Наследники

– Ты ведь наследник, – выложил последний козырь Эдуард. У него зрело стойкое ощущение, что отец либо издевается над ним, либо окончательно отупел среди своих ржавых железок и не соображает, на что так усиленно он, его единственный сын, намекает, едва ли уже не тычет в лицо.

– Так вот оно что, – наконец протянул Петр Андреевич. Вытерев руки прямо об штаны комбинезона, он уставился на Эда. – Вот зачем ты приперся. Да еще и группу поддержки прихватил.

– Пап, перестань.

– Что у тебя с рожей, кстати? Где приложился? – осведомился отец. В голосе его не было и тени сочувствия, лишь сухое любопытство, и это еще больше разозлило Эдуарда, который и так с трудом держал себя в руках.

– Не важно. Упал неудачно, – нехотя пояснил он. – Так в чем проблема? Я не могу узнать у отца, почему мы не можем наследовать имущество деда? Пускай даже у него была другая семья?

– Ишь ты, вспомнил про кровные узы, – ухмыльнулся Петр Андреевич. – А когда дед, утыканный трубками, в госпитале валялся, ты хоть раз его навестил? Нет. С днем рождением хоть раз поздравил? С днем Победы? Нет.

– Какое это имеет зна… – начал Эдуард, но Петр Андреевич его перебил:

– Ты вылезаешь только тогда, когда у тебя самого припекать в одном месте начинает. Напомнить про твой финт с кредитом, когда я за тебя, дурака, почти два миллиона отдал?! А когда тебя с травкой в клубе взяли? А когда ты чужой «Майбах» разбил? Если бы не дед, впаяли бы тебе срок, и куковал бы ты сейчас на зоне!

– Ты теперь меня всю жизнь этим попрекать будешь? – глухо спросил Эдуард. Его кулаки совершенно бессознательно сжимались и разжимались. Он все меньше и меньше мог себя контролировать, ввергаясь все глубже в водоворот обид от отцовских упреков.

– Нет, только сегодня, – спокойно отозвался Петр Андреевич. Тыльной стороной ладони он смахнул пот с лысины, оставив на лбу грязное пятно. – Я тебе уже давно не нянька. А насчет родственных связей…

Он глубоко вздохнул, переведя дух, потом степенно продолжил:

– Так и быть, скажу тебе кое-что. Старик Протасов – не мой отец. Уж так вышло, что твоя бабуля загуляла с одним хахалем в далекие советские времена. Только старику об этом, конечно, не сказала. Этот хахаль, мой настоящий отец, сам пришел к Протасову и все рассказал. Мол, так и так, давай решать, я люблю вашу жену и прочая ерунда про любовь-морковь. Протасов ему морду набил, а потом к жене, значит. Ну та во всем призналась.

Эд ошеломленно смотрел на отца расширенными глазами.

– Че таращишься? – криво улыбнулся Петр Андреевич. – Се ля ви, парень. В жизни еще не то бывает. Мать мне рассказала правду об отце, когда мне восемнадцать исполнилось. А до этого я Протасова считал предателем – как же, ушел и бросил нас! Как бы то ни было, после того случая старик вообще на мне крест поставил. Развелся и забыл о нас. Спасибо, хоть «двушку» в Бирюлево купил… Только он меня сразу предупредил – мол, ребята, больше ни на что не претендуйте. И в завещании я вас не буду указывать. Поэтому мы в пролете, паря. «Двушка» – это все, что дал нам старик.

– Которую ты потом разменял на «однушку», – машинально поправил Эдуард отца. Тот с нескрываемой злобой взглянул на него:

– Правильно. Разменял, чтобы за тебя, тупицу безмозглую, расплатиться.

– Только вот теперь мне жить негде! – взорвался Эдуард. – Ты бы еще коммуналку купил или конуру собачью!

– Почему негде? – хладнокровно ответил отец. – Ты прописан в Бирюлево, возвращайся в родные пенаты. Я тебя загружу работой, будешь мне в гараже помогать… Может, даже деньжат заработаешь.

– Я лучше сдохну в канаве, чем жить с тобой, – процедил молодой человек. Веко подбитого глаза задергалось, лицо пошло красными пятнами.

– Ого. Да тебе в дурку надо, шизик, – заметил Петр Андреевич. – Давай-ка ты вали отсюда, пока я тебе второй бланш не поставил!

– Это все из-за тебя! – брызгая слюной, завизжал Эдуард, полностью теряя над собой контроль.

– Что?! – Напускное спокойствие Петра Андреевича словно ветром сдуло. Он тяжело поднялся, сверля взглядом беснующегося сына. – Что ты сказал, щенок?!

Он взмахнул толстой рукой, отвесив Эдуарду хлесткую пощечину. Голова парня дернулась, как у тряпичной куклы, и ему стоило усилий не потерять равновесие. Он прижал ладонь к щеке – она полыхала, как если бы по ней прошлись раскаленным утюгом. От удара лопнула заживающая корочка на губе, показалась свежая кровь.

Эд толкнул в грудь отца, и тот, неуклюже взмахнув руками, отступил назад, задел ногой ведро с деталями.

– Эй, мужики, завязывайте! – подал голос Алекс. Он выглядел испуганным, но вмешиваться в противостояние отца и сына не решался.

– Вот гаденыш, – бормотал Петр Андреевич, наклоняясь, чтобы нацепить на ступню слетевший шлепанец. Когда он поднял голову, Эдуард стоял прямо перед ним, с перекошенным от ярости лицом.

– Не дури, сы…

Договорить мужчина не успел – кулак Эда уже летел ему в лицо. Лопнула бровь, заливая кровью обвислую щеку Петра Андреевича. Издав хрюкающий звук, толстяк рухнул, ударившись затылком об угол ящика, на котором он еще минуту назад сидел.

От этого гулкого звука Алекс, до этого в безмолвном испуге взирающий на схватку, вздрогнул и отпрянул назад.

Тяжело и прерывисто дыша, Эдуард навис над отцом, тучное тело которого распласталось посреди гаража. Глаза лежащего были широко раскрыты, в них застыло искреннее недоумение. Из-под головы медленно расплывалось темное пятно крови, превращая пыль в жидкую кашу.

Алекс опасливо приблизился к телу мужчины, наклонился, всматриваясь в его стекленеющие глаза. Потом, бледнея, повернулся к замершему Эдуарду:

– Ты его убил, бро…

Последний из друзей

Когда раздался звонок в дверь, Марина находилась на втором этаже. Видеофон располагался в холле, и она позвала сиделку, которая поливала цветы:

– Лена, посмотри, пожалуйста, кто к нам пожаловал!

– Конечно, Марина Андреевна.

Пока сиделка торопливо спускалась по ступенькам, Марина отодвинула занавеску, с беспокойством глядя на стальные ворота.

«Нежелательно, чтобы Сацивин приехал в отсутствие мамы», – озабоченно подумала она.

Этот скользкий тип звонил накануне, предупредив, что заедет за всеми необходимыми документами на собственность отца.

Спустя несколько секунд раздался громкий голос Елены:

– Марина Андреевна, это Суриков! Сказал, что договаривался с Бэллой Альбертовной о визите!

– Впусти его! – распорядилась Марина, направляя коляску в сторону лестницы. С губ Протасовой-младшей сорвался вздох облегчения. Сергей Михайлович Суриков возглавлял Союз писателей России, и он был частым гостем в их доме. Энергичный, подтянутый, с гордой спортивной осанкой, он максимум тянул на шестьдесят пять, и мало кто верил, что в прошлом году ветеран отметил восемьдесят шестой год. Волевое лицо пожилого мужчины всегда излучало непоколебимую уверенность, удивительным образом гармонирующую с олимпийским спокойствием. Он был одним из немногих, даже, пожалуй, единственным, кому семья Протасовых доверяла полностью и безгранично.

– Мариночка!

Суриков мягко обнял ее, и женщина уловила исходящий от него тонкий аромат одеколона.

– Я так рада вас видеть, Сергей Михайлович, – сказала Марина, и голос ее дрогнул.

– А где мама?

– Она у адвоката. Должна скоро вернуться… Давайте пройдем в гостиную! Чаю?

– Не откажусь, – согласился Суриков.

Марина кивнула застывшей в дверях сиделке, и та бесшумно умчалась на кухню.

Зайдя в просторное помещение, Сергей Михайлович сел за стол, сложив перед собой крупные руки с выпуклыми венами.

– Рассказывай, – произнес он, глядя Марине прямо в глаза.

С трудом сдерживая слезы, та в общих чертах передала суть происшедшего у нотариуса. Когда Протасова закончила, он некоторое время сидел неподвижно, хмуро глядя перед собой.

– Андрей не мог так поступить, – наконец сказал ветеран, поднимая глаза. Они пылали решимостью и негодованием. – Он любил вас! И всегда с теплотой отзывался о вас, поэтому и я ни на секунду не сомневаюсь, что все это подстроено!

– Мы тоже. Но… судя по документам, все сделано по закону, – с горечью вздохнула Марина.

Елена принесла чай и вазочку с конфетами, поставив перед пожилым мужчиной.

– Такое нельзя спускать с рук, – отрезал Сергей Михайлович. Он даже не посмотрел на чай. – Что собой представляет адвокат, к которому вы решили обратиться?

– Это Артемий Павлов. Папа был знаком с ним и всегда с уважением отзывался, когда вспоминал.

– Ну Павлов – это Павлов, – закивал Суриков, и в его голосе зазвучали нотки уважения. – За него само имя говорит, первоклассный адвокат! Но даже если Бэлла Альбертовна и Павлов договорятся и заключат соглашение, мы тоже не должны сидеть сложа руки!

В холле послышалась какая-то возня, и он умолк, видя, как вытянулось лицо Марины. В комнату заглянула взволнованная Елена:

– Марина Андреевна, там этот… Руслан Сацивин пришел!

Суриков сдвинул брови, поднимаясь из-за стола:

– Он что, своими ключами дверь открыл?!

– Своими, – с беспомощным видом ответила Протасова-младшая. – Понимаете, этот дом… он уже не наш. Мы с мамой можем только пользоваться…

– Доброго всем здравия! – воскликнул Сацивин, позвякивая связкой ключей в руке. – Какие люди! Сергей Михайлович, необычайно рад вас видеть!

Он протянул свою пухлую руку ветерану, но тот ее проигнорировал, мрачно взирая на незваного гостя. Сацивина это, впрочем, совершенно не обескуражило, и он переключил свое внимание на Марину:

– Ладно, перейдем к делу. Бэлла Альбертовна дома?

– Нет.

– Я предупредил ее, что заеду за бумагами.

– Мы помним, – сухо отозвалась Марина и опустила руки на колеса коляски. Подъехала к комоду, где в полиэтиленовом пакете лежала стопка документов.

– Погоди, Марина. Что это за бумаги? – подал голос Суриков.

– Вас это не касается, – ответил Сацивин, шагнув к Протасовой-младшей. – Пейте свой чай, Сергей Михайлович, пока он не остыл.

– Я обойдусь без ваших советов, – отрезал ветеран.

– Все в порядке, – с тоской в голосе сказала Марина. – Не нужно устраивать ссоры, прошу вас.

На скулах Сурикова заиграли желваки, и Сацивин это заметил.

– Не сотрите себе зубы, уважаемый, – хмыкнул он и с издевательской улыбкой забрал пакет с документами. – Надеюсь, там все?

– Все, – холодно ответила Марина.

– Чудесно. Напоследок одна просьба – из вещей, которые здесь находятся, ничего не продавайте, – сказал Сацивин. – Вы ведь понимаете, о чем речь? Я прекрасно осведомлен об имуществе, которое находится в доме, так что о любом его перемещении или отчуждении нам будет сразу известно. Я не имею в виду предметы гигиены и вашего гардероба…

– Послушайте, вы… – Лицо Сурикова потемнело от гнева.

Сацивин нагло смотрел ветерану прямо в глаза.

– Говорите быстрее, меня ждут дела, – процедил он, выходя в холл. Бросив короткий взгляд на побледневшую Марину, Сергей Михайлович последовал за ним.

– Вы что творите, нелюди? – с тихой яростью заговорил Суриков, приближаясь вплотную к Сацивину. – Вы обираете вдову писателя! Который прожил с ней пятьдесят лет! Вы считаете, мы поверим, что Протасов все завещал таким проходимцам, как вы? А не собственной жене и дочери?!

Толстяк глубоко вздохнул и посмотрел на пожилого мужчину с таким видом, словно имел дело с капризным ребенком.

– Все сказал, старик? – так же тихо произнес он, когда Суриков замолк. – Тогда слушай теперь меня и запоминай. Ты здесь вообще никто, так, пыль, которую ветер случайно в окно занес. Это теперь все мое, понимаешь? И эти две мумии будут тут жить ровно столько, сколько этого захочу я. Есть какие-то вопросы – вали в суд, оспаривай завещание. Если кто-то тебя вообще будет слушать.

Глаза Сергея Михайловича гневно вспыхнули.

– Ты думаешь, мы оставим все это? Мы дойдем до президента, если надо!

– Да хоть на небо залезь, – фыркнул Сацивин. – Только смотри, подштанники по пути не обгадь.

– Мерзавец!

Открыв дверь, Сацивин обернулся и, недобро сузив глаза, чуть слышно добавил:

– И еще… бесплатный совет тебе, старик. Не суйся в это дело, пожалеешь.

С этими словами он хлопнул дверью.

Грубейшее упущение

Проводив вдову Протасову, Артем вернулся в кабинет. Взял с журнального столика блокнот с записями, пробежался глазами по наспех набросанным схемам и пометкам, понятным лишь ему.

Дела о наследственных спорах, учитывая особую специфику юридической составляющей и безграничные уловки как враждующих между собой родственников, так и учуявших запах добычи всевозможных мошенников, следовало бы выделить в отдельную категорию. И, как свидетельствовала многолетняя практика Павлова, как минимум одна сторона всегда оставалась недовольна итоговым решением, полагая, что именно ее несправедливо обделили или обманули… Нередки были случаи, когда с точки зрения закона все формальности и нормы были соблюдены, но с этической стороны все переворачивалось с ног на голову.

Но, как известно, Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон. Известный постулат, высеченный на скрижалях истоков правоведения, еще никто не отменял.

В памяти Артема всплыли события одного дела, которое вел его коллега. Умерла женщина. Остались двое детей, сын и дочь, у обоих дети. Сын жил отдельно, был в ссоре с матерью, и когда та сломала шейку бедра, ничем ей не помогал. Всю заботу о матери взяла на себя дочь пожилой женщины. Она ухаживала за мамой, покупала для нее лекарства, носилась по врачам. Однажды она попала в ДТП и скончалась, после чего ухаживать за бабушкой продолжила дочь погибшей. Так продолжалось несколько лет, пока женщина-инвалид не умерла. Мгновенно нарисовался сын покойной, заявивший о своих правах наследования. И он выиграл дело – все имущество умершей перешло к нему, поскольку с позиции закона он являлся наследником первой очереди. Неприязненные отношения между ним и покойной матерью не являются основанием отказа ему в этом праве, хотя чисто по-человечески внучка имеет куда больше моральных прав унаследовать или хотя бы разделить имущество бабушки. Конечно же, можно было попытаться признать этого сыночка недостойным наследником, но явных правонарушений тот не допускал и такой путь в итоге никто не избирал…

Павлов закрыл блокнот, положив его на стол, после чего заглянул в приемную:

– Оля, вызовите ко мне кого-нибудь из стажеров. У нас ведь сейчас парочка ребят практику проходят?

– Да, конечно, Артемий Андреевич, – ответила девушка.

Через три минуты в кабинет адвоката зашел долговязый парень в очках.

– Поручаю тебе ответственное задание, – глядя в глаза студенту, с серьезным видом сказал Павлов. Он протянул ему листок с записями. – Здесь данные людей, которые имеют отношение к некоему фонду «Центр помощи “Гарантия”». Твоя задача – собрать максимум информации, касающейся этих лиц. Особенно интересуют возможные конфликты по поводу наследства, судебные тяжбы и так далее. Когда будешь систематизировать, не забудь про источник. Если, конечно, будет что систематизировать, – добавил адвокат. – Задача ясна?

– Вполне.

– Тогда за дело.

Студент проворно ретировался, а Павлов сел за ноутбук. За пару минут он уточнил адрес и режим работы нотариуса Гурецкого, который открывал наследственное дело писателя Протасова.

«Что ж, самое время для знакомства», – подумал Артем, выходя из кабинета.

* * *

Ему повезло, и он успел застать нотариуса буквально в дверях. Тот о чем-то оживленно разговаривал с помощницей в приемном помещении и при появлении адвоката замер на полуслове.

– Сергей Сергеевич? – осведомился Артем, заходя внутрь. – Адвокат Павлов, городская Коллегия адвокатов.

– Добрый день, Артемий… – Нотариус замешкался. Даже невооруженным взглядом было видно, что он растерялся.

– Андреевич, – подсказал Павлов.

– Да-да, Андреевич… – Нотариус быстро взял себя в руки. – Чем могла заинтересовать наша скромная контора мэтра российского правоведения?

– У меня небольшое дело к вам, сможете уделить десять минут?

Гурецкий снова замялся, бросив мимолетный взгляд на часы, висевшие над дверью:

– Если откровенно, у меня назначена встреча…

– Десять минут, – настойчиво повторил Артем, и нотариус с неохотой сделал жест рукой в сторону кабинета:

– Пройдемте ко мне.

– Благодарю вас.

Сергей Сергеевич прикрыл дверь.

– Располагайтесь, – сказал он. Оглядев шеренгу стульев у стены, Артем выбрал ближайший и подвинул его вплотную к столу нотариуса.

– Я представляю интересы гражданки Протасовой, – начал он, вынимая из кожаной папки бумаги. – Полагаю, вы хорошо помните о закрытом завещании ее покойного супруга?

Помедлив, нотариус ответил:

– Разумеется. Как не помнить, если из моего кабинета ее увезла «Скорая помощь».

– Верно, увезла. Поскольку Бэлла Альбертовна и ее дочь-инвалид испытали настоящий шок после зачитывания завещания.

Нотариус пожал плечами:

– Все происходило при свидетелях в соответствии с нормами закона, Артемий Андреевич. Я не могу предугадать реакцию родственников на последнюю волю наследодателя, какая бы странная она ни была.

– Я готов поверить в процедуру оглашения последней воли умершего, – произнес Артем. – Но у моей доверительницы большие сомнения в подлинности самого завещания. Поскольку на руках вдовы покойного имелось другое завещание, составленное более десяти лет назад.

– Господин Павлов, людям свойственно менять свои решения, – заметил Гурецкий. Похоже, он понял, что беседа может затянуться более чем на десять минут и уже не поглядывал на часы. – В моей практике бывали случаи, когда наследодатель в течение полугода восемь раз переписывал завещание, вплоть до самой смерти.

– Я могу взглянуть на завещание? – спросил Павлов.

Нотариус медлил.

– У вас есть поручение от вдовы, ордер? – задал он вопрос, и Артем молча протянул ему документ.

Около минуты Гурецкий листал реестры, затем поднялся и, открыв сейф, вынул толстую папку. Выбрал завещание, открепил его от папки и положил его перед адвокатом.

– Вы помните события того дня? – изучая документ, поинтересовался Павлов. – Когда Протасов пришел для составления этого завещания?

Нотариус кашлянул, сцепив перед собой пальцы в «замок».

– Да, припоминаю. Бодрый такой старичок, – проговорил он, морща лоб. – Я дал ему образец, и он довольно быстро справился… еще постоянно шутил насчет возраста.

– Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, Павлов сделал несколько снимков завещания на смартфон.

– Вам ничего не показалось странным? – спросил он. – Может, запомнились какие-то детали, на которые вы или ваша помощница непроизвольно обратили внимание? Состояние Протасова, как он себя вел? Общался ли он со свидетелями закрытого завещания?

– Нет, ничего такого припомнить не могу, – признался Гурецкий после непродолжительной паузы. – Вы должны сделать скидку на значительный промежуток времени, который прошел с тех пор. Другое дело, если бы вас интересовали события недельной давности.

– Это естественно, но тем не менее… Скажите, у вас установлены камеры видеонаблюдения?

– Да, конечно. Если не ошибаюсь, камеры есть на входе в нотариальную контору, на ресепшене и в коридоре.

– И как долго хранятся записи?

– К чему вам это? – удивился нотариус.

– Было бы интересно узнать, сопровождал ли кто-нибудь Протасова.

– Мне сложно ответить на этот вопрос.

– Это и так понятно, – с легкой усмешкой проговорил Павлов. – По поводу свидетелей можете сказать? По установленным правилам завещатель должен был передать конверт с завещанием в присутствии двух свидетелей, – напомнил он.

– Безусловно, что и было выполнено. Но ничего особенного по этому поводу я вам тоже сообщить не могу. Обычные свидетели, обычная рутина… Их дееспособность была проверена, не сомневайтесь.

– Я бы хотел получить их данные.

Черты лица нотариуса заострились, он нахмурился.

– Артемий Андреевич, о чем вы собираетесь с ними говорить, позвольте осведомиться? Или вы сомневаетесь, что процедура подачи Протасовым завещания была проведена в полном соответствии с законом?

– Сергей Сергеевич, я слишком ценю свое и чужое время, – отозвался Артем. – Неужели вы всерьез полагаете, что я вас задерживаю сейчас из-за своей личной прихоти или каких-то пустяков?

– Да что случилось?!

– Я сам хочу узнать, что случилось. Как так произошло, что любящий муж и отец полностью проигнорировал интересы самых близких ему людей? С которыми прожил, заметьте, больше сорока лет! И завещал все имущество малознакомым личностям? При этом не поставив в известность своих родных? В результате вдова и дочь живут в доме, который по закону уже даже не является их собственностью! Иначе как предательством это не назовешь, что совершенно несвойственно покойному, которого, кстати, я знал лично.

– Это случается сплошь и рядом. – Нотариус резко развел руками и пожал плечами одновременно. Он явно начинал нервничать.

– Мне очень хочется верить, что вы ошибаетесь.

Гурецкий начал терять терпение:

– У вас что-то еще ко мне? Простите, но я уже начинаю опаздывать.

– Буквально две минуты. Сергей Сергеевич, вы же знали о том, что супруга, а ныне вдова покойного и его дочь вправе претендовать на обязательную долю в наследстве?

Нотариус молча смотрел на Артема, плотно сжав губы.

– Обе эти женщины являлись нетрудоспособными иждивенцами, которые проживали с наследодателем на одной жилплощади и находились на его материальном обеспечении, – чеканя каждое слово, сказал адвокат. – Все документы, подтверждающие сей факт, у меня имеются.

– Документы? – зачем-то переспросил Гурецкий, и Артем смерил его внимательным взглядом.

– Именно. Мне неловко напоминать вам как нотариусу о требованиях статьи семьдесят три Основ законодательства о нотариате. Поскольку там черным по белому написано, что выяснение круга лиц, имеющих право на обязательную долю в наследстве, является прямой обязанностью нотариуса. Тем более странно, что вы, Сергей Сергеевич, предпочли не обратить внимания на дочь умершего при зачитывании завещания… Марина Андреевна является инвалидом первой группы и всю жизнь передвигается в инвалидной коляске.

– Признаю, это серьезное упущение с нашей стороны, – вымолвил Гурецкий ничего не выражающим голосом.

Павлов поднялся со стула и развел руки в стороны:

– С последствиями такого упущения теперь предстоит разбираться суду, куда будет подано соответствующее исковое заявление.

Нотариус с трудом выдавил улыбку:

– Вы ведь адвокат, это ваша работа.

– Так вы предоставите мне данные свидетелей? Я все равно узнаю, но будет лучше, если вы начнете сотрудничать со мной по данному делу прямо сейчас.

Гурецкий повернулся к экрану монитора и спустя минуту распечатал лист с нужными сведениями. Забрав его, Павлов направился к двери.

– Благодарю за то, что уделили мне время.

Он вышел из кабинета, но нотариус, словно позабыв о предстоящей встрече, продолжал сидеть за столом, с тревогой глядя перед собой.

Случайный свидетель

Эдуард, как загипнотизированный, потрясенно смотрел на неподвижное тело отца. Багровая лужа крови вокруг его разбитой головы продолжала медленно расползаться, матово поблескивая в скудном освещении гаража.

– Он… умер? – неуверенно спросил он.

– По ходу, да, – откликнулся Алекс. Он выпрямился, глядя на застывшего приятеля с выражением панического страха, в котором проскальзывали искорки сочувствия. – Сходил, называется, к папочке на разговор. Вот тебе и хрен с морковкой, а не бабки и не бухло.

– Я не виноват! – вскрикнул Эдуард, отшатываясь назад. Его лицо стало белым, как полотно. – Ты сам видел, он споткнулся… И умер от того, что раскроил затылок об этот гребаный ящик! Я тут ни при чем!

– Ну да, – неопределенно произнес Алекс и потер небритый подбородок. – Только упал твой батя после того, как ты ему по роже заехал… Как ты это объяснишь ментам?

Эд почувствовал, как пол уходит у него из-под ног, и устало прислонился к стене.

– Это была необходимая самооборона, – промямлил он, едва ли сам веря собственным словам. – Он… он… я не хочу в тюрягу!

– Так, бро, давай на минуту возьми себя в руки, – велел Алекс. – Ментов мы вызвать не будем, это факт. У меня у самого условный срок за травку не закончился… Если стереть все отпечатки пальцев и незаметно свалить отсюда, у нас есть шанс.

– Шанс? – переспросил Эд, отчаянно пытаясь собрать все мысли воедино.

– Ага. Пересидим у тебя на хате или еще где – у меня есть где вписаться… Ты, кстати, теперь наследник, – напомнил Алекс, и Эдуарда передернуло.

– Хорош наследник, – выдавил он.

– А что? Хата у твоего папаши есть. Пускай «однушка» в Бирюлево, но все же… Лямов на пять потянет. Гараж, опять же…