьте, умоляю, – остановила их я. – Я принесу вам клубнику. Это не составит мне труда. Тем более госпожа еще крепко спит, и лучше не будить ее.

Все уставились на меня. Строгая Лидия задумчиво кивнула, и я пошла в сад взяв с собой небольшую миску. Во дворе у конюшен я встретила Василия, который наполнял поилку лошадей водой из ведра. Он приветливо помахал мне рукой, и я улыбнулась и помахала в ответ. Погода стояла такая же теплая и солнечная, как и вчера, и я нередко прикрывала глаза, чтобы насладиться ласковыми порывами ветра.

Спустя некоторое время поисков я наконец-то обнаружила невысокие кусты клубники и присела на корточки, раздвигая листья и выискивая спелые ягоды. Внезапно в глубине сада, где росли вековые семейные деревья, мелькнул чей-то силуэт. Я пригляделась и даже слегка испугалась. Неужели мне показалось? Собрав достаточное количество ягод, я встала и не спеша направилась в ту сторону, где заметила фигуру.

Медленно следуя по тропинке, я вышла к небольшой опушке и замерла в изумлении. Это был Степан. Он энергично орудовал лопатой, выкапывая яму для посадки молодого деревца. Степан примерил саженец, но яма оказалась мала, и с хмурым видом он принялся снова копать.

После того как поместье покинул садовник, Прончищев сам взял на себя заботу о саде. Он любил ухаживать за деревьями и всегда сердился, если кто-то пытался ему помочь. Внезапно Степан воткнул лопату в землю и повернулся в мою сторону. Я в панике спряталась за стволом клена. Сердце колотилось как бешенное. Неужели он заметил, что я за ним наблюдаю? Какой позор! Мое любопытство не знало границ, и все, что я могла делать, – мысленно молиться и стыдить себя. Однако это меня не спасло, и вскоре я вновь выглянула из-за дерева и взглянула на него.

Степан воткнул лопату в землю, подошел к небольшому столику, взял кувшин и отпил немного воды. Бросив косой взгляд в мою сторону, я тут же скрылась из виду. Выждав минуту я снова выглянула, и мое лицо залилось краской, когда я увидела, как он снимает рубашку и обливается холодной водой, растирая руками свое крепкое телосложение.

Я тут же спохватилась и помчалась прочь, прикрывая ладонью клубнику. Я бежала, боясь, что кто-то меня увидит и я окажусь в таком неловком положении. Степан с ухмылкой проводил меня взглядом и продолжил свое занятие.

Глава 6. Счастье

Мой первый год службы в поместье Прончищевых прошел незаметно. Апраксия приняла мою помощь, но часто капризничала. Ее душевное состояние улучшалось, но я все равно старалась не утомлять ее. В целом я была очень расстроена поведением этой молодой особы. Она не хотела жить и мучила себя и окружающих. Иначе такое положение дел можно было объяснить только безумием.

Мне приходилось помогать ей переодеваться, причесываться, мыться и даже справлять нужду. Сначала она очень стеснялась, но со временем привыкла и стала мне доверять. Подкрадываясь к дверям ее загадочной души и слышала ее мучительные мысли. В ее словах порой сквозило безумие, смешанное с чувством вины. Однажды она сказала мне, что причинила много неприятностей другим людям и теперь наказана за это Богом.

Иногда время заставляет нас смириться с судьбой. И я, как и многие другие, смирилась с тем, что оно уготовило для меня. Адаптация к каждому члену этой семьи и поиск своего особого подхода помогли мне спокойно сосуществовать в этом месте. В течении года я привыкла к суровости и холодности Арины, к веселой Евсевии и взбалмошному Тихону. У Степана был сложный характер, но даже к нему я привыкла.

Наша милая Шурочка не ошибалась, когда говорила о Степане. Он действительно оказался очень ответственным человеком, ловко управлял своим имуществом и финансами и несмотря на сходство, он – полная противоположность своему отцу.

Степан был обладателем строгого и сдержанного характера. Он всегда выглядел серьезным и решительным, всегда знал, чего он хочет добиться от жизни, и не терпел бездействия. Эта черта его личности проявлялась в том, как он разговаривал и вел себя в обществе где его уважали, побаивались и недолюбливали за излишнюю дерзость и самоуверенность. Степан всегда держался особняком, смотрел на всех свысока, избегал пустой болтовни и предпочитал общаться только по делу, внимательно слушая собеседника. Его поведение было спокойным, движения размеренными, а голос властным.

В один промозглый день, словно бы посланный с серого неба, в нашу жизнь ворвался аромат Франции, принесенный кузиной Анной Николаевной и ее очаровательной племянницей Жозефиной.

Анна Николаевна, невысокая женщина, чуть пухлого телосложения и приятными чертами лица, была олицетворением элегантности. Белоснежное платье, аккуратно подобранная шляпка, едва заметный румянец – все в ней говорило о хорошем вкусе и о жизни, прожитой в достатке и комфорте. Степан с улыбкой встретил своих родственников, предчувствуя, что этот визит не случаен.

Жозефина, молодая девушка с копной курчавых волос, выглядела, словно вышедшей с картинки, нарисованной художником-романтиком. Ее тонкие черты лица, большие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и утонченная фигура создавали гармонию женственности и невинности. Но в ее глазах скрывалась и некая искорка, ощущение, что она была из другого мира, от туда где пахло лавандой и душистыми булочками с изюмом.

– Мы направляемся в Петербург, – улыбнулась кузина, идя навстречу Степану. – И решили навестить вас.

Василий помог Жозефине выйти из кареты и плотно прикрыл дверцу.

– Дорогая кузина Анна Николаевна. Рад видеть вас, – улыбнулся он.

Прончищев поцеловал её руку, и кузина расцвела еще ярче, ее глаза заблестели, словно отражая солнечные зайчики, играющие в её белоснежных волосах.

– Ах, Степан. Ты всегда был настоящим джентльменом. Боги, как ты возмужал! Такой высокий и красивый! – восклицала она, заметив, что Степан с интересом посмотрел ей за спину.

Она резко оглянулась и представила свою племянницу Жозефину Степану.

– А это моя племянница. Я решила показать ей Петербург. Жози, детка, подойди сюда.

Жози подошла к ним, ее белоснежная рука, словно лепесток лилии, протянулась к Степану. Он, как и кузине, поцеловал ее ладонь, и улыбнулся, вложив в свой взгляд все то тепло, которое он чувствовал в эту минуту.

– Прекрасно выглядите, леди.

– Merci.1

Жозефина с трудом понимала Русский язык, и Анна Николаевна поспешила объяснить это Степану.

– Она плохо знает наш язык. Надеюсь, по приезду во Францию мы немедленно исправим этот недостаток, – сказала она.

– Что же, пройдемте в дом. Мои сестры будут рады вас видеть.

Мы, как будто по команде, отошли от окон, погружаясь в свои дела. Я, хлопотала на кухне вместе с Галиной, когда они вошли в дом и проследовали в гостиную. Анна Николаевна оглушила нас своим смехом и ее звонкий голос долетел до Евсевии, которая, первая выскочила из своей комнаты, бросаясь в объятия кузины.

– Как я рада вас видеть! – воскликнула она, глаза ее искрились от счастья.

– Ох, до чего же милое личико у этой девочки! – сыпала комплиментами кузина, поглаживая щеку Евсевии.

Ее слова были наполнены искренним удивлением и радостью. Их шумная беседа разбудила Апраксию, и я услышала тонкий звоночек ее колокольчика. Шаги мои слились в унисон с общим шумом радости встречи родственных душ и я незаметно поднялась наверх и, не стучась, вошла в комнату госпожи.

– Кто там приехал? – спросила она сразу, как только я вошла.

– Ваша кузина Анна Николаевна и ее племянница Жозефина, – ответила я.

– Ну надо же, как очевиден их визит, – таинственно улыбнулась Апраксия.

Что она имела в виду, я не совсем поняла и не стала спрашивать, дабы не показаться невежей.

Через некоторое время весь шум плавно перетек в комнату Апраксии. Кузина, как ураган, разбудила в этом доме каждый уголок, каждого паука и подняла на ноги всех присутствующих. Она беспрестанно восхищалась Степаном и Тихоном, то и дело обращая их внимание на Жози. Ее комплименты были настолько банальными, что я, наблюдая за их общением, начала подозревать, что эта хитрая женщина приехала вовсе не в Петербург. Цель ее заключалась в сватовстве, и она успешно справлялась с этим. Я не могла не заметить, как часто она взглядывала на Тихона, и как нежно она улыбалась Степану. Она словно играла в некую игру, где каждая фраза и каждый жест были продуманы и нацелены на достижение определенной цели.

Дневное солнце, заливало балкон теплым светом, создавая атмосферу интимности и тайны. Анна Николаевна, излучая радостное волнение, мягко взяла Степана за руку и вывела его на открытый воздух, словно желая поделиться с ним сокровенным секретом.

– Степан, дорогой мой, идем, нам нужно поговорить, – прошептала она, ее голос, обычно тихий и мелодичный, звучал сейчас с едва уловимой тревогой.

Я принялась поливать цветы и стала невольным свидетелем их разговора, который, как мне показалось, должен был стать переломным моментом в жизни Степана.

– Ты же понимаешь всю тяжесть судьбы, павшую на нашу семью, – продолжила Анна, ее взгляд стал серьезным, полным печали. – Мы непременно должны поддерживать друг друга и продолжать способствовать тому, чтобы наш род жил в достатке.

В ее словах слышался призыв к единству, к осознанию общей ответственности перед предками и будущими поколениями. Но было в них и что-то еще, что заставляло задуматься.

– Ни к чему искать деву на стороне, когда есть такие прелестницы, – сказала Анна, ее улыбка стала лукавой, глаза блеснули веселым огоньком.

Она бросила мимолетный взгляд в сторону двери, ведущей в комнату, где в этот момент находилась Жозефина.

– Верно? – спросила Анна, обращаясь к Степану, будто ожидая его подтверждения.

– Жозефина прекрасная девушка, и красоте ее могут позавидовать многие леди. Но у меня есть принципы, которым я не укоризненно следую.

– Принципы? – недоверчиво переспросила Анна, ее брови нахмурились. – Господь с тобой, Степан. Не будь таким черствым. Присмотрись к ней. Обещаю, я подготовлю ее к семейной жизни.

Анна Николаевна, казалось, не замечала сопротивления Степана. Она с уверенностью говорила о том, что все уже решено, словно в ее словах не было места сомнениям.

– Мне очень льстит тот факт, что именно меня вы сочли достойным руки столь прекрасной цветущей розы, – сказал Степан, его голос звучал вежливо, но в нем чувствовалось некоторое напряжение. – Я обдумаю ваше предложение, но не обещаю ровным счетом ничего.

Анна Николаевна расплылась в улыбке и кокетливо коснулась его груди, словно желая подчеркнуть свою уверенность в его согласии.

– Мы погостим у вас до вечера, – сказала она, ее голос был полон оптимизма, – и ты изменишь свое решение, уверяю тебя.

– Можете оставаться здесь, сколько вам будет угодно, – ответил Степан, его голос стал мягче, в нем слышалось желание угодить Анне Николаевне. – Я буду только рад.

В комнате было шумно. Тихон развлекал своих сестер и всячески привлекал внимание Джози.

– Vous allez adorer Saint-Pétersbourg. C’est une ville merveilleuse. Aussi beau que vous.2

– Merci pour le compliment. Vous me rendez confus. J’aime la Russie et bien sûr j’aimerai cette belle ville.3 – ответила Жози.

– Если хотите, мы можем продолжить разговор на французском, – сказал Тихон.

– Мне нужно больше говорить по-русски, – ответила девушка с сильным акцентом.

– Скажите, Жозефина, надолго ли вы прибыли в Россию? Мне бы непременно хотелось познакомиться с вами поближе, – неожиданно сказала Апраксия.

– Мы с тетушкой пробудем здесь около месяца, – при этих словах она бросила взгляд на Тихона. – А после… Как это сказать…

Жози смущенно посмотрела на Апраксию, испытывая сложности с языком. В этот момент в комнату вернулись Анна Николаевна и Степан. Тихон улыбнулся смущенной девушке и быстро сменил тему.

– Вы приехали очень кстати. Мы собираемся пообедать. Вы ведь примете наше приглашение?

– С радостью, – с удовлетворением ответила кузина.

Они пробыли в усадьбе до вечера и обещали заехать на обратном пути, но не заехали, отправив письмо с извинениями. Их уход оставил позади тишину и ощущение незавершенности.

Подозрения Апраксии оказались не напрасными. Позже в усадьбу доставили еще одно письмо от Жозефины. Она писала Степану лично, и, насколько мне известно, он несколько раз отвечал на ее письма.

Многие семьи, узнав о стабильности и надежности Степана и уж тем более о его привлекательном состоянии, пытались познакомить его со своими дочерями. Они видели в нем идеального мужа, способного обеспечить благополучную семейную жизнь. Однако эти попытки не приводили к успеху, так как Степан не проявлял большого интереса к романтике и не желал торопиться с выбором партнерши.

Он предпочитал устанавливать серьезные и глубокие отношения, основанные на взаимопонимании и общих ценностях. Его высокие требования к себе и другим не позволяли мимолетным знакомствам стать его выбором. Он стремился найти женщину, которая была бы достойной его внимания и уважения, и ведал, что это требует времени и терпения. Его стойкость и уверенность в себе в сочетании с его строгим и сдержанным характером создавали из него фигуру, которую немногие женщины смогли покорить.

О Тихоне можно сказать только то, что этот молодой человек имел ветер в голове и заводил слишком много отношений. Время от времени приходили весточки от его очередной возлюбленной, которая мечтала выйти за него замуж. Но все эти чары не имели успеха, и, подобно ветру, Тихон кружил вокруг очередной барышни, танцуя на балах и читая стихи под окнами. И история очередной мимолетной любви повторялась вновь.

Я писала длинные письма своим любимым подружкам и постоянно спрашивала их о Наденьке. В ответных письмах были известия о том, что судьба Нади по-прежнему неизвестна, и много слов радости и счастья за меня.

Мы готовились к празднованию 20-летия Апраксии. Все пребывали в прекрасном расположении духа, помогая кухарке накрыть стол в беседке. Тихон о чем-то спорил с Василием, а Степан сидел на широких ступенях особняка и начищал свой мушкет. На мгновение я засмотрелась на то, как благоговейно он это делает. Наконец Степан закончил чистить оружие и невольно поднял на меня глаза. Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

День был солнечный и жаркий, и мы решили дать Апраксии немного времени побыть на свежем воздухе. Я подошла к ее комнате, постучала, затем вошла, обнаружив ее горько плачущей.

– Над чем же, сударыня, вы так убиваетесь?

Я присела на край кровати и успокаивающе погладила ее руку. Апраксии было плохо все утро, и она попросила меня оставить ее в постели до полудня. А теперь ее состояние ухудшилось вдвойне и близилось к депрессии.

– Ох, Софья. Наверное, тебе в тягость ухаживать за мной каждый день, – сказала Апраксия, смахивая слезу.

– Какие глупости. И вовсе не в тягость. Дело привычное, – улыбнулась я.

Однако слезы девушки не прекращались. Иногда она плакала по несколько часов подряд, а после ее одолевала головная боль.

– Я не желаю более, чтобы меня носили по лестнице туда и обратно. Поди скажи всем, чтобы не накрывали стол. Я не присоединюсь к празднику.

Пытаясь успокоить ее, я вызвала еще больший гнев, поэтому спешно покинула комнату, устремляясь прямиком к Степану. Я не нашла его на улице, где он находился последний раз, но Марфа, подметающая ступени, сказала, что барин отправился в конюшню.

Я побежала в конюшню и застала его там, осматривающего своего гнедого коня по кличке Альтив.

– Барин, ваша сестрица вновь плачет и противится! – выпалила я, восстанавливая дыхание.

Степан взглянул на меня и отложил скребницу в сторону. Потерев ладони, он наконец повернулся ко мне.

– Моя сестра ведет себя так каждый день. За год вы должны были к этому привыкнуть.

Я не обратила внимание на его тон, от чего он даже нахмурился. К чему я привыкла быстро, так это к его постоянно скверному настроению.

– В приюте при нас был госпиталь. Мне рассказывали, что во время войны туда привозили много раненых. – я подошла ближе к нему, – Некоторые из них выглядели печально. У некоторых вообще не было конечностей. Моя подружка Любава осталась прислуживать сестрой милосердия в этом госпитале и там их учили массажу. Лечебный массаж и упражнения для людей, оказавшихся в такой же ситуации, как ваша сестра.

Он внимательно слушал меня, и я продолжила.

– Были еще самоходные кресла… – Я попыталась сымитировать то, что описывала, своими руками. – Это было кресло на колесах, которое сестры милосердия использовали для перевозки людей, которые не могли ходить.

Степан внимательно наблюдал за мной, и в какой-то момент я решила, что он меня не понял, и попыталась объяснить еще раз, но он настойчиво перебил меня.

– Иногда вы так много говорите, создается впечатление, что слова вы копите месяцами, а затем плотину прорывает, и вашу речь уже не остановить. – ответил он.

– Прошу прощения. – мне стало ужасно неловко за свою пламенную речь.

– Кресла на колесах значит? – внезапно переспросил он.

– Да, – улыбнулась я, увидев, как смягчилось выражение его лица. Он умел улыбаться глазами, а не губами.

– Ступайте в дом и скажите сестрице, что сегодня мы едва будем поспевать за ней.

После его слов я не бежала, а летела в дом с улыбкой на лице. Я вбежала в ее комнату, прыгала и кружилась, а плачущая девушка смотрела на меня как на сумасшедшую.

– Что такое, Софья, ты сошла с ума?

– Скорее, голубушка! Где ваше праздничное платье? – Я побежала к комоду, чтобы найти коробку с ее праздничным платьем.

Апраксия схватила колокольчик и стала яростно звонить в него. И я, восхищенная предстоящим событием, подбежала к кровати, выхватила колокольчик из ее хрупкой ладошки и стала звонить в него, пританцовывая.

– Успокой Господь ее душу, – Апраксия перекрестилась и откинула одеяло, пытаясь подползти к краю кровати.

– Ах, вот оно, я вижу!

Я заметила на поставце голубую коробку и потянула ее вниз. Открыв крышку, я достала из нее великолепное платье небесно-голубого цвета с белыми кружевами.

Апраксия посмотрела на меня и замерла. К тому времени я уже успокоилась, но все еще радостно смотрела на нее.

– Сегодня вы должны одеться очень хорошо. – тихо сказала я и улыбнулась.

Мне пришлось позвать Марфу, чтобы она подсобила с платьем и прической.

– Невероятно красиво, сударыня, – умилялась Марфа, глядя на сидящую на кровати девушку в роскошном платье, волосы которой были аккуратно уложены в форме большой розы. Маленькая шляпка объединяла весь образ и придавала ему аристократичность.

– Правда? – тонким голосом спросила Апраксия.

– Истинная правда. – подтвердила я.

В комнату вошел Тихон и воскликнул от восторга.

– Сестрица какая ты красивая! Айда со мной, у нас есть сюрприз! – он ловко подхватил девушку на руки, и она рассмеялась.

Тихон нес Апраксию, а мы открывали перед ними двери. Снаружи нас ждали все жители поместья, а в центре стояло причудливое сооружение. Это было обычное кресло, прикрепленное к трехколесной садовой тачке с ручками. Когда Апраксия увидела это безобразие, она залилась безудержным смехом. Тихон спустился со ступенек и усадил девушку в импровизированную коляску. Апраксия смеялась, а мы катали ее по дорожке туда и обратно. Так продолжалось около 15 минут, после чего Тихон рухнул на траву, обессиленный и довольный. Апраксия выглядела счастливой.

Мы окружили ее, пели поздравительные песни и обнимались. Лидия, Галина, Василий и Степан восхищенно смотрели на нас. Евсевия попыталась и даже смогла сесть рядом с Апраксией. Я взялась за ручки, и вместе с Ариной, Матреной и Марфой мы сдвинули их с места на несколько метров. Тачка перевернулась, и девушки упали завалившись на бок. Апраксия ничуть не расстроилась, ее живой, звонкий смех заражал и подбадривал нас.

– Достаточно. Сейчас все наряды попачкаете, – громко сказал Степан, с улыбкой глядя на нас.

Тихон помог нам подняться, выровнял тачку, поставил туда кресло и попытался закрепить его в прежнем положении. Тем временем Степан подошел к Апраксии и взял ее на руки.

– Я так благодарна вам. Вы скрасили мой день. – Девушка была в восторге.

– Спасибо Софье. Это была ее идея, – ответил Степан.

Они все посмотрели на меня, и я почувствовала себя неловко. Быстро сменив тему, я пригласила всех к столу. Это был прекрасный момент. Мы были как одна большая дружная семья, и несмотря на то, что нас разделяли разные сословия, мы сидели за одним столом.

Все, что я когда-то пережила в этом доме не шло в сравнение с тем, что я чувствовала сейчас. Заслуга ли это Степана или потому, что вся семья Прончищевых мечтала жить дружно, но не могла этого сделать из-за жестокого отца, я не знаю. Но в этот момент все мы были по-настоящему счастливы.

Я вдруг вспомнила о Зенкович, которая причинила мне столько боли и злости, истрепала столько нервов и растревожила мою бедную душу. Может быть, и она узрела то, о чем бесконечно говорит Апраксия, а может, вовсе не думала об этом, и все это лишь стечение обстоятельств. Но как бы то ни было, на этот раз она подарила мне счастливые дни.

Ближе к вечеру мы с Апраксией отправились в особняк. Я переодела ее в домашнее платье и расчесала ее густые светлые волосы. Затем попросила Тихона посадить ее в кресло у окна, чтобы она могла почитать перед сном.

– Спасибо, что скрасила мой день. Мне давно не было так весело, и я перестала думать о том, что не могу ходить.

Ее голос был таким мягким и приятным, что я не могла удержаться, чтобы не улыбнуться.

– Иногда нужно просто повеселиться. Ведь, несмотря ни на что, жизнь все так же прекрасна, как и прежде.

– Почитаем вместе? – предложила мне Апраксия.