Ледяное взморье

До Москвы никто не пытался провести повторное нападение, и пассажирский поезд благополучно прибыл к перрону Казанского вокзала. Он пришел по графику, но остановка в Рыбном выбила его из расписания, хотя и ненамного. Бригада машинистов успела наверстать потерянные минуты, к тому же было сокращено время стоянок на остальных остановках. В итоге поезд прибыл в 18.22. И тут же был оцеплен ротой НКВД.

В дверь постучали:

– Капитан, как ты?

Буторин узнал голос старшего майора Платова. Да, важные они везли документы, если поезд встречают подразделение НКВД и сам начальник IV Управления.

– Живой, Петр Анатольевич.

– Так открывай или забаррикадировался?

– Было бы чем, извините.

Капитан открыл дверь.

В коридоре стояли Платов, командир группы майор Шелестов и двое мужчин в дорогих костюмах.

Вошел только старший майор госбезопасности. Бросив взгляд на верхнюю полку, спросил:

– Где портфель?

Буторин полез под подушку:

– Вот.

Платов повернулся:

– Товарищи, примите, откройте при мне, проверьте документы.

Штатские зашли. Когда Платов перевернул труп Рыбника с изуродованным лицо, одному из них стало плохо.

Старший из гражданских поставил портфель перед Платовым, срезал обвязку, снял печать, своим ключом открыл два замка. Выложил четыре папки одного размера и одинакового красного цвета на столик.

Открыл первую, стал листать – бумаги, чертежи, схемы.

– Порядок, товарищ старший майор госбезопасности.

– Забирайте и следуйте под охраной в свой наркомат. Тело командир роты доставит в ближайший морг. Сообщите семье покойного, ну, в общем, делайте свое дело.

Штатские, взглянув на Рыбника, забрали портфель и быстро удалились.

В купе вошел Шелестов. Платов присел на диван. Указал на противоположный:

– Садитесь, товарищи офицеры. Можете курить.

Закурил Буторин.

К нему обратился Платов:

– Что с ухом?

– Пустяки.

– Ну, тогда, капитан, докладывай о своих подвигах.

– Что, прямо здесь?

– Кратко здесь, подробно в Управлении.

– Ну, в общем, все началось со стука в дверь…

Он быстро доложил о произошедшем.

Платов кивнул:

– Молодец, Виктор Алексеевич, отменная работа. И троих бандитов нейтрализовал, и документы особой государственной важности сохранил. Жаль, конечно, товарища Рыбника, но ты сделал все, чтобы укрыть его, что в таком месте, как купе, практически невозможно.

Буторин спросил:

– А состав обязательно было оцеплять?

– Да. Думаю, те трое, которых ты пристрелил, всего лишь одна из боевых групп, которые были нацелены на документы. Возможно, их несколько. И главарь, который руководил операцией, также должен быть в поезде. Сейчас сотрудники линейного отдела милиции совместно с нашими ребятами проверяют каждого пассажира. Естественно, для обеспечения их работы необходимо было создать условия, чтобы никто, включая бригаду машинистов, проводников, работников вагона-ресторана, не смог скрыться. Поэтому я принял решение оцепить поезд. Но тебя и Шелестова это не касается. Пока будут разбираться, едем в Управление. Прошу за мной. Машина прямо у центрального входа.

Офицеры вышли и направились к вокзалу.

Через полчаса они заехали во двор наркомата внутренних дел на площади Дзержинского. Как только вошли в кабинет начальника IV Управления, Платов указал офицерам боевой группы на диван, сам прошел к столу, снял трубку телефона без диска с номерами и буквами.

– Добрый вечер, это Платов. Соедините с товарищем Берией. Да, конечно, жду, – старший майор госбезопасности кивнул Буторину, – можешь начинать писать рапорт о случае в поезде… Да. Лаврентий Павлович? Это Платов. Документы у нас, переданы заместителю наркома в вагоне… Проверил, все до последнего листа. Буторин? Здесь… Понял, передам. Да, займемся уже сегодня. Так точно, шифровка у меня. Согласен, ситуация странная, но разберемся. Есть, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности. Да, слушаю… Понял, до связи!

Платов положил трубку.

Буторин, перешедший за стол совещаний, спросил:

– Мне продолжить?

– Позже, но до утра рапорт должен быть у меня.

– Есть, товарищ старший майор.

Платов расстегнул верхнюю пуговицу кителя, нажал кнопку вызова помощника:

– Толя, зайди!

Вошел старший лейтенант государственной безопасности Данилин. Он поприветствовал офицеров группы, когда те проходили через приемную, сейчас смотрел на начальника:

– Слушаю, Петр Анатольевич.

– Купи в буфете что-нибудь перекусить и завари крепкого чаю.

– Понял, ужин когда?

– Как будет чем ужинать.

– Есть.

Данилин вышел.

Платов прошелся по кабинету, присел на край рабочего стола:

– В войсках чрезвычайное происшествие.

Шелестов спросил:

– Застрелился кто-нибудь из видных военачальников?

Старший майор посмотрел на командира группы:

– Знаешь, Максим, я перестал разбирать, когда ты говоришь серьезно, а когда шутишь. Это значит, ты расслабился и решил, что тебе можно допускать фамильярности в обращении с вышестоящим начальством.

– Я серьезно, Петр Анатольевич. Что за ЧП еще может произойти в действующей армии? Какой-нибудь генерал не смог своим соединением или объединением выполнить поставленную задачу, следовательно, неминуемо наказание. И чем серьезней проступок, тем жестче наказание. У нас уже бывало так. Некоторые считают, что не смогут оправдаться и предпочитают пулю в висок допросам в подвале НКВД. Вполне объяснимая реакция.

– Ты же со своими подчиненными перед арестом не застрелился?

– Ну, кто мы, а там генералы!

– Нет, никто не застрелился. Дело обстоит гораздо хуже. К немцам ушел начальник штаба одного из наших стрелковых корпусов.

Шелестов с Буториным переглянулись, в один голос недоуменно спросили:

– Как ушел? Кто?

– Полковник Грунов, с ним его заместитель подполковник Дургин и начальник разведки майор Сазонов.

Буторин проговорил:

– И наверняка с секретными документами.

Платов отмахнулся:

– Грунов, естественно, забрал документы с грифом «совершенно секретно», но не в них дело. Новый исполняющий обязанностей НШ с офицерами оперативного отдела армии уже обесценили эту документацию. Командир корпуса провел перегруппировку сил, так что и в этом направлении существенного вреда предатели корпусу не нанесли. Удар в самом факте побега. Все же на сторону немцев перешел не ротный или комбат, даже не командир полка, что уже само по себе позорно для армии. К гитлеровцам ушел начальник штаба стрелкового корпуса.

– И как он смог уйти? – спросил Буторин.

Платов достал из сейфа папку, положил на стол совещаний:

– Здесь материалы служебного расследования командира корпуса.

Шелестов спросил:

– А комкор арестован?

– Нет, пока нет. Согласно распоряжению Верховного главнокомандующего, и командир корпуса, и начальник политотдела, и особист объединения должны были быть арестованы, но за «генерал-майора» Воронина лично поручился товарищ Жуков, Лаврентий Павлович попросил Сталина в это сложное время не прибегать к кардинальным мерам. Перед готовящимся наступлением гитлеровцев смена командования корпуса может негативно повлиять на его боеспособность. В общем, Воронина не арестовали, не сняли, а прислали нового начальника штаба из резерва ставки, ну и, соответственно, не тронули дивизионного комиссара и начальника особого отдела.

Буторин сказал:

– Представляю реакцию товарища Сталина.

– Нет, Витя, ты этого даже представить не можешь. Или ты часто бываешь у Верховного? Не нам обсуждать товарища Сталина.

Шелестов, прочитав рапорт командира N-ской дивизии, подписанный и полковником Литовцевым, и командиром полка Ерохиным, сказал:

– Значит, побег предателей готовился абвером?

– Да, Максим, и весьма тщательно.

– Зачем немцам Грунов? Да еще с балластом офицеров, особой ценности не представляющих? Гитлеровцы хоть и подонки, но в расчетливости им отказать нельзя. Без плана применения предателей в своих целях они не стали бы затевать целую операцию с фактическим прорывом линии фронта.

Платов взглянул на Шелестова:

– А сам как думаешь, Максим, что за планы у гитлеровцев насчет Грунова и иже с ним?

– Думаю, это игра Гиммлера, ведь сейчас он курирует абвер.

– Какая игра? Как информатор Грунов ценности не представляет, назначение его на должность командира учебного подразделения подготовки диверсантов не стоило того, чтобы устраивать побег. У них в концлагерях есть те, кто согласится на эту работу. Да и до сего времени такие подразделения возглавляли офицеры СС. И в довольно низких званиях. Так в чем же игра начальника РСХА рейхсфюрера Гиммлера, естественно, если это его игра?

– Да черт их разберет в этом гадюшнике, но что-то гитлеровцы задумали такое, чего до сих пор не применялось.

Платов кивнул:

– Вот тут ты прав – раньше гитлеровцами не применялось.

Шелестов взглянул на старшего майора ГБ:

– У вас уже есть что-нибудь по предателям?

– Иначе зачем бы я собрал вас? Рапорт о происшествии в поезде «Челябинск – Москва» капитан Буторин мог составить и на базе.

– И что же мы имеем?

Раздался звонок телефона внутренней связи.

Платов ответил:

– Слушаю. Ну, готово – неси.

В кабинет вошел Данилин, принес бутерброды и стаканы в подстаканниках с крепким черным чаем. Поставил на стол.

– Если этого не хватит, возьму в буфете еще…

Платов прервал его:

– Этого достаточно, спасибо, свободен.

Данилин вышел.

Старший майор сказал:

– Перекусим.

– А как насчет ужина – макароны с тушенкой? – спросил Буторин. – Не знаю, как вы, а я проголодался. Бандиты пообедать не дали.

Платов ответил:

– Сейчас в наркомате работает только буфет. Так что довольствуйся тем, что есть. Мало будет, Данилин еще принесет.

Перекусили. Платов продолжил:

– У нас на данный момент в Риге при штабе командующего войсками СС служит капитан госбезопасности Андрей Сергеевич Ремезов, он же оберштурмбаннфюрер СС Марк Рейтель. Примечательно, что Ремезов еще весной был отправлен в Ригу из Берлина, так как состоит в штате специального отдела VI Управления РСХА штандартенфюрера Вальтера Шелленберга. Его непосредственный начальник штандартенфюрер СС Герхард Тимме также прибыл в Ригу незадолго до побега предателей.

Так вот, по счастливой случайности именно Рейтель-Ремезов встречал предателей, которых доставили в Ригу транспортным самолетом. И что очень интересно, Ремезов не имел ни малейшего понятия о прибытии в Ригу Грунова, Дургина и Сазонова. Даже от него, офицера, доказавшего свою верность фюреру и рейху образцовой службой в СС, а внедрен в Германию он был в 1938 году, руководитель спецотдела скрыл сообщение о побеге.

Позавчера около полуночи от его радистки, по легенде, его любовницы, латышской патриотки, пришла шифровка. В ней он сообщил только о факте нахождения подонков в Риге. Тогда и это был хлеб, так как товарищ Берия приказал привлечь всю агентурную сеть, чтобы выяснить, где и у кого находятся предатели. Сообщение «Гудвина», это позывной Ремезова-Рейтеля, прояснило ситуацию с местонахождением Грунова и его подчиненных и со службой, которая приняла их.

Шелестов спросил:

– И что, капитану больше ничего не удалось узнать?

– В шифрограмме от 7 августа он передал, кроме факта прибытия предателей, что в ближайшее время он должен прояснить обстановку. Но после этого на связь не выходил.

– Может, он провалился?

– Нет. Радистка передала сигнал безопасности. Скорее всего, затянулось решение по Грунову. Сейчас сеанс связи с Ремезовым может состояться в любую минуту. Хотя по плану он должен выходить в эфир по средам каждой недели и, как резерв, по четвергам.

Шелестов улыбнулся:

– И тогда вы, товарищ старший майор госбезопасности, отдадите приказ группе отправиться в Ригу или в Берлин или в любое другое место на оккупированной территории, чтобы притащить обратно в Союз этого гаденыша Грунова. Остальные, как мне представляется, вам не нужны.

Платов улыбнулся в ответ:

– Ты поразительно догадлив, но даже я не знаю, каким будет приказ товарища Берии. Так что делать какие-либо выводы и предположения преждевременно. Мое мнение: все будет зависеть от того, какую роль отвели бывшему начальнику штаба корпуса подчиненные Гиммлера.

Буторин достал пачку папирос:

– Разрешите?

– Кури. Тебе бы отдохнуть. Я распоряжусь, помощник подготовит комнату.

Шелестов тоже достал папиросы:

– Из чего следует, что шифровку от товарища Ремезова мы будем ждать в Управлении.

– И вновь в «десятку», Максим.

– А смысл? Мы и на базе могли бы подождать. Потребовалась бы срочная переброска – я вывел бы группу прямо на аэродром.

Платов ответил:

– Смысл, Максим, в том, что сразу же по получении и дешифровке сообщения Ремезова я должен представить план работы группы в зависимости от обстоятельств. Причем представить товарищу Берии в любое время дня или ночи.

– Ну, ночь он, как правило, проводит либо в НКВД, либо в Кремле у товарища Сталина. Иосиф Виссарионович приучил всех работать по ночам.

– Это не имеет значения.

Шелестов потянулся:

– Простите, товарищ старший майор, но если ждать, то может и мне предложите койку рядом с Буториным? Или я могу устроиться на диване вашего кабинета?

– Это хорошо, что ты сейчас шутишь. Спать будешь в комнате Буторина, а диван в кабинете займу я, если ты, Максим Андреевич, не имеешь ничего против.

– Совершенно ничего.

– Еще чаю, бутербродов?

Шелестов взглянул на Буторина, это он практически весь день не ел.

Но капитан отказался:

– Хватит, перед сном много есть вредно. И вообще, как говорят про ужин? Завтрак возьми себе, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу.

Платов сказал:

– Насколько я знаю, это говорил еще Суворов, правда несколько иначе, точно не помню, но смысл тот же.

– Какая разница, кто сказал? Главное – верно, хотя я бы предпочел наоборот. Но нельзя, так и физическую форму потерять можно. А с ней на задании и жизнь. Хотя просто чаю выпить можно за отсутствием чего-нибудь более крепкого.

Платов нахмурился:

– Об этом пока забудь. С этой минуты и до принятия особого распоряжения, а в случае работы по заданию, то и на время работы – сухой закон.

– Понятно. Тогда чаю, – проговорил Буторин.

– Спасибо, я не буду, Петр Анатольевич, – сказал командир группы.

– Дело хозяйское.

Платов вызвал и озадачил помощника.

Когда тот вышел, Шелестов спросил:

– Может, Данилин покажет комнату?

– Покажет.

– Как я понимаю, как только придет радиограмма из Риги, вы нас разбудите?

– Само собой.

– Ясно, как всегда. Только ляжешь, сразу вставай и за работу.

– Ты чем, Максим, недоволен?

– Ну что вы, Петр Анатольевич, я доволен абсолютно всем.

Выпив чаю, Платов снял трубку внутреннего телефона:

– Ну что, капитан, «Гудвин» на связь не выходил?

– Никак нет, товарищ старший майор.

Начальник управления положил трубку:

– Черт, что там в Риге происходит? Почему молчит Ремезов? И сигнала провала не было.

Буторин сказал:

– Может, не успел радист отправить сигнал?

Платов посмотрел на него:

– Это вряд ли. Хотя… всякое бывает. Будем ждать.

Он вновь вызвал старшего лейтенанта Данилина и приказал:

– Ты, Толя, покажи комнату для наших офицеров и принеси спальные принадлежности сюда, в кабинет. На диван.

– Есть, товарищ старший майор.

Комнатой оказался кабинет какого-то чина, из которого бойцы внутренней охраны быстро вынесли стол, стулья и внесли две солдатские кровати. Принесли матрасы, простыни, одеяла, подушки.

Буторин спросил у сержанта, командующего солдатами:

– Сержант, а где здесь можно душ принять?

Командир отделения удивленно посмотрел на Буторина:

– Вы что, впервые в Управлении?

– Да можно сказать и так.

– Ну тогда докладываю, в Управлении есть туалет, умывальник. Никакого душа или ванной нет. Если хотите обмыться, то можно в умывальнике, он большой, только вода холодная.

– Спасибо.

– Разрешите идти?

– Ступай, сержант.

Шелестов спросил:

– Не можешь подождать до базы? На даче и попариться можно.

– Придется подождать, но знаешь, как въедается в тело вагонная грязь, хотя в купе и чисто.

– Знаю. Ложись, неизвестно, сколько сна нам отведено.

– Да, пожалуй, ночка вряд ли будет спокойной. Что-то мне подсказывает – именно этой ночью капитан-разведчик выйдет на связь, и нам придется ехать на базу и собираться за линию фронта. Хорошо, если в Ригу.

– И чего хорошего? В Прибалтике партизанских отрядов нет. А если и есть, то мелкие, через них ничего не сделать.

– Да и какого черта брали эту Прибалтику?

– Ты решения товарища Сталина будешь обсуждать?

– Ни в коем случае.

– Тогда спи.

– Спокойной ночи!

– Взаимно!

8 августа 1942 года. Рига

Звонок телефона в квартире оберштурмбаннфюрера Рейтеля прозвучал в 7.45. Разведчик удивился: кто это так рано? Инга не должна докладывать о переданной информации, только если из Москвы не пришла шифрограмма. Но он отправил такие данные, по которым принять решение было невозможно, других у него не было.

Он поднял трубку:

– Доброе утро, Марк, – услышал он голос штандартенфюрера Тимме.

– Доброе.

– Тебе следует немедленно приехать на Галдари.

– Герр Айкель после вчерашнего торжества так рано встал?

– Представь себе. И он через час будет на Галдари.

– У меня есть время позавтракать?

– Позавтракаем на объекте, вместе.

– Понял, одеваюсь, привожу себя в порядок и выезжаю.

– Жду.

Ремезов-Рейтель подъехал к дому № 12 по улице Галдари в 8.20. Солдат охраны пропустил его.

В холле он встретил Герхарда Тимме, начальника спецотдела VI Управления РСХА.

– Ты выглядишь безупречно, Марк.

– Вы тоже, герр штандартенфюрер, даже в штатской одежде. Но замечу, форма вам больше идет.

– Знаю. Проходи прямо в столовую. Завтрак уже на столе.

– А наши клиенты?

– Они позавтракают позже.

– Хорошо.

Штандартенфюрер внимательно посмотрел на оберштурмбаннфюрера:

– Мне кажется, ты с каким-то презрением относишься к перешедшим к нам русским.